"Странное дело", - тоскливо думал боцман Гриша, возвращаясь из гастронома и недоверчиво встряхивая в руке тряпичную авоську. В авоське не звенело, не брякало. Стрелка барометра, чудесно миновав отметку "бодун", упала на риску "штиль" и вместо пива Григорий нежданно-негаданно прикупил кефира.
"Шо тут имелось в виду?" - задумался он и, свернув в аппендикс Валиховского переулка, рассмотрел сквозь дугу подворотни родной пейзаж двора.
Под кроной старой яблони столпилось племя соседствующих обывателей.
Сёма и Боря щелкали семешки, ожесточённо сплёвывали лузгу и, запрокинув одинаково лошадиные физиономии вверх, таращились на облетающий яблоневый цвет. Тётя Груня, ловко удерживая на краю скамейки тазик с бельём, вытягивала шею, пугая утреннее солнце рыжим шиньоном. Маэстро Рибас бормотал:
- Занавес, мадам, занавес.
К груди он прижимал запылённый скрипичный футляр.
- Вот это жир и шкварки! - ковыряя в носу, восхищался школяр Вовася.
Под чертой выбеленного ствола Гриша заметил нещадно раздавленный табурет.
Из сумрака подъезда вылетел дед Клёпа с лестницей наперевес.
- На раз организуем, - объявил он и, прицеливаясь рогатым древком в близнецов, скомандовал. - Ребя, шмыг отседа!
- Шо на рейде? - недоумённо пробасил боцман.
- Дерево это Вагнер посадил, - сказал вдруг маэстро и тяжко вздохнул.
Одесский дворик...