|
|
||
По совету Сергея (см. комментарии) я несколько поработал над текстом. Но я только начал этот процесс, прошу не судить меня строго. Самая последняя версия. | ||
Медведев А. А.
<
Когда их слишком много...
Предисловие
Там, где я вырос, человек вообще не должен жить. Поэтому люди там и не живут, а умирают каждый день. В зависимости от своего таланта они это делают интересно или скучно для Бога. И каждый из них ещё довольно долго после этого бродит по земле, думает и говорит всякую чепуху. Физическая смерть ещё не самая страшная штука. Страшно, когда живой с виду человек удаляется в мир мёртвых мыслей.
Мне приходилось видеть снисходительную улыбку на лицах догнивающих трупов. Я думаю, их ошибка была в том, что они были уверены в своих силах и забывали о Нём. Точно так же миллионы лет назад улыбались гигантские хищные существа, которые царили тогда на земле. Их злобный дух вырывается из глубокой могилы времени, чтобы обрести новую жизнь в нашем самодовольном разуме.
Когда я вдыхаю запах высокой зелёной травы, когда солнце остаётся на земле лишь в моём сердце, а осеребрённая луной ночь заставляет внимательно к себе прислушиваться, именно тогда Его голос и Его глаза не дают сбиться мне с правильного пути домой.
Пролог
У меня дрожат руки. Все бумаги и чемодан, набитый деньгами лежат на кровати. Я никогда не видел столько вонючих долларов одновременно. Думаю, что никто, кого я знал в своей короткой жизни не видели такого количества дензнаков цвета знамени пророка. Да простит меня Мохаммед за недостойное сравнение! Через час, самое большое два я с ним встречусь на небесах. Там уже столько моих друзей и знакомых. Хоть с дедом поговорю нормально без юродства...
Под окном стоит тачка с бойцами. Мне дали на раздумья шестьдесят минут. Именно минут, а не час. Подчёркивают суки, что для меня каждая минута дорога. Ствол лежит в обводном канале. Я гол как сокол, да и какие меня шансы против этих ублюдков. А ведь дед мне говорил...
к нему в комнату. Запах старости и надвигающейся смерти переместился к нам в дом вместе с ковром, обитыми зелёным плюшем креслами, стульями и диваном. На тумбочке стоял портрет бабушки, Гагарина, Сталина и Жукова. Большая икона с зеленоватым искусственным окладом дополняла картину. "Бога теперь коммунистам разрешили..." - уверял меня дед. Он мало двигался, всё сидел на своей кровати и сокрушённо вздыхал о чём-то своём. Этот страшный запах мочи и
надвигающегося конца, который уже невозможно больше ждать настигал тебя в коридоре прямо перед дверями в ванну, туалет и бывшую детскую. Дед занимал комнату, где мы с братом выросли. Теперь всё в ней изменилось.меньшее количество раз. Видимо, для деда общение в том и состояло, чтобы повторять и повторять как заезженная пластинка одно и то же. Всё равно собеседника он не слышал, а иногда я думаю, что и не хотел слышать. Жизнь меня научила терпеть и находить даже в таком "разговоре" смысл.
насторожился. Текст новый. И второй раз про бумаги какие-то. Хотя какие деньги могут быть. Советские рубли или рейсмарки, один хрен пустые бумажки. Даже доллары старые у нас в стране замучаешься сбывать, сороковые роковые, у нас в валютниках 85 года доллары не принимают, а тут антиквариат. О чём я думаю, тоже начинаю крышу терять. Какие деньги, какие бумаги, о чём он бредит.
безраздельного внимания внука. Что и требовалось доказать! Когда в старости человек в туалет самостоятельно сходить не может, из наследства самое ценное - обшарпанная квартира, когда все тебя слушают редко и только из жалости, ничем ты никому не интересен, тогда надо уметь добиваться внимания. Беспомощный грудной младенец - плачет, а мой родной дед рассказывает мне свою интерпретацию "Острова сокровищ". Я почти поверил. Верный ход. Как тогда я сказал пожилой продавщице из антикварного магазинчика в Охотном Ряду. Она вежливо спросила нас с Федькой, что нас интересует. "А что может интересовать современную молодёжь, - ответил я, почёсывая бороду, - только деньги". Бабуля по-моему прониклась. И растерянно улыбнулась.
Я приехал после того, как разругался со своим боссом. Этот проклятый турок решил в два раза уменьшить мне зарплату. Получив свои жалкие деньги, я поговорил с ним по душам. Мы разошлись как в море корабли. Потом я пару недель побездельничал и отправился на историческую родину, твёрдо решив
Дома меня встретили с радостью, хотя и спросили попозже: "Ты насовсем или как?" Вернуться в родное болото - стать неудачником. Но я хотел отдохнуть и поднять старые связи. Тут то меня и приспособили под сиделку. Вместо того чтобы развлекаться или заниматься делом, встречаться с людьми я ухаживал за дедом. Можно понять маму - она устала нести этот крест и работать целыми днями. Брат уходил как бы на учёбу и не появлялся до позднего вечера. А я наслаждался обществом деда.
Как-то он потребовал слабительного. Стула не было неделю. Так он говорил. Три таблетки не меньше. Так он говорил. Иначе не поможет. А так завтра схожу. Ведь так и говорил, подлец!
Через полчаса после приёма чудодейственного лекарства раздался жалобный крик...Дед почти успел встать с кровати, хотя раньше вообще не мог встать. Он даже почти успел снять штаны. А запах?! Такой расклад для меня стал новостью неожиданной. Убирать всё пришлось подручными средствами, долго отмывать деда, мыть полы, замачивать бельё. Всё-таки между успел и почти успел - есть разница и довольно существенная. Так я на практике понял, что жизнь дерьмо, а человек слаб. Во время уборки я успокаивал себя тем, что, наверное, в прошлой жизни убил человека, нет! Сжёг целую деревеньку, а то и развернул против какого-нибудь малочисленного народа геноцид. И теперь просто милостивый Боже дал мне шанс исправить свою карму.
Надо сказать, что кармические узлы начали у меня развязываться со страшной просто на таки силой. Дед всё время просил есть, и ел он не меньше четырёх раз в день, съедал больше меня и требовал слабительного. Давешний конфуз он просто не помнил или не хотел вспоминать. И всем, кто его навещал, он кляузничал, что его хотят уморить голодом и он не ел три дня. Почему-то именно три дня. Особенно он любил жаловаться на недоедание после плотного обеда, когда я около часа сновал возле него как халдей из ресторана. Выглядел он на самом деле неважнецки. Интересно, правда, как я буду выглядеть в 88 лет. Наверное, к этому возрасту уже лет сорок буду спокойно лежать в могиле. Кто его знает, что думали соседи, слыша требовательный стук палкой в стену. Это дед что-то хотел. Иногда он принимался кричать на помощь, его даже не смущало моё присутствие. Грозился вызвать прокурора...
Старые часы в спальне родителей пробили двенадцать, когда я вспомнил, что позабыл про хлеб. Без хлеба, дед есть не стал бы, ни за какие коврижки. Пришлось бежать в магазин, благо он расположен прямо у нас в доме. В качестве сумки я прихватил старый кожаный портфель. Пришлось попросить нашего соседа посидеть ненадолго у нас. Старик любил навещать своего бывшего сослуживца.
Вернувшись, я увидел распахнутую дверь и взволнованного соседа. Сердце моё сжалось. Деда увезли в больницу на скорой. Неужели опять нашу семью посетила проклятая старуха смерть... Отец, бабуля, а теперь пришло время деда. Снова двери нараспашку и холод вокруг. Когда в дом приходит такая большая беда, люди перестают запирать двери. Валерий Иванович рассказал мне, как всё произошло. Я звонил маме
на работу, когда появились санитары. Мрачный длинноносый фельдшер в белом халате устало спросил меня, где больной.Недоразумение вроде бы разъяснилось, бригада скорой помощи номер два наконец-то уехала восвояси. И вот тут то появилась смертельно бледная мама. Она едва держалась на ногах
Через полчаса выяснилось, что в областную больницу №1 больной с фамилией Константинов1912 года рождения не поступал. Через два, что вообще, ни в каких больницах города такого больного в помине нет. А к вечеру следующего дня выяснилось, что его нет и в моргах. Дед исчез бесследно,
Часть первая
Чужая игра
Глава первая.
Хлопоты.
Очередной високосный год пожинал свою жатву. Пётр Аркадьевич Мельников встретил Новый Год, лёжа в постели. Инфаркт миокарда - не самый весёлый диагноз для мужчины, едва перешагнувшего своё сорокалетие и только-только начавшего получать от жизни заслуженную награду.
Его бизнес - издательство "Чёртова мельница" - процветал, молодая жена безумно любила своего весёлого и удачливого мужа (Евгения Львовна, мать троих детей Петра Аркадьевича, попала пять лет назад в автокатастрофу).
Старший сын - Эдуард - наконец-то закончил экономический факультет МГУ и собирался жениться. Средний сын учился на юридическом того же достославного университета, пока наслаждаясь сексуальной свободой. Только младшенький - Лёшка, доставлял всей семье массу поводов для беспокойства. После школы он попытался поступить на медицинский факультет, со второго захода поступил, едва избежав армии, потом,
буквально после третьего курса всё бросил. Удалось заставить его взять академический отпуск, отправить к дядьке в Белоруссию на год и, наконец-то, Лёшенька соизволил определиться - вернулся в МГУ, но не на медицинский, а на психологический факультет, к тому же с потерей курса. Пётр Аркадьевич небезосновательно подозревал своего младшенького в пристрастии к наркотикам, но времени серьёзно заняться своим сыном не было.Дело разрасталось, приносило всё больший доход. Ситуация на рынке издательского бизнеса была непростая. Норма прибыли снизилась с 200% восьмидесятых до твёрдых 30% конца девяностых. Конкуренция страшная, методы влияния на конкурентов зачастую криминальные и коррупционные, но Пётр Аркадьевич уже не был, как в 1987 году наивным и ретивым кооператором, владельцем трёх точек, торгующих перестроечными журналами, да только что появившимися в стране переводными детективами Чейза и Агаты Кристи. Дурной бизнес - дурная прибыль! - говорил Пётр Аркадьевич и усмехался в бороду. Его нынешние 30 % были надёжными и твёрдыми, да и, в конце концов, всякий кто занимается бизнесом в России понимает, что чистые, после всех выплат, крыш и неожиданных неприятностей 30 % при умелом ведении дел и ясных перспективах, а самое главное больших оборотах дела - чистое золото
.Теперь, когда на своём "БМВ" он подъезжал к офису на Большой Садовой, когда осматривал помещение собственной типографии, наполненноё только что отпечатанным экземплярами популярного российского автора, когда в уютном ресторанчике разговаривал с этим самым автором, стараясь направить строптивца в нужное ему, Мельникову, русло, его не покидало странное ощущение беспокойства, как будто он всё время что-то забывает, что-то упустил. Он знал, как надо делать деньги, его мнение становилось беспрекословной командой для тысяч людей, которым он давал рабочие места и значит уверенность в завтрашнем дне, а самого "хозяина", "босса" глодала нестерпимая тоска и досада на самого себя.
Внешне это почти никак не проявлялось. Ну, разве что яркий блеск чёрных глаз приобрёл слегка философический оттенок, да внушительных размеров нос с горбинкой заострился. Физически он почти не изменился с двадцати трёх лет, когда после женитьбы Мельников погрузнел и стал выглядеть уже не стройным "вьюношей", а внушительным и опасным, словно матёрый медведь. Пётр Аркадьевич почти не пил, старался поддерживать себя в хорошей спортивной форме. Из всех видов спорта он уважал только футбол, тяжёлую атлетику и секс. Две-три его постоянных любовницы в один голос уверяли окружающих, что такого горячего "чёртового мельника" ещё поискать.
преуспевающих предприятий никогда ранее не появлялось, да и не могло появиться. Жизнь за стеклом автомобиля давно превратилась в декорации спектакля о современном российском капиталисте. Масса мелких событий начинали перерастать в новое качество. Наступило последнее отделение представления длиною в жизнь.
Музыка - туш! Парад Алле, господа!Мельников-старший.
В тот памятный вечер Пётр Аркадьевич ехал на встречу с неким Олеговым - начинающим, но уже немолодым писателем. Его рукопись привлекла внимание редакторов издательства, да так сильно, что Мельникову, не влезавшему обычно в детали отлаженного механизма предприятия, стало интересно, и он сам решил просмотреть рукопись. Может и не всю, а хотя бы несколько страниц, чтобы составить собственное представление о вещице, в раскрутку которой его призывали вложить довольно значительную сумму.
В его машине внезапно зазвонил мобильный телефон, предназначенный для деловых переговоров. На этот номер Лена - личный секретарь, переключала звонки в офис издательства, когда Пётр Аркадьевич выезжал по делам. Она знала характер своего шефа и то раздражение, которое
вызывало у него изменение планов, а тем более невыполнение специальных распоряжений. В те три часа, которые он отвёл на выработку своей линии поведения и дальнейших условий сотрудничества с перспективным автором, такого звонка не должно было быть. То, что автор перспективный, Мельников понял после того, как провёл свои выходные за чтением рукописи и отменил ради этого детективного романа очередной выезд в Анталию. Жена Татьяна так была заинтригована магической силой рукописи, что сама стала её читать и даже подгонять мужа, который читал чуть медленнее, совершенно забыв о турецких берегах.В Варсанософьевском переулке Мельникова встретил улыбающийся толстяк.
Уже за столиком, когда удалось подробнее рассмотреть нового знакомого, Пётр Аркадьевич заметил странную особенность этой встречи. Валерий Колесников излучал просто какое-то фантастическое обаяние, и их взаимные симпатии росли с каждой минутой разговора. Обычно такой расклад предвещал крупное мошенничество и не сулил ничего хорошего, но иногда такие встречи приводили к появлению у Мельникова новых и преданных друзей.
А предмет их беседы вызвал у Петра Аркадьевича неподдельное изумление. После того, как черепаха исчезла со стола под неторопливое позвякивание посуды, они перешли к делу.
Уже на выходе из ресторана Петру Аркадьевичу стало нехорошо. Перед его глазами вертелись обрубочные лапы черепахи. Это ветхое существо втягивала и вытягивала голову из панциря и постоянно повторяла голосом Рины Зелёной: "Триста лет тому назад, триста лет тому назад, я сама была такою триста лет тому назад...".
Когда минутная слабость прошла, он сел в автомобиль и зарёкся возвращаться "в эту чёртову забегаловку". И вот тут-то его прихватило по настоящему. Открывая двери БМВ, вываливаясь наружу, протягивая мобильный телефон прохожему, он уже ничего не видел, кроме черепахи, которая села на грудь и давила непомерной своей тяжестью, своим дряблым голосом и долгими годами, тысячелетиями, миллионами лет...
Лёшка Мельников.
В тот вечер деньги пришли сами собой. Утром, часов эдак в одиннадцать позвонила Лариска и стала уговаривать сходить хотя бы на последнее семинарское занятие. Мне это могло принести необходимую перед сессией дополнительную отметочку у дотошной Марьи Николаевны, Лариске - давно обещанную марочку. Вставать было тяжело как никогда, но надо. Само слово это
- "надо" - вызывало у меня тошноту и законный вопрос - "кому". Только получить диплом - и всё!Пиликая на метро с Бабушкинской в центр, я спал и видел вечернее путешествие в страну Оз. Слабым отпечатком в памяти всплывал сегодняшний сон. Огромный великан вынимал из щербатого рта кусок человеческой ноги и по-немецки пел про милого Августина. Что-то очень важное чудилось в этом сне, но он мне настолько не понравился, что я предпочитал не вспоминать до конца всего сюжета. Не дай Бог вечером закинет в такую же
галиматью или ещё похуже.На станции Сухаревская народа почти не было. Поезд уже отходил, когда перед моими глазами появилась девушка, приковавшая моё внимание бледностью лица. Нет, не бледностью, а мертвенно белым цветом кожи. От этого зрелища у меня мурашки по коже пошли и холод между лопаток. Она проплыла и растаяла в трясущейся тьме туннеля. На меня смотрело в дверях вагона испуганное лицо молодого человека в чёрном пальто. Сердце бешено колотилось. Да, Алексей, ты выглядел не самым лучшим образом. Может пора бросать пить, курить, всякую гадость жрать...! Руки холодные и влажные. Совсем нервы ни к чёрту.
После Тверской сутолоки мне конкретно полегчало. Не увидев ни одной проститутки и посчитав это за хороший знак, я вошёл в альма, туды её в качель, матерь. Лариска настигла меня на втором этаже.
Обычно я не связывался с девицами, страстно желающими развеяться. Длинный язык в подобных случаях удовольствия не приносил. Конечно, и так каждая собака в универе знала, что у меня можно достать почти всё, но я упрямо придерживался версии, что через меня можно достать всё, а это существенная разница. Я слегка наваривал и не хотел из-за такого невинного студенческого приработка оказываться вдалеке от города-героя Москвы.
Но любой, кто вязался с такими делами, скажет Вам: нет лучше наркоши стукача. Кто ж из-за баловства, детской шалости захочет в крытку. Не-е-ет, сольёт всех друзей, и привет, свобода! Только ментам не сопливые дружки нужны, а конкуренты официальной системы. Кто не под нашей крышей - тот лишний. Через меня проходила в основном мелочёвка, с гириком я давно завязал. Вмазываться после всего, что пришлось пережить в Минске, совершенно не хотелось. Но кувыркаться в этом мире без хорошего допинга - просто грешить перед матушкой-природой, ибо если в поле растёт трава, то значит это кому-нибудь нужно.
После трудов праведных мы с Лариской взяли по пиву, и пошли на стрелку с Настенькой. Больше всего на свете мне не хотелось идти к Чайковскому, но, во-первых, это близко, во-вторых, не так много народу и в третьих, именно там нас ждала наша проводница в мир мёртвых. Я, конечно, не ожидал, что она запоёт, увидев нас "я ворона, я ворона", но хотелось бы какой-то серьёзности, ответственности, что ли, понимания всей важности происходящего.
Меня ждало жестокое разочарование - майка на голое тело с чётко прорисованными сосками, зелёные глаза и короткая ярко-желтая стрижка. Плюс ко всему - прямой носик, влажные полные губы, мушка на подбородке, тонкая талия и стиснутая джинсами аккуратная попка... Всё как я люблю...
Какая страна Оз?!! Мне захотелось написать картину с обнажённой натуры, причём немедленно, можно даже на этой самой натуре (это теперь модно), причём можно даже и не писать картину, но обязательно на или с. Настрой был сбит, настроение подавленное, поэтому я беспрерывно говорил и заглядывал Настеньке в глаза. Что я мог там увидеть? Бушующие океаны, дикие джунгли, хоть что-нибудь зелёное, доброжелательное. Я хотел зелёного знака светофора, а встречал лишь торжественное безмолвие малахита. Тоска...Я по вполне понятным причинам предпочитал общаться вне учёбы с девушками. Два-три старых друга, а все остальные - девушки, девочки, бабушки, женщины. С ними и дружить веселее, и не так много бухать надо. Тем более, после того, как я года два покуролесил, лучше мне с моими старинными приятелями не встречаться, да и много ли их осталось. Иных уж нет, а тех долечат. А каждая новая девушка - это кладезь её подружек, сестёр и знакомых.
Мы поехали ко мне на съемную квартиру, о которой я уже говорил. Место это довольно гадкое. Ни в какое сравнение, ни идёт с родными пенатами, но зато девушек есть куда приводить, есть, где отоспаться без идиотских вопросов типа "а не пора ли тебе на учёбу, сынок" от Татьяны. Какой нахрен сынок! Мы пасынки России, а я ещё и в собственном доме. Конечно, она не особенно-то и сука. Просто уделяет мне положенное внимание, положенное - вот в чём проблема.
Да и вся эта история с моими заимствованиями из дома разнообразных вещичек. Помню - сидел, прикованный к батарее наручниками, пару недель, пока не ухитрился найти булавку. Сидел так долго не потому что тупой, просто надо было поразмыслить, дать утихнуть папашке, продумать отходные пути. Поколбасило меня тогда. Кумарило в полный рост, но в рамках обычного ада. Никаких истошных криков там, так тихонечко в матрац поору, поору, да перестану.
Поэтому когда от дяди вернулся, то захотелось тишины, спокойствия. А им хорошо, они думают, что у меня так меньше соблазнов перед глазами. Хотят, чтобы их картины больше не пропадали. Маленький музей в большой квартире за время моего отсутствия пополнился новыми
шедеврами. Теперь папик стал собирать японцев, а это таких бешеных бабок стоит. Но мне нравилось на них медитировать, шикарный приход. Какой-нибудь будда за тысячу рублей рядом не стоял. Мои ребятки знакомые из Кагью, наверное, уже просветлились бы, если с их терпением и упорством закатили у папика в квартире большую потную практику. Я когда к ним прихожу, то могу часами в коридоре сидеть на полу, как бедный родственник, и смотреть на снегиря и монаха. Птичка нахохлилась, вжалась в голую ветку, вокруг снег, на дальнем плане горы. Очень всё просто в пространстве картины. В пустом пространстве - ответ на вопросы, которые задаёшь в одиночестве ближе к вечеру, когда становится грустно и холодно. И толстый монах с посохом и мешком. Улыбается, не китайской загадочной улыбкой, просто смеётся. Но самое главное, у меня такое чувство, что художника или не было вообще и это само собой образовалось в холст, или этот художник смог нарисовать весенний воздух, когда снег уже напитался близкой оттепелью и в пространстве разливается свобода, бесконечная свобода грядущей весны.По дороге мы прикупили вина для Насти, и хлеба в дом на завтра для меня. Чтобы запах холостяцкого жилища не очень смущал девушек, первым делом я распахнул окно и запиннул бутылки под кровать. От зрелища раскиданных по всей поверхности пола воняющих носков их спасло только то, что накануне, устав от собственного амбре, я помылся и постирал всё, что было похоже на носки и пахло как носки.
<