|
- Антоша вечером приедет, - предупредил я ключницу Маланью. - Постели ему в правом крыле, да на ужин петуха вели зарубить.
- А кто это, Антоша энтот?
Я пожал плечами. Почём я знаю? Тридевятый племянник на киселе. Сам не видал ни разу - никогда дальними родственниками не интересовался. Это матушка моя покойная да сестрица со всеми переписку вели, поддерживали, так сказать. Поместье же наше родовое в глуши, далече от столичных забот, и я только изредка докладывал сестрице, как у меня дела. Да и чего писать? Про урожай, про опорос, про соседей? Скушно. Тоска. Но писал.
Антон прикатил к вечеру на извозчике. Молодой франт в чёрных очках. Даже в доме их не снял, так и ужинали. В разговоре оказался серьёзен и колюч. Всех клял и начальство ругал матерно, не к месту сыпал учёными словами, - нигилист, одним словом. На губах вечная ухмылка - правый уголок рта задран, левый опущен - рожа с рождения перекошена и рябая как поле одуванчиков. Сказал, что приехал познакомиться с богатой соседкой - молодой, в теле, но сиротой и слывущей чудовищем-полиглотом. В округе её Цербершей прозвали, хотя она Настенькой была. Я про неё сестрице когда-то писывал для потехи.
- Семь тысяч десятин! - восхищался Антон. - Ради них я готов жениться хоть на кляче.
А мне смешно и грустно одновременно. Не то, чтобы у Настеньки кавалеров навалом - нет их вообще, но как столичный франт уверен в себе!
- Средство у меня есть безотказное, - Антон полез в карман. - Табачок редкий. Давайте по трубочке за знакомство.
Закурили. По комнате поплыл сладкий аромат, смешно защекотал ноздри. Настолько смешно, что я засмеялся вслух и говорю:
- А давайте прямо сейчас к ней нагрянем? По темноте, как черти?
- А давайте! - криво улыбнулся Антон.
- Только на лодке поплывём. Чтобы тихо. Её поместье как раз ниже по течению, на том берегу.
Уж не знаю, как мы ту лодку выбирали, да только неудачно. Антон грёб, а я лежал на дне лоханки и смотрел, как звёзды водят хоровод. Мы плыли по Уклюйке, а в лодку сквозь щели сочилась вода. Рассохшаяся посудина затонула аккурат у берега, так что Антон лишь промочил ноги, а я... Впрочем, дом был недалеко, и я не успел замёрзнуть.
Мы громко смеялись над надрывающимися от злобы псами и подняли всю округу. Прислуга проводила нас в гостиную, и там, в богатом кресле с львами-подлокотниками, словно на троне, сидела Настенька и смотрела на нас.
- Бонжур, джентльмены. Шокирована вашим ла визита ин дер нахт.
Меня невольно передёрнуло, но я сделал вид, что это от холода. Настенька обладала восхитительными контральто и декольте, но при этом была невероятно, просто сказочно косоглаза и криворожа. Антон снял тёмные очки, и два косоглазых взгляда встретились где-то в углу.
- Господи, - одновременно выдохнули молодые люди. - Какая красивая... Какой красавец...
Они не замечали чужого уродства, его компенсировало собственное, и видели в другом само совершенство. Это как же они смотрели на обычных людей?
Потом курили ставший не столь уж и нужным Антошин табак, пили ром. Пили много, и дальнейшее вспоминается с трудом. Антон танцевал с Настенькой и бутылкой в руке под звуки музыкальной шкатулки, и все трое (если считать с бутылкой) не могли оторваться друг от друга. Они целовались, в какой-то момент Антон подхватил Настенку на руки и закружил, а я сидел за столом в выданном взамен мокрой одежде персидском халате и не мог встать, чтобы уйти, - ноги не слушались. Чтобы не смущать молодых, я решил скрыться и надел на голову птичью клетку, предварительно выдавив у неё дно. Это оказалось удобно - через дверцу можно было пить и закусывать. Открыл, пригубил, закрыл. Закрывал быстро, ибо канарейка очень уж недобро нахохлилась на спинке стула напротив. Халат ли её так насторожил? Тот петух тоже когда-то... Впрочем, не о нём речь.
Клетка помогла. Настенька что-то горячо шептала Антону на ухо, они совсем забыли про меня и, разбрасывая по дороге одежду, устремились в соседнюю комнату. Оба так истосковалась по плотским утехам, что потеряли всякий стыд. Этой ночью они уснули только под утро. А я... Я напоил канарейку ромом...
Вскорости они обвенчались. Антоша угощал всех табачком, так что свадьба прошла с задором и непотребствами. Единственно, когда невеста подняла фату, все невольно протрезвели. А я всё думал: если у них будут дети, то в кого они пойдут, на кого станут похожи? Не дай бог, наследственность усилится. Они же в гости ко мне будут приходить - соседи и родственники как-никак. А я уже немолод, сердечко беречь пора. Переживаю.
|