Медведевич К.П.. М.Нечитайлов, Е.Шестаков. Андалусские армии

Нечитайлов М.В., Шестаков Е.В.

Андалусские армии: от Амиридов до Альморавидов (1009-1090 гг.)

...in the raiding season the ancient roads to the north

had witnessed the passage of the massed armies of Al-Rassan,

and then their return with plunder and slaves...

В 1085 году мусульманская Испания, ал-Андалус, оказавшись на распутье истории, должна была выбирать свою судьбу... Выбор был невелик - африканские всадники с закутанными лицами или христианские рыцари? Но прежде чем перед андалуссцами предстал этот нелегкий выбор, у них были десятилетия. Десятилетия, вошедшие в историю как эпоха блестящего расцвета литературы, науки и поэзии, но в то же время политической нестабильности, волнений и напряженности в обществе, междоусобных войн и неуклонного продвижения христианской Реконкисты - вот чем стал век тайф для мусульманской Испании.

На протяжении периода смуты, фитна, между 1009 и 1031 годами (до упразднения Кордовского халифата) ал-Андалус распался на группу небольших и независимых государств. Правители этих лоскутных королевств в арабской исторической традиции остались как мулук ат-тава'иф, удельные цари (так же называли диадохов), отсюда - цари тайф (та'ифа - ед.ч. от тава'иф). Впрочем, на деле правитель тайфы именовал себя обычно не царем (малик), а хаджибом ("камергер", премьер-министр в ал-Андалусе) реального или вымышленного государя, либо просто предводителем, военачальником (сахиб, раис). Правителей тайф можно условно поделить на четыре группы. Во-первых, арабские знатные семьи (местного происхождения или Амириды): Севилья, Сарагоса, Уэска, Лерида, Тортоса и Тудела (последние четыре обычно зависимы от Сарагосы), Кордова, Уэлва-Салтеш (в 1069 г. первая и в 1051-1052 гг. вторая присоединены к Севилье), Силвеш, Ньебла (с 1063 г. и с 1053/1054 г. соответственно в составе тайфы Севильи), Альмерия, Хаэн (в 1028/1029 г. аннексирован Гранадой), Мурсия, Тортоса, Дения, Валенсия, Калатрава, Калатаюд (оба последних большую часть своей истории зависели от Толедо и Сарагосы соответственно). Во-вторых, давно осевшие в ал-Андалусе берберские вожди: Бадахос (берберы микнаса из заната), Толедо (берберы хаввара), Альбаррасин (Бану Разин, берберы хаввара), Альпуэнте (Бану Касим, берберы кутама), Мертола (принадлежала Севилье с 1044 г.). Берберизировавшиеся арабы-шииты Хаммудиды (талката из санхаджа) правили в Альхесирасе (отбит севильцами в 1054/1055 г.), Сеуте (с 1061 г. принадлежала Баргавата из масмуда) и Малаге (занята Зиридами Гранады в 1056 г.). В-третьих, славяне сакалиба: Альмерия (до 1038 г.), Бадахос (до 1022 г.), Дения (до 1076 г.), Мальорка, Мурсия (до 1037/1038 г.), Тортоса (до 1060 г.), Валенсия (примерно до 1021 г.). Все эти государства со временем перешли к другим династиям. В-четвертых, новоприбывшие берберы-военачальники: Гранада (санхаджа); Кармона (Бану Бирзал), Морон (Бану Даммар), Аркос (Бану Йарнийан) и Ронда (Бану Йафран; все четверо - берберы заната, и все аннексированы Севильей между 1064 и 1069 гг.). Наконец, в Мурвьедро (Бану Луббун) и Санта-Мария-де-Альгарве (Бану Харун), вероятно, правили муваллады. Но кто именно властвовал над Вильчесом, Мединасели, Сегурой и еще несколькими крошечными населенными пунктами, неясно. Неизбежно возобновившийся процесс централизации означал то, что к 1080 г. из примерно 40 тайф осталось девять независимых государств - Альбаррасин, Альмерия, Альпуэнте, Бадахос, Гранада, Майорка, Сарагоса, Севилья и Толедо. Но объединение не усилило их военную мощь. Как и прежде, цари тайф только защищались, а чаще всего откупались от беспокойных соседей, христиан Севера.

"Когда династии Амиридов настал конец... каждый военачальник (каид) восстал в собственном городе, и укрепился в замке... и набирал воинов, и хранил деньги...". Очевидец начала этой эпохи застал многочисленные армии и единое государство. Но золотой век ал-Андалуса уже уходил в прошлое. Андалусия больше никогда не узнает такого подъема военного и экономического могущества, как в X в. И если в середине столетия Абд ар-Рахман III ан-Насир в теории собирал тридцатитысячное войско, а временщик при его внуке, хаджиб ал-Мансур (ум.1002), возможно, мог похвалиться еще более сильной армией, то вооруженные силы царей тайф, государств раздробленного ал-Андалуса, включали обычно не более чем по несколько сотен воинов. "Тайфы, - отмечает М. Шацмиллер, - унаследовавшие омейядские образцы и традиции администрации, религии, экономики и общества, более не располагали военной мощью и политическим господством Омейядов".

Где доблесть, которую они утвердили

На крепких основах славы и побед?..

Причины неудач мусульманского оружия этого времени не совсем ясны: в конце концов, прошли всего несколько десятков лет со дня, когда ал-Мансур, в ходе своего 48-го похода в земли неверных, дошел до Галисии и торжественно вступил в Сантьяго (997)! Вопреки голосам критиков, воинская доблесть не покинула испанских мусульман. Но они не были готовы к масштабному противостоянию христианам. Во многом следует винить раздробленность. Сами по себе провинции выставляли не так уж много людей, но объединенные халифом в единое войско, представляли грозную силу. Теперь же государственная армия раскололась на небольшие отряды, которые вдобавок использовались по большей части против единоверцев. Также, вероятно, элементарно не хватало нужных людей: демилитаризация мусульманского населения ал-Андалуса при халифах теперь привела к серьезной нехватке подходящих новобранцев для армии. Единственная достойная замечания попытка - стремление Бану Джахвар в Кордове (1030-е гг.) набирать "торговый люд" в свое войско и обеспечивать его оружием (см. ниже). То, что это считалось необычным, ясно из комментария хрониста, но и это войско не смогло спасти город от амбиций Севильи. Андалуссцы с большой неохотой прибегали к услугам любых новых берберов, а источник поставки сакалиба был почти полностью перекрыт. Поэтому правители тайф в военном отношении зависели от профессиональных солдат, содержание которых обходилось недешево - отсюда недозволенные исламом налоги, уступки наемникам земель и бесчинства солдатни в сельской местности. Но выплата дани (parias) христианам означала то, что ни один правитель не мог себе позволить содержать сильную армию. Получался замкнутый круг. Воины ал-Мутамида отважно бились при Заллаке, но не могли сдерживать натиск христиан без помощи извне. Только появление берберов-мурабитов на мусульманских границах вернуло жителям ал-Андалуса давно ушедшее ощущение безопасности.

Наконец, если описания сражений и военных кампаний относительно многочисленны (но и здесь крайне скудны тактические данные), сведения о внутренней организации войска эпохи тайф в источниках весьма немногочисленны и разрозненны, а в ряде случаев и вовсе отсутствуют. Проблема состояния источников осложняется тем обстоятельством, что военная система каждого из государств-тайф, наряду с общими деталями, унаследованными от халифата, должна была иметь свои характерные особенности. Индивидуализм правителей тайф проявлялся во всех сферах их политики и, конечно, не мог не найти отражение в устройстве армии. Было бы ошибкой, отмечает Х. Бош Вила, полагать, что армия Севильи была организована аналогично вооруженным силам Гранады, или же, что этнические характеристики личного состава обоих армий были аналогичны войскам Дении, Сарагосы, Толедо, Альбаррасина либо Альпуэнте.

В тактическом отношении армия делилась на пехоту (риджал) и конницу (фурсан, хайл). Среди собственно пехотинцев традиционно особо упоминаются специализированные формирования, лучники или арбалетчики. Главенство в хрониках всегда отводится коннице, что указывает и на ее высокую эффективность на войне, и на большую престижность службы верхом, а не пешим. Существовал пост начальника конницы (Гранада). Формировался кодекс поведения всадника-фариса, сходный с идеалами рыцарства, вследствие чего сам термин был ближе по значению к "рыцарю", miles, чем просто к "конному воину". По словам современника, в войске ал-Мутадида Севильского "насчитывалось множество доблестных мужей-рыцарей [всадников, фурсан] державы, которых он отобрал из разных областей. Он завоевал их верность, привязав к себе обильными дарами и еще более обильными благодарностями, а также страхом перед наказанием и суровыми угрозами".

Существование государственных конюшен известно еще для времен халифата. При тайфах коней для войска разводили южнее Севильи на островах Гвадалквивира (как и при халифах), а также в Дении и на Мальорке (правящий там Абу-л-Джайш Муджахид смог отправить для завоевания Сардинии в 1016 г. 1000 всадников на 125 кораблях). Тот же Муджахид (1009-1044), дабы набрать тысячу коней для своей армии вторжения, на Мальорке велел составить реестр племенных кобылиц, жеребята которых отбирались в пользу государства с компенсацией (пять динаров), как только на них можно было ездить верхом. Однако нельзя утверждать, что в других тайфах следовали этому примеру, хотя логично предположить, что конский ремонт не мог опираться исключительно на закупки лошадей и на захват их в составе военной добычи. Берберы Зави б. Зири в 1018/1019 г., готовясь выступить против ал-Муртады, просили жителей Эльвиры, которой управляли, не только выставить им пеших ополченцев, но и дать тем из горожан, кто пожелает сражаться верхом, коней.

Кроме боевых "родов войск" в андалусских армиях существовали и вспомогательные службы - гонцы, например. Магрибинские раккаса имелись в войске Зиридов Гранады; эти же гонцы-раккаса упоминаются, похоже, в Кордове при Бану Джахвар. Вероятно, раккаса являлись курьерами разведывательного корпуса, собиравшими для правителя информацию в столице и поддерживавшими связь с различными гарнизонами. Еще одна "служба" заботилась об оружии - хидмат ал-аслиха, другая - о выплате жалованья. Логично предполагать также наличие провиантского ведомства, разведывательной службы (особенно славилась своей эффективностью севильская разведка и ее агенты), квартирмейстерского департамента и корпуса войсковых проводников. У ал-Мамуна Толедского всеми делами, относящимися к армии, набором и снаряжением войск, подготовкой походов, ведал особый министр в ранге визира меча и визира пера.

Сведения о внутреннем устройстве войска немногочисленны. Существуют указания на отряды или группы воинов - катиба (в походе на Кордову ал-Мутадид Севильский (1041/1042-1069) первой послал катибу из 300 всадников) или саррийа, на построения на поле боя - мукаддими л-аскар, каждое со своим начальником. Таифа, фирка, кута, вероятно, обозначали небольшие подразделения. Иногда такой отряд именовался по этническому признаку - берберы, сакалиба, рабы. Конница в Альмерии делилась на эскадроны ката'и. Других подробностей войсковой организации не сохранилось. Первые сведения о внутреннем делении армии относятся к эпохе Насридов Гранады, хотя можно предполагать, что подобная структура существовала и при халифах, и при царях тайф. В XIV веке эмиру подчинялись 5000 воинов, каиду - 1000, накибу - 200, арифу - 40, а назиру - восемь человек.

От халифата были унаследованы два различных принципа военной организации - джунд и хашам, соответственно войско и придворная гвардия, сохранившие свое значение на протяжении всего периода тайф. Известно, что при Бадисе Гранадском (1038-1073) писцом гвардии (катиб ал-хашам) был христианин (мосараб?), Абу-л-Раби ан-Насрани. Гвардия по старой традиции также могла именоваться "рабами" или "слугами": абид, фитйан, гилман (ал-Мутамид провозгласил лже-Хишама халифом в Севилье перед хашамом; Ибн Аммар, назначенный ал-Мутамидом наместником Силвеша, вступил в город в окружении своих абид и своего хашама; в Толедо были и хашам, и гилман), а в Кордове - да'ира. Численность гвардейцев была невелика. Общее число гуламов (включая сакалиба) Мунзира II Сарагосского (убит в 1039 г.) лишь немногим превышало сотню человек. Халиф ал-Касим Ибн Хаммуд (1018-1021, 1023) выкупил рабов-негров у берберов, доставил других из Африки, вооружил и организовал в отряды, назначив их вождей на высокие посты. Эти негры-гвардейцы сохранили ал-Касиму верность и в изгнании. Напротив, гвардия халифа Абд ар-Рахмана V (ал-Мустазир, декабрь 1023 - январь 1024 гг.) сместила его из-за того, что тот разместил в царском дворце отряд берберских всадников, поступивший к нему на службу.

По примеру Альмансора, цари тайф освобождали андалуссцев от обязанности службы в войске (причины изложены выше). Амириды же установили порядок выплаты жалованья: составлялся реестр владений, фиксировалась общая сумма и суммы (натурой и монетой) выплачивались собственниками по системе взносов. Только действующая администрация могла обеспечить сбор налогов, и в 1011 г. джунд Кордовы полностью лишился средств. При организации городского ополчения в Кордове Джахвар б. Мухаммад лично контролировал выдачу жалованья (позднее он поручил это своему сыну Абд ал-Малику), чтобы воины получали свои динары ровно в таком количестве, сколько положено.

Зириды Гранады использовали другую системы оплаты войск: Хабус б. Максан (1019/1020-1038) поделил свое царство на округа, которые поручил каидам-родственникам и делегировал им полномочия по сбору налогов и раздаче денег солдатам. Хабус, как писал его правнук, "разделил земли своего княжества на округа, во главе которых он поставил военачальников. И каждому из этих каидов он велел набрать подобающее количество воинов, соответствующее значению того округа, который он получил. "Вы можете, - советовал он им, - оказать мне большую услугу, лишь в том случае, если увеличите количество отрядов, которые в состоянии быть созваны в поход в случае нужды (аджнад); в моих глазах это будет стоить больше денег или даров, которые мы можете дать мне! Когда я призову кого-либо из вас к себе по некому важному делу, я это сделаю из-за того, что это его войска самые многочисленные и лучше других обученные, что повлечет мое одобрение и удостоится моей похвалы!" Поэтому, они поспешили записывать (в ряды войска) людей, набираемых в случае необходимости. Численность регулярного войска (джайш), со своей стороны, выросла неимоверно в его правление. Возрос боевой дух воинов княжества, которые проявляли соперничество в воинских качествах и в решительности". Правда, в итоге это привело к значительной автономии всех этих каидов городов и крепостей в пределах государства.

Сведений о размере жалованья практически не осталось, но Вадих, как передает Ибн Изари, в соглашении с каталонцами (1010) обязался выплачивать христианским воинам по два динара в день каждому, а графу - сотню золотых монет, не считая поставки мяса и вина. Задержки с выплатой жалованья встречались, но крайне редко. Войскам тайф часто (в том числе, перед выступлением в поход) устраивали смотры, по старой традиции, раздавали денежные награды. Верность воинов (подпитываемая щедростью князя) была решающим фактором стабильности в государстве и гарантом легитимности правителя ("мои воины - оба моих крыла"), и ат-Туртуши подчеркивает значение месячного жалованья для войск тайф.

Правитель тайфы был в первую очередь военачальником (многие к тому же некогда были военными командирами при халифате - в Сарагосе это и Сулайман б. Худ, и Мунзир б. Йахйа, отец которого был простым всадником), часто принимал активное участие в кампаниях, проявляя рыцарскую отвагу в бою (Йахйа б. Али, Муджахид, Мунзир б. Йахйа, Абу Абд Аллах Мухаммад ал-Бирзали из Кармоны - "хороший воин", Абд ал-Малик б. Хузайл из Альбаррасина, ал-Мутамид). Того же Мунзира из Сарагосы (столь храброго, что он мог одержать верх над смертью) воспевал в 1018 году его панегирист: "В [этих битвах] ты противостоял смерти - черной и серой, и ты оставлял ей шрамы мечом - белым и красным. И если бы [смерть] появилась в виде, заметном равному тебе, ты бы оставил ее низвергнутой под пылью [битвы]". При Заллаке ал-Мутамид, в отличие от прочих царей тайф, не бежал и бился до последнего. Ибн Аббад вышел из ожесточенного боя покрытый ранами (в голову, в правую руку и копьем в бок, а также, видимо, несколько ран в лицо) и проявил в тот день великую отвагу. Под ним были убиты три коня, но он будто бы ухитрялся в разгар схватки сочинять стихи о своем сыне. И Бадис Гранадский неоднократно рисковал жизнью на поле боя. Напротив, ал-Мутадид Севильский, хотя и постоянно воевал, всего лишь раз или два возглавлял свою армию в походе, хотя и лично составлял планы для своих военачальников. Это напоминает о том, что правитель не был единственным предводителем войска. У Аббадидов командование часто поручалось сыновьям правителя - Исмаилу при взятии Кармоны, аз-Зафиру (будущий ал-Мутамид; около 1038 г. он разгромил в полевом сражении гранадскую армию) и его брату Джабиру при взятии Малаги, Абу Амру Аббаду (сын ал-Мутамида) при обороне Кордовы. Еще один аббадидский принц-военачальник - Имад ад-Даула, павший в битве при Калат-Джабир.

Другие военачальники Севильи, однако, не принадлежали к правящей фамилии: визир Абд Аллах б. Саллам разделял полномочия вместе с Исмаилом б. Аббадом в войне с Афтасидами. Он же единолично возглавлял войско (как каид), захватившее Альхесирас (но был застигнут врасплох и убит отрядом Бану Ирмийан, что повлекло за собой отступление севильцев). Два других аббадидских полководца, в 1069/1070 году занявших Кордову и ставших ее наместниками - Мухаммад б. Мартин (убит вместе с сыном ал-Мутамида, Абу Амром Аббадом, при отвоевании города толедцами в начале 1075 г.) и Халаф б. Наджа. Вспомним (при ал-Мутамиде) Ибн Аммара и отправленного против Мурсии (1078) коменданта Вильчеса Абу Мухаммада Абд ар-Рахмана б. Рашика ал-Кушайри (по случайности, оказавшегося сыном чиновника джунда этого города). Эти вожди севильского войска были арабами по происхождению (Ибн Рашик, Ибн Аммар), мувалладами (видимо, Ибн Мартин) или рабами. Лишь однажды упоминается берберский каид (военачальник): в 1065 г. ал-Мутадид послал в Сарагосу для содействия в отвоевании Барбастро 500 всадников-берберов, которых возглавил Муад б. Аби Курра.

Напротив, в Гранаде при назначении военачальника руководствовались узами племенной солидарности, так что по большей части командирами были берберы. За ними шли выходцы из относительно недавно обратившихся в мусульманство семей или даже рабского происхождения. Среди первых назовем Али и Абд Аллаха б. ал-Карави, друзей детства и визиров Булуггина б. Бадиса, высоко ценившихся Зиридами. "Они стали военачальниками, и он с ними советовался по вопросам, связанным с войной". Абд Аллах б. ал-Карави вместе с ан-Найей командовал войском Бадиса, отбившим Гуадикс. Сам этот ан-Найа был бывшим рабом ал-Мутадида, бежавшим из Севильи в Гранаду (после событий 1057 или 1063 г.) и получившим от Бадиса пост в армии, невзирая на недовольство берберских шейхов. Дошло до того, что как-то на войсковом смотре один из шейхов попросил Бадиса не отдавать более своих воинов под начало рабов (абид) или иных лиц, но поручить командование своему сыну Максану. Напротив, Бадис около 1066 г. расправился с недовольными и назначил ан-Найю визиром. Неудивительно, что тот невзлюбил санхаджа, но зато покровительствовал Бану Бирзал. Позднее он отличился в войне за Малагу и, вместе с другим абид, Мукатилом б. Йахйа, стал ее наместником, завоевав уважение джунда Малаги. Ан-Найа покорил Баэсу. Он пал от копья наместника Гуадикса, илдж (здесь: ренегата на службе у мусульман) Васила, затем (с санхаджа нельзя было ссориться!) назначенного Бадисом начальником конницы. Абд Аллах б. Булуггин (1073-1090) тоже поручал разным абид военные должности. Также среди гранадских военачальников при случае появлялись представители правящей династии. Так, брат Бадиса Булуггин б. Хабус, командовавший армией, сражавшейся против Зухайра в августе 1038 г., или Йусуф б. Хаджжадж, благодаря удачному браку породнившийся с Абд Аллахом б. Булуггином и направленный им с войском под Лоху (1089). В административно-фискальном аппарате - но не в войске - Гранады имелось, кстати, немало евреев. Берберские правители сделали их своего рода противовесом влиянию арабской аристократии. Двое иудеев были визирами Гранады. Не исключена вероятность того, что первый визир-иудей, Самуил б. Нагрилла, осуществлял личное руководство зиридской армией в походах, или разделял его с другими каидами - и, во всяком случае, сам участвовал в походах.

Другие тайфы придерживались сходной схемы: войско находилось в руках членов правящей фамилии, но нередко встречались каиды иного происхождения. Так, в августе 1039 г. Мунзир II б. Йахйа ат-Туджиби из Сарагосы был убит своим полководцем и кузеном, Абд Аллахом б. Хакамом (Хакимом). У Мунзира I на службе был бербер-военачальник, санхаджа Абу Масуд, Мунзир II при жизни поручал войско сыну (и преемнику) ал-Хакаму, а сын Бирзалида Исхака, ал-Изз, возглавлял конницу, которую его отец отправил на помощь Ибн ал-Афтасу Бадахосскому (1050). В сражении под Эсихой (5 октября 1039 г.), где погиб Исмаил, сын кади Севильи, противостоящими ему войсками Кармоны и Гранады командовали их правители, но армией Малаги - не правивший ей Идрис I б. Али Хаммудид, заболевший, а его министр Абу Джафар Ахмад б. Муса б. Бакана. Афтасиды (как и Бирзалиды) как правило, руководили военными кампаниями лично (об ал-Мутаваккиле: "Он безустанно ходил в походы, и ничто не могло отвратить его от этого занятия"), но оборона Коимбры в 1064 г. была поручена ее каиду из рабов правителя (абид), Ибн Ранду (Рандо). Среди военачальников Йахйи ал-Мамуна и его внука ал-Кадира (Зуннуниды Толедо) были евнухи Вадих и Башир соответственно, а другим командиром ал-Мамуна стал безжалостный, но отважный бербер низкого происхождения Джарир б. Укаша, "старый разбойник", отбивший у севильцев Кордову (1075).

Этнические элементы войска: берберы составляли один из важнейших компонентов армий тайф. Разумеется, в их собственных государствах (Гранада и др.), берберские племена (санхаджа и заната, как правило) являлись ядром ополчения. Но и в других тайфах жили берберы (например, хаввара, масмуда и заната в Валенсии XI в.), и в их армиях встречались берберские контингенты (включая и Сарагосу), что нередко приводило к конфликтам и напряженности. Так, когда Исмаил б. Аббад вступил в Кордову (1039), берберы его войска (хотя и вряд ли многочисленные) перешли к врагам, тоже берберам, чтобы не сражаться с сородичами. В ходе другой кампании Исмаила, при взятии Кармоны, Бирзалид, союзник севильцев, упросил его прекратить избиение разбитых отрядов Йахйа б. Али б. Хаммуда - другой пример берберской солидарности (асабиййа). Но с другой стороны отметим союз Бану Бирзал с Аббадидами против Афтасидов (1030), или совместную экспедицию Бану Ифран из Ронды, санхаджа Гранады и Ибн Джахвара из Кордовы против Бану Даммар из Морона. В свою очередь, в левантской армии ал-Муртады, собранной против санхаджа Эльвиры, были берберы, хотя и заната.

Организационная структура "государства" Зиридов основывалась на доверии различных берберских племен, хотя поиск собственных альтернатив представителями заната или санхаджа находил отражение в борьбе фракций. (Зириды и Хаммудиды Магриба, Ифрикии и Испании принадлежали к талката - ветви берберов санхаджа.) Учтем и враждебную атмосферу, царившую между андалуссцами и берберами, так что отрядов из собственно андалуссцев в Гранаде не было вообще. Правитель жаловал берберам икта (ее обладателю отчислялась доля с налоговых сборов) или инзал (передача в держание земельного владения или населенного пункта). Изначально Зави б. Зири, сам санхаджа, с берберами санхаджа и заната занял Эльвиру, основал Гранаду, и санхаджа оставались "командным составом" гранадской армии, когда та (и в Гранаде, и в гарнизонах крепостей) со временем стала набираться в основном из заната. Это случилось и благодаря притоку изгнанников, бежавших под натиском Севильи, в первую очередь Бану Бирзал из Кармоны. Кочевое племя берберов-заната Бирзал при ал-Хакаме II переправилось в ал-Андалус, спасаясь от мести санхаджа; на службу халифу они выставили несколько сотен всадников, сохраняя свое племенное единство вплоть до крушения халифата. После занятия Кармоны Севильей (1066/1067 г.) часть всадников Бану Бирзал перешла к Зиридам Гранады и служила им в качестве наемников.

Отношения между двумя ветвями берберов всегда были напряженными и порой даже враждебными. Но заната были и многочисленны, и славились как отличные воины и наездники, что оправдывало выплачиваемое им большое жалованье и наделение их землями. Уже Бадис "использовал многих из заната". Не доверявший заната Абд Аллах (для него они так и остались "пришельцами") решил объединить оба вида своего войска, приказав каждому из зажиточных заната содержать пять или шесть всадников - очевидно, не только из заната, но и из санхаджа. Заната приказ эмира проигнорировали, а там и вовсе пригрозили перейти на службу к другому правителю. Конфликт удалось потушить, но примерно сотня недовольных всадников заната во главе с Мукатилом в 1089 г. покинула Гранаду. Другие контингенты заната остались лояльными к Зиридам.

Рабы-воины (мамалик), будь то негры, или другая нация, составляли один из основных элементов армий тайф. И амиридские слуги абид (также именуемые фитйан) сыграли важную роль в распаде халифата. В целом, абид-воины составляли отряды (Мухаммад б. Мартин, которому ал-Мутамид поручил Кордову, был одним из его абид мутаджаннадун), часто упоминаемые во всех тайфах, особенно - лично связанные с правителем и/или военачальником, которому служили. Хотя лояльность их не всегда была постоянной, иногда они появлялись в качестве придворной гвардии, со своими вождями (вуджу), отдельно от джунда. Берберские армии тоже располагали абид, присутствие которых не обходилось без проблем племенной асабиййи: ан-Наджа, восставший против своих господ, Хаммудидов, был убит собственными солдатами по этой причине. В Гранаде двое из старейшин абид вместе с вождями заната строили козни против Абд Аллаха б. Булуггина. Но только применительно к амиридским сакалиба можно говорить об общности, имеющей военно-политический вес.

Негритянские контингенты в составе армий тайф - это, вероятно, все те же рабы-воины. Абд Аллах б. Булуггин упоминает, что гранадские крепости защищали и санхаджа, и рабы черные и белые (вусафа и, для негров-рабов, абид), только Гранаду обороняли заната из джунда. Отряд магрибинских негров Зиридов (под началом шейха Махлуфа б. Маллула) отбил атаку севильцев на цитадель Малаги. Обычно черных рабов именовали судан (негры). В альмерийском войске Зухайра (1038 г.) находился отряд из 500 негров-пехотинцев, которые с началом сражения оставили своего правителя и с оружием и вещами перешли к гранадским берберам. Такие же ас-судан ал-магариба были в хороших отношениях с ал-Касимом б. Хаммудом (государь Сеуты в 1017/1018-1021/1022 гг.) и активно участвовали в междоусобицах Хаммудидов. К примеру, они восстали в цитадели Малаги против Идриса б. Йахйи, чтобы провозгласить правителем его племянника Мухаммада б. Идриса. Суданцы халифа Йахйа б. Али в 1035 г. контролировали ворота недавно захваченной им Кармоны.

Чернокожие слуги-воины имелись и в Севилье. Уже Абу ал-Касим Мухаммад (1023-1041/1042), ал-кади, придя к власти, первым делом закупил множество рабов, которых обучил владению оружием. Придворный поэт Ибн ал-Лаббана упоминает о "многочисленности его [ал-Мутамида] сакалиба и чернокожих слуг". Для кампании 1086 г. Ибн Аббад собрал "свои войска в немалом количестве, а также отряды конницы (составленные из его свиты), своих черных рабов, свою конницу и свою пехоту". Черные воины (стража правителя) имелись и в Валенсии (1092).

Как и в христианской Испании, по эту сторону границы существовал рынок наемников, а также рабов. Обстоятельства появления личной гвардии у эмира Альморавидов лишний раз подтверждают это. Йусуф приобрел в 1071 г. 240-250 а`ладж ("неверные", рабы-европейцы) в Испании, продав там в свою очередь для этого черных рабов. Источники упоминают в армии Альмерии при ал-Мутасиме (1052-1091) улудж ("варвары"; т.е. а`ладж). Но Д. Вассерштейн считает их наемниками с севера Испании.

Два новых элемента военной организации связаны с эпохой тайф. Во-первых, это появление джунда из простолюдинов ("торговцы рыбой, мясники и люди того же типа", ткачи, пастухи, плотники) в Кордове. Он был создан Мухаммадом б. Абд ал-Джаббаром (ал-Махди) после переворота в 1009 г. Как резюмирует Ибн Изари: "он создал войско из простонародья и людей различных занятий. Он приблизил их к себе и предпочитал их амиридским слугам и берберам, к которым относился плохо". Ан-Нувайри пишет, что в том войске начальниками были "врачи, ткачи, горшечники и седельщики". Список павших при Кантише говорит о том, что среди ратников Абд ал-Джаббара были не только ремесленники и городское отребье, но и "ученые мужи, достойные люди и богословы", погиб "цвет имамов мечетей и представителей богословских школ". Так и Абу ал-Хазм Джахвар б. Мухаммад Ибн Джахвар (1031-1043) в той же Кордове вместо берберов набирал воинов из горожан, тем самым подражая политике ал-Махди. С приходом к власти Ибн Джахвара Кордова была устроена в военном отношении отчасти по старому принципу, отчасти с применением инноваций. К воротам цитадели снова приставили привратников (бавввабун) и придворную стражу (хашам). Был устроен джунд из торговцев - своего рода городское ополчение, хранившее оружие (и жалованье, и вооружение они получали от казны) на местах работы и проживания.

Во-вторых, это распыление элементов войска халифата по всей территории ал-Андалуса. Причем часть бывших солдат занялась разбойничеством, надеясь снова вернуться к былому ремеслу. Иногда им это удавалось - как в Валенсии. Первые правители ее, Мубарак и Музаффар, в 401/1010-1011 гг., ежемесячно получая со своих владений 120 тыс. динаров, собирали кругом себя мавали (клиентов) мусульман (прежде всего Амиридов), а также сакалиба, франков и басков, опытных в верховой езде людей, в общем, всякого рода всадников - лишь бы доблестных и умело владеющих оружием. Для снабжения всех этих беглых и изгнанников правители разыскивали дорогое оружие и военное снаряжение, лучших коней, роскошные облачения. И в Ориуэле Хайран ас-Саклаби перед тем, как занять Альмерию (1013-1014 гг.), собирал всякого рода разбойников (и, несомненно, сакалиба).

Наконец, имелись наемники-христиане (каталонцы - еще в 1018/1019 г. они поддерживали халифа ал-Муртаду; кастильцы, наваррцы), а также христианские союзники времен борьбы за Кордову - те были под началом собственных вождей. Тайфы "покупали" войска везде, где только могли. Впрочем, такие воины, требовательные и недисциплинированные, которых ублажали и вознаграждали (ср. с историей Родриго Диаса Кампеадора в Сарагосе, которого ал-Мутамин "обогатил обильными и несметными дарами и множеством подарков из золота и серебра"), всегда могли стать источником возмущения и недовольства, опасным не только для врагов, но и для самих нанимателей. Визир эмира Севильи, Ибн Аммар, в 1074 г. построил замок Белильос с помощью военного отряда, отправленного ему Альфонсо VI (тогда действовавшего против Гранады) за значительную денежную сумму. А в 1078 г. он же прибег к услугам каталонских наемников - самого Беренгара Рамона, графа Барселонского, за 10000 динаров - в войне с Мурсией, хотя из этой сделки ничего не вышло. Гранада использовала христианских (воинственных каталонцев, "франков", ифрандж) наемников (1042). И при сдаче города в 1090 г. Абд Аллаха окружали гвардейцы - не только сакалиба, но и христиане, одетые на мусульманский лад. Амирид Абд ал-Азиз из Валенсии (1021/1022-1060/1061) для похода на Альмерию в 1042 г. тоже нанял каталонцев. Но "они требовали столько денег, сколько он не мог для них найти", и в итоге кампания провалилась. Наличие наемников-христиан в Альмерии подтверждает поэт-современник (Самуил б. Нагрилла): в 1038 г. для войны с Гранадой Альмерия собрала войска, "амалекитян, идумеев [эдомитян] и сынов Кетуры [= Агарь]", то есть "славян" (личные войска Зухайра, который назван в поэме Агагом - библейский царь амалекитян, предок Амана), христиан (наемников) и арабов (андалуссцы; они же "исмаильтяне" и "амореи") соответственно. Напротив, тайфа Толедо христианских наемников массово, как правило, не использовала. Но Сарагоса заключала союзы с соседними христианскими государствами (Наварра, Арагон, Кастилия-Леон), принимала к себе на службу христианских кондотьеров или союзников наподобие Родриго Диаса или Санчо IV Наваррского и Гарсии Ордоньеса, графа Нахерского ("друзья" ал-Муктадира и ал-Мустаина II соответственно), требовательных и алчных, которые всегда могли стать источником возмущения и недовольства, но чья роль в Сарагосе была иногда весьма велика. В 1058 г. упоминается воин (всадник в доспехах, вооруженный копьем) из числа наваррских рыцарей на службе Ахмада б. Сулаймана б. Худа (ал-Муктадир), который попытался убить его брата Йусуфа (ал-Музаффара). Кстати, ал-Муктадир призвал на помощь каталонцев и наваррцев, но повздорил с ними, и те перешли на сторону его брата. С помощью христиан Йусуф осаждал Сарагосу еще в 1051/1052 г., а Тортоса для защиты от ал-Муктадира использовала воинов-каталонцев (1061).

Численность войск: размер и качество армии каждой тайфы зависели в первую очередь от богатства и размеров казны правителя. Но в тех редких случаях, когда нам известно из хроник количество участников кампании/битвы, становится очевидным, что эти цифры невозможно признать достоверными. Так, армия "берберского халифа" Сулаймана ал-Мустаина, защищавшая в 1010 году Кордову от Вадиха и каталонцев, насчитывала 30 тыс. воинов. Самуил б. Нагрилла в своей "походной" поэме заявлял, что гранадская армия под его началом состоит из 10 тыс. воинов. При Алькорасе Педро I "с 5000 рыцарей и 20 тысячами пехотинцев сражался против 100 тысяч пехотинцев и 9000 рыцарей" ал-Мустаина II Сарагосского, и когда авангард "несметного множества" "мавров и сарацин" подошел к деревне Суэра, их арьергард еще выходил из Альтабаса, предместья Сарагосы. При отвоевании Барбастро, для чего собрались войска со всего ал-Андалуса, присутствовали 6000 лучников (по Ибн Изари). Но ко всем цифрам в такого рода описаниях следует относиться с большой осторожностью. У нас очень мало количественных данных о войсках тайф, но то, что нам известно, указывает на их незначительную численность. Несомненно, это была главная отличительная деталь армий, по причинам и демографическим, и экономическим. Крупнейшими армиями, вероятно, были контингенты Севильи и Гранады. Есть цифры, которые кажутся близкими к истине. Скажем, те 500 отборных всадников, которых Мубарак из Валенсии послал на помощь Лабибу, государю Тортосы, и которые восстановили его на троне (около 1017/1018 г.). Кавалерия армии Севильи начиналась с наемников (арабы, берберы) и рабов, добавив к которым 300 пошедших к нему на службу португальских христиан (мосарабов), первый правитель тайфы в 1020-х гг. собрал 500 всадников. Этого Мухаммаду б. Аббаду хватило, чтобы тут же начать набеги на земли соседей.

Когда ал-Мутадид атаковал ал-Васика из Альхесираса (1048/1049-1054/1055 или 1059/1060), с ним было всего 200 всадников, что было сочтено крайне немногочисленным войском. Когда севильцы со всем своим неоспоримым военным превосходством брали Кордову (кавалерия этой тайфы тогда насчитывала всего 200 всадников) в 1069/1070 г., первым шел авангард всего лишь из 300 всадников, за которыми следовали чуть поодаль главные силы - 1000 других воинов под началом Ибн Наджи и Ибн Мартина. Надо сказать, что перед нами полномасштабная экспедиция крупнейшего и самого мощного государства-тайфы! Правда, в 1088 г. ал-Мутамид выслал против Сида будто бы 3000 всадников (1088 г.). Это трехтысячное войско, однако, было разбито встреченным отрядом - 300 христиан из Аледо. Скорее всего, оценка хронистом его численности завышена.

Зириды Гранады были атакованы претендентом на престол ал-Муртадой и войсками тайф Леванта - Альмерии, Мурсии, Валенсии, Хативы, Тортосы, а также каталонскими наемниками (под началом Сулаймана б. Худа, господина Лериды) и отрядами Мунзира б. Йахйи из Сарагосы (он-то и нанял каталонцев) и Абу-л-Касима ат-Туджиби из Альпуэнте (1018/1019 г.). Но всё, на что оказалась способной эта огромная коалиция - около 4000 всадников. Против них санхаджа Эльвиры и Хаэна (Гранады еще не существовало) выставили немногим менее 1000 воинов. Абд Аллах б. Булуггин в мемуарах упоминает ряд военных экспедиций против мятежников или соседей. В тех случаях, когда он приводит цифры, они крайне невелики: он говорит о 100 берберах заната в гарнизоне Гранады (хотя неясно, была ли это его общая численность), и что у его брата Тамима было (помимо прочего) 300 отважных всадников-берберов в гарнизоне Малаги. Полководец Абд Аллаха, Мукатил б. Атиййа, одержал в 1085 г. победу над христианами при Ниваре, располагая всего тремя сотнями берберских всадников из Бану Бирзал (заната). Наконец, сам Абд Аллах и его брат Тамим привели под Заллаку, первый - 300 всадников, а второй - 200 конных воинов.

В Сарагосе ал-Мустаин II в 1087 (1088) г. собрал 400 всадников (фарисин) для похода под Валенсию. При этом у сопровождавшего его "союзника" Кампеадора было 3000 всадников - контраст разительный! По объяснению ат-Туртуши, Бану Худ считали, что победу приносит лишь присутствие в войске нескольких всадников, знаменитых своей храбростью, шести-восьми храбрецов, известных всем; армия, в которой на одного такого героя больше, непременно добьется успеха. По словам Абу Бакра, при Алькорасе (1096) обе армии были "почти равны" по силам (замечание ценное, но с утверждением, что "каждая насчитывала около двадцати тысяч воинов - всадников и пеших", согласиться невозможно). Однако среди мусульман арагонцы перед началом боя насчитали семь храбрецов, а в собственном войске - восьмерых, "известных своей отвагой", что весьма обрадовало Педро I. Из текста ясно, что, во-первых, оба войска в реальности были невелики, а во-вторых - и христиане, и мавры хорошо знали в лицо таких воинов на стороне врага. Ат-Туртуши ясно дает понять, что исход сражений зависел от доблести малого числа воинов.

Всего 400 отборных воинов выставила Альмерия в 1086 г. для отражения набега христиан. Владыка ас-Сахлы (на территории, где некогда правили Бану Разин, в конце XV в. насчитывалось всего 477 домов, считая со столицей) и вовсе мог рассчитывать на несколько десятков ратников, максимум - сотню-полторы. А вот в чем заключалась армия Валенсии после переворота 1092 года: "Тем временем Ибн Джаххаф нанял некоторое количество воинов регулярного войска и вскоре, благодаря отправке подкреплений, Ибн Айша усилил дополнительно его вооруженные силы. В этих условиях он смог собрать в Валенсии в своем распоряжении примерно триста всадников". Эти достаточно невысокие оценки объясняют, что при определенных обстоятельствах приходилось прибегать к всеобщему призыву способных носить оружие. Как передает Ибн Бассам, после поражения от севильцев, Ибн ал-Афтас оказался именно в таких обстоятельствах и собрал для обороны не только союзников и остатки конницы, но также всех, кто мог сесть верхом на осла, а равно и крестьян. Нельзя исключать возможность того, что в особо малых тайфах типа Лериды или Альбаррасина при необходимости мобилизовали в армию часть населения, хотя все же хашд ("набор, насильственный призыв") не являлся привычной формой сбора войск тайф.

Сражения и тактика: период фитны и тайф начался и завершился битвами: Кантиш (5 ноября 1009 г.), Акабат ал-Бакар (2 июня 1010 г.), Гвадиаро (в верховьях речной долины, близ Марбельи; 21 июня 1010 г.) и Заллака (23 октября 1086 г.). Но масштабность полевых сражений после распада страны на маленькие княжества значительно снизилась.

При описании Акабат ал-Бакара, хронисты отмечают применение военной тактики берберов - карр ва-фарр ("нападение и отступление"). Те, разместив в своем арьергарде халифа ал-Мустаина, окруженного магрибинскими всадниками и получившего указания непременно оставаться на этом же месте, решили встретить атаку франков, разыграть ложное отступление и, заманив подальше, окружить и истребить врагов. План, однако, не сработал полностью: ал-Мустаин, явно не знакомый с такого рода приемами, испугался и сам бежал, причем всерьез! Но победа все же досталась берберам. Такого рода ловушку берберы повторили после смерти Хубасы б. Максана, племянника Зави, при осаде Кордовы. Дождавшись, пока кордовский джунд вышел из-за укреплений, берберы ударились в ложное бегство. Они отступали до места, где скрывались в засаде их главные силы.

В то же время, берберы в ал-Андалусе не гнушались фронтальных атак (как та, которой они разнесли войско ал-Муртады). Лучшим примером таких столкновений служит поражение Зухайра 4 августа 1038 г. близ Альпуэнте (ал-Фунт). Разрушив мост, к которому подходил Зухайр, Бадис утром развернул перед мостом отряды своих войск (санхаджа, а также, видимо, некоторое количество заната) в "превосходные" боевые порядки (маратиб) и двинулся вперед под грохот барабанов и рев верблюдов, приводящих в замешательство численно превосходящих берберскую армию альмерийцев. Зухайр находился в центре своего войска, выслав вперед авангард под началом своего помощника Хузайла ас-Саклаби - амиридских клиентов (мавали), сакалиба и других. Но Хузайл выпал из седла (то ли из-за удара копьем, то ли его конь оступился) и был взят в плен (доставлен к Бадису и немедля обезглавлен), его соратники в беспорядке бежали. Пеший отряд негров Зухайра тут же передался к врагам, а андалуссцы, не слишком привычные к войне, проявили себя не лучшим образом и последовали примеру конницы Хузайла. Так и Бану Ирмиййан (Йарнийан) были уничтожены Аббадидами в полевой баталии (фахс) в 1065/1066 году. Покинув свой Аркос и обремененные большим обозом (они вели с собой 500 вьючных мулов) с имуществом и семьями, берберы были застигнуты врасплох засадой севильцев, атаковавших выстроенной в боевые порядки конницей под дробь барабанов и с развернутыми знаменами.

Применение засад как элемента внезапности - постоянная деталь тактики, как в сражениях, так и при осадах. Лучший пример последней - взятие Кармоны Мухаммадом Абд Аллахом ал-Бирзали и сыном кади Севильи, Исмаилом, в ноябре-декабре 1035 г. Нападавшие сумели выманить халифа-хаммудида Йахйа б. Али (недавно он захватил город у Бирзалидов) из Кармоны до места, где скрывалась в засаде большая часть союзной армии. Но и сам Бирзалид погиб в засаде при нападении севильцев на Кармону (1042/1043). А в 1050/1051 г. войско бадахоссцев подступило к Ньебле. Появившиеся там союзные правителю Ньеблы севильцы ударили первыми. Более многочисленные войска Афтасидов контратаковали - удачно, после чего бросились в погоню. Но угодили прямо в засаду, устроенную ал-Мутадидом с главными силами, и были полностью истреблены. Значение такого рода военных хитростей признавал в своем трактате и ат-Туртуши. С его точки зрения, война значит обман, и только если иного выхода нет, стоит давать сражение или бросать одно войско против другого. А самая эффективная военная хитрость - это засада. Туда следует ставить людей поменьше числом, но получше качеством. Главное, заключал ат-Туртуши, внезапность нападения, а многочисленность людей в засаде только помешает. Постоянство применения засад армиями тайф также показывает нехватку сил, достаточных для решения исхода боя при фронтальном столкновении.

Если же решались на сражение, то существовали общепринятые нормы: день битвы устанавливался заблаговременно обеими сторонами и военачальники оговаривали положение каждого отряда и общий боевой порядок (та'бийа). Хронисты непременно оговаривают то, когда подобных мер не принимали: в 1050/1051 г. Афтасиды и севильцы сошлись в битве без подготовки и без та'бийа. До самого сражения могли произойти поединки между сражающимися обеих сторон. Ат-Туртуши упоминает два случая таких столкновений между христианскими и мавританскими ратоборцами (мубариз), и второй относится к эпохе тайф. Там сражался дядя его матери Абу-л-Валид б. Фатун. Тот служил в войске ал-Мустаина I (1039-1046). Правитель Сарагосы высоко ценил своего храброго ратоборца и платил ему огромное жалованье - 500 динаров. Все христиане знали его отвагу и не решались встречаться с ним на поле боя. Во время набега в земли неверных ал-Мустаин встретился с вражеской армией, из рядов которой выехал всадник и стал вызывать на бой мусульман. Когда христианин дважды одержал победу под радостные крики единоверцев, Ибн Фатун, одетый в одну рубаху, сел в седло и из оружия взял один аркан. При столкновении араб уклонился от вражеского копья, прильнув к конской шее, и метнул аркан, выдернув христианского ратоборца из седла и притащив его к ал-Мустаину.

Тот же ат-Туртуши советовал полководцу самых отважных бойцов и стойких воинов ставить в центре - собирать в "центральной части (войска) людей, которые составляют, так сказать, защиту остальных, придворные войска, служащие защитой для прочих, ибо, если случится так, что крылья войска будут разбиты, взоры направятся на сердцевину в центре, и при виде реющих там знамен и грохота барабанов, та удержится как крепость, куда могут бежать разбитые воины с флангов". Но если центр разбит, крылья будут уничтожены; часто победу одерживал центр, а фланги были разбиты, но редко случалось обратное. Как пример необходимости содержать невредимым центр, ат-Туртуши ссылается на битву при Алькорасе (1096), где он опирался на рассказ участника сражения. Там обе стороны сражались "с равным упорством" (снова указание на паритет в силах), никто не обращался в бегство и не покидал своего места в строю, что повлекло за собой серьезные потери (будто бы "большая часть обеих армий"). Но в четыре часа пополудни арагонцы "остановились на минутку, чтобы проследить за нами, а потом атаковали наших все одновременно, разрушив полностью наше построение, разделив в итоге наших на две части, сами оказавшись в центре, тем самым сделав наше сопротивление бесполезным и ослабив наши силы. Спустя некоторое время, сражаясь в таких условиях, мы пришли в серьезный беспорядок, в сравнении со врагами, и военачальники посоветовали султану спасаться бегством; армия мусульман была полностью рассеяна и разбита...". При Граусе (1063), как описывает этот бой ат-Туртуши, сарагоссцы (с поддержкой кастильских союзников) и арагонцы, завидев друг друга, выстроились в боевые порядки и сражались большую часть дня, пока наконец войска ал-Муктадира не были рассеяны и начали отступать.

Также ат-Туртуши приводит конкретные детали боевого построения. Он предлагал трехчастный порядок - центр и два крыла, а для боя строить воинов в три линии: копейщики/дротометатели, лучники и конница. По словам Абу Бакра, это "боевой порядок, который мы используем в нашей стране и который показал себя очень действенным в наших столкновениях с нашими врагами". В бою конница и пехота активно взаимодействуют. "Пехота (риджал) с полными щитами (ад-дарак ал-камила), большими [= длинными] копьями (ар-румах) и острыми, пронзительными дротиками (мазарик) строится в несколько рядов (сафф). Копья утверждаются пяткой в землю, наконечником направлены в сторону врага, их держат на уровне груди человека. Каждый опускается на левое колено и удерживает рукоять щита. Позади этих пехотинцев отборные лучники, которые своими стрелами могут пробивать кольчуги. За лучниками конница (хайл). Когда христиане атакуют мусульман, пехота остается на месте, коленопреклоненная. Как только враг приблизится, лучники выпускают тучу стрел, после чего пехотинцы метают дротики и принимают (атакующих) на острия своих копий. Затем пешие воины и лучники расходятся направо и налево и через промежутки, созданные ими, конница мусульман обрушивается на врага и обращает их в бегство, если на то будет воля Аллаха".

Проблема, связанная с этим текстом, заключается в том, что неясно, имел ли в виду ат-Туртуши армии тайф, или же Альморавидов, о которых он, несомненно, знал, поскольку умер в 1126 г., а цитируемую книгу закончил в 1122 г. в Фустате. Сходные традиционные приемы, не исключено, применялись еще в армии Кордовского халифата. Д. Никол справедливо отмечает, что назидательный тон замечаний Абу Бакра скорее говорит о том, что автор доказывает преимущества тактики предшествующей эпохи, времени тайф, поучая новых правителей (с которыми ат-Туртуши активно общался) в методах борьбы с христианами севера Испании. Интересно, что данные приемы исходили из того, что противник (испанские христиане) первым нападает, мусульмане обороняются. Это больше подходит для эпохи тайф, нежели для времени фанатиков-мурабитов. Однако, это же означает то, что мы больше всего знаем о тактике именно северной тайфы Сарагосы, о чьей армии нам почти ничего неизвестно. "Некто, участвовавший в одном из этих сражений, имевших место в моем родном краю, Тортосе, сказал мне: "Я противостоял христианам в одном из этих построений. Они атаковали нас; один из наших, стоявший крайним в ряду, встал на ноги, и тотчас неверный напал на него и убил, воспользовавшись его оплошностью"" (ат-Туртуши).

Этот же автор подчеркивал значение флагов и знамен (командир рассеянной армии с помощью знаменосцев и барабанщиков собирал свои войска), настаивая на том, чтобы командующий знал масть коней своих подчиненных командиров и мог опознать их флаги. Далее он указывал на необходимость обладания достаточным количеством вьючных животных (верблюдов и ослов) и военного снаряжения, и советовал никогда не недооценивать врага. Необходимость последнего совета очевидна из практики войн ал-Андалуса. Когда в 1039 г. войско Севильи под началом Исмаила б. Аббада (будто бы десятки тысяч) бросилось в погоню за отступающими из-под Кармоны гранадцами Бадиса, последние успели объединиться с отрядом из Малаги у Эсихи, где и поджидали врага в боевом порядке. Севильцы, полагая, что им противостоит лишь одна армия, были неприятно поражены представшим перед ними зрелищем. С началом боя удивление скоро переросло в замешательство. Исмаил, тщетно пытаясь собрать своих людей, был убит, а его воины обратились в бегство.

Как правило, хронисты дают невероятные оценки численности павших. Все, что можно утверждать с уверенностью - некоторые битвы были кровопролитнее иных, как скажем Кантиш, где якобы пали 10000, 20000 или 35000 человек. (При Гвадиаро убиты 3000 каталонцев - из войска в 9000 воинов.) За весь период тайф можно судить о потерях только в одном сражении - между Афтасидами и Аббадидами (1050/1051 г.), где в результате тяжелого поражения армии (куда были мобилизованы все способные носить оружие) пали не менее 3000 бадахоссцев. В итоге, в городе закрылись лавки, опустели площади и базары - погибла большая часть боеспособного мужского населения Бадахоса.

Набеги: если количество крупных битв сравнительно сократилось, напротив, умножились упоминания о карательных экспедициях и набегах - как средство запугать и ослабить противника, нередко в сочетании с другими видами наступательных операций, особенно осадами. Войско Аббадидов часто прибегало к такого рода экспедициям, главной целью которых было уничтожить урожай и перерезать коммуникации противника (в итоге по дорогам можно было передвигаться лишь с сильным эскортом) - будь то Ибн ал-Афтас (в 1050 г. это привело к голоду в Бадахосе) или его незначительные соседи наподобие Силвеша и Ньеблы. Португальский мосараб Сиснандо Давидес, будучи юношей, попал в плен в результате именно такого рейда севильцев. Пример его же дальнейшей военной карьеры в Севилье подтверждает определенную военную роль мосарабов в этой тайфе (см. также выше). В свою очередь, после битвы под Ньеблой (с неясным результатом) войска Бадахоса вместе с союзником (Бадис) опустошили округу Севильи (1047/1048 г.). Зириды также прибегали к такой тактике, не требовавшей большого количества воинов, не представлявшей серьезной угрозы для нападающих и приносящей немалую выгоду. Застигнутые в набеге воины тайфы отправляли в тыл пленников и скотину и строились для боя. В войне такого рода главную роль играла кавалерия: ал-Мутамид, выстроив близ Гранады крепость Белильос, оставил там не только сильный гарнизон из пехоты и лучников, но и каида с конницей, приказав ему опустошать окрестности Гранады. (С той же целью ал-Мутамин и Кампеадор, выстроив замок Олокау для блокады враждебной крепости, обеспечили его необходимым - и людьми, и оружием.) Но вот рейд Исмаила б. Мухаммада б. Аббада на Леон (1034 г.) потерпел крах, в немалой степени благодаря предательским действиям правителя Бадахоса, земли которого он миновал. Дождавшись, пока севильцы углубятся в его земли, Ибн ал-Афтас вместе с леонцами атаковал их в горном проходе. Большинство людей Исмаила погибло, командующий спасся лишь с горстью воинов и с трудом добрался до Лиссабона.

Разведка: наступающему войску предшествовали разведчики и патрули, разведывавшие местность и вражеские диспозиции. Абу Бакр ас-Сайрафи советует выбирать в разведчики людей отважных. Существовала и стратегическая разведка. В качестве проводников привлекались услуги изменников и перебежчиков. Брат толедского эмира, Абд ар-Рахман б. Исмаил, сопровождал войско Сулаймана б. Худа, показывая ему слабые места в обороне страны. Позднее он оказывал те же услуги христианской армии.

Квартирование и продовольствие: воины, чтобы не ночевать в открытом поле, занимали жилища гражданского населения (как и каталонские "союзники", проходившие через Сарагосу в 1010 г.), что, конечно, вызывало недовольство. Ал-Касим б. Хаммуд, обязав севильцев предоставить ему 1000 домов для размещения берберов, спровоцировал мятеж в городе. В походе воины питались за счет страны, через которую проходили. В 1034 г. севильское войско, отступая перед бадахоссцами и голодая, съело своих коней, прежде чем смогло добраться до Лиссабона. Абд Аллах б. Булуггин во время осады Аледо (1088/1089) ежедневно за деньги покупал провизию для своего контингента в осадном лагере. Это же упоминание показывает, что крайней мере у Зиридов в походе предусматривалась закупка продовольствия для войска.

Пленные: в плен попадали и вражеские воины, и мирное население. В первом случае имелось различие между военачальниками (которых нередко ждал палач) и простыми воинами. Так, после победы над Зухайром (1038) казнили на месте его заместителя, Хузайла, и схваченных всадников (фурсан) и каидов (за одним исключением), но пощадили, а потом и отпустили взятых в плен "людей пера" (кроме визира Зухайра, Ахмада б. Аббаса). Ал-Мутадид коллекционировал в особом сундуке головы побежденных врагов, чтобы полюбоваться ими при случае. Но при других обстоятельствах пленник был более ценен живым, чем мертвым, так что он мог выкупиться на свободу или стать заложником. Захваченных христиан (будь то в Испании или же на Сардинии) автоматически обращали в рабов, и после взятия Барбастро ал-Муктадир привел в Сарагосу около тысячи пленников (1065).

Добыча: делилась по нормам ислама, так что хронисты обращали внимание только на ее обилие и качество: оружие, деньги, палатки, рабы и вьючные животные побежденного войска. Добычу могли распродавать, дабы возместить расходы на военные экспедиции. А они были велики. Как вспоминал Абд Аллах, он видел отчет своего деда Бадиса, где указывались его расходы на осаду Гуадикса (1050-е гг.): свыше шести миллионов динаров. Конечно, халифы тратили еще больше на войну - 500 тыс. динаров требовалось (якобы ежемесячно) на летний поход при ал-Мансуре, но ведь и финансовые возможности у них были побольше. Пятая часть трофеев и пленников, хумс, отходила правителю.

Джихад: главная задача мусульманского войска - джихад, война против немусульман. Напротив, то, чем реально были заняты армии тайф, борьба между самими мусульманами, считалась междоусобными распрями, фитна, и была лишена идеологического значения джихада. Попыток мобилизовать волонтеров (ал-мутатаввиа / ал-муттаввиун) для джихада, как при Омейядах, было немного. В 1034 г., когда Исмаил б. Аббад из Севильи хотел устроить в традиционной манере набег в земли Леона, его намерения саботировал правитель Бадахоса (см. выше). Впрочем, последний правитель тайфы, ал-Мустаин II Сарагосский, погиб именно в джихаде, устроив набег на арагонские владения (1110). Но на всем протяжении периода тайф лишь единожды всерьез призывали к борьбе против неверных - когда ал-Муктадир в 1065 г. решил отбить у христиан Барбастро. Правитель Сарагосы созвал войско и волонтеров со всего ал-Андалуса. Кампания по привлечению на свою сторону общественного мнения имела определенный успех - многие волонтеры явились из пограничных областей, и даже ал-Мутадид Севильский прислал 500 всадников. Данный эпизод показал, что энтузиазм к джихаду все еще мог возыметь действие, хотя и так и остался единичным событием. Падение Толедо не повлекло за собой подобной реакции: никому и не пришло в голову призвать к джихаду. Слышались лишь предложения спасаться бегством или обратиться к Альморавидам. Однако, когда Альморавиды пришли, "жители Кордовы, из числа добровольцев за веру, выставили 4000 человек, всадников и пехотинцев", и легковооруженные "волонтеры джихада со всех областей ал-Андалуса присоединялись" к Йусуфу б. Ташфину (1086).

На исходе X столетия Иса б. Ахмад ар-Рази (писал в 971-975 гг.) в своей хронике донес до нас подробное описание вооружения андалусской армии своего времени. Вряд ли что-то кардинально изменилось в следующем столетии, за исключением некоторых деталей. Поздние тексты указывают на производство оружия в Толедо и Севилье, а также на значение импорта из Бордо (Бурзил).

Меч (сайф) мог быть "франкским" (северо-испанским, с прямым перекрестьем и полусферическим навершием рукояти, прямым, немного сужающимся к острию клинком), "берберским" (буквально "с другого берега") или "арабским". Рукоять украшалась узорами на различные мотивы - например, наподобие сосновой шишки. Ее же могли отделать драгоценными металлами и камнями (что приличествовало правителям и военачальникам), вызолотить, высеребрить, покрыть эмалью; также рукоять могла украшаться чеканкой, ее могли изготовить целиком из золота или из вызолоченного либо вычерненного серебра. Декорировались и ножны гимд (деревянные, крытые кожей) - упоминается позолоченная, иногда чрезмерно тяжелая отделка. Эпический памятник, "Осада Барбастро" (XII в.), также перечисляет посеребренное и покрытое эмалью оружие и конскую сбрую иберийских мусульман. Андалусские мечи (в поэзии именуемые "белыми") имели длинный прямой обоюдоострый клинок с изогнутым перекрестьем рукояти. Поэт Ибн ал-Лаббана перечисляет составляющие комплекса оружия времени тайф: "Я отбросил... мою просторную кольчугу (фадфада), мой индийский меч, мое хаттийское копье, стрелы, лук и щит". Поскольку сталь плавили из железа по методике, пришедшей из Индии, общее название стальных предметов (в первую очередь, мечей) было hindawН или al-hindН (что перешло в средневековый кастильский диалект как alfinde), т.е. "индийский", хотя в реальности мечи эти были изготовлены в Андалусии или Магрибе - еще в XII веке Севилья славилась своими мечами.

Копье - румх (общий термин для копий) или (кавалерийское?) длинная кана, с широким наконечником (треугольным или листовидным). На копья могли водружать головы казненных мятежников или убитых внешних врагов. В музее Гранады хранится андалусский наконечник копья с "крылышками" (XI-XII вв.), и такие же известны по миниатюрам в мосарабских рукописях. Дротик (харба, мизрак) служил оружием пехоты (и берберской конницы), популярен был местный вариант, имевший широкий наконечник, подобный франкскому мечу (однако, находки наконечников дротиков представлены вытянутыми узкими образцами). Древко дротика раскрашивалось и украшалось серебряными пластинками. Мавританский дротик мизрак вошел в старофранцузский эпос ("Песнь о Роланде"), где известны "оперенные мюзера (museraz enpennez)". Ар-Рази упоминает "франкские железные копья" у воинов халифа. Но что он имел в виду: изготовленное на франкский манер оружие, или же копья из франкского железа, либо сделанные франкскими мастерами копья? Согласно поэме Ибн Дарраджа ал-Касталли, у берберов существовали племенные предпочтения в оружии: заната использовали мечи, а санхаджа - копья (синан, буквально "копейный наконечник"). Название копья зависело и от длины - амиридские мавали, вступившие в Кордову с ал-Мутаддом, несли короткие, метательные (?) копья (митрад). Автор сатиры на берберов (Ибн ал-Аштаркуви, ум.1143) называет их копья короткими.

Еще при халифах лучники играли важную роль в армии, и от эпохи тайф, вероятно, остался трактат ал-Харави о луках и лучниках. Лук (каус) был "арабский" или "чужеземный" (арбалет), иногда особо упоминается его величина ("как кружало"). В ал-Андалусе использовали большие луки арабского и персидского типа, оба сложносоставные (упоминается о сборе с этой целью по стране тисового дерева и рогов оленей и больших козлов). Хотя часто их считают уступающими более коротким, более крепким и ровно выгнутым тюркским лукам, арабский вариант, возможно, более подходил для пешего стрелка. Его выгнутые концы служили неплохим рычагом и поэтому менее утомляли лучника в тех ситуациях, когда требовалась максимальная скорострельность. Стрелы носили в колчанах, однажды обозначенных как зугариййас - видимо, из Зугара (область Сирии), известного своими красными золочеными колчанами. Связку стрел/колчан лучник мог заткнуть за пояс. В мосарабских рукописях эпохи есть изображения всадников, стреляющих из лука с коня, но источники не знают конных лучников.

Среди находок андалусского оружия в Калаталифе (провинция Мадрид, X-XI вв.) и в Солибернате (Лерида, XI-XII вв.) - арбалетные болты. В 1046 г. в армии Сарагосы состоял корпус из 600 румат аккара (стрелков с легкими арбалетами). Поздний источник приписывает смерть Альфонсо V при осаде Визеу (Португалия, 1028 г.) "стреле арбалетчика". Согласно еще более поздней традиции, именно сарацинский арбалетчик смертельно ранил короля Санчо Рамиреса под стенами мавританской Уэски (1094). Арбалет был известен и в Северной Африке - его описывает кайраванский поэт XI века Ибн Рашик. Также из оружия использовались пращи, табарзин (двулезвийный топор при седле - чекан?), булава на длинной ручке (амида) и, видимо, палицы (даммага, джаиз). Но в эпоху тайф булавы не упоминаются.

Оборонительным снаряжением служили обычная "просторная" кольчуга-дир (воин в кольчуге именовался муддара) с длинными, на восточный лад, или с короткими, по европейскому обычаю, рукавами; ламат ал-харб - возможно, панцирь (чешуйчатый или кожаный?), с эпитетами "просторный" или "боевой"; менее распространенный ламеллярный панцирь-джавшан; тиджфаф (вид доспеха, отличный от кольчуги - возможно, войлочная конская броня). Всадники носили длинные кольчуги, полы которых закрывали ноги сидящего в седле человека. Использовались поножи (сак; возможно, кольчужные чулки) и наручи (са`ид). "Они оседлали потоки, словно коней, и поскакали, на верхушках бурых копий наконечники синего цвета капель чистой воды. Они надели свои легкие кольчуги, которые колыхаются [со всех сторон], исключая плечи" (Ибн Кузман об андалусских всадниках). Абу Бакр ас-Сайрафи в начале XII века рекомендует носить кольчуги в два слоя и узкие индийские мечи, чтобы легче пробивать вражескую броню. Металлическую броню, вероятно, у воинов победнее, мог заменять войлочный (в полоску) (?) или кожаный (на одном изображении грубо сшитый из больших кусков кожи) кафтан (хотя письменные источники его наличия не подтверждают), обычно длиннорукавный. Многие воины, похоже, были лишены средств защиты - пешие волонтеры, видимо, не имели шлемов, как и, возможно, бедные ополченцы. Берберские всадники отличались от андалусских тем, что сражались с легким кожаным щитом дарака и легким копьем, и только знатные и влиятельные из них носили кольчуги. Однако, с помощью военной добычи такое положение можно было исправить: после взятия Барбастро ал-Муктадир привез в Сарагосу 1000 броней, а оружие и кони разбитых каталонцев (при Гвадиаро) и кастильцев (при Заллаке) достались победителям. Но даже в таком мало профессиональном войске, как кордовский джунд Ибн Абд ал-Джаббара, носили именно кольчуги.

Эти кольчуги (дар хасина) андалуссцы нередко надевали под верхнюю одежду. Именно так всегда поступал Йусуф б. Сулайман б. Худ (ал-Музаффар), и это спасло его при встрече с враждующим с ним братом в 1058 году. Отсутствие кольчуги помогло убить ан-Наджу его бывшим союзникам берберам баргавата (1042). Абд Аллах описывая заговор санхаджа против своего деда, упоминает, что его участники, отправляясь в путь с целью убийства Бадиса, "надели кольчуги под свои одежды". Однако, приведенные примеры могут быть нетипичными для воинов, почему Д. Никол, ссылаясь на иные письменные источники, пишет, что андалусские мусульмане не носили поверх брони одежды наподобие западноевропейского сюрко. Его мнение подтверждается и памятниками эпохи, где андалуссцы не закрывают кольчуги верхней одеждой.

Голову воина защищал сферический шлем (байда, буквально "яйцо", или хасир; в эпоху тайф шлем именовали байда, реже - захика, или же тарика - несколько более высокий тип из четырех сегментов?) с наносником. Шлем источники награждали эпитетами "блестящий" или "защитник", иногда он был позолоченным. Обычно шлем выковывали из одного куска железа. "Если [рабыни] поют и играют на лютнях, то мои благородные всадники [мечами] такт отбивают на шлемах (тарик) врагов" (ал-Мутамид). Кольчужный капюшон (мигфар) в сочетании со шлемом закрывал все лицо, кроме глаз, хотя данное описание относится к арагонскому королю при Граусе. Ал-Мутамид, бросив взгляд на соратников в кольчугах при Заллаке, таким изображает одного из своих пажей: "Когда ты безбоязненно вступаешь в схватку, облаченный в кольчугу, и когда ты видишь свое лицо из кольчужного капюшона, мы поверим, что твое лицо подобно солнцу, поднявшемуся утром, на котором расстилается янтарное облако". Еще один вариант небольшого круглого шлема, несомненно, имел христианское происхождение, поскольку назывался таштина (от testa - голова), "посеребренный" или "посеребренный и разноцветной отделки". (Есть мнение, что конский доспех назывался тиштаниййа (от латинского tastina, конский налобник; testinia упоминается в завещании Рамиро I, короля Арагона), стеганый или войлочный, хотя появляется и кольчужный.) Внешним отличием воина-мусульманина могла служить матерчатая повязка или тюрбан, обмотанный кругом нижней части шлема. Судя по керамическому фрагменту с изображением всадника из Кордовы (конец X в.), шлем, возможно, украшался гребнем или плюмажем.

Щит (турс) из дерева и металла, раскрашивался в разные цвета (например, в красный или в желтый); кожаный (очевидно, меньше размером первого) щит назывался дарака. О форме их ничего не говорится - судя по изображениям, круглые, нередко весьма малых размеров. Это подтверждается отрывком из поэзии X века, где щит сравнивают с солнечным диском. Ал-Мутамид описывает парадный щит-миджанн, с небесно-голубой внешней поверхностью, "каймой из литого золота" и серебряными заклепками в центре в виде звезд ("наподобие Плеяд"). Этот щит, по его словам, и вражеские "самые длинные копья не смогли б поразить". В XI веке пешего ратника со щитом называли таррас, что стало синонимом для "пехотинца". Из Магриба могли завозить кожаные щиты-ламт.

Ар-Рази упоминает (у христиан) "посеребренный рог для призыва". И в эпоху тайф христианский командир "Хийар" на службе ал-Мунзира Сарагосского трубил в рог (карн), устраивая смотр войскам.

Символами власти командиров (и правителей) служили знамена (аламат, бунуд) и барабаны, другие военные музыкальные инструменты. Ибн Зайдун воспевает ал-Мутадида: "Он выступает со всем войском, которое облако сочло бы более мрачным и более густым, чем оно само. Это то же облако, чьи молнии выходят из синих наконечников копий и чьи грани отзываются грохотом барабанов". Ал-Мутасим из Альмерии, узнав о захвате сына гранадцами, приобщает к своей скорби все войско: "Мечи разбили свои ножны, наши знамена (бунуд) разорваны, а наши барабаны стонали". Но барабаны имели и конкретное значение: вселять страх во врагов своим грохотом и служить сигналами для своих войск (см. выше цитату из мемуаров Абд Аллаха). Ибн Хазм: "Барабан - пустая кожа, но от гула его и страшится человек, и пугается". Символическое значение знамен и барабанов также встречаем в источниках при описании подготовки к бою, смотру или походу: полководец навещал их, непременно перед этим искупавшись и надушившись (обстоятельства смерти Али б. Хаммуда в марте 1018 г.). Из знамен и значков ар-Рази известны укда ("узел" - копейный значок), "большие" и "торжественные" райа, алам и лива (о различиях между ними ничего не известно) с изображениями - "львы с открытой пастью, ужасающие леопарды, падающие на добычу орлы и страшные драконы, сотнями". Клетчатое ("шахматное") знамя халифов (аш-шатрандж) исчезло после распада халифата. В войске Альмерии при ал-Мутасиме описывается зеленое знамя с белой каймой. Его, что любопытно, носил христианин (илдж). Ал-Мутамид так описывает свое выступление в поход во главе конного отряда: "Когда мы встречаемся, чтобы расстаться, утром, в то время уже знамена (ра'йат) трепещут во дворе замка. Уже короткошерстные кони, благородной породы, собраны по двое, уже бьют барабаны и уже сигналы [о выступлении] поданы к разлуке".

Применялись два типа седла, "андалусское" и "берберское" ("с боками сидения очень тонкими и с седельными луками передней и задней очень короткими"). Узда "полая ["мягкая"?], по восточному образцу". Ездили андалуссцы с короткими стременами, на восточный лад подогнув, а не вытянув ноги. Но тяжеловооруженная конница ал-Андалуса, судя по описанию ал-Умари, в отличие от берберов, стремена опускала пониже, а не подтягивала вверх; а седла имели высокие луки. И седло, и узда богато отделывались, но как именно, неясно. Масти коней у ар-Рази: серая с пятнами, как медные монеты; серая, отливающая рыжим; рыжая с гривой и хвостом рыжими и со звездой на лбу. А также - "зеленая" (вороная?), со звездочкой; рыжая с черными гривой и хвостом; с белыми и черными пятнами; в серых пятнах, берберской породы. Наконец - темно-рыжая, грива и хвост черные; рыжая, со звездой, пятнистая. В качестве вьючных животных применялись ослы и мулы (на последних могли ездить верхом), которые везли снаряжение, инструменты, палатки, военные машины и добычу. Мула или вьючного коня всадника вел его вооруженный слуга (са'ис), эквивалент европейского оруженосца.

Старофранцузские эпические памятники (например, шансон-де-жест "Нимский обоз" начала XII в.) упоминают "странный" костюм "неверных". Вероятно, здесь имеются в виду андалусские мавры. Они носят шапку без полей (un chapel ot de bonet), тунику-гонель (gonnele) из грубой ткани, синие шоссы, башмаки из бычьей кожи (упоминаются также сапоги из кордовской кожи, les hueses del cordoan, и стеганые доспехи, feutreЭre, поверх кольчуги), "не новые шпоры". Словно горожанин, мавр повесил через плечо на перевязи большой нож (вместо меча) в красивых ножнах. Мавр ездит на маленьком коне со "старыми" стременами, "свисающими с его седла". Можно сравнить это описание с рельефом "Взятие под стражу Св. Авентина" в церкви Св. Авентина (Гасконь, конец XII в.). Здесь скульптор явно опирался на знания о мусульманах, обитавших в 300 км от него. На воинах шаровары, заправленные в сапоги (типично для изображений воинов в мосарабских иберийских рукописях XI в.), и в одном случае тюрбан, закрывающий подбородок и лоб, но не само лицо или рот. Этот же воин носит на поясе короткий меч с рукоятью без перекрестья (на североафриканский манер). У его соседа (на деревянной ноге!) небольшой круглый щит с узором. На обоих, похоже, что-то вроде мягкого доспеха, возможно, войлочного или кожаного кафтана. Впрочем, нельзя исключать, что мавр в тюрбане надел кольчугу, а второй всего лишь облачился в обычную верхнюю одежду.

Влияние было обоюдным, и не только воины-мусульмане облачались в вещи, заимствованные у соседей. Граф Санчо Гарсия Кастильский (995-1017), находясь близ Туделы с армией, встречал послов "одетым на мусульманский манер". В связи с этим фактом военно-культурной общности можно вспомнить сообщение ат-Туртуши о том, что в разгар битвы при Граусе Рамиро I Арагонский был сражен мусульманином. Этот воин, опытный сарагосский пограничник Садару был одет в ту же одежду, что и христиане, хорошо знал их язык и обычаи. Это помогло ему беспрепятственно пробраться сквозь ряды врагов и добраться до места, где находился сам король. Садару нанес Рамиро удар копьем в глаз, свалил его на землю и тут же вскричал на романском языке: "Христиане! Король убит!" Это вызвало замешательство и панику в рядах арагонцев и они отступили, проиграв сражение. Неслучайно эмир Йусуф в 1086 г. беспокоился, что "его люди, прибывшие вглубь ал-Андалуса, не умели еще отличать своих союзников от своих врагов".

Цветовая гамма одежды: белый (подходил для погребения), зеленый (ассоциировался с раем), черный (защищал носителя от "дурного глаза", как и бирюзовый), красный (популярный в XI веке цвет) или темно-красный, желтый (для любителей удовольствий, а также символизировал гнев), бурый, синий цвета. Шелковые одежды считались недостойным для воина облачением. Ибн Бассам и ат-Турсуни (по поводу поражения под Патерной) насмехаются над толедцами и валенсийцами, идущими на войну в цветных шелковых одеяниях. Впрочем, одежда могла украшаться вышивкой или тканью иного цвета по швам, манжетам или шейному вырезу. Также - ткань в полоску, в клетку, с изображениями животных, с кружками. Материал: элита могла себе позволить шелк, парчу, "морскую шерсть" (обходилась невероятно дорого), хлопок (местного производства, особенно славился хлопок Севильи и Малаги) и меха (но только простолюдинам подобали одежды, сделанные целиком из меха), а прочие носили только полотно (привозное - в том числе египетское - и местное, обычно с юга, но лен выделывали и в Лериде), включая крашеное, и шерсть (нередко импортную, из Египта или Магриба). Верхнее платье - туника до колен, пригнанная к телу, с относительно свободной юбкой и узкими рукавами, подпоясанная (шайа); или длиной до пола, просторная, с широкими рукавами (джубба), для ношения в помещении, во дворце (придворная джубба, хила, часто украшалась шелковыми лентами тираза с узорами или надписями). Шайа и джубба одевались через голову (шейной вырез закругленный или с прямым разрезом, но мог скрываться под накинутыми прямоугольниками ткани), но другой тип одежды, дурра (весной ее носили без подкладки), застегивался по всему борту на пуговицы. Под джуббу или дурру могла одеваться нижняя туника, а под всем этим скрывались длинная рубаха камис из белого льна или хлопка и штаны саравил. Кожаные сапоги разной высоты, или мягкие туфли, либо сандалии. Прочная, но мягкая кордовская кожа ярко-красного или белого цвета издавна славилась в Испании. Она шла на обувь, сбрую, сумы и т.д. Зимой могли накидывать меховые куртки или кафтаны. Бурнус, плащ с капюшоном, использовался не только берберами, но и андалуссцами (хотя арабы, например Альмерии и Севильи, считали бурнус варварским облачением); бурнус, подаренный ал-Хакамом II Ордоньо IV, был заткан золотом (как и бывшая с ним в комплекте дурра) и имел на капюшоне золотую кисть с драгоценными камнями. Религиозная и интеллектуальная элита городов юга и запада в X в. приняла берберский головной убор, тюрбан (имама; длинная узкая полоса ткани, с бахромой на конце, обматываемая кругом шерстяной шапочки гифара), тогда как в Кордове и на востоке оставалась в моде восточная высокая коническая матерчатая шапка, сравнительно жесткая (калансува). Впрочем, воины и охотники могли ходить с открытой головой, судя по изображениям. Письменные источники подчеркивают в начале XI в. различие между берберским облачением (имеются в виду новоприбывшие наемники Амиридов) и одеждами андалуссцев. Первые "выглядели уродливо, одевались неправильно и вопреки обычаю". При Амириде Абд ар-Рахмане "Санчуэло" престиж берберов вновь возрос. 14 января 1009 г. Санчуэло велел придворным носить "не свои традиционные высокие разноцветные шапки, а тюрбаны в берберском стиле", и 3 февраля на празднестве в аз-Захире гости были в берберских тюрбанах. Поскольку в марте Амириды были свергнуты, а с берберами начата война, вряд ли этот указ соблюдался долго. Хронист, подчеркивая роскошь облачения Мубарака и Музаффара в Валенсии, пишет, что каждый носил двойное облачение - богато украшенное верхнее платье поверх нижнего, из чистейшего шелка, поверх просторный плащ касс (египетский плащ из сукна и шелка), на голове калансува. Случайные упоминания у Ибн Бассама доказывают популярность красных или зеленых шапочек гифара (без тюрбанов!) у ополченцев (Толедо), вместо шлемов, и у придворных (Мурсия). Тюрбаны из тончайшего хлопка носили гвардейцы (рабы и христиане) гранадского правителя, бербера Абд Аллаха, в 1090 г., и лошади их были в попонах из парчи. Напротив, ал-Мутамид в Севилье ненавидел одно только слово "тюрбан"!

Эпохе тайф предшествовали военные реформы в Кордовском халифате, в ходе которых джунд сменило профессиональное войско, состоящее преимущественно из наемников. Главное отличие периода государств тайф от времен Омейядов - масштабность: по очевидным причинам, цари тайф не располагали армиями, которые можно было бы сравнивать с войсками халифата. Казна эмиров была достаточно велика для финансирования одной-другой кампании, но уменьшившаяся территория государств и, соответственно, сократившийся экономический потенциал (учтем и выплату дани христианским королевствам) не позволяли формировать крупные армии и ограничивали военную активность. Состоявшие, как правило, из личной гвардии правителя и отрядов наемников крохотные армии государств-тайф не могли выполнять главную функцию, в теории им порученную мусульманской общиной: защита страны от внешней угрозы, прежде всего - от продвижения христианских государств Севера. Присутствие христианских наемников и союз с христианами во время внутренних распрей сами по себе демонстрируют постоянную насущную потребность тайф каким-то образом восполнить нехватку людских ресурсов.

П. Чальмета, анализируя кампанию 939 года, приходит к выводу, что потенциальные мобилизационные возможности ан-Насира не превышали 30-40 тыс. чел., а его полевые армии - 10-15 тыс. чел. Согласно Ибн Хаукалу, у Абд ар-Рахмана III имелось всего 5000 всадников, чьи имена были занесены в списки военных (дивана) и которые получали жалованье. Источник, правда, это весьма необъективный. По мнению П. Чальметы, здесь речь идет о профессиональном наемном войске халифов, хашаме. Ал-Мансур, согласно Ибн ал-Хатибу, на постоянной основе содержал 12 тыс. всадников (их число при необходимости могло удваиваться для похода) и 26 тыс. пехотинцев, не считая слуг. В других кампаниях участвовали еще 3000 берберских всадников и 2000 суданских пехотинцев. Ополчение Кордовы насчитывало в 971 г. 16 тыс. пехотинцев. Конечно, Альмансор не обладал 600- или 800-тысячной армией, которую ему приписывает традиция. Безусловно, ко многим цифрам в источниках - включая даже довольно скромную оценку армии хаджиба в 50 тыс. чел. - следует относиться крайне осторожно. Так, при Кантише (ноябрь 1009 г.) пали 10, 20 или 36 тыс. ополченцев Кордовы, разбитых берберами и кастильцами. Но успех в бою приписывается решительным действиям конного отряда берберов - всего 30 чел.! Это позволяет по-иному взглянуть на масштабы сражения.

По мнению Б. Рейли, правители тайф считали опасным вооружать население, опасаясь за свой трон. Однако, попытки использовать отряды из андалуссцев засвидетельствованы в Альмерии и Бадахосе (см. ниже). Но ат-Туртуши подчеркивал, что его соотечественники совершенно утратили боевой дух, поручив защиту своей страны иноземцам. "Со всего горизонта люди приходили посмотреть на наших воинов, они прибегали к ним из самых разных областей, изумляясь их облику и презирая их одежды и их манеру говорить, ибо ничего в них не пришлось им по вкусу, кроме лошадей и щитов, - описывал кампанию 1086 г. Йусуф б. Ташфин. - Андалуссцы могли одержать верх лишь после того, как у них иссохла слюна и был вытерт пот. Несмотря на это, они думали, что они станут пищей мечей, целью смерти, пронзенные копьями, добычей оружия. Все не ставили их ни во что, и, в целом, меж собою, относились к ним с презрением". Однако, и андалусский историк XI столетия Ибн Хаййан признает, что в период смут "с врагами можно сражаться только с их [берберов] помощью, и землю можно возделывать только тогда, когда они рядом". Система ежегодного денежного откупа от военной службы держателей земельных участков процветала при Амиридах (окончательно принудительная военная служба отменена в 998 г., отныне она была только добровольной). Полученные деньги шли на найм берберских всадников из Северной Африки. Опираясь на этих берберов и наемников-христиан, ал-Мансур упразднил прежнюю родоплеменную структуру войска, и разделив армию на отряды, более не связанные между собой родовыми или региональными узами (в каждом служили представители нескольких племен), превратил ее в верный инструмент своей власти. Постоянные походы в земли христиан, приносящие славу и добычу, завершили профессионализацию нового постоянного наемного войска, лояльного теперь не к государству, а к своему вождю, военному диктатору халифата.

Зириды принадлежали к санхаджа. Население их тайфы: андалуссцы - арабы и муваллады, берберы - санхаджа и заната, немало мосарабов и множество иудеев. Напротив, арабы Аббадиды (ал-Мутадид удостоился от Э. Леви-Провансаля прозвища "Берберобойца") берберов ненавидели больше, чем христиан и иудеев.

Отсюда все войско Ибн ал-Афтаса получило прозвание "афтасидской конницы". "Начальник конницы", кийадат ал-хайл, имелся и в халифате, как и ведомство конницы; напротив, особого командира пехоты никогда не существовало. Идеал мусульманского рыцаря: "Это доблестный воин, мало заботящийся о вере и благочестии, утонченный любитель поэзии... [Думающий] только о том, чтобы не уронить своей воинской чести и отдать дань наслаждениям, на которые нельзя рассчитывать в загробном мире".

При халифате суданцы бегуны-раккаса служили в почтовой службе, они же носили ложе ал-Мансура в его походах. В 1003 г. хаджиб выдал своим войскам перед выступлением в поход по 5000 щитов, шлемов и кольчужных капюшонов из государственной оружейной, хуззан ал-аслиха.

Источник XI века сообщает, описывая гвардию третьего андалусского эмира ал-Хакама I (начало IX в.), что ариф командовал сотней воинов.

Хашам: "наемники; свита, окружение (правителя)". Э. Леви-Провансаль для эпохи халифата переводит хашам как наемные контингенты, набираемые не из уроженцев ал-Андалуса. Он же отмечает, что после падения халифата термин обозначал воинов, получающих плату. Но ср. с комментарием А. Тиби: не всегда данное выражение конкретизировалось хронистами, и воины хашама не обязательно набирались не из уроженцев Иберийского полуострова; возможно, в Гранаде под хашамом понимались абид и сакалиба.

Точно так же Хаммудид ал-Хасан б. Йахйа ал-Мустансир при воцарении (1040) первым делом увеличил численность своих воинов.

Из панегирика ал-Мутамиду: "Когда он одаряет нас, то выбирает из дев - полногрудую; из коней - короткогривого [чистокровного]; из мечей - усеянный драгоценными камнями".

Собранные для осады Валенсии (1094) андалусские контингенты возглавляли именно последние правители тайф: Абд ал-Малик б. Хузайл б. Разин (титулы - ал-Хаджиб и Хусам ад-Даула, владыка Альбаррасина); Сулайман б. Мунзир (Ибн Худ, владыка Лериды и Тортосы, титулы - Тайид ад-Даула и Саййид ад-Даула); Абд Аллах II б. Мухаммад I (Ибн Касим, титулы - Низам ал-Даула II и Джана ад-Даула, господин Альпуэнте); Ибн Йасин (владыка Сегорбе); Ибн Йамлул (сеньор Херики); аш-Шанйати из Верхней марки (видимо, наместник Лериды, номинально подвластный Сулайману б. Худу), "который был неустрашимым всадником и выдающимся воином". По поводу победы 1038 г. Абу Бакр б. Аммар сочинил панегирик ал-Мутамиду, где, в частности, и приравнял берберов к евреям. Уже в 13-летнем возрасте ал-Мутамид возглавил армию, осадившую Силвеш.

Абу Бакр Мухаммад б. Аммар ал-Махри (1031-1084/1085): близкий друг (до определенного момента) и визир ал-Мутамида, поэт, дипломат и иногда военачальник. В 1078 г. захватил Мурсию и два года правил там как независимый владыка. С 1082 г. подвизался при сарагосском дворе и помог ал-Мутамину завладеть мятежной крепостью, но в июле 1084 г. был захвачен в Сегуре и выдан ал-Мутамиду. Ибн Рашик (в 1080-1088 гг. правил Мурсией, участвовал в осаде Аледо). Муад: имя этого "опытного военачальника" приводит Ибн ал-Кардабус; численность отряда - Ибн Хаййан. Муад был родственником правителя Ронды и перешел на службу к ал-Мутадиду после того, как тот пощадил его (и всячески покровительствовал), расправившись с эмирами Ронды, Аркоса и Морона.

Пример бербера-каида: талката Йахйа б. Ифран в правление Бадиса, наместник Альмуньесара, павший в битве за Малагу. Али, согласно Ибн Бассаму, был секретарем Бадиса, но Абд Аллах именует его с братом визирами. Большую часть населения города тоже составляли евреи: "Гранада, что зовется "градом евреев", поелику населяют его иудеи". Самуил Ибн Нагрилла (993-1056), ха-Нагид, по его словам, возглавлял гранадские войска в войнах с другими берберскими государствами ал-Андалуса на протяжении 18 лет (с 1038 г.), вплоть до самой смерти в декабре 1056 г. Свои успехи он воспевал в поэмах, одну из которых сочинил прямо перед боем. При Альпуэнте Самуил будто бы сам взял в плен Ибн Аббаса, визира Альмерии, и из других поэм видно его личное участие в бою; в сражении 1049 г., из-за предательства войск Малаги, он даже на какое-то время оказался в плену. Похоже, он был единственным иудеем-полководцем XI столетия, если не всего Средневековья, хотя сын Самуила, Иосиф, тоже одержал некие успехи на войне. При халифате визир нередко совмещал свой пост с должностью военачальника-каида.

Вероятно, Ибн Ранду был мувалладом или мосарабом; источники уточняют его статус как вооруженного раба гвардии правителя - гулам, или мамлюк.

Берберы, издавна поселившиеся в ал-Андалусе, совершенно утратили память о своем истинном происхождении и выдавали себя за арабов (например, Бану Касим из Альпуэнте - за фихритов, а Бану Заннун из Толедо и вовсе переделали свое имя на арабский лад, в Зи-н-Нун), особенно при общении с недавно прибывшими в страну берберами-наемниками.

Мукатил б. Атиййа ал-Бирзали, прозванный Краснолицый (из-за пятна красного цвета на его лице): бербер-заната, военачальник Зиридов (Бадиса и Абд Аллаха), победитель при Ниваре (где был ранен в лицо), наместник Лусены. Славился своей храбростью и бесстрашием. Первоначально жил в Кармоне; вместе с соплеменниками перебрался в Гранаду после захвата тайфы Севильей. Покинув Гранаду, переметнулся на сторону Альморавидов.

Ибрахим ар-Ракик (ум. после 1027 г.) говорит, что в ал-Андалусе "большинство рабов красивой и приятной внешности" - из северо-испанских христиан. Но прежде всего под абид понимали чернокожих рабов, особенно после того, как сакалиба резко сократились в количестве на территории ал-Андалуса.

Амириды: для участия в экспедиции 1003 г., которую возглавил Абд ал-Малик, сын Альмансора, к нему присоединились несколько христианских сеньоров. "Одни были посланы королем... Альфонсо... другие - его дядей по матери Санчо, сыном Гарсии, королем Галисии и сеньором Кастилии и Алавы". Классический пример кастильца-наемника эпохи тайф: Родриго Диас "Кампеадор" в Сарагосе и его кузен Альваро Фаньес в Валенсии. Граф Гарсия в 1096 г. привел ал-Мустаину II 300 всадников и отряд пехоты. Союзниками Мунзира ал-Хайиба из Дении и Лериды (1081-1090) в его войнах с братом (ал-Мутамин) и племянником (ал-Мустаин II) регулярно выступали Санчо Рамирес, король Арагона, Беренгар Рамон II, граф Барселоны, и ряд других каталонских сеньоров.

Кампания 1010 г.: Вадих годом ранее привел всего 400 всадников из Мединасели, а его гулам Кайсар - еще 200, и даже если их союзник ал-Махди, собравший ополчение и людей пригородов Кордовы, включая улама и фукаха, при Кантише был в несколько раз сильней, речь конечно не шла о десятках тысяч сражающихся. Суэра стоит в 26 км севернее Сарагосы. Значит, войско ал-Мустаина растянулось на десятки километров! Сами арагонцы заявляли по горячим следам, что перебили не то 30, не то 40 тыс. мавров и "лжехристиан". Ат-Туртуши, кстати, идеальной полагал армию в 4000 чел., а размер отряда для набега - в 400 чел.

Ибн ал-Аббар подчеркивает невероятно тяжелый урон мусульман при Алькорасе - около 10 тыс. чел., а согласно Ибн ал-Хатибу - даже 12 тыс. убитых. Хотя эти оценки завышены, известия данных авторов подтверждают присутствие ополченцев / волонтеров джихада. А. Убието Артета предполагает, что обе армии при Алькорасе насчитывали около 2000 чел. каждая.

"Первая всеобщая хроника Испании", возможно, опираясь на арабский источник (Ибн Алкама), приводит рассказ о рейдах Кампеадора на Альбаррасин (1093). Оказавшись как-то под городом с немногими рыцарями, Родриго Диас был атакован выехавшими оттуда всадниками, коих оказалось всего 12! В стычке мавры потеряли двоих, но убили двоих христиан и "тяжело ранили в горло копьем" Родриго.

При Кантише всадники Вадиха не выстояли перед атакой берберов.

Число мулов, похоже, подразумевает небольшую численность всего рода заната (и соответственно их войска), управлявшего тайфой Аркоса. Они оставили город и попытались добраться до Гранады, но были настигнуты севильцами. Битва состоялась на равнине примерно в 20 милях от Силвеша. Берберы укрылись на холме и с ними был отряд из Гранады. Но это не спасло их от полного уничтожения, погиб и гранадский каид. Однако, отягощенные обильной добычей, севильцы не преследовали побежденных, что спасло остатки заната и гранадцев. Кстати, армии халифов, выбирая место для сражения, всегда предпочитали равнину.

Прием ложного бегства был хорошо знаком и самим христианам. В 1063 г. ополчение Валенсии попало в засаду кастильцев у Патерны. Засаду использовал и Сид при Куарте.

Интересно, что и "История Родриго", описывая войска ал-Хайиба Леридского и арагонских союзников при Морелье (1084), говорит, что те "вооружились и двинули свои полки", а при Альменаре (1082), где на стороне ал-Хайиба были каталонцы, "быстро устремившись вперед, потрясая оружием и выкрикивая кличи, обе стороны выстроили свои полки (acies) и вступили в сражение".

Недрогнувшая пехота всегда крайне опасна для конницы. Лев VI Мудрый предлагал ставить пехоту за кавалерией в боевых порядках, чтобы последняя могла отступить за нее при неудачном исходе боя. Ат-Туртуши предлагает более сложное, хотя и не настолько отличное построение. Пехота всегда сбивалась в массу, чтобы противостоять коннице, или для атаки. "Полные щиты": вероятно, кожаные щиты (больше обычных дарака) - круглые или с закругленным основанием, известные по изображениям. "Ряды": термин обычно использовался для обозначения только пехотных построений. В силосской рукописи "Комментариев Беата на Апокалипсис" (1091-1109) Голиаф (мусульмане обычно олицетворяли отрицательные библейские персонажи) носит кольчужный чулок на одной правой ноге - той, которую стоящий на колене пехотинец выставлял вперед, скрываясь за щитом и выставляя вперед свое копье, здесь с "крылышками" под наконечником.

Сходная тактика описывается в поздних мусульманских военных трактатах Ближнего Востока и Индии.

Барабаны: "Видя моих соратников бегущими и занятыми рукопашной с войсками Малаги, я велел водрузить знамена (аламат) и бить в барабан, как только прошел первый момент внезапности; некоторые мои воины также собрались вокруг меня, увидев мои развернутые знамена".

О военной службе мосарабов в иных государствах не сообщается, но сами по себе христиане под властью мусульман не были чужды воинских традиций. Возможно, уже в 1077 г. королю Альфонсо VI служил рыцарь-мосараб из Толедо, а после взятия Толедо в 1085 г. король Леона и Кастилии привлекал в свое войско местных мосарабов, как рыцарей и пехотинцев.

При халифах походный порядок войска включал авангард мукаддама и арьергард сака, а фланги прикрывали крылья аджна.

При ан-Насире будто бы треть бюджета расходовалась на военные походы халифа.

Упоминание у Ибн ал-Лаббаны "машрифского меча" лишь дань поэтической традиции, уже давно не связанной с реальностью. "Хаттийское": традиционный эпитет для отличного копья у арабов.

Более поздний автор, Ибн Саид, именует оружие берберов "мечами и легкими копьями".

Только для кампании 1002 г. Альмансор собрал 200 тыс. стрел. При Альмансоре в Кордове ежегодно изготовляли 6000 "арабских" луков.

Другие синонимы для кольчуги: дилас (сверкающая), муфада, зарад, халак, гадир. Характеристика кольчуги как "просторная", похоже, стала просто привычным эпитетом для брони: ал-Мутамид, защищая Севилью от мурабитов (1091), как-то вышел в бой без "своей просторной кольчуги". Ибн ал-Лаббана упоминает воротник у кольчуги, хотя это скорее метафора. На кольчугах мавров часто подол и низ рукавов набирали из латунных колец. Хаджиб Джафар ал-Мусхафи в 961 г. преподнес халифу ал-Хакаму 10 позолоченных джавшанов, а также 100 "франкских мамлюков" на конях, в броне, с мечами, копьями, щитами (и турс, и дарака), индийскими шапками; 320 кольчуг; 450 шлемов, из них 100 индийских (типа "байда") и 50 абиссинских; 300 "франкских" дротиков; 25 рогов из вызолоченной бычьей кости. При халифате существовали особые обозначения для отрядов: "всадники в джавшанах", "всадники в доспехе", "всадники в кольчугах", "танжерские всадники [берберы] в кольчугах". Ибн Кузман (вариант перевода): "Коней, подобных буйному потоку, оседлав, они скакали, приторочив к упругим конским крупам древки копий, блистающие водной синевой. Волна клинков застыла в ножнах наготове, блистают, словно пена, шишаки. И ратные доспехи обтекают тела мужей озерною водой, лишь плечи оставляя на свободе".

В поэме Самуила ха-Нагида "Победа над Бану Аббад" воины идут в бой "в кольчугах, мерцающих, словно волны. И с щитами, красными, словно листовой пергамент", в закругленных шлемах и в поножах , с копьями, дротиками (?) и мечами, хотя цвет щитов и поножи могут быть абстрактными отсылками на Библию. Ал-Мутамид и Итимад, его жена, сочинили стихотворение: "Ветер сшил из воды кольчугу (зарад), какая бы это была [настоящая] боевая кольчуга, если бы вода замерзла". Ср. со словами Ибн Сафара ал-Марини (XII в.): "И поверхность воды отливает булатом узорчатым. И блестит, что кольчуги серебряной частые звенья". Ибн Хани в середине X в. с издевкой замечает, что андалуссцы не смеют пачкать в бою свои кольчуги кровью, и тут же описывает войска Фатимидов в сверкающих длинных кольчугах, прикрытых накидками. Ибн Аммар в панегирике ал-Мутадиду, завоевателю Силвеша (1052/1053), говорит, что тот окрасил свою кольчугу кровью врагов, а веком раньше Ибн Абд Раббихи описывает в походе 932 г. отряд Дурри ас-Саклаби - всадники, "на чьих спинах сверкают легкие кольчуги".

Другие синонимы для щита: миджанн, хаджаф (кожаные щиты христианских воинов). Железные дисковидные умбоны известны по находкам. Возможна находка деревянного овального щита (турс) в Льеторе (конец X - начало XI в.).

Кони "по двое": один для всадника, другой - для его слуги. У магрибинцев всадник располагал только одним конем.

Враждебный Омейядам Ибн Хаукал (середина X в.) говорит, что все андалуссцы не используют стремена и ездят верхом "без седел", т.е. на плоских седлах-подушках, а не в седлах с деревянной рамой, и это подтверждают изображения X - начала XI в. Д. Никол объясняет появление таких седел и посадки влиянием Франции - через северо-испанских христиан. Так, в 1009 г. граф Кастилии Санчо Гарсес выслал своим берберским союзникам "седла и подпруги (?) для конницы". В ал-Андалусе вьючное животное стоило от 30 до 50-60 динаров, и цены на коней, судя по примерам X в., были примерно такими же. Но качественные боевые кони, конечно, продавались недешево. Если верить эпосу, берберийский конь Кампеадора (1082), которого ему "привез из-за моря некий варвар", обошелся владельцу в 1000 золотых монет, но он стоил того - "скачет быстрее ветра, прыгает выше оленя".

Датировка колеблется, и есть мнение о 1150 г. как времени ее составления.

Заказ из Туниса в ал-Андалусе (1050-е гг.): 50 плащей; 10 пар чулок; два плаща из "морской шерсти", отделанные зеленым и красным шелком. Десять лет спустя закупили 85 "андалусских плащей" (другие источники пишут о плащах из шелка или парчи). Ал-Идриси в середине XII в. упоминает 3000 ферм по выращиванию шелкопряда в горах кругом Хаэна и 800 мастерских в Альмерии, изготовлявших шелковые и парчовые ткани, украшенные полосками и другими узорами. Другие авторы подтверждают его сообщения. Шелк импортировался в земли христиан. "Драгоценнейшие шелковые ткани, проработанные золотом", которые носит Сид, могли быть таким импортом, а "добрые сендали из Андрии (Александрии)", которые он будто бы надел по торжественному случаю, дошли в Кастилию с востока через ал-Андалус. Источники XII в., включая старофранцузский эпос, пестрят упоминаниями о шелке и тканях из Альмерии, Мурсии, Гранады и "Испании".

Одноцветные одежды гвардии и выдача войскам праздничных облачений упоминаются при халифате, но нет свидетельств о такой одежде у воинов тайф. Цвета: при кордовских халифах белый - колер не только династии (а также парадных облачений гвардии), но и траура. На протяжении XI столетия белый оставался цветом траурного платья в ал-Андалусе.

Комментарии: 9, последний от 19/10/2019. © Copyright Медведевич К.П. (illinn@mail.ru) Размещен: 04/04/2013, изменен: 04/04/2013. 100k. Статистика. Статья: История Исторические комментарии к роману Лев Исбильи		Ваша оценка:
Аннотация: Статья об армиях аль-Андалуса. Численность, состав, вооружение, тактика.

Медведевич К.П. : другие произведения.

М.Нечитайлов, Е.Шестаков. Андалусские армии