Стук, стук
На середине пути она остановилась и спросила: "Пол, в твоей пишущей машинке случайно не живут форниты?" И писатель, который часто - очень часто - задумывался над тем, кто подсказывает ему слова, возникающие у него в голове, решительно ответил: "Ни одного".
Стивен Кинг. "Баллада о блуждающей пуле"
1
Стук, стук. Пальцы стучат по клавиатуре. Буквы, маленькие голодные клещи, бегут по экрану и сбиваются в стайки слов. Это будет рассказ. Рассказ о повесившейся девушке. Она будет долго страдать, а потом, толкнув ножкой табуретку, повиснет на пыльной веревке и будет качаться под потолком, словно люстра. В ее голубых глазах застынет черная паутина ужаса. На ней будут мягкие тапки в виде розовых кроликов, один из них останется висеть на ноге, другой - упадет рядом на пол. Первый цветок на ее могилу.
Она так и встает у меня перед глазами - яркая, теплая, улыбающаяся. Волосы гладят ее скулы каштановыми пальцами. Акварельные голубые глаза, в которых дрожит наступающая грусть. Я не хочу убивать ее. Но я не могу перечить Тени.
Мое дело - стучать. Выстукивать слова. Черным по белому.
Тень дает мне новые образы, подкидывает сюжеты, говорит, о чем и сколько писать. Я только раб, ее живая пишущая машинка. За долгие годы пальцы наловчились бегать по клавиатуре компьютера со скоростью многоногих насекомых. Стук, стук. Надо купить клавиатуру с более мягким нажатием. Надо обустраивать рабочее место. А может, выбросить компьютер и купить другой? Этот я уже ненавижу. Половину своей жизни я трачу на сидение за столом и выстукивание не-моих рассказов. Рассказов Тени. Моя работа - подобрать слова. Моя работа - стучать по клавиатуре.
За окнами теплая ночь. Сверчки сегодня будто взбесились. В комнате темно, только монитор светится синим. Мое лицо в его свете похоже, должно быть, на лицо мертвеца. Да я и есть мертвец, труп, сидящий за скрипучим столом, умеющий только одно - бить по стонущим клавишам, складывая скользкие слова в мутный бред, который шепчет мне на ухо Тень. Стук, стук. Больше нет звуков в этой кисельной тишине. Я и Тень. Больше никого.
Чашка кофе на столе. Остыл, черт. Хочется курить, но я давно уже бросил. Тень приказала мне бросить. Она боится, что другая зависимость вырвет меня из зависимости от Тени. От стука клавиш и хоровода слов. Электронные часы пискнули - полночь. Я не сплю - зачем мне спать?
Девушка... Зачем ей умирать? Ее жизнь только начинается, девятнадцать лет - не возраст для смерти. Она еще не знает всех красок жизни, не слышала всех песен, ее почти не любили еще. Каштановые волосы - они больше не вырастут ни на миллиметр. Голубые глаза не закроются больше от сладкого удовольствия. Влажные губы не улыбнутся. Она будет качаться справа налево и обратно, как маятник, ее губы станут фиолетовыми, и никто больше не притронется к ее телу без отвращения. Господи, как же я не хочу убивать ее. Пусть она только придуманный персонаж, пусть никогда ее не было и не будет, но я не хочу быть убийцей. Не знаю, почему мне так дорога эта девушка-без-имени.
Этот рассказ не будет длинным. Неделя работы и - все. Сначала девушка сядет на подоконник, откинет волосы с лица и с грустью посмотрит вниз, во двор. Подоконник будет холодить ее голые ноги. Потом она уколется об кактус. Тонко вскрикнет, сожмет палец губами. Выпьет капельку собственной крови. В какой-то момент она увидит в прозрачном отражении на стекле свое зареванное, некрасивое лицо. Включит телевизор, тупо уставится в мигающий экран. А потом пойдет и повесится.
Почему? Не знаю. Тень скажет, когда будет нужно.
Все. Хватит на сегодня. Я выключаю компьютер, и он прощается со мной тремя электронными нотами. Пора спать. Тру усталыми пальцами покрасневшие сухие глаза. Сегодня она мне приснится - героиня рассказа, которой суждено умереть.
2
Утро. Голова в тумане. В желудке как будто поселилось что-то живое, оно теперь шевелится там, внутри, и пытается высунуть через горло скользкие щупальца. Горький налет на зубах. Пластиковая бутылка в дрожащей руке. Холодная газированная река - все, что мне сегодня нужно.
Рука дрожит. Глаза дрожат. Машина дрожит, подскакивая на выбоинах в асфальте. Я сижу на заднем сиденье, впереди справа - Серегина подруга с огромной грудью. Она красит волосы в красный цвет. Она смазливая, молчаливая, тупая, как пробка. Но Сереге нравится. Ну совет им да любовь.
- Ну как ты после вчерашнего? - посмеивается Серега. - Неплохо гульнули, да?
Соглашаюсь кивком. Я в нокауте, валяюсь под ногами, пнешь - не замечу.
Серегина подруга шарит по карманам - хочет курить. Щелкает зажигалкой, опускает стекло на двери. Прохладный дорожный ветерок врывается в салон. Ничего нет лучше прохладного ветерка посреди нарастающей утренней жары.
Серега молчит, но видно, что он сегодня полон энергии. Сейчас придумает, что сказать, и заведет новый разговор в надежде избавиться от скуки. Бесполезно это, Серый, все равно будет тоска. Мы не в цирке, чтоб смеяться.
- Катюха говорит, ты стихи пишешь? Правда? - наконец вымучивает он. Хочется ответить: "А тебя это е..т?". Он не обидится. Ему действительно до этого нет дела.
- Угу, - отвечаю. - Стихи, рассказы.
- О чем?
Вот приколебался. Серега, ты меня читать не будешь. Ты если что и читаешь, так только сидя на унитазе дешевые мафиозные боевики, которые пишут бывшие менты. И ты, Серый, когда станешь бывшим, может быть, тоже накропаешь дрянь какую-нибудь. А что, чем не заработок?
- Ужасы. Про маньяков-убийц, насильников, монстров.
- Ух ты. Круто. Никогда бы не подумал. Ты вроде парень без тараканов в голове.
Смеюсь. Проливаю минералку себе на грудь.
- Ну и что. Пишу о чем могу.
- И как? Получается?
- Говорят, нормально выходит. Катюхе, вот, понравилось.
- Хм. Ну давай, трудись, маньяк. Как-нибудь дашь почитать.
- Я тебе скину. На дискетку.
Телка с красными волосами слушает нас, толи пытаясь понять, о чем речь, толи задумалась о маньяках-насильниках. Курит. Дым клубится синими узорами.
- Приехали, - сообщает Серега и я словно просыпаюсь - оглядываюсь вокруг, действительно, приехали. Мир неестественно красив. Лениво поднимаюсь с мягкого сиденья, все тело болит и стонет.
Открываю дверь, хватаю протянутую Серегину кисть. Прощаюсь.
- Ну давай, - говорит он. - Смотри, чтоб послезавтра был как огурец. Пропустишь мое день рожденья - убью.
Киваю, только киваю в ответ.
- Пока. Не болей, - подает вдруг голос Серегина подруга. Кажется, он сам удивлен.
Улыбаюсь ей как можно искренней и вываливаюсь из машины. В руке помятая пустая бутылка.
3
- Она умрет от несчастной любви, - шепчет мне в ухо Тень. - Простая и понятная причина.
- А может...
- Ее бросит парень, которого она любила без памяти, и она убьет себя.
- Послушай...
- Она возьмет капроновую веревку, на которой вешала белье. Потом принесет табуретку с кухни. Встанет на нее, осторожно и неуверенно. Ноги будут дрожать, они словно нальются свинцом. В какой-то момент она всадит в палец на ноге занозу, но не обратит на это внимания. Снимет люстру с потолка и на крючок подвесит петлю. Сверху на нее посыплется пыль и штукатурка. Она чихнет и сунет голову в петлю, словно в пасть тигру. Она будет плакать, расставаясь с жизнью.
- Заткнись! Замолчи, хватит! Не хочу я об этом писать. - Я как капризный ребенок, ей-богу.
- Пиши. Это будет хорошая вещь.
Промозглое дыхание Тени шипит у меня в ухе, холодные, как лед, длинные музыкальные пальцы крепко держат за волосы. Я хотел бы обернуться и увидеть ее глаза, но не могу. Кажется, сама темнота ночи, в которой утонул мой дом, прижала меня к стулу. Наверное, мне страшно, но сердце стучит все реже и реже, как замедляющий ход винт вертолета.
- Давай напишем о чем-нибудь другом, - все еще пытаюсь возражать я. Зная, что это бесполезно. Я здесь никто. Моя работа - стучать по клавишам.
- Нет. Пиши о ней.
Тень уходит, неслышно ступая по скрипучим половицам. Остались я, компьютер и чистый лист. Хотя нет - девушка-самоубийца тоже с нами. Она плачет. Она знает - еще три страницы и она умрет. Вся ее жизнь уместится в шесть тысяч слов. Трудно убивать недавно придуманный персонаж, словно душишь младенца. Но это героиня Тени и она распоряжается ей по-своему.
Я пью кофе. Я думаю. Я мучаюсь от весенней жары. Я один в пустом доме, в темной, молчаливой комнате. Экран монитора - единственное пятно света в черной жиже моей писательской мастерской. Запускаю пальцы во взъерошенные волосы, затылок еще мерзнет от прикосновения ледяной ладони Тени.
Но работа не идет. Раньше буквы прыгали с клавиатуры на экран, словно блохи, теперь лениво, как слизняки-улитки, переползают по столу. Слова сегодня вялые и слабые, они стекают по листу грязным дождем. Строки - черные струйки кофе.
Встаю со стула и брожу, не включая свет, по спящим комнатам, задумчиво почесывая пробивающуюся щетину. Луна глядит в окна. Не могу, не хочу, не умею писать. Я сегодня не работник. Что бы ни сказала Тень, придется ей подождать, пока я не приду в форму. Этим вечером мне писать лень, особенно про девушку, которая должна повеситься.
Иду на кухню, ставлю чайник, пока он пыхтит на плите, размышляю о рассказе. Выпитая чашка кофе не дает мне спать, придется думать. Смотрю на свои пальцы. Вот шрам, хм, я уже и забыл о нем, в пятом классе я дал по пальцу молотком. Или в шестом? Пальцы - мой рабочий инструмент. Говорят, писатель работает головой? Может быть, но я все больше пальцами. Голова - вспомогательный прибор. Душой? Нет. Ее мне заменяет Тень. Своей низкой душонкой я еще как-то могу управлять, Тенью - никогда. Я всегда хотя бы приблизительно знаю, откуда у меня то или иное ощущение в душе. Откуда Тень берет свои зловещие сюжеты - представить не могу.
- Почему не работаешь?
Неожиданно раздавшийся совсем рядом шепот вырывает меня из полусонных мыслей и грубо кидает в бассейн с ледяной водой. Тень? Не может быть. Волосы встали дыбом. Морозная волна мурашек проходит от волос через все тело куда-то вниз, под ноги. Хочу сглотнуть, но в горле пересохло.
- Зачем ты... - "...меня пугаешь", хочу сказать я, но слова застревают во рту, цепляются за дрожащий в страхе язык. Я все еще боюсь Тени. За столько лет не могу привыкнуть.
- Почему не работаешь?
Темнота вокруг непроницаема. Только синий огонь газовой плиты и две синие колючие звездочки - глаза Тени впереди. Тень ходит неслышно. Я не увижу ее пока она сама не позволит. Мои руки в синем свете приобретают мертвый оттенок. Я трясусь мелкой почтительной дрожью. Тень - какой-то высший разум, она вертит мной как захочет.
- Я устал, - говорю я, собирая в кулак осколки спокойствия.
- Ты не устал. - Тень шепчет, стоя за несколько шагов от меня, но я слышу отчетливо каждое слово, словно они прямиком поступают мне в мозг.
- Устал.
- Нет. Другая причина.
- Я не могу писать об...
- Какая причина? Почему ты плохо работаешь? - Тень отсекает все ростки моего сопротивления.
- Не знаю, - вздыхаю я.
Тень на секунду прикрывает глаза - огоньки гаснут и тут же вспыхивают. Кажется, она что-то решает.
Чайник свистит, закипая. Я беру в руки чашку и задумчиво верчу ее в руках. Я часто пытаюсь представить, что скрывается за пеленой темноты и холода тихого шепота. Какая ты, Тень? Смогу ли я когда-нибудь увидеть твое лицо? Есть ли у тебя лицо?
Только что она стояла впереди меня и вот она уже за спиной, холодные сильные пальцы схватили меня за волосы и оттягивают голову назад. Дыхание Тени у виска. Вкрадчивый шепот:
- Тебе нужна встряска.
- Что? - Не слишком удобно общаться в таком положении, но я привык. Из чайника уже повалил синий пар, чашка все еще у меня в руках.
- Тебе надо шевелиться. Твоя жизнь слишком однообразна и скучна. У тебя мало эмоций и ты не можешь писать ярко. Тебе нужно больше эмоций.
Что ж, возможно, она и права. Кто я - серый человек, бесполая клетка организма толпы. Что я могу, если сам я - никто? Но это похоже на бред психиатра-шарлатана.
- О чем ты?
Но Тень уже исчезла, ушла, не прощаясь, неслышно и невидимо. Я снова один. Даже девушка-самоубийца растворилась в темноте. Я пуст, как чистый лист. Эмоции, так эмоции. А пока будем пить чай.
4
Серега глядит на меня пьяно блестящими глазами, кривая ухмылка вразвалочку бродит по его небритой морде. От него пахнет пивом и шоколадом. Взъерошенные волосы тоже празднуют его день рождения. Кажется, они сейчас начнут танцевать вслед за шаткими гостями.
- Я уж думал... Опаздываешь, друг. Заходи. - Серега жмет мою руку, попадая, правда, не с первого раза, и лезет обниматься.
- Поздравляю, Серый, - говорю я. - Всех тебе... э-э-э, благ. Счастья в личной и не очень жизни. Ну и... короче, ты сам знаешь.
- Конечно, братан, проходи. - Хватает меня за плечи и тянет в комнату. Неожиданно где-то в глубине квартиры раздается взрыв хохота. Атмосфера праздника пьянит.
Комната заполнена знакомыми и не очень лицами, стол заставлен пестрыми блюдами, кое-какие уже наполовину съедены. Звон бокалов, стаканов, бутылок с пивом отзывается эхом в голове. Музыкальный центр что-то бубнит где-то сбоку. Телевизор с выключенным звуком демонстрирует цветные картинки. Да, я правда опоздал. Кажется, что я стою рядом с ярко-разноцветным пьяным смерчем, который уже давно подхватил их всех и носит по кругу, а я чужой, я еще держусь ногами за землю.
- Присаживайся, братуха, - орет мне в ухо Серега. И столу: - Эй, налейте писателю нашему!
"Смотри-ка, помнишь еще наш разговор".
- Братан, штрафную!
- Прими подарок, Серый. - Я пытаюсь сменить тему. - Вот.
Лезу в карман за навороченной зажигалкой в виде какого-то банального дракона, которую купил по дороге сюда. Она не хочет вылезать на свет, цепляясь за штаны краями упаковки из прозрачного пластика. Словно стесняется своей серости.
Но Сереге все равно, он секунду вертит ее в пальцах, бегло благодарит и тут же бросает в середину стола, между смятыми салфетками и винным пятном на скатерти. От этой зажигалки много кто сегодня будет прикуривать, а потом ее унесет кто-то из Серегиных гостей. А может, просто потеряют.
Сижу за столом, закусываю бутербродом с подсохшей колбасой. Рядом сидит какой-то малознакомый мне тип, пытающийся одновременно приставать к рыжей красотке и пьяно обсуждать со мной достоинства определенных сортов пива. Ему трудно дается и то, и другое. Ну да ладно. Кто-то падает со стула, увлекая с собой тарелку салата. Хорошо, Серега не видит. Все ржут, курят, болтают ни о чем. Лихорадочно ищу, чем бы себя занять, как вдруг...
Она сидит напротив. И тоже скучает. И почему-то никто из пьяных в задницу танцующих вокруг не пытается к ней приставать. Странно, ведь здесь нет девушки лучше нее. Разве не так? Она ловит мой взгляд и улыбается. Блин, ну разве можно вот так улыбаться! Особенно весной. Особенно когда я слегка уже набрался. Я сейчас сорвусь с катушек. Никто мне не нужен, кроме нее. Кроме ее весенней, как сладкая цветочная пыльца, улыбки. Волосы гладят ее скулы каштановыми пальцами. Акварельные голубые глаза, в которых дрожит наступающая грусть. Да нет, какая же это грусть. Это скука. Но я этого так не оставлю.
- Привет.
- Привет.
- Скучаешь?
- Скучаю.
- Пойдем танцевать.
- Нет. Я устала.
- Нет, ну почему такая девушка скучает на празднике?
- Развеселишь меня?
- Любой ценой.
- Да?
- Да. Давай уйдем отсюда.
- Хм. Ну допустим я соглашусь.
- У тебя красивые глаза.
- Я знаю.
- И волосы.
- Ну хватит. Ты обещал меня развлечь?
5
Лишь бы не кончился кофе. Ночь длинна и я еще много успею написать, прежде чем придет рассвет и Тень оставит меня в покое. Пальцы стучат по клавиатуре.
Одна чашка черного кофе - одна страница. Сегодня строки растут быстро, словно тонкие лианы, с такой же скоростью, как кофе льется в мою глотку. Белая страница на экране компьютера стремительно чернеет от букв, будто пропитываясь кофейной гущей. Пальцы бешено стучат по клавишам, не отрываясь, не обращая внимания на миллионы опечаток. Текст льется из меня нескончаемым потоком, как рвота, я просто не могу его остановить, как бы крепко ни держал свои руки. Буквы выходят через поры на коже вместе с потом, перебегают по нервам и спрыгивают с пальцев туда, на белый лист.
Первая чашка кофе. Девушка-самоубийца ходит по комнате, шторки задвинуты, в полумраке она кораблем-призраком курсирует между спящей мебелью. Смотрит в жестоко правдивое зеркало, скребет по стеклу обломанными ногтями. Волосы спутаны, они безвольно повисли на впалых щеках, мокрые - от воды, от пота, слёз? Девушка похожа на призрак, такой она блуждает в моем воображении, кажется, я слышу ее шаги у себя за спиной, кажется, сейчас ее пальцы, такие знакомые, сожмут мои плечи. Ее комната, там, в рассказе, похожа на мою. Только меня, отчаянно барабанящего по клавишам, рядом с ней нет. Никого, кто бы мог помочь.
Вторая чашка. Мой мозг воспален, он дрожит от нетерпения, он шипит, как масло на сковородке, наверное, он светится сейчас в темноте. Я пишу. Девушка-самоубийца сидит на корточках у телевизора и плачет, рыдает в прикрывшие лицо ладони. Волосы оплетают ее руки паутиной каштанового цвета. Телевизор включен, но звук вывернут до нуля. У ее ног - свалка разорванных фотографий. Его и ее. Ее и его. Их больше нет, только одинокая девушка-самоубийца скорчилась изломанной тенью и льет слезы, исповедуясь телевизору, ему одному доверяя все свои тайны.
Третья чашка обжигает язык кипятком, но я почти не замечаю этого. Стук-стук-стук-стук-стук-стук, пальцы барабанят по клавишам, выбивая бессмысленные дроби - музыку писателя. Девушка-самоубийца опускается на пол, свернувшись в позу зародыша. Ей хочется вернуться обратно в детство, сжаться в незаметную точку, исчезнуть с этого света и очнуться в другом, волшебном и радужном мире. В Стране Весенней Мечты. Нет, девочка, не выйдет. Я - писатель и я жесток, как Творец был жесток, выгоняя Адама и Еву, насылая всемирный потоп. Я - маленький, ничтожный, но бог. Извини, девочка-с-веревкой, прости, моя... Вика...
Вика. Так ее зовут. Девочку с вечеринки, с Серегиного дня рождения так зовут. И у нее тоже каштановые волосы. И такая же улыбка.
- Нет, - говорю я, отставляя клавиатуру в сторону, - я так не могу.
- Что случилось? - шепчет невидимая Тень.
- Я не могу. Этот рассказ словно про Вику, мою Вику. Я не могу убить ее.
- Чем больше ты будешь страдать, тем правдивее историю расскажешь. - Тень как всегда проницательна, но безразлична и тупа, как навороченный компьютер.
- Если хочешь, я перепишу рассказ сначала.
- Нет. Продолжай.
- Тогда хотя бы исправлю несколько слов.
- Нет. Героиня останется такой, какая она есть. Твоя девушка, Вика, придала тебе сил писать, она расшевелила тебя. Так пиши же. Это будет лучшая твоя вещь.
- Но... Блин, это слишком личное. Я не могу писать о Вике, я не могу ее вот так убить. Как...
- Нет.
- Но...
- Пиши.
Пиши, пиши, пиши - это слово преследует меня, хватает за одежду зубами, как собака. Ну почему именно я должен это делать?
Тень маячит где-то у меня за спиной. Кажется, если напрячь слух, то можно услышать ее осторожные шаги. Она ступает по-кошачьи мягко, словно утопая в мягком роскошном ковре. Только у меня в комнате нет никакого ковра.
- Это всего лишь рассказ. Это только история, которую ты расскажешь людям. И все.
Тень всегда говорит шепотом. Почему? Кто может услышать ее в пустом доме?
- Не знаю. Понимаешь, я сейчас подумал... У меня эти две девушки в воображении слились в одну. Я так живо представил, что это Вика готовится к смерти... Я не могу это писать. - Это сущая правда. Стопроцентная. Стоградусная. Я никогда не вру Тени, любую ложь она распознает без труда. Но всегда ли она говорит мне правду?
- Ты должен написать эту вещь такой, какой она должна быть.
В глубине души я дрожу от страха, гадая, что меня ждет, если я не послушаюсь Тени, я с замиранием сердца жду, когда в ее голосе проскользнут металлические нотки гнева. Но Тень спокойна как обычно. Словно знает все наперед. И я немного наглею:
- Кому я должен? Почему рассказ должен быть таким, а не другим? Почему твоя героиня похожа на Вику как две капли?
Тень молчит. За окном шелестит и ворочается ночь. Луна заглядывает в окна. Четвертая порция кофе совсем остыла. Кажется, что эхо от моих трех вопросов летает по комнате. На самом деле эти слова вновь и вновь звучат у меня в голове. Когда Тень наконец начинает говорить, я почти уже проваливаюсь в дремоту и не сразу понимаю смысл ее ледяного шепота.
- Почему твоя Вика так похожа на мою героиню? - отвечает Тень вопросом на вопрос.
- Что?
Но она уже исчезла. Тень уходит по-английски. Не прощаясь.
6
Вика - так ее зовут. Вполне обычное имя. Таких миллионы. Но сколько же эти четыре буквы значат для меня - страшно подумать. Вика. Вика. Ви-ика-а.
- Так что у тебя с Викой?
- А?
- Головка... от патефона... Ты спишь что ли?
- Думаю все, Серый.
- Думает он, бля. Мыслитель. - Серега отхлебывает разом половину пивной бутылки и, побулькав пиво в горле, довольно крякает. Жить, типа, хорошо. Я с ним согласен. Когда сидишь во дворе на скамейке и пьешь пиво, жизнь кажется малиновым сном. - Я тебя спросил про Вику, у вас что с ней, а?
Толкает меня плечом и подмигивает. День рождения привычно вылился в неделю запоя, бриться, видимо, некогда и Серегина морда обросла рыжеватой щетиной. Не знаю почему, но он напоминает мне усатого морского котика.
- У нас с ней все в порядке, - говорю я. Улыбаюсь. Серега тоже доволен.
- Вичка - телка нормальная. Ну ты понимаешь, не б..дь. Она мне двоюродная племянница... или троюродная...
- Забыл? - усмехаюсь я.
- Да ну неважно. Главное, я тебе говорю - ты смотри за ней. Никому ее не отдавай. Мы еще поженим вас, вот увидишь.
- Да ладно тебе. Не хочу.
- Как это не хочешь? Поженим. Давай, делай малыша и женись. Да где ты еще такую телку найдешь?
- Ну хватит. С этим я как-нибудь и без тебя разберусь.
Пиво кончается и Серега бросает пустую бутылку. Она катится по асфальту, громко звеня. Обруливает лужу, бьется об железный заборчик и лишается зеленого горлышка. Небо сегодня голубое-голубое, высоко плывут облака - куски пожарной пены. Солнце горит и потушить его невозможно.
А не написать ли мне об этом, думаю я. О весеннем солнце, белых облаках, о дружбе и любви, которая кончается свадьбой, о мире без болезней и смерти... Разве я не смогу? Какой же я тогда писатель? К черту Тень и ее девушек-самоубийц! Я не машина для выстукивания слов, не робот-графоман, не раб я! Я могу написать трехтомный роман только об этом глотке ледяного пива в разгар полуденной жары, о детях, которые играют тут, во дворе, о радужных снах... К черту Тень, пошла она в задницу! Я буду писать утром, едва продрав глаза, в автобусе по дороге на работу, в сумерках вместо просмотра телевизора, когда Тень не властна надо мной, когда она не может до меня дотянуться своими холодными пальцами. Ну конечно, думаю я, щуря глаза от солнца, я стану совсем другим писателем, теплым и ярким...
- Нет.
- Что? - переспрашиваю я, но Серега недоуменно улыбается:
- А?
- Ты что-то сказал? - Внешне я спокоен, но снизу живота к подбородку подбирается холодная волна. Маленькое цунами страха. Выбрасывая бутылку, замечаю, что руки трясутся мелкой дрожью.
- Я молчу, - отвечает Серега. - Тебе показалось что-то.
- Угу.
"Тень, Тень, это был голос Тени, ее отрезающее НЕТ", - словно дятел, стучится в череп пугающая мысль. Нет, говорю я себе, показалось. Или у меня слуховые галлюцинации. Сходишь с ума, писака? Пустяки, говорю я себе, с кем не бывает. Но... Но я боюсь Тени. День помрачнел, словно солнце скрылось из виду. Словно кто-то дунул на меня зимним холодом...
- Братуха, - Серегин голос доносится как будто издалека, - ты в порядке, брат? Какой-то ты серый... Перегрелся, что ли?
Весенний дворовый воздух взрывается детским плачем. Взволнованные нервные родительницы бегут разнимать дерущихся пацанов. Не поделили истертый резиновый мячик. Один из них вовсю ревет и прикрывает ручкой быстро набухающий фингал.
7
Принтер скрипит как-то по-старчески. Словно ему двести лет и он тащит непосильную тяжесть. Кажется, это его пластмассовые усталые кости трутся друг об друга. Лист бумаги медленно, - на меня наседают неприятные ассоциации - как фекалия из задницы вылезает наружу. Ну разве может писатель так ненавидеть свое произведение? Ведь там, затравленная сворой букв, девушка-самоубийца, девушка-с-веревкой, так похожая на Вику. На мою Вику. Десятая страница, одиннадцатая... Принтер не спешит: распечатка - словно медленная пытка.
Вздыхая, хожу по комнате, поглядывая то на комп, то на Вику, сидящую на самом мягком кресле. Она сидит закинув ногу на ногу, не отрывая акварельных глаз от ворчащего принтера. Что-то стало с ее волосами. Для нее все это - цирковое представление. Она пришла в мой дом, чтобы поглазеть на живого писателя, как ходят в цирк смотреть на человека с тремя ногами. Неспешная распечатка для нее - волшебный фокус.
Что же такое с ее волосами?
Вечер. Скоро покажутся первые робкие звезды. Я брожу по комнате взад и вперед, скоро протопчу, наверное, дырку в ковролине. Снова вздыхаю, Вика смотрит на меня сочувственно, она думает, глупенькая, что я волнуюсь, как молодой отец в роддоме, не могу дождаться рождения нового рассказа. На самом деле этот рассказ - мой враг. Это ребенок Тени, не мой. Он о смерти, о последних слезах девушки-с-веревкой. Обо всем о том, о чем я больше писать не буду. Никогда. Я теперь теплый и яркий. И ты, Вика, мне поможешь. Я не дам тебе читать этот рассказ. Нет. Я напишу тебе другой, полный солнца. Я буду любить тебя по-настоящему и все, что ты дашь мне, я вложу в новую прозу, нового писателя с моим именем. Я стану другим, я буду писать без Тени. Я могу!
Но что же такое у нее с волосами?
- Что ты сделала с волосами, Вик? - спрашиваю я.
Она удивлена. Не ожидала такой реакции. Голубые глаза расширились в стиле манга. Она приподнимает брови - и говорит мне:
- Тебе не нравится?
- Ну... нет, почему же, - начинаю запоздало оправдываться я, - я, наверное, просто привык тебя видеть... другой.
- Тебе все-таки не нравится?
- Нет, я же говорю... ты прекрасна в любом виде.
Улыбается:
- Да. Спасибо.
На самом деле мне действительно не по душе эта перемена. Куда делись каштановые мягкие пальцы, обхватывавшие ее тонкое лицо? Она теперь совсем другая. А я и не разглядел в полутьме, дурак, кого впускаю в свой дом. Впрочем, в голове сейчас такая путаница мыслей...
Она постриглась коротко. Почти под ежик. Вот такая теперь Вика. Ну да и ладно.
Последняя страница спрыгнула на стопку запачканной буквами бумаги. Там, на последней странице - финал. Черный, как и все финалы Тени, пропитанный смертью, тонущий в слезах. Кажется, и листок бумаги пропитался ими.
- Готово, - сообщает Вика, словно она это электронный голос принтера.
Кивнув, хватаю бумагу и начинаю раскладывать страницы по порядку. Они еще сырые, как пирожки из печки. Мокрые от слез? Вика жестом просит дать ей рукопись. Протягиваю Вике рассказ и она с интересом вглядывается в название на первом листе.
- Включи свет, плиз, - просит Вика, и я оглядываюсь вокруг. Странно, как быстро темнеет. Только что небо в окнах было светлым, и вот уже близится ночь.
"Скоро время Тени...", - вот какая мысль стучится мне в голову. Что я скажу Тени? Как оправдаю свой бунт? Ищу выключатель, зажигаю свет. С непривычки слепит глаза.
Вика погрузилась в чтение. Через несколько секунд она уже откладывает первую страницу. Ну вот, я же не хотел, чтобы она читала эту жуть. Но если она просила - разве я мог отказать?
Вика читает. Часы идут. Время бежит. Скоро время Тени. Скоро я услышу шепот за спиной. И никто не должен при этом присутствовать. Тень - мое личное проклятие. Я не хочу ни с кем его делить. Особенно с Викой.
- Вик, ты, конечно, извини, но я очень устал сегодня... - Виновато оправдываюсь, беззастенчиво вру любимому существу.
- Твой рассказ. Потрясающе, - говорит она.
- Что?
- Отличная вещь. Твой рассказ.
- Не принимай его всерьез. Это просто...
- Она такая... настоящая.
Не могу сдержать горделивой улыбки. Такие слова греют душу, но ведь я зарекся писать книги с плохим концом. Я хочу хеппи-эндов.
- Вика. Пойдем я тебя провожу. Я правда очень-очень устал...
- Выгоняешь? Бедную девушку?
- Вик, не обижайся. Пойдем.
- Я ни разу не была у тебя дома... ночью.
- Вика, в другой раз. Извини.
- Ну хорошо. - Она встает с кресла, сгребая чуть помятые страницы, идет к двери, цокая по полу каблучками. Бумага шуршит в ее руках. Я двигаю за ней. Я чувствую себя кретином. Но она, вроде бы, не обижена.
Распахиваю дверь перед ней. На улице ветер, но все еще жарко. Ночь сгущается, желтые пятна фонарей не в силах разогнать темноту.
Провожаю ее до остановки. Молчим. Ветер играл бы Викиными волосами, если бы не новая стрижка. Она словно читает мои мысли:
- Тебе все-таки не нравятся мои волосы?
- Мне нравились волосы... Теперь их нет.
Смеется. Белые зубы сверкают во тьме.
- Они отрастут. А пока - не смей ругать мою стрижку. Привыкай. Я бываю разная.
- Ты мне нравишься всякая.
Между нами немного теплеет. Она снова смеется, но как-то неестественно. Целуемся. Вика обнимает меня за плечи, в правой руке - пачка бумаги. Ветер треплет уголки, хлещет ими меня по уху. Ее пальцы такие холодные...
А потом я остаюсь один.
8
- Видишь, рассказ удался. Он наполнен твоими настоящими чувствами.
- Я тут ни причем, Тень. Я только стучал по клаве.
Ответ следует через пять секунд молчания:
- Но кто-то ведь должен это делать.
Мне хочется смеяться, но момент, кажется, неподходящий.
Холодные пальцы Тени оттягивают мою голову назад за волосы. Почувствовав что-то в моем голосе, она чуть усиливает хватку.
- И потом, - говорю я, - рассказ не такой уж настоящий. На самом деле ведь никто не умирал...
Думаю, не откусить ли мне свой язык. Зачем сказал такую глупость?
- Ты пишешь о смерти. Но еще никогда не смотрел ей в лицо, - шепчет Тень, и мне становится холодно. Ноги превращаются в ноги ледяной статуи.
Кондиционер выключен. Он мне не нужен, если Тень рядом.
Так. Стоп. Я же хотел кое-что заявить, не так ли? Я что, уже забыл об этом?
Я собираю все силы, всю наглость, какая есть в моей душе и...
- Замолчи, - говорю я. Что это? Что за жалкое ослиное блеянье? В конце концов, мужик я или нет? Ведь не такой я в жизни, там, за стенами спящего дома, я всегда мог сказать "нет", мог отстоять свое мнение. Так почему же я, почему я так дрожу перед Тенью? Я сам себе кажусь ничтожеством, но - не могу. Как же мне сказать то, что я хочу?
Тень молчит. Хотел бы я сейчас обернуться и взглянуть в ее синие глаза. Может быть, она смеется надо мной? Я выжидаю. Пусть она скажет свое слово первой. Мне сейчас легче спорить, чем требовать.
- Ты что-то хочешь сказать? - спрашивает Тень. Ее пальцы, сжимающие горсть моих волос, едва заметно дрожат. Или мне кажется?
- Я не буду больше писать о смерти, - выдыхаю я.
- О чем же писать? Впрочем, я могу дать тебе сюжет, где главный герой не умирает.
- Нет. Я буду писать без тебя. Вообще без тебя. Сам.
- Ты не можешь.
- Почему?
- Ты не можешь писать без меня.
- Да почему же!?
- Твоя работа - набивать текст. Складывать слова в предложения. Только это.
- Нет. Нет, я смогу, вот увидишь. Смогу.
- Ты не сможешь. Я вижу тебя насквозь. Что если у тебя ничего не выйдет? Ты уже не сможешь вернуться ко мне. Ты никогда не станешь писателем.
Странное слово - писатель. Знаю ли я, что оно означает?
- Тогда... я не буду писать вообще, - говорю я. И это - словно заклинание. Какие-то страшные, ненормальные слова. Какое-то богохульство, крик-проклятие. Кажется, сейчас разверзнется небо и в крышу ударит молния. Что-то поменялось в этом мире.
- Подумай, - шепчет мне Тень. - Подумай хорошо, подумай три раза, прежде чем порвать со мной. Обратной дороги не будет. Помни об этом. Ты - никто без меня. Слышишь?
Ледяная рука Тени обхватывает весь мой затылок и сжимает с утроенной силой. Холод обжигает. У меня начинает болеть голова.
- Я... понимаю.
- Я даю тебе время подумать. Прими решение. Только помни - я вижу тебя насквозь.
- Да... - я совсем охрип. Не могу сглотнуть - пересохло в горле.
Жаркая ночь глядит в окна. Темно. Только экран компьютера освещает мой письменный стол, заваленный, словно осенними листьями, распечатками рассказа о девушке-самоубийце. Листки разбросаны в беспорядке, перепутаны и помяты. В свете, идущем от монитора они приобретают синий оттенок. Сжечь бы все это, думаю я. Кому нужна эта изведенная бумага.