Нелли - женщина под пятьдесят, среднего роста, худенькая, с растрепанными светлыми волосами, в белом свитере под горло и черной юбке. В руках у Нелли огромное увеличительное стекло и шапка-ушанка. Рядом с ней стул. На стуле большая черно-белая фотография мужчины с бородой.
Время от времени Нелли надевает шапку, подносит к лицу увеличительное стекло, пытаясь рассмотреть, что же там происходит в зрительном зале.
- Ну, что я вам могу о себе рассказать? Спрашивайте, я отвечу... Как я попала сюда? Не знаю... Они говорят, что я не носила шапок. Отчасти я согласна. Шапок я не носила с молодости... Знаете, в характере у каждого человека бывают загадки. Загадки, которые не объяснишь с точки зрения здравого смысла. Некоторые не пьют кефир. Да? Бывает же, да? Другие с детства не едят перловую кашу. Я тоже не ела перловку...
Помню, мать меня спросила: "Господи, что же мне с тобой делать, кем же ты будешь в старости, если уже сейчас такая капризная? Отличная перловка, может, все-таки съешь?" Я не стала... Нет, не стала... Дело принципа.
С головными уборами тоже в чем-то похоже на перловку...
Да, я никогда не носила головные уборы. Даже в 30-градусный мороз. А зачем? Я мало бывала на свежем воздухе, из дома - к остановке, от остановки - на работу, а потом в обратном направлении. Не успевала замерзнуть. Да и волосы не хотела портить шапками. У меня в молодости были шикарные волосы. Да и сейчас, сами видите, неплохие... Когда они меня доставали, я им говорила, что у меня шапочка-невидимка. Она всегда на голове, просто вы ее не видите. Они спрашивали: "А почему же у тебя тогда уши красные, совсем не греет твоя невидимка?"
Дураки! У меня уши красные от природы. Потому, что у отца были красные. Да еще и большие. Вот, посмотрите на фотографию.
У него красные уши, поверьте. Просто тогда были только черно-белые фотографии. Он был совестливым человеком...
А еще я очень плохо видела. Тем не менее, никогда не носила очки. Из принципа. Я не страдала от этого, поверьте. Ну, не видишь ты лиц прохожих. Ну, и что? Чтобы изменилось, если бы я увидела эти рожи? Ничего.
Меня однажды чуть не сбила машина. Тогда мне было уже немного за сорок.
"Куда прешь, слепондя? - закричал на меня мужик - кстати, он был в меховой шапке. - Не видишь, какое здесь интенсивное движение?"
Может, и не видела, ему какое дело? Может, мне казалось, что по центральной улице города движется цирковая процессия - слоны, тигры, лошади. Ему какое дело? Мчащихся машин я, действительно, не видела. Имею право?
Мужик мне сказал: "Слепондя, очки купи, если не видишь, и что-то добавил. Типа, отвечай потом за меня, а он недавно женился и у него вся жизнь впереди. А у меня тоже тогда вся жизнь была впереди.
Но, очки я все-таки решила купить. Когда года через два попала в больницу с менингитом. Это страшная болезнь. Такие головные боли... Такие боли... В больнице у меня было много свободного времени. И я лежала на кровати, вспоминала, как поцеловалась в первый раз. Как у меня украли первую зарплату. Вспомнила и о том, как меня чуть не сбила машина.
Вылечившись, я отправилась в подземный переход под центральной улицей. В больнице сказали, что там, находится лучшая в городе оптика.
В окошке - в переходе - сидела продавщица - тоже в вязаной шапочке. Спросила: "Вам какие очки - защитные или оптические?"
А я ей: " Мне бы какие-нибудь универсальные". Я пошутила, а она подумала, что я - дура. "Универсальные закончились, - говорит. - Есть слесарные. В них и металл варить можно".
А зачем мне металл варить? Борщ иногда варю. Точнее, варила. Диетический. Без мяса. Мужу не нравилось, как я готовлю.
"Тогда возьмите увеличительное стекло, - посоветовала продавщица. - Те же очки, только на один глаз".
"Да, это именно то, что мне нужно, - сказала я ей. А чтобы вы сказали на моем месте? - На один глаз? Я же правильно поняла? Мне большего и не надо. У меня, в принципе, нормальное зрение. Сколько с меня?"
20 рублей взяли. У них была распродажа. Потому так не дорого.
Я вышла на улицу, приложила увеличительное стекло к правому глазу и сразу увидела старую знакомую, о которой думала, что та давно умерла. "Ой, Вер, давно тебя не видела. А мне говорили... Но я не верила...Но ты не подумай...А ты откуда идешь?" Я ей обрадовалась, а она мне ответила: "От верблюда". Вера в тот день была не в духе. Ну, а я причем?
"Верю, верю, верю, что от верблюда",- что я ей могла сказать?
Еще я нашла в магазине два рубля с профилем Гагарина. Я даже подумала, что это какие-то не наши деньги. Я никогда таких не видела. Но если не наши, то почему тогда Гагарин?
Подумала: "Да я могу бросить работу, буду ходить по улицам деньги искать. С увеличительным стеклом я все смогу".
Но были и разочарования. Так, на двери своей квартиры я обнаружила нацарапанное кем-то слово из трех букв с неуместным эпитетом, - "моржовый". Я тогда подумала: "Это, наверное, все-таки относится к мужу. Я-то тут причем? А, может, это он сам и написал. По неизвестной мне причине. Я, в сущности, мало, что о нем знаю. Мужчина. Не любит борщ без мяса. Работает в ЖЭКе. Кем? Неизвестно. Я, наверняка, если разобраться, знаю только имя. Владислав Александрович. Владик".
Я решила позвонить ему на работу, чтобы, как говорится, расставить все точки над i. Позвонила ему в ЖЭК, но на другом конце провода, заикаясь, ответили, что м-м-м-уж убыл в м-м-м-естную ком-м-м-м-андировку. Сегодня уже не будет!
Странно, подумала я, - что еще за командировки в ЖЭКе?
Настроение было каким-то неопределенным: то ли хорошо, что у меня есть это стекло, то ли плохо. Есть плюсы и минусы. Но минус умножить на плюс - все-таки минус. В этом я и убедилась.
Я поднесла к правому глазу увеличительное стекло и посмотрела на себя в зеркало. Сначала ничего не увидела - зеркало было очень пыльным. Протерла его поверхность рукавом и ахнула: батюшки, какой у меня нос длинный. Значит, правду говорят: носы растут всю жизнь.
Я себе в зеркале не понравилась - совершенно незнакомая мне женщина. С редкими выцветшими волосами и криво подведенными губами. Я поднесла увеличительное стекло к левому глазу, но ничего не изменилось. Только левый глаз стал намного больше правого.
Я зажмурилась от ужаса, и незнакомка исчезла. Изнутри мы гораздо лучше.
Потом пришел Владислав Александрович: "Ну, ты как тут без меня? В одиночестве? Как там в целом? Все в порядке, надеюсь?"
Я взяла увеличительное стекло и подошла к мужу. Тщательно осмотрела его руки. На правой впервые увидела татуировку - "1956-2007", он мне и не говорил, что решил сделать татуировку. У него был незастегнутый гульфик, морщинистое загорелое лицо. Удивительно. А на лбу у Владислава Александровича я нашла следы от губной помады и надпись тушью для ресниц: "Оля плюс Владик равняется любовь".
Я села на кровать и внимательно посмотрела на мужа через увеличительное стекло. Очень иронично спросила: "У нас на двери, Владислав, написано одно нехорошее слово и одно непонятное. Теперь я знаю, что ты - тот, который моржовый.
Я заплакала, а он встал передо мною на колени. Вы б его послушали! "Ты пойми, мне же иногда хочется это самое. Романтических отношений. Может быть, это в последний раз. Прости, если сможешь?"
Я еще раз посмотрела на него через увеличительное стекло. Я же все теперь вижу. Не слепая.
Мы перестали разговаривать. То есть, Владислав Александрович пытался заговорить со мной: "Ну, ты как, в целом?", но я ничего ему не отвечала.
Было еще одно неприятное открытие - телевизор, который мы недавно купили, работал, только как радиоприемник - что-то говорил, но ничего не показывал. Такие деньги выбросили зря! А я говорила ему: "Зачем нам телевизор, книги читай!"
А вот еще: муж называл увеличительное стекло лупой. Какая пошлость!
Но я не хотела сразу рвать с ним отношения. Зачем? Столько лет вместе. Я же уже никого не успею найти. Я даже купила шапку-ушанку... Все же ходят в шапках... Раз ему нравятся женщины в шапках... У Оли была вязаная шапочка, как у продавщицы в оптике.
Но лично мне шапка не шла.
Я чувствовала, что не нравлюсь и окружающим в этой ушанке, завязанной под подбородком, и с лупой в руке. В магазине постоянно спрашивали: "Женщина, ну, что вы тут все высматриваете? Уже полчаса стоите у витрины и ничего не покупаете"
Какое им дело? Может быть, я не могу найти смысл жизни. Может, же такое быть?
Одна продавщица сказала: "А я сейчас милицию вызову. Пусть разберутся. Месяц назад у меня пропали два рубля с профилем Гагарина. Может, это вы взяли"...
Как у меня на работе шли дела?
А никак. Я уволилась. По собственному желанию. Они сказали, что боятся находиться со мной в одном помещении. Видите ли. С женщиной в шапке и с лупой. Со мной, то есть. Мол, она часами сидит над электрическими схемами и говорит: "Ничего не понимаю. Где-то же должен быть выход из этого лабиринта".
Это они ничего не понимают. А я искала оптимальное решение. Они все - недоучки.
У меня среди них была подруга. Она мне сказала: "Шапка-невидимка до добра не доводит. Мы это тебе давно говорили... Надо было раньше покупать ушанку". Как я могла с такими людьми работать?
А с мужем мы так и не разговаривали... Владислав Александрович, когда приходил домой выпивший, всякий раз обещал выбросить лупу к чертовой матери - он догадался, что я исследую его спящего.
"Ты мне дожить по-человечески не даешь, может, у меня рак горла и печень больная, - плакал он, пытаясь меня обнять. Я, отчасти, ему верила. Про рак и печень. Но есть же какие-то принципы...
...А у него в паху я нашла надпись губной помадой - "Здесь была Соня". Зачем меня после этого обнимать? Не надо. Обнимай Соню.
"Что ты во мне ищешь изъяны? Да, я не безупречен. Это видно и невооруженным глазом. Не надо меня рассматривать под увеличительным стеклом",- плакал он. Полюбил на старости лет плакать. Раньше надо было плакать.
В конце концов, он отдал лупу соседу-школьнику, который тут же поменял ее на дохлую летучую мышь. Школьник сварил мышь. Чтобы скелет сделать...
Кстати... Пожить по-человечески Владик тоже не успел. Через месяц он умер, как и предполагал, от рака горла и больной печени.
А я опять хожу без шапки. Даже когда термометр показывает минус тридцать. Но он же редко показывает такие страшные цифры...
Часть 2. Первое апреля
Людмила, 32 года, полная женщина невысокого роста в домашнем халате.
- Я, Иванова Людмила Ивановна. 1975 года рождения. Маляр. Не замужем, но проживаем вместе пять лет, по адресу проспект Металлургов, дом 7.
Моя история началась следующим образом. В пятницу 1 апреля я решила разыграть мужа, хотя правильнее будет сказать, сожителя. Этому меня научила подруга Людмила Петровна. Моя тезка... Я намочила под краном руки и засунула их в морозильник. Когда ладони и пальцы покрылись тонкой корочкой льда, я подкралась к спящему сожителю и засунула холодные руки под теплое одеяло - прямо к животу: "Ви-тя, по-ра вста-вать. Петушок пропел давно!"
Витя, как идиот, вскочил с постели и заорал: "Ты что, с ума сошла, мне приснилось, что я сплю с огромной лягушкой, и она хочет от меня детей. Я чуть не умер от страха.
В тот день Виктор взял отгул в автопарке и думал, что поспит подольше...
Не знаю, мне кажется, что было смешно. Я сказала ему, что нечего обижаться, раз первое апреля. Никому верить не надо.
Он прореагировал неадекватно и назвал меня жабой. А я до этих его слов была такая веселая, между прочим.
Настроение у меня сразу испортилось, я вспомнила про свой живот, нездоровый цвет кожи и глаза (слегка навыкате). У меня еще правая рука была в зеленой краске. Потому что на стройке не было воды. И сразу я руку не отмыла. А потом сколько пемзой не терла, краска не отмывалась.
...Конечно, у него были основания так меня называть. Я не красавица. Честно скажу.
Но после его слов мое настроение резко ухудшилось, и со мной начали происходить странные вещи.
Мой живот стал увеличиваться в размерах. Через пять минут он был уже таким большим, что мне пришлось встать на четвереньки. Трусы - белорусского производства, которые мне на день рождения подарил сожитель, понятное дело, лопнули, а пуговицы на халате разлетелись в разные стороны.
Я втянула голову в плечи и попыталась вскрикнуть от ужаса. Получилось только "ква-ква-ква".
Виктор сказал: "Твою мать. Это, что еще такое? Может, вызвать скорую помощь? Или ты меня все еще разыгрываешь?"
Короче, он пересрал тоже. Как и я.
В результате я стою на четвереньках с глазами на выкате и не могу произнести ни слова. Только тогда Виктор позвонил в скорую.
Врач приехал через два часа, похлопал меня по спине и спросил: "На что жалуетесь?"
А я ничего не могу сказать ему в ответ. Членораздельного. Только "ква".
"Она немая", - Виктор на ходу придумал, как объяснить мое кваканье.
"А она хоть живая? - поинтересовался доктор. - Что-то у нее температура низкая. Плюс двадцать три".
Потом врач сказал, что он, пожалуй, пойдет, потому как такую тушу они с медсестрой все равно не поднимут. Да и болезнь ему не известна. Так, что все равно, где болеть - дома или в больнице. Результат один.
"Можете вызвать спасателей", - посоветовал врач.
Спасатель по фамилии Малыгин сказал, что пресмыкающимися - а именно так он определил мое состояние - их организация не занимается. Потому что сегодня спасать надо в первую очередь людей.
"Почему же это она пресмыкающаяся? - возмутился Виктор. - Жабы относятся к земноводным" .
Мне как-то тоже не понравилось про пресмыкающуюся. Земноноводная, что ни говори, лучше.
"Неважно. Если бы она была собакой, мы бы еще подумали, а так - нет, - объяснил Малыгин.- А она случайно не беременная?"
Я не была беременной - сожитель считал, что нам пока рано заводить ребенка.
Тогда Виктор позвонил Николаю - моему первому мужу и попросил срочно приехать. Виктор когда-то дружил с Николаем.
Николай, конечно, симпатичнее, чем Виктор. Но очень грубый. Мы с ним пять лет назад разошлись. Я об этом абсолютно не жалею. У мужчин главное не красота, а что-то другое. Жалость, наверное. Хоть немножко жалости должно быть. Много жалости - это уже любовь. Мне так кажется...
Увидев меня, Николай стал смеяться, типа, раньше я выглядела лучше. Когда с ним жила.
"Да это только сегодня с ней такое, - объяснил Виктор. - Еще вчера все было нормально. Мы с ней хорошо живем".
Николай сказал, что это не его дело, живите, как хотите, а у него уже новая женщина. Худая и совершенно здоровая. Он посоветовал Виктору: "Отвези Людку к себе на дачу, пусть отлежится".
Я не хотела на дачу. Она совершенно не пригодна для жилья. Там только вагончик без окон. И деревьев совсем нет. Тютину я в прошлом году посадила. А так одна трава и картошка. Я бы там задохнулась от жары. Хоть и апрель, а в домике - на солнце - совершенно нет воздуха.
"Ладно, давай завтра вопрос решим, а сегодня я в отгуле, устал на работе", - предложил Виктор Николаю и они пошли за водкой.
Они выпили бутылку и стали издеваться надо мной. "А что если ее в зоопарк отдать или в тир?" - предложил Николай. "Лучше, в цирк", - рассмеялся Виктор.
"А мы в детстве жаб и лягушек через тростинку надували", - вспомнил Николай.
Я знала, что они этого не сделают, но было страшно. Страшно оттого, что ничего нельзя сделать. Ничего не объяснишь. Никуда не убежишь. Даже трусы не натянешь. Я поняла, что жабы - это смертельно испугавшиеся женщины.
"Что, Людка, будешь водку? - спросил мой первый муж и налили мне в блюдечко. - Пей до дна, пей до дна, пей до дна!"
Я забилась в угол, и он вылил водку из блюдечка мне на голову. Могу заявить с полной ответственностью - жабам водка не нравится. Это как уксусная кислота для человека. Я почувствовала, как водка обожгла мне глаза и спину. Я квакнула. Наверное, как-то особенно печально и протяжно.
"Ладно, Николай, ты своей бабой командуй! - сказал Виктор.- А тут есть, кому командовать".
...Виктор все-таки лучше, чем Николай. Николая я никогда не любила. Просто у нас должен был быть ребенок и мы решили зарегистрировать отношения. Но ребенок родился мертвым... А у Виктора есть и плюсы - квартира. И дача.
...Николай обиделся и ушел к своей новой женщине. Не такая она, кстати, и худая, я видела ее - просто моложе меня. А в моем возрасте еще посмотрим, какая она будет. У нее и кость шире.
Виктор пошел в магазин и купил еще одну бутылку водки.
Прежде чем открыть бутылку, он позвонил моей матери в Сальск. Впервые за все годы нашего сожительства. Судя по тому, что Виктор сказал: "не шучу", мать не сразу поверила, что звонит ее, так сказать, зять.
- Нет, Люся на работе... Все там же работает... Тысяч десять платят... И я там же, в автопарке... Сегодня в отгуле... Да, пятнадцать получаю. Обязательно приедем на майские. Нет, мы пока не зарегистрировались. Мы бы вам сказали. Обязательно. Я не отказываюсь... Разве я говорил, что отказываюсь? Ничего не случилось, так просто звоню. С первым апреля поздравить".
"Твою мать, - Виктор произнес, уже положив трубку.- Что же делать, что же делать, что же делать?"
Что делать, не знали - ни я, ни он. Тупик. Я обычно не матерюсь, но в тот день в моей голове крутилось только одно слово - "пиздец". Но по-лягушачьи, что ни скажи, получается "ква". Я квакала, не умолкая.
Потом позвонили с моей работы.
"Она пошла к врачу, нет, ничего серьезного, так, проконсультироваться, может, и беременная, точнее сказать не могу, - объяснил Виктор. - Когда выйдет, не знаю. Думаю, что не скоро".
Виктор налил себе стакан водки и стал жаловаться на жизнь: "Какая-то невезуха сплошная. Зеркало заднего вида кто-то разбил. Вообще, "газель" - ненадежная машина. Ненадёжен двигатель. Редуктор заднего моста никуда не годится. И даже такая мелочь, как краник печки салона, может подвести... Что я с ним только не делал.. Ну, Людка, ты даешь... Твоя мать спрашивала, когда же мы зарегистрируем отношения? Не знаю. Ничего я теперь не знаю... Чем же тебя кормить?".
Значит, не выбросит, обрадовалась я, раз кормить собирается. Я радостно заквакала.
Потом он смотрел телевизор. Пока не заснул на диване.
Я никогда не подозревала, какие холодные в нашей квартире полы. Если, конечно, в тапочках ходить, то внимания не обращаешь, а если всем животом лечь, то очень холодно.
Когда Виктор захрапел я перебралась к нему на диван. Голодная, не уверенная в себе, отчаявшаяся. Кто бывал в моей шкуре, тот поймет.
Не знаю, что снилось Виктору. Может, другие бабы. Но он меня обнял, даже полез целоваться. Не настойчиво. Не открывая глаз. Один раз он произнес во сне: "Ксения, а ты - хорошая, я на тебе обязательно женюсь". И даже погладил меня. Я заплакала от такой неожиданной нежности, пусть даже и не мне адресованной. Интересно, что это за Ксения? А потом я заснула.
Проснулась в семь утра, потому что никто не сообразил, что надо выключить будильник - раз суббота. И можно поспать подольше.
Я была абсолютно голой, но человеком. Женщиной. Самой обычной. Маленькой, толстой, с зеленой краской на руке. Рядом валялся халат без пуговиц и мои разорванные трусы белорусского производства.
Было очень холодно, потому что мы не закрыли окно. Виктор спал одетый и звонка не услышал, потому что выпил полторы бутылки водки.
Выходные мы провели на да даче. Почистили садовый домик. Набросали туда соломы. На всякий случай. Чтобы можно было оставаться на ночь.
Через девять месяцев я родила мальчика. Но нам пришлось от него отказаться - у него было какое-то редкое заболевание. Пальцы на руках и ногах были соединены перепонками. Я читала в "Газете Дона", что таких детей называют ихтиандрами.
Часть 3. Оранжевые сапоги
Женщина (45 лет) лежит на больничной койке в коридоре обшарпанной больницы. Голова в бинтах. Сначала она говорит медленно и с трудом, как человек, перенесший инсульт. Постепенно (примерно через минуту) ее речь становится живее, женщина встает с кровати, надевает оранжевые сапоги...
- Все началось с того, что в магазине продавщицы меня спросили, в обувном магазине, прикиньте: "Вы в поэзии разбираетесь?"
"А что это бросается в глаза?" - так я им ответила.
...Да, я с детства пишу стихи, а потом в институте писала, сейчас пишу. А что это запрещено? Это плохо? Нет, меня не печатали, если это иметь в виду. Рифмы, говорят, у меня далеко ассонансные или даже глагольные... Но сейчас все так пишут. Просто они не читают современной поэзии... Еще мне говорили, что стихи длинные... Но им-то в обувном какое дело до моих стихов?"
Спрашиваю у продавщиц: "Как это соотносится с моим желанием купить сапоги?"
Они, две сопливые малолетки - какие-то маленькие, худые, видно, деревенские, без образования, мне сказали: "Никак не соотносится. Просто мы тут кроссворд разгадываем. Русский поэт из шести букв нужен.
"Пушкин",- говорю, а они: "Не подходит. Про Пушкина мы и сами слышали".
А я же не знаю, может, они дуры. Так и оказалось: они "учащегося на курсах" как "студента" отгадали, причем, во множественном числе - "студенты", а надо было - "слушатель".
Короче, я купила сапоги, не померив. Что-то нашло на меня, я не хотела при них мерить. При этих "студентах". Сказала: "Вижу, что на меня сапоги, беру". Они нехорошо переглянулись между собой и ничего не сказали.
Сапоги были, действительно, классные, оранжевые, остроносые с металлической цепочкой, на высоких каблуках. У меня таких никогда не было... Надо было, конечно, померить. Но не получилось. Какое-то смятение у меня в душе было после их вопроса.
Дочери мои сапоги тоже понравились. Она мне даже сказала: "Ма, ты, что в них по улице собралась ходить? Это ж молодежные, отдай мне".
"Ну и что, я в них буду моложе выглядеть", - так я ей ответила.
Сейчас, спустя время, я понимаю, сапоги надо мерить. Чтобы не говорили. Потому что они оказались мне великоваты. Существенно великоваты. Ноги в них то и дело подворачивались. Но я нашла выход - стала надевать на теплые носки. Ноги стали подворачиваться реже... Но я только по комнате в них ходила... Берегла сапожки... А в первый раз на улицу надела только спустя месяц, в филармонию, на концерт Тимура Шаова. Надела и пошла. Стараясь сохранять равновесие.
Когда до остановки оставалось метров десять я упала и очень сильно ударилась затылком. Как никогда... А было очень грязно... После дождя... Я испачкала свое пальто, свезла ладошки, заплакала. Сижу в грязи и думаю, вот так сходила на концерт Шаова... Я одна пошла на концерт: дочери Шаов не нравится. "Что я дура, на Шаова ходить?" - так сказать у нее в порядке вещей.. Или посуду не помыть. Пусть вся раковина будет в грязной посуде, а ей все по большому барабану. Будто и не моя дочь.
Сижу я в грязи, плачу, и вдруг слышу скрип тормозов и голос откуда-то из-под облаков: "Девушка, вам помочь?"
А меня девушкой уж лет десять никто не называл. Только в троллейбусе... Но там все - девушки и молодые люди... В общем, после "девушки" я, может, и сама бы встала, но говорю: "Помогите, молодой человек". А он, действительно, молодой, это я не преувеличиваю. Лет 30. Или даже моложе...
Он поднял меня и спрашивает: "У вас такие красивые сапоги. Может быть, вас подвезти? Вам куда надо?"- и двери в машину свою открывает. А машина у него, как маленький автобус.
Я говорю: "В филармонию собралась, но теперь какая филармония?".
Он отвечает, улыбаясь во все до последнего зубы: "Действительно, давайте в филармонию в другой раз сходим, а сейчас - лучше в ресторан, потанцуем".
Я в ресторанах никогда не танцую, мне вообще нравятся рестораны без музыки, чтоб поговорить можно было, но я ему об этом не сказала, мне это показалось неуместным. Думаю, один раз потанцую, Шаов меня простит. Не надо показывать своего превосходства над мужчинами... Я допоказывалась уже однажды... Говорила, что у нас общего, если ты Ахматову не читал...
В ресторане мы танцевали танго... В оркестре были какие-то необыкновенные люди, с высшим консерваторским образованием, наверное... У них были очень умные глаза. Я таких давно не видела... Меня поразил гитарист - пронзительный взгляд. И потрясающая техника - я не могла уследить за его пальцами. Мне сказали, что это бразильская школа. "Колибри" называется. Их там с детства этому учат... Не знала...
Я никогда раньше танго не танцевала. Комплекция не та. А в танго, знаете, - женская нога должна лежать на плече у партнера... Это там в порядке вещей... Но в тот вечер у меня все получилось. Сама не знаю, как. Будто я стала другим человеком. Сотканной из воздуха и рифм. Мне даже казалось, что я могу взлететь над землей. Но это отчасти за счет шампанского, которое я сто лет не пила.
А потом я ему до утра читала свои стихи. С ассонансными и глагольными рифмами. А он просил: "Еще, еще". Говорил, что их обязательно надо издать: "Вы знаете, сейчас свобода слова, и всё издают, а ваши стихи - просто чудо".
Когда я исчерпала свой стихотворный запас, то стала читать стихи экспромтом. Он говорил, расскажи, к примеру, как ты можешь любить, расскажи в стихах. И я придумывала. За минуту... Жаль, ничего не записала... Помню, говорила, что ради любви готова пойти на костер. Как-то очень красиво получалось, потом, сколько ни старалась, не могла вспомнить. Фразу только помню - "запах жареной Жанны Д'Арк постоянно витает над пляжем, где твоя фляжка, дружок?". Помню, как он говорил: "Вы - гений". И я верила ему. В такое легко и приятно поверить.
Он просил придумать что-нибудь про него. И я сравнивала его с космонавтом, заснувшим на орбите, а я типа стою на земле и кричу: "Проснись! Уже утро". А он отвечает: "Это у вас на земле утро, а у меня бесконечная ночь, потому что я следую за солнечной тенью. Так задумали ученые". Насколько я помню, получилось не хуже, чем "Опустела без тебя земля"... Мы перешли на ты.
Надо ли говорить, что домой я в ту ночь не вернулась. Как он снимал с меня мои оранжевые сапожки... Как он гладил мои ножки... Целовал каждый пальчик...
Не вернулась я и на следующий день... Дочь меня искала - у филармонии, по моргам (особая примета - оранжевые сапоги), у подруг. Ей и в голову не могло прийти, что ее мать на Гавайях... А у него был личный самолет... Мы несколько раз облетели вокруг Земли прежде чем приземлились на Гавайях - он хотел показать мне всю Землю, вдруг у меня больше не будет такой возможности... Приземлившись, мы сняли лучшую виллу. Настоящий дворец. Как в тысяче и одной ночи. С евнухами-арабами в шортах и тюбетейках. С золотыми подносами, на которых истекали соком шикарные и уже разрезанные фрукты - яблоки, персики, фейхоа. На майсенском фарфоре возлежали жареные фазаны с глазами цвета черной икры. Потом оказалось, что это и есть черная икра.
Он говорил: "Я обожаю тебя, моя фея".
Вот интересный момент, о котором я не упомянула сразу. Он не сказал мне, как его зовут. "И вы свое имя мне не говорите, пусть между нами будет элемент недосказанности", - так объяснил.
Я его называла "сэр", а он меня - "фея", надо же было как-то общаться...
А потом он мне сказал, что пора возвращаться домой, мол, ему нужно забрать из ремонта яхту...
Я ему говорила: "Бог с ней с этой яхтой , и без нее люди живут". А он заладил: "Яхта, яхта, яхта, яхта, яхта".
Что тут скажешь. Полетели домой за яхтой.
А утро было такое, знаете, тревожное - облака густые и непрозрачные, как творог на синей тарелке. И редкие солнечные лучи торчали из облаков, как зубочистки. Колючее небо над Гавайями.
Женщина возвращается на больничную койку, снимает сапоги. Речь ее становится заторможенной, как и в начале монолога.
...Мы летели тяжело и долго, хотя он и шутил постоянно... Облетали воздушные ямы... Потом нас долго не принимал аэропорт. И мы кружили над городом... (женщина надолго замолкает) А потом мы сорвались в штопор... Он погиб, мой сэр (женщина плачет), а я выжила... Дура старая, бездарная, бестолковая, толстая... Кому теперь нужны мои стихи? Дочери? Ей они по барабану... А зачем мне теперь жить? Незачем... Сапоги? Вот они стоят, как новые... Надевай и иди. Только куда? В филармонию? А смысл? Шаов уже уехал...