Аннотация: Абсурд - 2024, тема: ГОЛОСУЮ ЗА БАБУЛЮ!
- Вот я тебе ужо! - грозно произнесли над ухом.
Миша вздрогнул и очнулся. Осторожно приподнялся на локтях и осмотрелся - пустая комната с бревенчатыми стенами и топчаном посередине, на котором лежал он сам. В углу валялись валенки, возле стены стояла приглянувшаяся днём ёлка (почему-то в тазу с песком), а вот топор пропал. "Срочно валить!" - решил Миша, сполз с топчана и на карачках двинулся к валенкам. Обулся, поднялся, потянулся к ёлке...
- Вот я тебе ужо! - повторил чей-то голос. И не разобрать, мужской ли, женский, но интонации пробирали до позвоночника.
Миша пригнулся, выскочил за дверь и попал в комнату какого-то музея с задрапированной мебелью и рукописями под стеклом. Одинокая женщина-экскурсовод, похожая на пожилую учительницу с луковицей седых волос, вещала невесть кому:
- ...атский тем летом издал очередной сборник под названием "Стихи и порно", где центральное место заняли известные впоследствии строки, сочинённые им на даче. Такие, как: "Вот корейка и лучок - выйдет знатный шашлычок", "Остужу в колодце водку, чтобы выпить под селёдку" или нетленка, обращённая к дочери: "Краски, сушки и коты - всё о чём мечтала ты".
Миша не выдержал пытки стишками:
- Ну и бред!
Экскурсовод тут же растаяла, а вместо комнаты образовался длинный серый коридор с многочисленными бежевыми дверьми, как в бюджетном учреждении. На каждой висела табличка - трафаретный рисунок занятого чем-то человечка. Миша наугад выбрал сидящего в кресле пассажира.
Вместо пассажира в комнате за конторским столом расположился долговязый субъект. Он хитро прищурился, азартно щелкнул пальцами и спросил:
- А если не бред? Если посмотреть на это с другой стороны? Если реальность, данная нам в ощущениях, не материя, а нечто иное? Ведь, что такое бытие, как не познание ткани реальности, при том, что материя не есть бытие?
- Чего? - обалдело переспросил Миша.
Теперь растаял субъект вместе с комнатой и конторкой, вернулся коридор. Миша открыл следующую дверь, с изображением писающего мальчика, и опять попал в подобие музея с прежним экскурсоводом, но в другой обстановке.
- ...серию книг о Фёдоре Карпове, написанных по мере становления писателя: "Феденька и ручеёк", "Федечка и речка", "Федя и море", "Фёдор и океан", "Фёдор Иванович и гидросфера". После последнего романа автор впал в уныние и утопился.
- Придурок! - буркнул Миша.
Снова коридор. Миша потянулся к новой двери, но отдёрнул руку и побрёл вдоль стены. Коридор не кончался, он загибался то влево, то вправо, двери сменяли друг друга, и конца этому не просматривалось. Миша перешел на бег, едва не теряя валенки, как вдруг:
- Я тебе ужо! - гаркнули в ухо.
Миша непроизвольно влетел в первую попавшуюся дверь.
- А если нет? Если не пустышка, а просто наблюдатели слепы? В конце концов, кто мы есть, как не подсудимые время от времени? - тут же спросил долговязый субъект.
Теперь он сидел в кресле возле пустой кушетки. Миша сжал зубы и не стал перебивать. Субъект же распалялся, задавал риторические вопросы, сам себе отвечал невпопад, тут же переходил на прописные истины, перескакивал с темы на тему. Миша про себя обозвал его подпоручиком Дубом из "Швейка". Дуб увлечённо нёс чушь, не собирался останавливаться и, похоже, получал от этого искреннее удовольствие.
- Послушайте, уважаемый! - не выдержал Миша и продолжил уже в пустоту коридора: - Вам не кажется, что шутка затянулась? Не слишком ли круто за срубленную ёлку?!
В спину толкнул ветер, чуть не сбил с ног. Миша обернулся. Перед носом захлопнулась дверь, на которой чернел трафарет старухи с косой. Миша успел заметить, будто в темном помещении нет ничего, кроме свисающей с потолка веревки с петлёй. Показалось? Он помотал головой и выбрал другой вход.
- ...всегда говорил: если не можешь творить гениально, делай вид, что это авангард. Свою точку зрения Иннокентий Лупинос пронёс сквозь годы, неоднократно доказывая её эпистолярно, вербально, а если повезёт, то и тактильно, что, впрочем...
Миша взбрыкнул правой ногой, метнув в экскурсовода валенок. Морок тут же сменился надоевшим коридором, сожрав обувку.
Миша стал открывать все двери подряд, избегая старухи с косой, которая то и дело норовила подвернуться под руку. Экскурсовод чередовалась с Дубом, дотронуться до них или поговорить не получалось, а вместе они создавали дикую мешанину маразма.
- А что, если конокрад вовсе не хотел воровать, а это инициатива лошади?
- Утверждение, что рукописи не горят, Семён опроверг ещё в пять лет, спалив отцовскую записную книжку.
- А если взглянуть на это с точки зрения, грубо говоря, Гегеля? Может ли ворона стать белой, при том, что в душе она синица?
- ...направление цифрового стиха. К примеру:
"Семь, тринадцать,
Девять, двадцать,
Сто пятнадцать,
Сорок шесть."
Уши болели от навязчивого словоблудия, Миша устало упёрся лбом в стену, а слова словно роились вокруг, кровососами впивались бесконечным "ачтоеслинаписалповестьпосвященнуюпосмотретьсдругойсторонывотятебеужо", и страшно хотелось пить. Дверь со смертью замаячила рядом. Миша отвернулся от неё, сердито пнул оставшимся валенком стену и пошел на новый круг, в надежде найти выход.
И снова:
- Известен фразой, что никто не застрахован от дырявого пакета при семи порывах ветра в секунду.
- А если ткнуть не два раза, а четыре, но двумя зубьями?
- Сценарий к триллеру "Лопасти" о рыбалке возле гидроэлектростанции.
- А если рыба гниёт с головы, то годен ли хвост к употреблению?
Миша почувствовал себя очень маленьким, набрал полную грудь воздуха и завопил от отчаяния. Дверь со старухой всё время оказывалась неподалёку, но сейчас, пока Миша в отупении смотрел на неё, как-то незаметно выросла и заслонила собой всё сущее. "Да в конце концов, тварь ли я дрожащая?" - он зажмурился, высоко поднял руку, словно голосуя за свое решение, и постучал. Скрипнули петли. В поднятом кулаке вдруг потяжелело, он тотчас подхватил неожиданный вес второй рукой и открыл глаза. Рядом, спиной к нему, стояла старуха. Она теребила небольшой свёрток и недовольно ворчала под нос. Редкие, смазанные маслом волосы блестели на затылке. Миша, не помня себя, машинально опустил на эту сальную голову возникший в руках топор обухом. "Иль право я имею?" - успел подумать он, теряя сознание.