Испытания
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Рэй-Йарр-Тарр-Лэй
Повести про учеников Коронной школы имени государя Таннара
Рэй -- Райачи Арнери
Йарр -- Амингер Байнобар
Тарр -- Таррига Винначи
Лэй -- Ландарри Дайтан
Часть первая
1093 -- 1094 гг.
Испытания
Рэй
Благородный Райачи Арнери
Жарко, как в пустыне Араамби. Вот любопытно: в древние времена там город стоял. И в нём правили кудесники. Они всё время тратили на науку. И в такую погоду, как у нас сейчас, -- тоже учились?
Нас уже как только не называли. И Байлеми, и учителя. И бездарный мы отряд, и бессовестный, и до средней школы не доросли. А нам в нее переходить -- меньше чем через полгода. Переводные испытания мы нипочём не пройдём. По словесности уж точно, и по арифметике, и по "гильдейскому строю". Только мастер Мики говорит: сильный отряд, способный... Половина, по крайней мере, точно -- сдаст... Будто половины нам хватит.
Четыре года мы, оказывается, учились учиться. Чтобы потом, в средних отрядах, уже начать учиться самим наукам. Так вот: время, похоже, ушло впустую. Вот, говорят, посмотрите на благородного Винначи: в школу только недавно пришел, но учиться умеет. Не то что некоторые. И то же самое -- с Амингером.
Вообще-то, если вспомнить -- бывало, целые уроки уходили на разговоры ни о чём. Так чему же удивляться?
Теперь нам надо "догонять". По-честному -- проходить почти всё заново. Опять получается: не учимся, а готовимся к испытаниям. Навёрстывать всё, чего мы не умеем, уже поздно. Нам бы только не совсем опозориться. Испытывать-то будут не только наши учителя, а еще и из средней школы.
Словесность... С ней -- хуже всего. Господин учитель сказал, что Лани почти наверняка не перейдёт. Могут оставить на второй год, но тогда за учёбу должны платить родители, а не Корона. А Ланины родные еще неизвестно, смогут ли.
"И пусть Вам будет стыдно, Винначи", -- сказал словесник. И чуть ли не каждый урок это повторяет. Стыдно -- что помогаешь другу, а помочь не можешь.
Из кутузки можно вытащить. А выгонят или оставят в младшем отряде -- не украдёшь его оттуда. Что делать, непонятно.
С самого начала, с первого года, этот словесник был очень скучный. Райачи жаловался еще господину Арнери, а тот ответил: не бывает скучных людей. Если кто-то тебе не любопытен, значит, просто ты к нему не присмотрелся. Ну вот, теперь приходится вникать. И чем глубже, тем хуже.
Лани ведь получает от него не только за своё письмо и за правила. За Ячи и за Амингу -- тоже. Как разозлился тогда в День Объединения, так и не прощает с тех пор. Можно было бы попробовать с ним помириться как-то -- но тут уже упёрся Амингер. И никаких уступок. То пререкается, то просто держится с вызовом. "Это не Тарри должно быть стыдно, а тому, кто тут словесность преподавал"...
А у господина учителя слабость есть, и мы ее знаем. Это знатные особы: князья, бояре. А в средней школе словесность ведёт княжич Баллаи, и диктовки наши он будет проверять. Очень худо было бы, если бы мы своего словесника опозорили. Аминга вслух пока не говорит, но всем видом показывает: а ведь так я и сделаю! И будете Вы дурак, господин полсотник, дурак и злыдень: каких замечательных детей не смогли выучить! Как этого добиться, Ячи не знает, но у Аминги явно есть замысел.
И ведь наседать на самого Амингера бессмысленно: хоть по письму, хоть по чтению он всё может, что требуется, и даже сверх того. Учитель ему ставит "превосходно", шуточки его пропускает мимо ушей. А отыгрывается на Тарри и на Лани. Тарри тоже не поставишь меньше "превосходного", но ему можно замечания делать. И на вину давить.
Безвыходно!
Придумал словесник игру, чтобы повторять правописание существительных. Отряд поделен напополам: "правые" и "левые". От каждой половины по одному человеку выходят к доске и наперегонки пишут слова. Надо, чтобы в слове все гласные были одинаковые. У кого меньше наберется, тот проиграл. Списывать нельзя друг у друга: не засчитывается.
И вот, пошли: от нас -- Лани, а от "правых" -- Эйчен Мамулли. Дело гиблое.
Зачем это надо? За выигрыш-то ничего не получаешь. Заданий на вечер всё столько же. Расчет на самолюбие, вроде бы. Или на азарт. И чем больше мы помним таких слов, тем грамотнее будем: хотя бы в них не насажаем ошибок.
Хребет, -- пишет Мамулли. -- Перешеек. Бересклет.
Впечатляет. Мало того что правильно -- так еще и длинно.
И Лани выводит что-то длинное:
Невезенее.
Тарри ему давеча объяснял: где мы с нашим южным выговором произносим "и", там по правилам часто пишется "е". И вот нате, усвоил!
Эйчен, как в забытьи, выводит, не глядя на свою руку:
Безденежье, плесень, слепец...
Лани пишет:
Серень. Берег. Месец. Жеребец.
Ну, да: и мерен тоже. И печень.
Мамулли по-своему поэт:
Метель, вечер, переселенец...
Лани тоже нашел непростое слово:
Перебещек.
И дальше:
Мертвец. Челеть.
-- Время вышло, господа. Подсчитаем, -- окликает словесник. -- Но прежде извольте объяснить, благородный Дайтан: вот это последнее у Вас что значит? Не припомню такого слова.
Лани слышит подвох, конечно. Но отвечает:
-- Ну, люди всякие, которые служат.
-- Как любопытно! Военные, стража, почтари?
-- Да не Короне служат, а господину. Слуги в общем.
-- Ах, "челядь"? Благородный Мамулли, как пишется это слово?
Эйчен показывает.
-- Исправьте остальные ошибки Вашего товарища.
Мамулли переписывает отдельным столбиком.
-- Итак, ваши девять слов против четырех слов благородного Дайтана. Одно из коих, разумеется, "печень"... Победили "правые". Мамулли -- "превосходно". А Вы, благородный Дайтан, свою оценку знаете сами.
Мог бы и похвалить. Почти половина слов правильных -- по нашим меркам, уже очень неплохо.
-- Следующие. Слева -- благородный Арнери. Справа -- благородный Айтам.
У Видакко Айтама тоже беда с правописанием. Будто бы равновесия ради словесник Лани и его развёл по разные стороны. Как и самых сильных: Амингу и Тарригу.
Но на самом деле Видакко немножко проще. Он из Умбина, выговор у него ближе к правилам. Но соображает он небыстро.
-- Слова с буквой "о".
Спасибо, что не "и". С "о" слов полно.
Болото. Водоросль. Водопровод.
-- Какова преданность родному городу! -- замечает полсотник. Ну, да: "водопровод" -- это Ларбар.
-- Хорошо, тогда так, -- говорит Райачи. И пишет: водоворот.
Видакко думает. Тачари Илонго щелкает ногтями по коробку для перьев.
"Коробок", между прочим! И "ноготь". И "коготь"...
Видакко понял по-другому.
Олово. Ну, да, коробок-то оловянный. И дальше, уверенно пишет: Золото. Железо. Серебро... Тачари фыркает. Дакко стирает всё, кроме "олова".
У нас пока что мороз, холод, голод, хоровод. И доброхот, хотя это тоже ларбарское.
Пороход -- пишет Дакко. И порох. И поход. И Король.
Ячи лепит всё подряд: пророк, порок, порог, потолок, звонок, голос, волос, простор, клопомор...
-- Не можете без гадости, -- морщится словесник. -- Время вышло. Благородный Айтам! "Пороход" пишется так, потому что у него поры? И на них он ходит?
-- Да. Порой ходит, порой не ходит, -- молвит Видакко.
А ведь не придерешься!
-- Нет. "Пароход" -- от слова "пар". Пишется через "а". На сей раз "правые" проиграли. Садитесь, господа.
Не стал оценок ставить вообще.
Аминга с места в полный голос говорит:
-- Айтаму "дурно" ставить нельзя: за него господа Илонго заступятся. А Дайтану можно.
Вот не надо бы так. Это, может, и правда -- про словесника. Только зачем Видакко обижать?
Полсотник взглядывает брезгливо:
-- Вы что-то хотите сказать, благородный Байнобар?
-- Я хочу сказать, что благородный Айтам...
-- В Коронной школе следует встать и обратиться по уставу. И только после этого высказываться. Если Вам разрешат.
Амингер неспешно, нагло встаёт.
-- Господин полсотник! Разрешите поделиться мыслями.
-- После урока, если Вам будет угодно, благородный Байнобар. А сейчас -- прошу к доске. От "левых" Вы, от "правых" -- помедлил, оглядел залу, -- ну, допустим, благородный Винначи. Слова с буквой "у".
Ох. Чтобы два раза "у" -- таких слов почти что нету.
-- Битва исполинов! -- шутовским шёпотом объявляет Санчи.
-- Ку-ку, -- угрюмо отзывается Пифа. Больше похоже на "кху-кху", хотя он в последнее время очень старается.
Вингарцам хорошо. У них есть город Муллу-Муллунг...
Аминга быстро выводит: Укус. Уксус. Мускус. Пурпур.
Таррига: Бурундук. Сундук. Сургуч. Шуруп. Тулуп.
Заглядывают друг к другу, но, похоже, набор у каждого свой, много выкидывать не приходится. И еще видно: пока Ячи сидел и мечтал, а потом отвечал, они оба готовились. Причём к самому сложному.
Аминга: Кунтуш. И вслух поясняет -- Тарриге, не словеснику:
-- Одежда такая старинная.
Тарри: Чугун. Бурун.
-- А какая?
Амингер оглядывается на стену с росписью:
-- Вот вроде как у боярина Мичирина, только рукава широкие. Отвлекаешь, да?
Супруг. Чубук.
Тарри кивает:
Уступ.
-- Извини, я не нарочно. И вот еще:
Нубук.
-- А "сюртук" не годится...
-- И "бурдюк" тоже. Зато вот это есть:
Фундук.
Всё равно Аминге одного слова не хватает. Нет, вспомнил:
Бутуз!
-- А это кто?
-- Тот, кто маленький и толстый.
И ждут, хотя время вроде бы еще есть.
-- Садитесь. -- Велит словесник.
Игру не поддержали. Вернее, наоборот: играли между собой, но к равному счёту пришли. И "правым" не в пользу, и "левым".
После урока, уже не при учителе, Илонго переспрашивает:
-- Ты, Байнобар, чего насчёт нас хотел-то?
Решил ответить за Дакко. Только не сердито, а с этакой ленцой.
Сумеет? У Райачи вот руки уже опускаются. Непонятно, как Амингера убедить, чтобы он поосторожнее был со сторонними людьми. Не трогал бы их, когда не с ними ругается...
-- Хотеть -- ничего не хотел. -- Аминга злится, заталкивает в сумку книги. -- А только Айтаму твоему всяко на "посредственно" натянут. Это всем понятно. Потому что твой батюшка попросит. Чтоб было кому за тобой горшок носить.
Илонго задирать бесполезно. Он пожимает плечами:
-- А тебе кто мешает? Напиши своему отцу, пусть за Лани вступится. Он профессор, ему виднее...
И тут Аминга подбоченивается:
-- А Лани и так сдаст. На что спорим?
-- Все и так сдадут. Кому оно надо -- второгодников плодить...
Тарри смотрит будто бы куда-то вдаль. Выговаривает:
-- Кунжут.
Еще одно слово забыли.
-- Сам ты кунжут! -- огрызается на него Аминга.
Лэй
Благородный Ландарри Дайтан
Эх, как я раньше лето любил! И жарко, и одежек много не надо надевать. И речка, и по деревьям лазить. А сейчас... Кому оно нужно, это лето, ежели тебя со света сживают?
Все из-за словесности этой гадской. Словесник ко мне придирается всё время -- каждый урок спрашивает. Будто других в отряде нет. Как к доске -- так сразу Дайтан. И всякий раз еще добавляет: "Вы не способны учиться в Коронной школе!".
Чего это я не способен? У меня по мохноножскому "превосходно", и по военке, и по гимнастике, и по пению. И даже по арифметике "изрядно". Чем я хуже других?
Арифметика хоть наука честная. Там только понять нужно один раз -- и дальше всё по правилам будет. А со словесностью... Долбишь эти правила, долбишь, а потом -- раз! -- и половина слов вообще не по ним пишется, а ещё как-то. Это что же? Все правила зазубрить, да еще и каждое слово запомнить? Тут же всей жизни не хватит! А мне той жизни и всего-то осталось, что до Плясуньи, до переводных испытаний.
Ну и пусть только попробуют меня со всеми не перевести. Я, ежели опять в младшем отряде останусь, -- там всех-всех позабиваю. Они сами не рады будут! Только мелюзга-то не виновата, эх!.. А тогда я по второму разу все уроки пройду и буду превосходником. А словесник пущай тогда жалеет, что мне со своими учиться не дал!
Как же, пожалеет он, жди! Ему же нравится "дуры" ставить -- сразу видно. Я ему все-все правила заучил, мне Амингер сказал, что это поможет. А эта сука плешивая все равно говорит, что я неправильно пишу. Аминга с ним сразу заспорил: Вы же сами говорили, что понимать -- не наша задача.
А он:
-- Ваша задача -- применять правила! Как вы собираетесь служить? Устав, дескать, знаю назубок, а служу всё равно не по уставу, а как попало?
Сразу ясно, что никогда он в войске не бывал. Какой же это дурак по уставу служит? А служить нужно не "как попало", а "как надо"!
Я тогда и сказал:
-- Я всё равно не понимаю. Вот Вы сами скажите, чего мне надо сделать. Команду отдайте. Только по-честному, а не "учись хорошо!".
А он, змея, чего удумал:
-- Возьмите, -- говорит, -- учебник за второй, а потом и за третий год. И делайте оттуда все упражнения подряд. Самостоятельно, без этих ваших списываний! Без благородного Винначи! И приносите мне на проверку. Не исключено, что придется потом их пройти еще раз.
Это ж мы целых два года писали-писали, а теперь за три месяца -- всё наново писать?
-- Что ж Вы мне тогда еще не сказали! Я бы сразу их по два раза написал, чтоб теперь не мучиться.
В общем, нарочно заваливает.
И кому она только нужна, эта словесность? Мы ж на других уроках почти и не пишем ничего.
Господин Камакко вообще здоровские уроки придумал. Повел нас на огороды и велел карту местности рисовать. И указывать, где какое расстояние. На глаз. А потом с землемерной одной фигней будем проверять. А фигня эта на букву "чарр" похожа по виду. Только с перекладиной посередке. Сотник говорит, у нее между лапами расстояние точно в один аршин -- так легче мерить.
Ага! От меня до грядки с тыквами... саженей двадцать, не больше. От них влево -- забор в пяти, наверное, саженях. А вправо -- домик покосившийся. Сарай, короче.
-- Тарри, слышь, ну ты кунжут! Не пиши "сарай". Это не военное слово. Пиши -- ветхие постройки!
Кунжутом его Аминга назвал. Надо будет спросить, что такое кунжут. Но, небось, что-то неплохое, раз Тарри совсем не обиделся.
Вообще, плевое задание, хотя и интересное. Чего ребята копаются?
-- Не, Ячи, ты как хошь, а тут тридцати саженей никак не будет. Двадцать пять... даже двадцать три -- спорим?
Камакко ходит между нами, глядит, чего мы делаем. Но сам не вмешивается. И вдруг говорит:
-- Пифанитария! Через четверть часа напомнишь мне, чтоб я у тебя кое-что важное спросил.
-- Слушаюсь, кхоспотин сотник!
Такие задания Камакко тоже любит. Чтоб мы знали, сколько времени прошло. Без часов. И память развивали. А через четверть часа он его, небось, спросит, какого цвета возок был, что в ворота въезжал, когда мы на огороды пошли. Или еще что-то. Я эту штуку давно уже просёк.
Теперь проверяем. Камакко сам с рогулькой этой ходит, а мы за ним. И считаем. А затем сотник говорит:
-- Ты молодец, Ландарри. Самая лучшая работа -- и быстро, и правильно.
Наклоняется -- и тише:
-- И даже "ветхие постройки" без ошибок написал. Что ж у тебя со словесностью-то, а?
Знает уже. Всем-всем словесник наябедничал.
-- Кранты у меня с нею, господин сотник.
-- За двенадцать лет, что я здесь, из младшей школы никого еще не выгоняли. Не с тебя же начинать, Ландарри...
А вот ежели взаправду с меня начнут, Камакко за меня будет или за крысу эту словесную?
В л...су на ветках с...дят птицы и п...ют. Вставить пропущенные буквы. Тупое упражнение. И предложение тупое! И занятие тупое -- такое, что даже я сам себя тупым чувствую. И главное, те буквы, которые понятны, они ведь не пропускают.
В лесу. Проверочное слово "лес". Потому что ежели "лис", то другой смысл получится. Вообще никакого смысла не получится. Разве что лиса эта тех птиц слопала. Но тогда откуда ветки? Ладно, здесь ясно. А дальше? Каким словом проверять: "сел" или "сядь"? наверное, "сядь" -- там хоть "д" есть. Значит: в лесу на ветках сядят птицы и пьют.
А чего они на ветках-то пьют, а не из лужи? Дурак какой-то сочинял.
Аминга сказал: пошли в книгохранилище заниматься. Там всяких болванов меньше -- мешать не станут. Но это он не только из-за других. Это еще чтоб Тарри мне не подсказывал -- в книгохранилище-то разговаривать нельзя.
Вот мы и сидим вчетвером. Ячи какую-то книжку читает. Тарри -- с другой стороны от меня. Он бы мне давно уж подсказал, но ему Амингер не дает -- кулак показывает. И они, чтоб не отвлекаться, какую-то игру придумали. Точнее, не придумали, Аминга ее и раньше знал. Она тоже по словесности. Загадывает какое-нибудь слово, а вместо букв только прочерки ставит. И сбоку пишет, что оно значит. А Тарри угадывает. По буквам.
У них сейчас на листочке целых два слова. Букв общим счетом аж восемнадцать. Когда Тарри неправильно букву угадывает, Аминга рисует могилку. Не сразу -- а по палочке. Десять раз ошибешься -- и похоронят. Как и меня на испытаниях по словесности будущей зимой.
В...сна -- ч...десная п...ра. Л...ства уже з...леная. На п...ляне п...стреют цв...ты.
Какая же весна, когда лето уже давно! И главное -- зачем мне цветы, ежели я пушкарем быть хочу? Будто для девчонок придумывали. Вот Мирра, бедная, растёт и не знает, что её тоже в школу отдадут. И будет она тоже всякую дурь переписывать про пьющих птиц.
А что всё-таки Аминга Тарри загадал? Сбоку написано: "Она влипла и тем прославилась". Первая буква уже угадана -- "п". Куда можно влипнуть? В историю. В неприятности. В болото, наверное, можно. И что здесь славного?
Тарри закусывает карандаш и улыбается. Он часто так, когда думает. А я слыхал, что от этого глисты бывают. Хорошо ребятам -- играют себе, а я тут со скуки дохну. И была бы хоть польза с того. Хоть на вот столечко, на мизинчик. Словесность же -- не гимнастика. Если кто плохо бегает, можно каждый день бегать -- и научишься. А от того, что я упражнения переписываю -- все равно лучше не становится. И яснее. Безнадёга!
И вообще -- всё у нас в школе не по-честному. Меня обещают за словесность выгнать. Дакко -- за то, что у него по гильдейскому строю "дура". Эйчена -- за гимнастику. И даже Талдина. Его вообще ни за что -- за поведение. Он там кого-то из третьего отряда стукнул.
Чего они все на наш отряд взъелись? Ежели всех повыгонять -- кто учиться-то останется? А Эйчену, может, гимнастика сроду не нужна. Мне Аминга сказал: Мамулли в суде собирается служить, а вовсе не в войске.
И вообще -- странно это всё. Будто нарочно нас уменьшить хотят. Может, в средние отряды очень много новеньких прийти должно? Вот для них места и расчищают. А откуда им знать, что эти новые лучше нас будут? Или там кто-то зашибись какой важный ждётся. Какой-нибудь княжич. Вот князь Умбинский к нам приезжал -- чего вдруг? Может, у него внук. Или сын там младший какой. Значит, словесник для него старается. Есть у князя внук или сын? У Амингера надо спросить.
-- Аминга, слышь? У твоего князя дети есть?
-- Начнем с того, что у меня и князя-то нет.
-- А дети? Ну, или внуки? Чтоб парни.
-- Чьи дети или внуки?
-- Ну князя же. Что с тобой в одном городе живет. Он еще приезжал.
-- Умбина-то? А кто его знает. Есть, наверное. Тебе зачем?
Объяснить я не успел. На нас книгохранитель цыкнул. Чтоб не шумели. А Тарри уже много букв отгадал: и "А", и "К", и "Р". Там теперь какая-то
ПЕР------------А-- ----КА--КА
Б? -- спрашивает Тарри на бумажке.
Аминга делает вид, будто злится. Но я-то знаю, что он доволен. Значит, Тарри верно попал.
ПЕР----Б------А-- Б--КА--КА
Аминга доставляет буквы. А после на меня как зашипит:
-- Не отвлекайся давай! Пиши.
Вы-то веселитесь, а я -- "пиши"! Да я тут такое дело понял.
Подлюка ты, светлый князь. Что я твоему внуку -- помешаю, что ли? Да я ему и слова не скажу -- пусть только придёт. Или это словесник перед ним выслуживается так. Чтоб всяких неприятных детей не было. Особливо тех, что писать правильно не умеют. И выговаривают по-приморски. И вообще не из потомственных дворян. Но тогда это же и Пифу надо гнать. И всех вингарцев. Хотя Варри -- он тоже почти что княжич.
-- Первобытная букашка! -- вдруг говорит Тарри прям вслух. Это он слово отгадал. А ведь и верно. В смолу влипла, подохла и сохранилась. У нас в зале по природоведению есть такая.
А что, если всё не так. Ежели много народу выгнать не князь приказал, а какой-нибудь большой школьный начальник. Не наш господин Нарагго, он всё ж таки неплохой мужик, а тот, кто над ним старший. А ему это зачем? Зачем -- зачем? Ежели он врагами к нам послан, чтобы всем вредить. Из Биаррийского Союза, допустим. Или он сам -- наш, но им продался. Часто такое бывает, я слыхал. А господин Нарагго не знает, и слушается!
Точно, тут другого и быть не может. Либо -- княжич, либо -- вредитель. Ежели княжич -- то это, конечно, плохо. С этим ничего уже не сделаешь. А ежели вредитель -- надо его выследить. И письмо написать самому главному начальнику -- который над всеми школами. Пусть он его уволит и судит.
А еще можно ему предложить: пусть все слова по правилам пишутся. А исключений чтоб вовсе не было. А то это ж не словесность, а горе какое-то!
Тарр
Благородный Таррига Винначи
Мама пишет, чтобы я не боялся -- она за мною через месяц приедет. Когда у нас отпуск начнется. И мы вместе поедем, только не домой, а сначала в Ларбар -- к тамошним дедушке и бабушке. А потом еще в Лабирран -- в гости к мастеру Инайялли. Он там получил работу и жилье.
Я вообще-то не очень боялся, но если бы меня не забрали, я бы тут совсем один остался в отпуску. Потому что на этот раз все разъедутся. И Лани, и Ячи. И Аминга у Ячи будет жить весь месяц. Их папы об этом уже сговорились.
А если мы будем жить в Ларбаре какое-то время, то можно будет к Ячи и Аминге в гости приходить. Наверное, можно? Мама, конечно, по своим родителям тоже скучает. Но если мы от них уйдем совсем ненадолго, только в гости, они же не обидятся?
Ларбарские дедушка и бабушка тоже хорошие очень, только я их не знаю почти. Потому что они за всю жизнь два раза всего к нам домой приезжали. И мы еще один раз у них были. Когда меня в школу везли.
А еще дедушку, что в Ларбаре, странно очень дедушкой называть. Потому что я к своему дедушке привык. А когда кого-то еще так зовешь, получается, будто бы врешь. Или предаешь. Того дедушку, который настоящий.
Я знаю, что так нельзя думать. Потому что дедушек и должно быть двое. И тот дедушка не виноват, что я его знаю мало. И что у меня его любить хуже получается. И это плохо очень, что я такой.
И я об этом всю ночь думал, и всё утро. Даже за завтраком. И когда на уроки пошли -- тоже. И когда господин чистописатель пришел уже. Он всегда строгий и не любит, если кто-нибудь что-нибудь забывает. И я каждый раз проверяю, чтобы чернильницу взять и учебник и перья запасные. Потому что если одно вдруг сломается, он скажет, что мы не готовы к уроку.
В зале чистописания столы стоят в два ряда, только далеко друг от друга. Так, чтобы господин учитель между рядами свободно мог проходить и смотреть, если мы не так пишем.
Сейчас он на доске повесил большой-пребольшой лист с объявлением.
-- Задание: переписать уставным почерком. Соблюдая деление на строки. Обратить внимание на прописные буквы... Благородный Винначи!
Господин чистописатель на меня сердится. А я еще не знаю, за что. Потому что у меня на столе всё есть, что для урока нужно.
-- Извольте выйти. Вернётесь, когда будете готовы к уроку.
Только я всё равно не понимаю, чем я не готов. А господин учитель не объясняет. Может быть, он видит, что я не о занятии думал? Или у меня сапоги плохо блестят? Хотя я их вчера вечером чистил. Потому что к нему на урок в нечищеных сапогах ходить нельзя.
-- А чего не так-то? -- спрашивает сзади Лани.
Но лучше бы он не спрашивал. А то господин чистописатель сейчас еще больше рассердится. И он, конечно, так и сделал:
-- Благородный Дайтан, и Вы также извольте выйти.
Лани очень громко встает. Он, наверное, тоже рассердился и поэтому нарочно по лавке стукнул.
И Аминга встал:
-- Господин четвертьсотник!
Господин чистописатель ему не отвечает. Хотя по уставу -- надо, когда к кому-нибудь по званию обращаются. А он будто бы сам с собой разговаривает, но вслух:
-- "Усвоить навыки ученья"... Какое там! К концу младшей школы -- разговаривать не умеют. Одеваться самостоятельно не научились. Я уж не говорю о том, чтобы причёсываться!
Это он про Амингу и про Чаварру, наверное. Потому что у Аминги волосы короткие и в хвостик плохо собираются. А у Чаварры -- наоборот, длинные. Но тоже не собираются. Точнее, собираются, но уже не все.
-- Дозвольте выйти привести себя в порядок! -- заявляет Амингер.
Он по уставу всё правильно говорит. А по голосу слышно: "Вы, господин четвертьсотник, вредничаете -- и я буду вредничать!".
-- Сделайте одолжение, благородный Байнобар.
И мы уже все втроём вышли.
-- Вот же болван пайрунанский! -- ворчит Аминга.
Лани смотрит на дверь, как будто бы ему на неё плюнуть хочется. Но он пока сдерживается, только переспрашивает:
-- А чего -- пайрунанский? Он, может, и не оттуда вовсе?
-- Пайрунанский болван -- это махина такая. Её заведут, она и работает, -- объясняет Аминга.
Вот бы и нам в школу такую же. Ведь можно же её сделать в виде учителя, наверное? Чтобы она всё рассказывала, уроки задавала и потом проверяла. И чтобы не сердилась и не расстраивалась, когда мы что-то не так делаем. Потому что учителя же огорчаются. И обижаются, если мы их предмет плохо учим.
Хотя, наверное, махине тоже будет грустно, если мы её предмет не усвоим. Ведь она-то свои занятия будет любить. Если её нарочно настроить на чистописание или, например, на словесность. Зато тогда господа учителя смогут заняться тем, что им нравится. И всем будет лучше.
Это я не про всех учителей, конечно, так думаю. Потому что сотнику Камакко или мастеру Мики -- видно, что им и так учить хочется. А некоторым, кажется, не хочется. Только они пока другого места не смогли найти. А когда каждый день делаешь то, что не очень хочется, то ведь будешь же немножко злиться?
А к махине нужно будет особого механика приставить, чтобы он за ней ухаживал и не давал из неё винтики выкручивать. А то кому-нибудь обязательно захочется узнать -- а что там внутри. Мне бы, наверное, тоже захотелось. И надо будет маму ещё попросить, чтобы мы в Ларбаре на махины сходили посмотреть. Там их целая выставка есть, мне Ячи рассказывал.
-- Благородный Винначи, очнитесь!
Это Аминга меня зовёт. Мы так и стоим под дверью залы чистописания.
-- А что мы теперь будем делать?
-- Ну-у, я так думаю: либо совсем прогуливать, либо возвращаться.
-- Мы же раньше никогда не прогуливали, -- говорю я.