Да, мой прадед выкрал цыганку из табора. Влюбился и украл. Такой еврей не подошёл синагоге. И он постро-ил дом на краю Каховки, подальше от всех. Он был хороший кузнец, у него всё получилось, - и разбогатеть, и вырастить сыновей.
А жена-цыганка неплохо говорила на идиш и по субботам зажигала свечи.
Приходил поп, уговаривал податься в христиане, но ему сказали "гей авек"*, и ему пришлось уйти.
У такого папы дети получились не маленькие, девять штук детей. Первым делом они ушли в революцию. Особенно мой дед, который стал первым комсоргом Каховки. Правда, он потом перестал, но Каховка об этом не знает: в каховском музее хранится его комсомольский билет.
А он, вместе со своей ячейкой, встал и вышел из комсомола, на каком-то раннем съезде. Поиграли, разошлись и уцелели, так случилось.
Как говорил каховский сапожник Гирш, "ой, вей, Марла Какс, Марла Какс! Старик брендил, а оны думають, что это всерьёз..."
И в партию они уже не ходили. Так бывает, когда мама-цыганка говорит на идиш.
Но папа-кузнец был ещё похлеще. Он поехал помирать в Палестину, году в 47-м. Или в 48-м. Известно, что не в Израиль, а именно "помирать в Палестину".
После войны в живых осталось двое сыновей, старший, Мирон, и мой дед Илья, они давно жили сами по себе.
Уехал и действительно помер. Но перед смертью успел написать письмо, не знаю подробностей, прощался, благословлял и просил поберечь старушку, которая за ним ухаживала.
Как Мирону удалось-таки съездить в Палестину - это отдельная загадка. Приехал где-то через два месяца после похорон. И тут выяснилось, что умер его отец от удара ножом в кабацкой драке. Было ему тогда сто два года. Да, о старушке. Красивая сорокалетняя женщина который день рвала на себе волосы.
От этого рода никого не осталось, только я. Частица лежит где-то в Израиле и провоцирует меня вспоминать чьи-то слова...
"Ицик! Поц! Выними палец из розетки! Я кому гово-рю! А то помрёшь и всю жизнь будешь об этом жалеть! Мирон! Ты уже большой парень, когда сломаешь себе голову, не забудь рассказать об этом маме. Вот Илюшик у меня молодец - сидит тихо-тихо в углу. Илюшик! Ты уже расковирял папины часы или ещё нет?..."
Я "ковиряю" папины часы, папино время. Оно мне кажется безумным не менее, чем наше.
Дед после комсомольской юности стал бухгалтером - экспертом по уголовным делам. Во время "парашютного дела" собирались загреметь большие люди, а им этого не хотелось (парашют был так скроен, что давал миллионы).
Прокуратура искала независимого эксперта, в том смысле, чтобы не брал, и нашли одного на весь Харьков - беспартийного Меламеда. Так вот, заинтересованные лица наняли "специалистов" и решили убрать деда. Заказные убийства ещё не были в моде, но раз он не берёт, как же иначе? А "специалисты" немного раньше сидели с папой в одной зоне, он был тогда десятилетний пацан, потерявшийся при эвакуации. Короче, они остались приятелями и иногда приходили почифирить.
Нет, в бандиты папа не пошёл, хотя мог. Бомбу в завуча - бросал, было, и даже попал. Только она не взорва-лась, а завуча посадили за взятки. То есть, в каком-то смысле, - взорвалась.
А Мирон жил в Симферополе. Он был похож на Котовского, но без лошади. И если рядом, в трамвае, кто-то начинал мусолить слово "жид", он аккуратно становился оратору на ногу. А вторую - приподнимал, всем весом. И без интереса разглядывал окно...
Так вот, когда папины солагерники пришли "поговорить за жизнь", двухметровый бандит, по кличке Манюня, спросил:
- Лёник, тут люди просят пришить одного бухгалтера, так у него фамилия - Меламед. Он тебе, часом, не родственник?
- Ребята, это же мой батя... - ответил он. И деда не тронули. Его даже оберегали, хотя он об этом не знал.
Как-то дед сидел со своим товарищем на кухне до утра. Товарищ был министром чёрной металлургии, наутро его забрали. Его жену страшно пытали, - у кого был ми-нистр в ночь перед арестом? Это было так важно, - уз-нать, спасти государство! - но она ничего не сказала, ни полслова. Поэтому выжили и дед, и папа, и смогла ро-диться я.
Поэтому я живу в Иерусалиме, и гены вскипают в моей крови. Иногда я кажусь себе цыганкой, хотя соблю-даю субботу - ночные костры, песни, дороги... Я гадаю - на прошлое. Будущее и так случится.