Эмма бросила ключи на тумбочку и тотчас замерла. Привычный жалобный стон металла нарушало едва уловимое прерывистое дыхание того, кто желал остаться в её квартире незамеченным. Девушка аккуратно отступила назад, одной рукой нащупав дверь, а другой, юркнув в карман, где лежал сотовый. Быстро набрав комбинацию клавиш, Эмма прижала трубку к уху и резко развернулась на выход, когда в затылок упёрлось холодное дуло:
- Не стоит, - забрал мужчина из её ладони телефон, длинным писком копки отменив так и не начавшийся разговор. - Мне нужна помощь.
Незнакомец опустил оружие, и Эмма, чуть помедлив, повернулась к нему лицом. Размытые, подёрнутые дымкой, очертания силуэтов окружающего мира как всегда предоставляли ей полную свободу воображения. Ничто так не развивает фантазию как прогрессирующая слепота. Зрение Эмма начала терять около трёх лет назад и теперь, к двадцати восьми годам, её реальность превратилась в неумело растушёванный художественный набросок. За одним единственным исключением.
- Вы лекарь, - произнёс мужчина, и его контуры задвигались, превращая высокую человеческую фигуру в бесформенную массу.
- Нет, я..., я не могу лечить. Я диагност.
- Этого достаточно, чтобы вынуть пулю.
- Пулю? - опешила Эмма.
- У меня в бедре.
Девушка опустила глаза туда, откуда предположительно начинались ноги говорящего, и попыталась сконцентрироваться. Спустя пару мгновений взгляд фиксировал подрагивающую в напряжении мышцу, густо оплетённую кровеносными сосудами, и скользнул дальше, наткнувшись на белесую бедренную кость. "Мясо" и кости - вот что она способна была видеть в людях. В некотором смысле её слепота являлась извращённой формой дальнозоркости: она практически не различала объекты вблизи, но с лёгкостью заглядывала вдаль - в самую их глубину.
Ослабив фокусировку, Эмма вернулась в мышечный слой, и недолго поискав очаг массивного кровоизлияния, обнаружила пулю.
- Вам нужно в больницу.
- Нет. Нельзя.
- Вы не понимаете. У вас разовьётся сепсис. Вы умрёте.
- Загляните выше, в грудь.
Девушка с опаской посмотрела в указанном направлении, будто бы там могла быть заложена бомба. Миновав ребра, она на секунду нахмурилась, а затем обомлела:
- Сердце справа. Редкая аномалия.
- Врождённая декстрокардия. В больницу нельзя.
- Они не знают, - поняла Эмма. - Службисты о вас не знают. Вы скрываетесь.
- В кухне на столе сумка. В ней необходимое для операции. Идите, - развернул он девушку за плечо, и кожу обожгла горячая мужская ладонь.
- Я не могу оперировать...
- Идите, - безапелляционно упёрся между лопаток пистолет.
Добравшись до стола, Эмма на ощупь изучила матерчатый кейс стандартной прямоугольной формы, какой имелся у любой бригады скорой помощи, а заглянув внутрь, наткнулась на туго скрученные чистые волокна соединительной ткани - саморассасыващийся кетгут.
- Послушайте, - вновь попыталась она вразумить незнакомца. - Возможно, я сумею вынуть пулю, но я не смогу вас зашить.
- Вас этому обучали.
- Обучали, когда я ещё что-то видела! Но теперь, если вы не заметили, я слепа! Я ничего не различаю ближе вашего желудка! - и, выдержав паузу, уже спокойнее добавила: - Вам нужен хирург.
- Хорошо, - решил незнакомец, и у Эммы промелькнула надежда на то, что ей не придётся наобум кромсать живого человека. - Ваша мышечная память и мои глаза. Ваши руки помнят, что делать. Я буду направлять.
Девушка обречённо опустилась на стул:
- Аномалия действительно этого стоит?
- Свобода стоит.
- Ничего не выйдет. Вы украли не тот комплект, комплект врача-анестетика, - с облегчением пояснила Эмма. Незнакомец молчал. - В нём нет обезболивающих. Никогда не слышали о людях, лечащих наложением рук?
- Это не важно. Лекарства не понадобятся. Я не чувствую боли.
"Так вот какую способность развивает декстрокардия. Сердце - ментальный орган чувств. Нет "правильного" сердца - нет чувствительности. Логично".
- Приступайте, - скомандовал мужчина, вкладывая в ладонь заложницы скальпель.
Пациент расположился на угловом диване, вытянув по одной стороне травмированную конечность. Девушка нерешительно ощупала горячую кожу, отметив несколько зарубцевавшихся кривых шрамов, а потом, глубоко вдохнув, резко выдохнула: чем быстрее она начнёт, тем быстрее закончит. Удерживая взгляд на пуле, Эмма пальпировала участок, пока не нашла то место, где инородное тело при нажатии смещалось сильнее всего. Обильно смазав участок йодом, она прижала к коже скальпель, и, сделав надрез, с облегчением поняла, что не промахнулась: раневой канал заполнился кровью и разошёлся.
- Дайте гемостатическиую губку. Тонкая белая, в прозрачной упаковке, - протянула она руку и, получив предмет, быстро вложила его в рану. Собрав первую порцию жидкости, повторила манипуляцию, после чего обработала разрез перекисью, очищая для того, чтобы можно было извлечь пулю. Теперь Эмме приходилось работать в положении сидя, глядя на происходящее под углом сквозь ногу, поскольку сверху, как только рана открылась, она исчезла из поля её зрения. - Щипцы, - пальцы привычно, словно проделывали это сотни раз на дню, скользнули в кольца инструмента. Одним точным движением Эмма вошла в мышцы и зацепила пулю. - Готово, - бросила она её на пол. Затем обработала рану раствором антисептика и приготовилась зашивать. Глубокие слои она стянула довольно быстро, ловко орудуя изогнутой иглой и иглодержателем, но верхние, смотря "изнутри", сшить оказалось невозможно. - Мне нужна помощь.
- Здесь, - указал мужчина место для очередного стежка, взяв её кисть в свою руку.
Завязывая последний узел, девушка ощущала, как подрагивают кончики её пальцев. Справившись, она быстро отпрянула. Тело била нервная дрожь - результат эмоционального перевозбуждения. И не только эмоционального. Эмма с отвращением к самой себе поняла, что нестерпимо хочет его, мужчину, что ворвался в её дом и, угрожая, заставил выполнять безумные требования. Она хотела заполучить, попробовать на вкус горячие губы, искупаться в жарком дыхании, жаждала ощущать его в себе, слиться, "запечься" в единое целое так, как только что плавились воедино их руки. Эмма чувствовала себя заклеймённой: ладонь, побывавшая в плену незнакомца и хранящая печать его пальцев, болезненно пульсировала, точно вместо сердца разгоняла по её телу не кровь, но яд вожделения. Она стыдливо отвернулась:
- Не нагружайте ногу. Швы разойдутся, - и, поднявшись, неуверенно направилась к умывальнику, попутно стряхивая наваждение.- "Это физиология. Адреналин, экстрим и физиология. Лучшей комбинации для безрассудного влечения не придумаешь".
Мужчина притих. Эмма забеспокоилась.
- Как вы себя чувствуете?
- А вы?
Она насторожилась. Отчего-то показалось, что незнакомец улыбается.
- Необходимо вколоть антибиотик, - перебрав ампулы, Эмма нашла нужную и аккуратно набрала в шприц лекарство. Эту манипуляцию она освоила в числе первых, когда начала слепнуть. Незнакомец был прав - мышечная память редко подводила, а различать препараты она наловчилась по чистоте и составу раствора.
Делая инъекцию в плечо, девушка до онемения стиснула челюсти, только бы не дать волю вновь нахлынувшему желанию. Она не узнавала себя. Словно чем-то опоённая она не владела ни своим телом, ни мыслями. Секундный контакт и Эмма уже скользила пальцами по его шее, забралась под воротничок рубашки, спустилась по груди, нащупала пуговицы...
- Поздно, - остановил её руку мужчина. - Я останусь.
- Да, конечно, - закивала она, пристыженная собственным поведением. - Я вас не выдам.
- Знаю.
Эмма не спала, она умирала. Сбивая под собой простыни, она металась по пустой кровати, то зажимая руками живот, томящийся тяжёлой истомой, то раздирая в клочья грудь, в попытках добраться до воспалённого сердца. Это была ломка, ломали её жизнь. Оказалось достаточно всего одной дозы, чтобы Эмму, как на наркотик, подсадил на себя мужчина, о котором она не знала ничего, даже имени.
- Декстрокардия, у него декстрокардия, - не в состоянии долее изводить себя фантазиями, она села на постель. Включив ноутбук, выверенным до автоматизма движением, поставила курсор в поле поисковика и набрала название аномалии, прибавив "видео". Картинка была неважна, главное - звук. Нажав наугад первый файл, она услышала:
- Декстрокардия -- редкая врождённая аномалия, при которой большая часть сердца расположена в грудной клетке с правой стороны, симметрично нормальному положению...
Пропустив ещё пару записей, на следующей Эмма похолодела:
- ...в связи с малой изученностью аномалии есть лишь одно свидетельство о развитии вследствие декстрокардии неестественной способности - нарушения чувствительности, как физической, так и психологической. При наличии у такого пациента склонности к внушению, гипнозу и иной формы подчинения воли, декстрокардия может рассматриваться как перспективная область управления сознанием с сообщением внушаемому положительного свойства - тотальной аналгезии, либо отрицательного - любовного влечения по типу мании, эроса...
- Но зачем? - обернулась она к двери, в проёме которой стоял её гость. Один взгляд на его призрачные, мерцающие в свете монитора, очертания, и от "жажды" у неё подкосились ноги.
- Эмма Новак, вы замечены в неповиновении Службам, сокрытии существенных для изучения и определения неестественных способностей человека аномалий, содействии подпольным организациям, доказан факт укрывательства беглецов...
- Неповиновение Службам? Они калечат людей ради выведения новых патологий, ради обретения нужных им способностей, - прошептала Эмма, глотая слёзы. Трясущимися руками она потянулась к "наркотику", и, дотронувшись до жаркой шершавой щеки, будто бы получила разряд тока, швырнувший её в объятия мучителя. Прижавшись губами к его рту, Эмма громко застонала.
Не выказывая ни капли взаимности, мужчина грубо её оттолкнул. Вкусившая запретный плод и обезумевшая от любви и страсти, смешанной со страхом потерять объект обожания, девушка выхватила из-за пояса палача пистолет. Он усмехнулся:
- Ты не сможешь без меня жить.
Эмма передёрнула затвор и нажала спусковой крючок.
Пальцы пробежали по клавишам телефона, набирая незнакомый номер. Всякий раз тот был новым:
- Слушаю.
- Исполнено.
- Диагноз?
Мужчина взял с прикроватного столика половину зелёного яблока и без выражения посмотрел на безжизненное девичье тело: - Самоубийство.
- Любовь убивает, - хмыкнул генеральный директор Службы исследований неестественных способностей.