Осень в этом году надолго задержалась в Кельоне. Безвозвратно истаяло солнце. Небо лоскутной хмарью сползало по крышам домов, грозило потопом. Большой город озяб от сырости, потонул в грязи и лужах и с ужасом ожидал первых заморозков.
Чтец Темук, выглянув из-под навеса, подставил ладонь под тугую струю воды, льющуюся из водостока, и поёжился.
"Ледяная! Брр!"
Возвращаясь с торговой миссией из южного Койайке, он ожидал застать в Северной долине снежок, хрусткие лужи и благостный морозец. Но уже на Дымном перевале край явил тоскливое ненастье и мрачно-черные, поредевшие осинники. Больные, истощенные деревья вырастали из холмиков прелой листвы, тонули корнями в топком месиве перегноя. С перевала город на холме виделся под шапкой мыльного тумана. Казалось, налетит гулящий ветер, дунет - и заскользит Кельон крепостным кольцом вниз по мокрому чернозёму, сметая хлипкие лачужки мастеровых и подельщиков. Да разогнавшись, ухнет в излучину реки Луше. Страшная фантазия...
Усмирив мокрой рукой взъерошенные на макушке волосы, Темук спрятал под рясу малый Требник - от греха, от беспогодицы - и нацелился на крыльцо церковной лавки. Задрав подол, метнулся вправо под козырёк флигеля, одним прыжком перемахнул дощатый мосток над бурлящей канавой, и, прижавшись спиной к бревенчатой стене, бочком-бочком, мимо холодных струй, подобрался к выскобленным ступеням богоугодного заведения.
В открытой двери стоял иподиакон Линарес, пухлый, в душегрейки, поверх белого льняного стихаря.
"Негоже поверх богослужебного облачения мирскую одежду надевать", - подумал Темук и стремительно взлетел на крыльцо.
Линарес вздрогнул, выпучил глаза, замахал руками и чуть не сшиб с головы фиолетовую скуфейку: - "Темук?! Бесовское отродье!" - и, заметив укоризненный взгляд чтеца, быстро забубнил: - "Возрадуется душа моя о Господе, облече бо мя в ризу спасения и одеждою веселия одея мя".
Осенив крестным знамением себя, а заодно и брата, счищающего с обуви грязь, старец звякнул связкой ключей и удалился в хорошо протопленную лавку.
Темук вошёл следом.
В золотом блеске подсвечников, лампад и купелей он отыскал икону Спасителя в серебряном окладе и перекрестился. Коптил ладан. За столом, заваленным перевязанными пачками восковых свечей, над раскрытой амбарной книгой сидел Линарес. Телогрейка лежала рядом на скамье.
- Два дня тебя жду, - вздохнул иподиакон и закрыл лицо широкой ладонью. - Где пропадал? - пробурчал он и моргнул мутноватым глазом сквозь растопыренные пальцы: - Торговец Пунт уже пять раз наведывался.
- В Братском корпусе отсыпался с дороги, - ответил чтец и тронул рукой висящее кадило с позвонцами. Тренькнули колокольчики.
- Дорога неблизкая, верно. Ну, раз отдохнул - рассказывай! - старец оглаживал рукой седую бороду. - Памятный камень заложил?
Темук покривился:
- А коли Пунт заходил, значит, и рассказывать нечего. Уже, поди, известно всё.
- Известно, известно. Но его дело корысть. А слово твое услышать надобно.
Темук уселся сбоку стола, отодвинул свечи и аккуратно выложил перед собой Требник.
- Чинопоследования Таинств соблюдал? - строго спросил Линарес.
- Никому там молитвы мои не нужны, - выпалил чтец. - Гимны пел - так они смеялись. Словно шут гороховый!
- Язычники окаянные, - пробасил иподиакон и снял скуфейку с головы: - А ты усмирись, усмирись. И не жди, что клещами из тебя известия тащить буду, сам вещай.
Темук пролистал пожелтевшие страницы Требника и объявил:
- Обрядов на освящение вещей и жилищ не служил. Молитв - разрешительных от клятвы, о начале всякого труда, о благословении яств и соли - не потребил. Молисловие об отгнании злых духов и освящение овощей и винограда свершил, - монах запнулся и продолжил взволнованно: - Хозяин постоялого двора просил. Любопытство его заело.
- Ладно об этом, - махнул рукой Линарес. - Скажи-ка лучше - много храмов у огнепоклонников в Койайке?
- Храмы огня каменные, и их много, - сообщил чтец и замялся: - А огнепоклонниками мехров звать нельзя.
- Это как же? - хитро прищурился старец.
- А вот так, - заторопился под пристальным взглядом Темук, - поскольку во время молитвы они поклонов не бьют. Стоят прямые - аки каменные.
- В каменном чертоге - каменные слуги, - задумчиво протянул иподиакон и, упёршись локтями в столешницу, поправил поручи с червлеными крестами. Шнурок на левом нарукавнике оказался развязанным. "Пусть зубами тянет", - зло подумал чтец, но всё же придвинулся и ловко завязал узелок. Старик кивнул.
Обида колкой занозой мучила душу молодого служки.
"Три месяца мытарств на чужбине - и хоть бы слово благодарности! В следующий раз пусть другого благотворца ищут. Не поеду".
Ответить чтец не успел. Дверь с шумом отворилась, в лавку ввалился Пунт.
- Ага! Вовремя я, христиане, - заголосил торговец, расталкивая варежки по карманам меховой куртки. - Надобно совет держать, как мне с убытками сладить.
- Закрой! - сказал иподиакон строго и указал перстом на распахнутую дверь: - И не мельтеши - голова кругом.
Мирянин сбросил с лысины мокрый капюшон, зыркнул разноцветными глазами и поворотился к выходу.
Темук с интересом рассматривал стоящий в углу греческий посох с повязанными у верха платками:
"Неужто и старец бродил по белу свету? Холоден и голоден был..." - мысль оборвалась от слов Линареса:
- Зажги ещё одну лампу, братец. Что ж нам речи в потёмках вести. Глаз не видно.
Монах встал и пошёл искать лампу.
- Надо бы расчёт произвести, - сообщил торговец, пододвигая табурет и устраиваясь за столом. Поясок с куртки он снял, распахнулся и вытер тряпицей раскрасневшуюся влажную шею.
- Отдышись, - бросил старец.
- Угу, - замычал Пунт и резко вывалил на амбарную книгу с десяток коробков самогарных спичек. Линарес поморщился, но смолчал, словно ждал продолжения.
Темук принёс лампу, взялся за лучину, но был пойман за рукав.
- Люди-то мы свои, - произнёс глухим неприятным голосом торговец, - не стесняйся, зажигай, - отпустил рукав монаха и подал спичечный коробок.
"Вот об чём сыр-бор", - понял тот, но шагнул к печи, снял чугунный кружок и подпалил лучину.
Два воза "деревянных гвоздиков" увозили они в торговом караване на южный Койайк. Пунтовский приказчик Аджубей как шальной метался по рынкам, но так и не продал ни единого коробка мехрам - привёз всё обратно.
- Сколько липы перевёл, - запричитал мирянин, - серы и красного фосфора. Мануфактура месяц работала. Сделали с Божьей помощью - и что?
Пунт повертел толстую серебряную цепочку на пальце и в сердцах громко стукнул ей по столу.
- Не шуми, не надо, - тихо сказал старик. - Говори, что хотел.
- Что хотел? - побагровел, взъярился торговец: - Чтоб те приподняло да шлёпнуло!
- Цыц, пёс! - рявкнул Линарес, захлопнул книгу, приподнял её и ухнул о стол так, что пыль полетела.
Темук поймал покачнувшуюся лампу.
"Грозен старче", - удовлетворённо подумал он и вспомнил, что не так уж давно его самого иподиакон за ухо трепал, и не раз.
- Прости Христа ради, - затрепетал мануфактурщик, - язык длинный.
Серый глаз у него налился кровью, зелёный посветлел.
- Не лиси - говори, с чем пришёл, - изрёк церковнослужитель.
Пунт сгрёб несколько коробков, соединил их в линию и молвил:
- Порченый товар. Убытки несу.
"Амбар", - прочёл Темук получившееся слово - на каждой коробушке округлой полууставицей проступала буква с рисунком. "А" было изображено с толстощёким вихрастым ангелом; "М" - с коленопреклоненным монахом, чем-то похожим на Темука.
Линарес молча прикрыл спички рукой.
- Кто мне говорил, что с мехрами огнём торговать - в прибылях купаться?! - стонал купец. - Ещё и азбуку с картинками на каждом этикете расписали!
- Тёмные народы надобно Божьим словом просвещать, - подал голос чтец - и, похоже, не к месту.
Старец зашипел; Пунт сжал кулаки.
- Скажи-ка, Темук: что ж, мехры искру камнем бьют? Как очаг содержат? - поинтересовался иподиакон. В голосе звучала издёвка.
"Надо уходить отсюда, - удрученно подумал чтец. - Я же виноватым стану".
- Да, да! Просвети об нехристях, - подхватил купец и, словно читая мысли, крепко схватил монаха за плечо.
Темук руку убрал, помедлил, покашлял и начал:
- Священные огни у мехров в трёх рангах значатся. Аташ-Шах - огонь высшего ранга. Шестнадцать огней разного вида собирают они, очищают и в один объединяют. Горит он в храмах, негасимый столетиями. Мастуры служат ему и охрану несут, - чтец перевёл дыхание. - Аташ-Адаран - огонь второго ранга.
- Погоди, не тараторь, - прервал Линарес и подозрительно осмотрел служку: - Хорошо усвоил.. Сам, часом, не жёг огоньки языческие?
Темук вздрогнул и перекрестился:
- Спаси и сохрани! В памяти не держу. Записано всё мной с похода.
- Ладно, ладно. Вижу, Христа не забывал. Записи представишь в регентскую школу, как и положено. - Старик громко засопел: - Так что там про наши зажигательные палочки?
- У мехров огонь из серы чистым не считается, - выдал монах и взял в руки Требник.
- Во как!? - выдохнул Пунт и забегал глазами: - И куда теперь?
- Тут продашь, - отрезал иподиакон.
- А с этим что? - жёлтым ногтем мануфактурщик постучал по надписи на коробке: "Ирденский собор православной церкви утвердил".
- От этих слов необращённые шарахаются - а их, чай, полгорода. Да и спички воском не заливали, так путешествовали - отсырели в оба конца. Не горят толком.
- Тут продашь, - повысил голос старец.
- Ну, уж нет! - завопил торговец и вскочил на ноги: - Церковь дело вела. Промысел ваш - вы и платите!
Линарес тоже приподнялся, медленно вырос до потолка.
- Дура! Противу солнца тени быть не может! - взревел он и затряс бородой.
Пунт отшатнулся к стене и, кусая серые губы, зашептал:
- В приюты раздать, в сиротские дома. Пусть детишки Божью азбуку учат.
- Детям - огниво!? - ужаснулся Темук.
- Фосфорные головки срежут, али смоют - счётные палочки опять же, - бубнил мануфактурщик.
- Пусть делает, как знает, - закончил иподиакон и устало опустился на скамью: - Церковь часть выплатит.
Купец перекрестился и выбежал на волю.
"Не гоже это. Ох, не гоже", - определил чтец и тоже засобирался.
- "По такой погоде и дров не запасёшь", - услышал он и вышел под дождь.
Через два дня лёг снег; налетевшие морозцы выстудили сырость.
А через две недели с работных окраин в ночь брызнула искра. Подхваченная свежим ветерком, разнеслась по соломенным крышам амбаров, занялась в купеческих рядах, полыхнула в центре - и под истошные крики и суету людскую жарко охватила смоляной кремль. К вечеру Кельон выгорел дотла.
Темук, не ведая о несчастье, с дарованным посохом пребывал в пути. Дорога вела в западную сторону...