-Подбрось пару веточек в огонь и не надо беспокоиться, потом он сам погаснет только, когда проснётся заря. Этот лес сказочный! Тебе повезло, что набрёл на мой огонёк. Нет, зверьё здесь никого не трогает, они только не в меру любопытны и могут разве что испугать заблудившегося путника. Например как тебя. Да ты кушай-кушай не стесняйся, проголодался небось? Думаешь что ты меня объешь?Ошибаешься! Вино, сыр и хлеб водятся у меня в достатке. Да вот например сегодня грибочков собрал, слепой дождик прошёл. Как ливень? Весь день по лесу бродил и под ливень попал, весь до нитки промок? Ты чужой здесь, а я родной, вот и не повезло тебе! Ладно скидывай портки, сушиться будем. Пока сушишься и поужинаем. Вон иди в шалаш, найди себе что-нибудь из одежды. Извини, Versace у меня нет. Сейчас грибочки поджарятся, по глоточку вина, сыра да хлебушка свежего, да и согреешься. Не благодари, да что ты меня всё дедушкой зовёшь, я тебя ненамного старше, борода это так, больше для понта. Как в сон потянет приляжешь у меня в шалаше постель пахучая трава, мягкая, падаешь в неё и все беды забываются. Маленькая фея каждый день присылает со своими слугами мне новую постель: дурман трава, полынь, ромашки и свежескошенное сено. Что говоришь? Кто такая маленькая фея? Если тебе интересно и есть время? Я расскажу только долгий получится рассказ. Хорошо, тогда начну, а ты кушай, вот как раз и грибочки к месту поспели. Сколько лет прошло с той первой встречи с ней, не вспомнить мне уже. Год, столетия, да я и не считал. Только она совсем не постарела, а я успел обзавестись седой бородой. Глаза феи поймали меня и сдетонировали, часовой механизм магии остановил ход моей жизни. Для меня время стало вязким, загустело и забетонировалось намертво, остановилось. Можно сказать, что я и сам изменился, если бы меня встретил кто-нибудь из старых друзей, то не узнал бы меня. Нет не внешне, снаружи остался таким каким я и был, но нутро стало другим! Начну всё по порядку.
На тот момент я был молод и имел за спиной богатый багаж приключений. Кем я только и не был. Месил грязь и топтал песок иностранным легионером: Алжир, Ангола, Конго, Афганистан. Нанимался матросом на китобойную шхуну. Капитан его звали Давид, поприветствовал меня такой фразой,"море должно привыкнуть к тебе, а не ты к нему. Если оно не примет тебя, то ничего уже не изменишь, за один присест оно тебя сожрёт."
Жестокие северные моря полюбили меня, они пришли мне по вкусу. Ощущать на губах соль океана по сердцу мне."Надо ни один год, чтобы стать искусным китобойщиком, не смотря на то, что ты матёрый, даже успел побывать в плену у Духов". Сказал мне как-то капитан.
Я шустрый, быстро набравшись опыта капитан стал меня отправлять с другими опытными мореходами на промысел. Возле мыса Горн я начал свой отсчет в трофеях, первым был кашалот. Правда он был не очень крупный, большого мне бы не доверили, раненый кашалот очень опасен, в ярости он нападает на шлюпки и своим телом разносит их в щепки.
Море было тогда спокойное и кашалот постоянно выныривал, словно играючи с нами заманивал нас, типа поймайте меня. Намучился я тогда с ним. Кашалот плавал на поверхности воды, иногда скрываясь в глубину, но оставался там на ненадолго. Как только мы близко к нему подходили, он воинственно выпускал фонтан воды и с детским азартом нырял.
-Не спеши, когда мы не в поле его зрения только тогда надо кидать гарпун. Эта морская колоша слишком умна,-сказал мне опытный китобойщик Дарий.
Выждав момента его спокойствия, фальшивого покоя, вложил в руку всю свою силу я молниеносно метнул в него гарпун. Гарпун вошёл глубоко в спину, правее позвоночника. Вокруг него вздыбился тайфун, волна брызг окатила всю лодку наполнив её оранжевой водой, окрашенной его кровью. Бил хвостом стараясь достать нас, и вот тут кашалот в предсмертных секундах решил покарать нас. Стремительно развернувшись к нам носом, словно торпеда пошёл на нас рассекая волну. Шесть матросов стиснув в руках вёсла в напряжении ждали команды Дария на манёвр.
-Быстро, быстро вёсла схватили, он сейчас на нас попрёт,-орал Дарий.-Что сидите медузы безногие? Это корыто нас сейчас раздавит, как кувалда яйцо. Полный вперёд.
Матросы дружно, знающи свою работу налегли на вёсла. Не теряя драгоценных секунд я схватил гарпун так и остался стоять в готовности ко второму заходу. Рука ещё сильнее чем в первый раз сжала смертельное жало и я метнул. Я промахнулся. После я произвёл ещё два броска.
-Остынь пока,-положив свою руку мне на плечо, сказал Дарий.
Шлюпка скользнула в сторону не столкнувшись с молодым умирающим крейсером. Силы его иссякали, но он не сдавался. Мы обогнули его и я снова бросил гарпун. Бросок получился не очень сильный, гарпун вошёл не очень глубоко и болтался из стороны в сторону. Кашалот скрылся в воде, и мы напряжённо стали ждать его, где он вынырнет. Я уже в руке держал новый гарпун. Внезапно он вынырнул примерно в пяти метрах от нас.
Дарий заорал,-кидай. Поддёрнули обмоченные панталоны и лодку вправо-вправо,
Матросы скопом накинулись на вёсла и лодка профессионально ушла от столкновения с кашалотом. Я схватил гарпун и стал ждать указаний Дария на следующий бросок. Кашалот снова ушёл под воду.
-Не торопись, сейчас мы будем выматывать его из сил. Пусть покружится, как белка в колесе. Он умный, а мы умнее, куда нам спешить, "до пятницы я совершенно свободен."-сказал Дарий.
Мы долго кружи не дожидаясь его всплытия только он появится, как мы уже уходим от него на приличное расстояние. Он к нам, а мы от него, вот так мы и бегали друг от друга. Кашалот стремительно терял скорость и уходил под воду уже без взбесившейся прыти, как в первый раз он пытался покарать нас. Вяло разворнувшись и в последнем "пируэте" в его глазах мне показалось "добейте уже, перестаньте мучать меня". И я метнул. Гарпун крепко вонзился возле первого, кашалот уже по инерции продолжил свой смертельный последний путь, так и не достигнув своей цели. Стал погружаться в море. Мы бросили заранее заготовленную сеть в воду.
Всю правую кисть свела судорога от перенасыщения адреналина и лихорадки смерти. Прижав к груди заключённый комок нервов, я поглаживал его дрожащей левой рукой и прошептал ей спасибо.
Дарий сообщил по рации капитану Давиду, что всё в порядке, возвращаемся на шхуну.
-Для первой рыбалки, совсем недурно,-сказал Дарий.
Что-то я отвлёкся! С китами от своего повествования.
Даже преставился случай поплавать контрабандистом. Самый ходовой товар-ром, специи, опиум. Пришлось много побегать от солдат Английской короны, красные мундиры хорошо нас тогда трепали. Был золотоискателем в дельте Амазонки. Через мои руки прошёл не один лоток золота, а однажды мне улыбнулась удача. Нашёл самородок весом в 52,7 унции. Но из Сельвы я вернулся в Новый Свет таким же нищим, каким она меня приютила.
Каждые три месяца я выходил к людям продать намытое богатство. Кутнуть хватало максимум на неделю, успевал только заранее запастись всем необходимым на следующие три месяца и начиналась фиеста. Весёлые были времена, есть что вспомнить лунной ночью случайному путнику такому, как ты пришедшему на мой костёр. Это только малая, яркая часть судьбы чем можно поделиться, а тем другим не стоит.
А сейчас я начну сказ, как я сюда попал. Как сейчас помню, тропа вела меня через перелесок. Стоял жаркий июльский день, на удивление пить не хотелось. Чистая льняная рубаха свободно трепыхалась на мне, попутно стащенная со двора одной раззявы селянки. Очень поношенные штаны в красную клетку со множеством карманов на штанинах. Холщёвая торба болталась на плече, а в ней мой суточный заработок из харчевни. Бутылка не очень хорошего вина, на её стенках поселилась плесень. Хозяин видно выбрал самый залежавшийся товар. Скуповат скотина! Четверть головки сыра и буханка ржаного хлеба. Что ещё нужно скитальцу для поддержания сил! Хорошая погода и сухая одежда. На ногах рваные, все в дырах старые военные берцы. До зимы ещё далеко, а когда наступит пора обменять обувку, что-нибудь да и придумаю. Они протопали ни одну тысячу километров, прошли огонь и воду, но так дороги сердцу!
В небесном пейзаже написанным кистью фламандского художника, летели множество стай птиц, они следовали чётко придерживаясь курса моей тропинки. Вначале я не обратил внимания на тропу, присмотревшись к ней я заметил, что это не совсем лесная тропка, а однополосная колея. Не очень широкая в сантиметров пять, похожа на след от велосипедного колеса. Глубоко вкатанная в грунт и по бокам полосы вышарканной травы, скорее всего от ног. "Заезженная дорога, вытоптанная борозда от тачки?! А что тут можно возить? Уголь, дрова? Если дрова?! Так на телеге надо. И откуда здесь взяться углю"?-Подумал я тогда.
Щупленький мужичок в выцветшем на солнце маскхалате сидел замаскированный в кустах, авиадиспетчер. Его лысина блестела капельками пота, на нём были советские наушники тдс3, толстый провод часто запутанный в узлах уходил от наушников ему под ноги к аппарату на котором он и восседал. Напряжённый его взгляд прилип к серому экрану, транслировавший ему зелёную мишень с многочисленными крупными и мелкими локальными группами. Каждые две секунды по экрану прокатывались белые волны. Он сосредоточенно вёл рои насекомых и других мохнатых существ не давая им отклониться от заданного курса, а то вся чудная живность следовала вместе со мной. Авиадиспетчер постоянно, что-то бубнил в микрофон стоящий на длинной треноге. Тумблер жадно щёлкал, лампочки пугливо мигали, пальцы ловко хватали штепселя и погружали их в нужные гнёзда.
Ни с того ни с сего мне захотелось перекинуться с ним парой слов, расспросить что, как, чё по чём и вообще о жизни. Подойдя к кустам, в знак приветствия я козырнул ему. Осмотрев меня с ног до головы в ответ он только деловито надул щёки и рукой смахнул с лица пот. На такой тёплый, можно сказать радушный приём я только хмыкнул и двинулся дальше, быстро забыв о хамстве авиадиспетчера.
Смотреть сквозь желтизну солнечных лучей на парад воздушных сил волшебных существ было трудновато, так как треуголки у меня не было. Нет два дня тому назад она была, просто в пьяной драке кто-то с меня её снял. Мне приходилось любоваться красивым полётом крылатых созданий постоянно прикрывая глаза рукой.
Шёл я долго и постоянно только прямо, и неожиданно разнокалиберный шлейф живности резко свернул направо. Я остановился и посмотрел на тропинку, она не изменяя своей формы уходила влево. "Странно? Всё время они летели вдоль тропинки, а сейчас свернули в противоположную сторону. Что там есть?!" Размышлял я. Вот тут я внимательно присмотрелся к траве и увидел ещё одну тропку. Она была совсем незаметна глазу, словно её кто-то специально замаскировал. Слегка притоптана она уходила далеко в лесную чащу. Я стоял на развилине дорог. Как в той сказке, только камня с надписью цыганского гадания не хватает. Налево пойдёшь-хер чего найдёшь, направо пойдёшь вшу пропьёшь, прямо пойдёшь злого трансвестита найдёшь.
Вытащив из торбы мутновато-зелёную бутылку, она надолго осталась лежать в моей руке. Раздумывал пить или не пить. Я дёрнул чеку, резкий рывок пробки озвучил реальность происходящего. Из горлышка бутылки потянуло явной кислятиной, лицо сморщилось, сделал два долгих глотка, тыльной стороной ладони обтёр губы, глубоко вздохнув. Меня кто-то с силой пихнул в правый бок. Любопытство крюком вонзилось в рёбра и поволокло вправо.
Я шагнул на встречу приключениям. Тогда я так думал.
Деревья росли плотной стеной переходящей в арку зелёного лиственного готического замка. Высотой она была с пятиэтажную хрущёвку. Лучи ломались в небосводе ветвистого сита, расщепляясь на тончайшие ультрафиолетовые струи и растворялись в воздухе. Из-за этого стоял сумрак, но летний зной никуда не исчез. Щебетания птиц почти было не слышно, они летели под самым сводом, звук куда-то поглощался, словно его засасывали листья и по своим шлангам-ветвям переносили питательный нектар стволам деревьев.
Вереницы мурашек и других мелких насекомых только залетев в туннель словно по одной команде все сразу замерцали яркими лампадками. Миллионы огоньков разливались и разбавляли сумрак. От удивления моя челюсть отвалилась, я шёл озираясь на эту увиденную впервые необычную красоту. Укутанный кружащимися надомной пёстрыми фонариками, которым нет числа, они меня заманивали в глубь замкового туннеля и от этого мне стало немного не по себе. Торба ритмично отбивала правый бок, звук перекатывающегося вина в бутылке отдавался всплеском в моих ушах. Слух и обоняние обострились до пугающего состояния, в самые опасные моменты моей жизни я такого не ощущал, а в те минуты зрение улавливало каждое движение крылышек. Признаться они летели с не реальной быстротой. Каждую их складочку я рассматривал, как под супер микроскопом. И вдруг мне так стало хорошо, словно из под крана выпил стакан холодной воды, паника испарилась и тело вспыхнуло словно факел в каменных катакомбах. Приятное тепло пролилось по всему телу, спускалось с головы, проникало под одежду и с бурлящим плеском выплёскивалось наружу из крошечных отверстий кольчуги льняной рубахи, и скатывалось к ногам живой лавой из сотен тысяч лапок, усиков и крылышек. Всё моё тело было облеплено тельцами пышащими светом, пошевелил пальцами рук они даже не слетели, прилипли намертво. Я всё меньше и меньше контролировал себя, нет они не взломали мой мозг супер вирусом, оставив там вредоносную программу. Мы слились в единое целое, не разрывный контакт подключился к мозгу. Я доверился и знал, что ничего плохого со мной не случится. Скафандр пылал, но не обжигал меня, плыл в потоке горящих цветастых букашек. Живые фонарики приятно шуршали лапками на коже, щекоча через одежду. Меня несло и несло по извилистому лесному сумраку. Листопад крыльев вихлял над каркасом зелёных, дрожащих тельцев насаженных на иссохшиеися и в тоже время источающие молодость ветви.
Я не летел, а скользил в воздушной массе наполненной букетом запахов, который одурманивал, опьянял и заставлял забыть о всём на свете. Беды, горести, любовь отстранились и незаметно растворились в магическом коридоре. Обернувшись назад, мои глаза обжёг жгущий свет от огненного шлейфа, волочившийся в воздухе на полуметровой высоте от земли, смотреть на него было невыносимо, даже через призму светящегося забрала скафандра. Рука потянулась к зелёной изгороди, прикоснувшись, от золотой перчатки отделились угольки светлячков, волнообразно расплываясь в сумраке опустошающей туманностью.
Размахивая ногами и делая руками гребки, я плыл в золотом течении, глубоко нырял в золотую лаву и высоко выныривал из неё и влетал в тучи пёстрых пташек. От счастья закричал не раскрывая рта. Выстрел крика отрикошетил от шевелящегося шелеста стены. Птицы подхватили его на свои крылья, поблагодарив меня радостным курлыканьем и клёкотом, и стали передавать его по очереди друг другу всё дальше и дальше другим стаям. Крик отражался от радужных клубов птиц, удаляясь по волнистой тропинке. Я его уже не видел, но ясно его слышал, что он рядом со мной, никуда не делся и не бросил меня.
Нёсся не зная страха, радовался неведомой встрече. Меня же не просто так сюда занесло?! Что-то должно было встретить или встетиться на конце тропки. Даже если сожрёт меня Змей Горыныч, то не жалко себя. Такой встряски эмоций, взрыва адреналина с эндорфинами и тестостероном не испытывал никогда.
Сумрак умирал в быстро расширяющимся туннеле, меня швырнуло на залитую солнцем поляну разделённую той же заросшей тропкой. Я крепко стоял на ногах, хоть и летел со скоростью звука. Как только приземлился, огненный скафандр тут же распался на тьму жужжания и шелеста крылышек, не оставив ни следа пребывания на моём теле, ни нестерпимого зуда, ни мерзкой слизи или личинок. Задрав рубаху я тщательно провёл рукой по бронзовой груди и по кубикам пресса, но ничего подозрительного или болячек не обнаружил. Кроме как рваных шрамов на правом боку от шрапнели полученных под Кандагаром и тонкой розовой линии от финки, оставленной на память от Сеньки Мякиша в кабаке на Ардынке. На торсе больше ничего нового не появилось. До сих пор иногда зудит его памятка. Паскуда Сенька.
Красивый пейзаж окрасился мелкой чёрной телевизионной рябью и сразу вся эта орава из жужжащих насекомых потерялась среди ровных цветочных грядок и клумб на плавающих островах на хрустальной глади прозрачной воды пруда. Астры, тюльпаны, подснежники и другие экзотические орхидеи отражали фонтаны лазури, словно солнце светило снизу вверх, запуская лучи в бирюзовые небеса. Взрыв цветов венчал середину пруда огромнейших размеров королевский лотос. Алая капля крови свободно покачивалась на воде и приставала к каждому палисаднику, лепестки лотоса аккуратно с нежностью слизывали убегающие ввысь цветочные лучи.
"Откуда эти цветы здесь?! Всё такое разное, да и не по сезону расцветают. Подснежники зимой, тюльпаны весной,"-подумал я тогда.
Крылатые попутчики расселись на ветвях оккупировав каждый сантиметр древесины и сразу смолкли, ожидая приказа снова начать птичью трель.
Я не мог понять, где я нахожусь? Та же тропка, тот же лес, да и не лес или лес?! Присмотревшись я заметил невдалеке строение, тропка вела и заканчивалась прям у его порога. "Чудные дела сегодня творятся." Сказал я сидящему на ветке старому ворону с припорошеннымы по краям крыльев пеплом, переминавшемуся с лапы на лапу и при этом внимательно осматривающего мою физиономию. Вот значит куда вы меня привели! Странно, когда меня выбросило я не мог пропустить столетний сруб, поляна была пуста я это точно помню. Да и бутылка ещё не опустошена, чтоб белочку поймать. А ты что скажешь черноокий? Ворон тогда стал ещё жарче буровить меня взглядом. Ну и чёрт с тобой, старый евнух. Услышав про евнуха, глаза его заблестели обидой.
-Ёмаё, так ты всё понимаешь, куда я попал?! Осторожней со словами, прикуси язычок чувачок.-Предостерёг я сам себя.
Сунул руку в торбу, проверив, что бутылка на месте, вытащил её на Божий свет. Встряхнув её, услышал успокаивающее душу бульканье кружащейся воронки винища о стенки стекла. В один присест осушил её. Перевернув бутылку горлышком вниз, несколько раз встряхнул, пару капель упали в траву. Окрасив травинки в алые гафельные паруса в зелёном море, так они и колыхались на ветру. Смачно облизав губы собрал остатки кислятины. "Жизнь хороша, когда пьёшь не спеша". Вернул бутылку в торбу и тропка повезла меня вперёд.
Алкоголь подействовал моментально, нет меня не шибануло бормотухой по мозгам, а уволокло сознание в сторону неказистого сарая с шиферной крышей и облупленной дымоходной трубой, из которой потягивался серый дымок.
Везла меня тропка по высоким горам, где вершины одеты в песцовые шапки, через вонючие болота с хозяюшками кикиморами и cквозь песчаные бури хамсина.
Остановилась как раз у приоткрытой дубовой двери, обитой тонкими листами серебра. Сойдя с тропки я отошёл в сторону, чтобы получше рассмотреть. Стоял долго. Смотрел, смотрел и ничего не мог понять. Смотришь, будто бы избушка или терем, а приглядишься коттедж трёх этажный. Подойдя ближе к дому, я прислонился лицом и ладонями к стене. На ощупь она была необычная, тёплая, живая, дышащая. От прикосновения моих рук, она вздрогнула и вдоль всей стены пошла вибрация. "Тихо, тихо не бойся, я тебя не обижу,"-поглаживая подушечками пальцев сказал я. Зримо не было видно никаких движений, но дотронувшись до неё сразу ощущалось волнение, стена вздымалась и опускалась. Я долго стоял смирно прислонившись к ней, она привыкла ко мне и спокойно стала набирать свой обычный темп.
Заходить в дверь я не решился. А вдруг хозяина нет дома и дверь забыл захлопнуть за собой? Незваный гость хуже заразы, а если до меня кто-то там уже побывал, спёр что-нибудь полезное для своего хозяйства? А по закону Мерфи хозяин дома возьмёт да и раньше вернётся. Вот он удивится гостюшке дорогому. Я лучше разведаю, в окошко загляну да и узнаю дома ли он?
Окна все были разнообразных форм и с витражами разных вариантов, и находились высоко от земли. У меня рост метр восемьдесят четыре, а до самого низкого окна доставал только подбородком. Я двинулся вправо. Витражи располагались разбросанно, первое окно было через семь шагов, насчитав двенадцать встретил второе, через три шага третье и так далее. Оглянувшись назад, вместо двери тянулся ряд витражей, хотя я шёл постоянно прямо никуда не сворачивая, а домишка квадратный. Перед каждым проскочившим витражом я останавливался, как вкопанный, заворожённый мастерством и красотой картин. Первое полотно, был кадр из кинофильма броненосец Потёмкин. Мать держащая на руках своего мёртвого сына, напротив шеренги солдат с направленными штыками в сторону толпы.
Меня поразило выражение её лица, как точно мастер передал стеклу реальность ситуации. Её лицо было поражено ужасом и мольбой к солдатам. Со стекла она кричала им "не стреляйте братушки, вы что не видите? Моему сыну плохо". Но они глухи к ней. Стекло было цвета немого кино, но мастер перенёс всю мощь её трагедии на витраж. Следующий шедевр витражника, картина свобода на баррикадах Эжена Делакруа. Неописуемо, если бы это была роспись по стеклу, то я бы не удивился, картина картиной, но это тонкая мозаика стекла, что даже не видно швом соприкосновения. Каждый мазок краски-это тонюсенький осколок приставленный к другому. Словно хранящийся оригинал картины не в Лувре, а здесь в сказочном лесу. Снова и снова проскакивали мировые шедевры и прочее, и прочие чудесные картины оживающие на глазах.
Шёл я долго, подустал, всё никак не мог найти подходящее стекло, все витражи были непроницаемы моему взору. Но судьба улыбнулась мне или не она? Нашёл небольшое выбитое стёклышко в самом углу чёрного квадрата Малевича. Прильнул всем телом к дышащей теплом стене, она уже воспринимала меня как своего, не боялась и не дёргалась. Отверстие было размером с пол моей ладони, но для обследования вполне сгодилось. Как только я заглянул за границы желаемого предмета, за уши меня втянули в окно прорубленное Петром Великим, мой разум очутился в просторной избе залитой каскадом солнечных лучей, сверкающей чистотой, без единой пылинки. Просто стерильная чистота. Внутри витражи не были витражами, а простыми до блеска вымытыми стёклами. Стены идеально обтёсаны, гладки как мрамор не имеющих изъянов. По середине стоял огромнейший квадратный дубовый стол, покрытый тёмным, очень тёмным лаком. Вся столешница была забита разнокалиберной посудой. Стульев не было кроме кресла с высокой спинкой, обитый красным шёлком, он стоял с правой стороны от стола. Вдоль стола стояла русская печь, выкрашенная в безупречно белый снежный цвет. На ней не было даже манюсенького намёка на сажу, словно печь сама себя белит по первому сигналу на гарь. На шестке стоял дымящийся открытый чугунок, заслонка стояла рядом. В печке озорничало пламя. Все стены кроме одной были завешаны странной утварью. Африканские маски, обереги народов севера, карнавальные маски с страусиными перьями, амулеты завёрнутые в узелковые письма Майя, гирлянды засушенных трав и очень много позолоченных скарабеев. На оставшейся стене весели полки до отказа набитые тарой. Наполненные кувшины венецианского стекла, пивные бутылки с остатками какой-то мути на дне, винные амфоры не отчищенные от ракушек.
"Вино?! Так оно уже уксус, при такой температуре."-рассуждал я. Решил проверить. Через мгновение стоя у полок, меня обдало сильной прохладой погреба.-"Ааа вот оно что, тогда всё ясно. Значит не испортилось."
Шаря глазами по комнате почувствовал дискомфорт, ощущение балласта, лишний, словно нежелательного гостя попросили удалиться. Вздрогнул, толчок назад и я снова смотрю на экран Казимира Малевича. Стена нервно колыхается, по телу гуляет лёгкий разряд тока, но руки отнимать от стены совсем не хочется. Что за чертовщина происходит?!
Звонкий смех молодой девушки волнами обрушился со всех сторон, накрыл ангельской чистотой и смеси ноток маленького дьяволёнка. В растерянности я забегал ища хозяйку голоса. Только метался взад-вперёд, встревоженно хватаясь за стену, стуча кулаками по ней. Мотал головой, чтоб стряхнуть с себя переполох. Поиск ничего не дал мне. Скинув торбу на траву я побежал к двери и в этот момент смех пропал. Остановившись, я слышал только биение своего сердца в висках, оно стучало нервно на гране истерики. Тяжело дыша словно после марш-броска стоял и прислушивался к неестественной тишине. В упор смотрел на витраж Малевича, три шага разделяло меня то него. Я шагнул к нему, снова приник к окошку в полладони. В комнате стояла она! Та которая посеяла переполох и тревогу. Стояла маленькая фея со свисающими до пола крылышками, прозрачная их шелковистость переливалась на солнце. Правую руку обвивала тоненькая веточка сакуры с только начинающимися распускаться розовыми лепестками, а вокруг них кружились ласточки. Тонкая прямая спина, всем своим видом показывала неприступность и царственность, но я ошибся в своих поспешных оценках, позже я узнал капризность и игривость изменчивого характера феи. Она стояла ко мне спиной, не очень длинные пряди чёрных, как смоль волос, косыми линиями прикрывали скулы, даже со спины она была прекрасна. Её причёска никак не выходила у меня из головы, не видя лица маленькой феи, плыли зачарованные, выдуманные облики, путались образы Клеопатры, то ли очень юной девочки скинхеда.
Три жёлтых канарейки восседая на колбах исполняли акапельно какую-то мелодию, что именно? Я не знаю, не силён я в музыке. Самая крупная из птиц подорвалась со своего места и подлетела к фее, напевая свою трель ей в ухо, кружилась возле неё.
-Боречка, не мешай мне, я занята, не сейчас.
Щекотание клювика вызвало у неё смех. Не очень старательно отмахиваясь рукой от птахи, она заливалась смехом. Смеялась и смеялась. В горле у меня пересохло.
Качнув головой чёрная прядь отлетела назад обнажив облик маленькой феи, и вот она мне открылась! Дыхание моё остановилось навсегда, и никто не был в силах запустить заново мотор, кусок ненужной человеческой плоти умолк, броня была пробита кумулятивным снарядом. Пламя стало нещадно пожирать меня.
-Боречка, хватит.
Канарейка не унималась и оставлять её в покое не собиралась. Бросалась атаковать со всех сторон. Фея оборонялась взмахами волос, голова вертелась хлеща прядями. Канарейка не обращала внимания на её смешные отмашки. Маленькая фея закидывала голову и смеялась без передыху и твердила сквозь слёзы смеха, чтоб та от неё отцепилась. Чем громче она смеялась, тем сильнее я слышал странное ощущение. Повсюду.
Мощнейшей силы внутренний удар оглушил меня, сбил с ног и не единожды опрокинул. В горле застряло дыхание, губами хватая воздух падал в чёрную трубу, маша порывисто руками, царапал пальцами стенки мрака. Летел и падал. Поляна сливалась в лес, а потом перешла в сплошное зелёное пятно, а пятно стало стремительно умирать в разрастающимся мраке. От резкого переключения цвета жизни- зелёного на чёрный, ужасно заболели глаза. Что есть мочи стал тереть лицо ладонями, оторвав руки от глаз я уже парил в туманных облаках. Через миг мягко упал в душистый океан голубых роз. Не чувствуя ни боли не усталости сразу же вскочил на ноги. Передо мной лежала бескрайняя земля, всё кругом освещала голубая аура. Проведя рукой по цветкам двинулся вперёд. Лёгкой поступью ломал стволы цветов, хрустя громко трещали под ногами. Смирно выкладывались сине-зелёным умирающим орнаментом ковра, как падали на землю тут же на глазах увядали. Превращаясь в дорожку мёртвых цветов. Бутоны выбрасывали одурманивающую синеву. Раскинув руки по сторонам я упал на самое дно голубого океана. Синева разверзлась и окатила волнами одурманивающей росы. Стекала по лицу успокаивающая прохлада, струилась по телу обжигающей негой. Ко мне помчались потоки пыльцы, глубоко вдыхал в себя, наслаждался синевой. Сон опьянил сразу же, всё тут же забылось. Весёлая жизнь, приключения, лес, тропа и маленькая фея. Дважды за один день испытать тоже ощущение забытости, такого со мной ещё никогда не приключалось.
Стебли совсем не кололи, они меня оберегали и служили защитой мне. Тонкие колючки цепляясь друг за друга плели надо мной саркофаг. В томлении от голубого тумана я закрыл глаза.
Воздушная пробка провалилась вниз и распахнула мне глаза. Руки тряслись словно с недельного запоя, часто дыша озирался по сторонам. Я стоял у того же витража не сдвинувшись ни на шаг. Слабость, разбитость каждого нерва пульсировала в голове, точно бодун с прошлой попойки решил снова меня навестить, ничем не предвещающий к недельному запою. Это было что-то!!! Такого отходняка врагу не пожелаю.
Чёрный квадрат с отколотым уголком висел чуть ниже чем раньше. На негнувшихся ногах подошёл, руки положил на стену, она стала делиться со мной своим теплом. Жизнь мягко перетекала в пальцы, в руки и во всё тело. Стена передала мне свою силу, потому что чувствовала, что теряю последние крохи. Я ощущал, как силы вливаются в вены и бегут к сердцу и очищают голову от приливов галлюцинаций. Мышцы возвращают свою былую упругость и резкость. Ладони сжимаются в свинцовые кулаки. Стена быстро вернула мне прежний стальной дух. Не замечая как сам стал дышать с ней вровень, дыхание успокоилось и с ним вернулся нормальный ход мысли. Постояв немного отправился на поиски торбы, долго искать не пришлось, она лежала тут недалеко, укрытая большим лопуховым листом. Подняв её удивился увеличившемуся весу. Сев поудобнее на траву, ноги широко раскинул в виде английской буквы V, раскрыл торбу. В ней снова оказалась полная бутылка вина, целая головка Голландского сыра и тот же хлеб, но только свежий и пахнущий горячим теплом печи. Не раздумывая я с аппетитом потрапезничал. Осушил полбутылки вина. Оно оказалось на славу отменного качества. "Вот спасибо тебе поляна, удружила." Всё сложил обратно в торбу, встал, отряхнулся, перекинул торбу через плечо, громко отрыгнул и вернулся к витражу. "И что там произошло за моё отсутствие"?
Только припав к отверстию, взгляд нырнул внутрь. Фея суетилась возле стола ворча на канарейку, но в её тоне не слышалось злобы или огорчения. Она только для проформы её слегка журила. Её мягкий голос не был в состоянии кого-то бранить.
-Ох Боречка, смотри, что я тут насвинячила. Причём из-за тебя! А я не люблю беспорядок, ты это прекрасно знаешь и специально меня отвлекаешь. Проказник такой. Вот пущу тебя на эликсир счастья. Будешь знать тогда, как отвлекать,-игриво грозит ему маленьким не наманикюринным пальчиком.
Канарейки сидели уже на печи, Боря весело щебетал ни грамма не испугавшись на её угрозы, а остальные две разинув клювики влюблённо с упоением на него смотрели.
Маленькая фея хлопотала над столом. В руке она уже держала серебряный нож, нежной белизны кисть сжимала рукоять из слоновой кости. Лезвие ножа звонко стучало о столешницу, режа листья одуванчика. Пока я гулял по голубым полям, появились два новых немых охранника по обеим сторонам стола. Хамелеоны. Один чёрного цвета, а второй скелетообразного, такой худой, что без слёз на него не взглянешь, кости да кожа. Мне так и хотелось подойти и ткнуть чем-нибудь в них, так они стояли с окаменевшими взглядами.
Хитро прищурив левый глаз маленькая фея пальцем поманила к себе чугунок.
-Иди-ка сюда дружочек толстопузый.
На столе склянки и банки зашевелились, со звоном и грохотом стукаясь друг о друга, освобождая место для посадки. Чугунок попыхивая паром раскачиваясь поднялся в воздух и подлетел к столу. Завис ждя разрешения на посадку. В мгновение ока полоса была расчищена. Уверенно спикировал на расчищенное поле приземлился и от души пыхнул паром. Фея окунула пальчик в чугунок, поднесла к губам и облизнула кончиком языка. Сладостно причмокивая оценивающе помотала головой и двумя пальцами провела по малиновым губам, смахнув воспоминания отвара.
-Так так так, чего нам не хватает для идеального цвета?
Поиграв плечиками словно занимаясь аэробикой распустила крылышки. Вместо двух оказалось четыре, как у стрекозы, они сразу ожили и рванулись на свободу. Я не успевал следить за их сумасшедшей скоростью, у неё за спиной порхал рябящий глаза ореол и издавал гул, как от лопастей вертолёта. На вид такие хрупкие и пленяющие своей шелковистостью привели комнату в беспорядок. Вихрь сбросил с края стола часть алюминиевой посуды. Миски, чашечки полетели на пол, бряцая о сосновые доски. Гирлянды зашуршали перебивая разволновавшихся птиц, маски закивали, скарабеи заёрзали по стенам лапками.
-Сбавьте ка темп!!! А то смотрю раздухарились. Вы дома, а не в Альпах, там гуляйте сколько душе угодно, здесь попрошу слушаться.
Крылья, как мне показалось ворчливо погудели, но уменьшили резвость.
-Ишь раскрепостились. Опять захотели под замок? Быстро организую.
Крылья умерев свой пыл уже не гудели, а жужжали, всё ещё продолжали негодовать. Маленькая фея махнув рукой на упавшую посуду привела всё в первоначальный порядок.
-Всё за вас надо убирать,-мягко разошлись линии губ и снова появилась чарующая улыбка.-Нам для сегодняшнего дня нужно... нужно? Что у нас завалялось на полочках?
Крылья монотонно жужжа подняли Фею к потолку. Она медленно поднималась и снижалась, я наслаждался, как она легко отрывается от пола. Волосы развивались от дуновения ветерка, время от времени маленькая фея поправляла их рукой. Игрушечные не обутые ножки, тянули носочек и поигрывали пальчиками, будто сейчас побегут по сцене и исполнят танец умирающего лебедя.
Фея скакала стрекозой по воздуху. Вертя головой туда-сюда, я не успевал следить за её скачками. Лихо вертелась от одной то к другой стене. Сперва срезала веточку шалфея, потом пару пучков душистых фиалок. В туже секунду я почувствовал дыхание цветов, оставшихся такими же свежими, как их сорвали. Фея не глядя перекинула через своё плечо, цветы полетели и шлёпнулись аккурат возле серебряного ножика. Потом она метнулась в самый угол избы, что она там взяла я не рассмотрел. Её рука скрылась в тени, долго копалась там и выудила наружу, что-то скрывалось в сжатом кулаке. Кулачок поднесла к губам, губы беззвучно зашевелились. Улыбнулась и руку опустила в потайное место, надёжное как сейф, женское хранилище.
-Тебе тут будет приятнее и теплее,-не переставая улыбаться прошептала маленькая фея.
Сделав ещё пару виражей, срезав, оборвав засушенных трав подлетела к стене с полками. Кокетливо задрала левую ногу. Босая розовая пяточка пикантно упитанная блеснула своей эротичностью. Рука потянулась к полке, взяла две запыленные склянки. Сквозь слой пыли я смог разглядеть на них наклейки с рунами. Бережно прижав их к груди, фея полетела обратно и отбросила ногу назад. Плавно опустилась на носочки и затем на подушечки пяточек. Гудение смолкло и крылья покорно сложились за её спиной. Все взятые ей вещи уже были аккуратно разложены на столе.
-А теперь начнём.
Чугунок забурлил, запыхтел издавая довольные звуки радости. Я заметил, что он стал сам накаляться и постепенно закипать.
Маленькая фея собрала травы кроме шалфея в одну кучку, а его оставила на потом. Взяла в руку нож провела им над травами, оставив в воздухе пламенный след и опустила лезвие на кучку. Трава уже лежала мелко пошенкована. Сгребла всё в кулачок и бросила в чугунок. Отвар окрасился в зелёный, а после в сиреневый, а за тем надул розовый пузырь и лопнул обрызгав хамелеонов, они так и остались изваяниями.
-Чуточку толчёного мухомора для пикантности,-из туеска взяла щепоть порошка, бросила в отвар.-Для остроты вкуса полыни, шалфея для краски.
Фея не очень громко весело напевала знакомый мне мотив. В голове крутилась мелодия, готовая слететь с языка, но что-то мешало вспомнить её. Я стал тихо отбивать ногой ритм. Фея точно уловив мой такт, присоединилась ко мне. Пухленькая её левая ножка начала переминаться с носочка на пяточку и притопывать, а правая шлёпала только пальчиками. Мотая головой я подпевал, люлюкал сам не зная чего, набор букв и слогов.
Звонко щёлкнув двумя пальцами, в руке у феи материализовалась серебряная ложка на длинной ручке. Зачерпнула на пол ложечки, вытянула губы дудочкой и подула. Бессознательно мои губы потянулись на встречу к ней, но вместо сладких малиновых уст, были встречены только Малевичем.
Струи пара поднимались к потолку витиеватой змейкой. Аромат отвара соблазнительно на меня подействовал. Нахлынули сладкие воспоминания о проведённом времени с пленяющими девами Мадам Коко, вдыхаемого опиума из уст чаровницы гетеры Сандры. Стоял упёршись руками в стену. Собравшись, стиснув зубы отогнав наплывшие грёзы, сомкнул руки на силе воле,-опять со мной что-то творится.-Я понимал, если выдам себя то навлеку на себя что-то непоправимое.
-Вкуснотища, почти всё готово. Ай да я молодец у вас. Мастерица на все руки,- громко засмеялась, снова остановив моё дыхание.-Осталось добавить малую толику и всё готово.
Маленькая фея три раза хлопнула в ладоши, в приоткрытую дверь влетели пять колибри различных цветов. Метеорами вокруг неё вертелись, то одна подлетит к её лицу, то другая. Фея на их виражи хихикала, запрокидывая голову растрепала волосы. Меня охватил порыв желания подойти к ней и убрать мешающие ей волосы, но я сдержался.
-Здравствуйте, дорогие мои! Что вы мне сегодня принесли?
Фея сложила ладони в виде чаши и поднесла к колибри, те устремились к ладоням, сгруппировались приставили клювик к клювику и вылили одной струёй белый нектар ей в ладони. На удивление длилось долго, такие маленькие, а собрали целое ведро нектара. Ниточка струи оборвалась стряхнув последние капли, птицы разлетелись в стороны и зависли.
Фея содержимое перелила в чугунок, столп белого пламени вылетел и пронёсся над её головой распугав ласточек. Сложив ладоши в знак благодарности, скромно поклонилась колибри. Миниатюрная талия склонилась напомнив мне фарфоровую китайскую фигурку, которую обменял в Петрограде на ампулу морфия. Колибри все разом махнули своими тоненькими клювиками и исчезли в проёме двери. Фея ласково помахала рукой вслед пропавшим колибри.
-Завершающий ингредиент?- улыбаясь обратилась к чёрному хамелеону, дзынькнув пальчиком по его носу.-Эй полосатые брюшки, где вы там?
В избу залетел клубок шевелящейся сущности, назойливое жужжание сразу разозлило маленькую фею.
-Что такое? Опять что-то не поделили? Быстро померились, не потерплю у себя ссоры,-надув губы сказала фея.-И откуда перегаром прёт?
От клубка отделилась жирная точка и резаными, зигзагообразно подлетела к фее. Это оказалась не жирная точка, а королева-мать пчела с красными антеннами, корона сидела как-то кривовато на макушке, свисала вот-вот готовая каждую секунду свалиться с коронованного места. Пчела сохраняла дистанцию, держась подальше от феи.
-Лети-ка сюда красавица, чего ты стесняешься?
Пчела покружилась на месте, но подлетела к фее.
-Фу... да ты под мухой, опять пьяна!
Пчела вяло зашевелила красными антеннами. По её жужжанию я понял, что она оправдывается.
-Чего-чего? Чего ты там бубнишь? Ничего я не пойму, что ты там мне говоришь? Аааа понятно. На секундочку залетели к Петровичу на пасеку, проведать кузину Марту. Так её бы и проведали, а зачем к Петровичу? Да конечно, мне ж его не знать? Обидеть его не выпить с ним-это большой грех! Конечно... ты зачем тогда всех напоила? А кто я? Они сами прилетели! Остальные три роя тоже?
Королева-мать всё не переставая жужжала и жужжала возле носа феи, иногда её заносило в сторону, но сразу же возвращалась на место и через какое-то время снова выполняла тот же кульбит.
-Как тебе не стыдно?
Королева-мать виновато трясла синим хоботком дыша перегаром ей в лицо. Прожужжав свою оправдательную речь задам задом вернулась к клубку.
-Эх вы... ладно у меня сегодня замечательный, как никогда день! Новая...-внезапно оборвав фразу маленькая фея засмеялась запрокинув назад голову.
В душу мне закралось подозрение. Что она не договорила? Почему у неё сегодня такой день, а может причиной кто-то? Я?! Но она меня не видела, даже не повернула головы в мою сторону. Своё нахождение я скрываю профессионально. Был лучшим из отделения разведки, не даром же меня учили в легионе. Но всё-таки меня грызло сомнение, я призадумался над её обрывком.
-Заболталась я с вами, пора и заканчивать.
Смех утих, фея подошла к клубку и окунула в него руки. Жужжание возросло, но рук не вынимала. Шумящие полосатики не препятствовали её вмешательству в их общее сборище. Фея стала раскручиваться на месте, всё быстрее и быстрее, ускоряя темп. И вот она уже размотала запутанный клубок, вычерчивая вокруг себя кольца пчёл, шмелей, ос и шершней. Фея размылась в пространстве, призрак, белая тень перескакивала из образа в образ, раскидывая из своей сумочки новые планеты. Выброшенные насекомые не сходили со своих мест, дёргались, словно поплавки при клёве. Удивительно, но при её сумасшедшем танце дервишей, совсем не было ветра. Смерч снёс бы всё вокруг, но ни одна склянка не звякнула, ни шелеста на стенах или глухого стука деревянных масок на стенах. Всё висело и стояло не шелохнувшись. Канарейки не замечали вращения маленькой феи, не прервали голосистого пения, заливались пуще прежнего своими ариями. Фея в секунду остановилась, растрёпанные волосы развивались стаей напуганных птиц.
-Ойёёушки, как я устала и каждый раз одно и тоже с вами происходит.
Жужжащие кольца спокойно покачивались делая помехи изображения на экране воздуха.
-Три четыре, раз два,-маленькая фея преобразилась дирижёром. Чуточку согнув три крайних пальца, а указательный так и остался не согнутым. Выйдя из круга размашисто задирижировала рукой.-Три четыре, раз два.-Повторяла вновь и вновь и мягко переступала с ноги на ногу. Каждый её шаг озвучивался поскрипыванием половиц, слух приятно щекотал скрип пола. Она отошла в сторону, руку не опустила и только кистью быстро закрутила по часовой стрелке. Кольца начали медленно сужаться и вытягиваться, от этой длинной кишащей сосиски, стали по очереди отделяться жужжалки. Без суеты и давки они следовали своему статусу и положению в очерёдности указанной маленькой феей. Сначала торжественно промаршировали их главари, королева-мать пчела за ней оса у которой на каждой лапке по пуду золотых браслетов, потом шмель с ярким орденом на голубой ленте и последним одноглазый шершень, с очень бандитской физиономией, а затем и простые жужжалки. Цепочка выдвинулась к чугунку, каждое насекомое задерживалось на несколько секунд над ним, стряхивало синюю пыльцу и удалялось к вновь созданному перемешанному рою. Как смешно они стряхивали с себя синюю пыльцу, словно подёргивались неумелые тинейджеры на танцполе, вертясь в бразильском танце Самба. Пыль небесного цвета спадала непрерывной стеной, всё сыпалась и сыпалась в кипящий чугунок. Не успевала жужжалка покинуть место сброса трофея, как её место занимала новая жужжалка и так это всё длилось пока цепочка не прекратилась.
Маленькая фея кружилась вокруг стола напевая закодированную песню, канарейки сопровождали фею и тут же подхватили её тональность.
-Всё хватит, свою миссию на сегодня выполнили. Можете возвращаться. И ещё раз наклюкаетесь? Выпорю.
Четыре главаря смиренно выслушали, поклонились, развернулись и скрылись в клубке. Жужжащая туча полетела к двери, остановились возле щели, шумно зашумели и протиснулись в приоткрытую дверь. Ещё долго я слышал их жужжание хотя они скрылись из виду.
-Скажи мне, Боречка? Как я их могу наказать?! У меня рука не поднимется!
Чугунок стоял смирно ожидая следующих действий. Фея взяла ложку и окунула её в сердцевину чугунка. Отвар изверг микроскопическое извержение вулкана, длинной цепью по окружности вздулись пузыри и звучно приказали долго жить. Фея попробовала отвар. По детски причмокивая губами произнесла,-ах как хорош! Прям выпилаб его весь. Нельзя! Осталось только разлить этот чудесный напиток по бутылкам и запечатать, чтоб дождались своих хозяев.
Звонко щёлкнув пальцами в полу открылся люк. Из темноты погреба вылетел массивный сундук запертый старинным амбарным замком, снаружи сундук обит ржавыми железными полосами, амбарный замок стучал о медную львиную морду. Сундук приземлился возле её ног, стряхнул с себя тонну пыли. Фея сморщила носик и громко чихнула,-откуда берётся пыль?! Каждый день тебя вытаскиваю.-Проведя рукой по крышке, ладонями растёрла собранную пыль и сдула на него обратно. Серебряная пыль упала на сундук и на секунду вспыхнула. Пелена северного сияния прокатилась по избе, в нос мне ударило свежестью окраин северного полярного круга. Вдохнув полной грудью воздух насыщенный спектрами, мне явился белый медведь кушающий эскимо на палочке. Он сидел свесив лапы на макушке ледяной головы матроса Дария. Медведь держал мороженое в лапе и каждый раз, как облизнуть приговаривал,-ни жизнь, а малина.-Заметив меня протянул мороженое.-Хочешь, у меня ещё есть.
Выдохнув, ни медведя, ни сеяния не было. На полу стоял плетёный лёгкий квадратный чемодан с кожаной ручкой на крышке. Фея склонилась над чемоданом, откинув крышку руку она запустила на самое дно, утонула по самое плечо. Чемодан был доверху забит разными вещами. Скляночки с порошком, баночки с мутными жидкостями и плавающими пиявками устраивающими между собой соревнования. Жестяные коробочки из-под конфет перетянутые цветными ленточками.
-Вот то, что мне надо,-фея держала в руке очень сильно помятую алюминиевою фляжку под номером три.
-Детишечки, врассыпную.
На столе склянки снова потеснились. Ласточки подлетели к чугунку, спустились, тонкие цепкие лапки вцепились в края метала и стали осторожно поднимать тяжёлый чугунок с жёлтым отваром. По птицам было видно, что им это совсем не влом. Птицы подлетели к потолку и опустили один край. Тонкая янтарная струя потекла вниз. Фея не спеша словно рассчитав до секунды подошла к струе и подставила под неё фляжку. Ласточки выплясывали воздушный вальс, фея от них не отставала не пролив ни капли. Зелёная струя бесконечно лилась и вот наконец прекратилась. Я уже стал сомневаться, а не трубопроводный ли это кран? Но струя уменьшила диаметр и в горлышко упали последние рубиновые капли. Закрутив фляжку положила её в правый угол чемодана. Носочком ноги подцепила крышку резко её захлопнула. От хлопка я вздрогнул. На полу снова стоял сундук.
Назойливая муха всё так и норовила залететь мне в ухо, пытался рукой от неё отмахнуться, но всё напрасно, эта... настойчиво меня доставала. Не выдержав я повернул голову и махая обеими руками отогнал назойливую мучительницу. Развернулся, а сундука уже и след простыл.
-Надо немножечко отдохнуть.
Фея подошла к тому же тёмному углу, где мне не было видно, что она у себя спрятала. Снова рука нырнула туда же и вытащила большую продолговатую хрень, накрытою куском зелёной парчи. Резко сдёрнув кусок парчи, в её руке висела золотая клетка цилиндрической формы, болтающейся на серебряном кольце. Клетка источала пламя разноцветных огней, попавшие под солнечные лучи самоцветы разбросанные на прутьях, зажигались ярче чем миллионы ватт самых мощных новогодних лампочек. Фея быстро перенесла клетку на стол, от этого она резко раскачивалась в её руке. Поставив её на стол фея села напротив неё и чуть склонив голову в бок, положила её на сложенные друг на друга ладони. Улыбнулась. Улыбка получилась слегка смазанная, из-за того, что щекой прислонилась к ладони. Долго, не отрывая взгляда смотрела на пустую клетку.
-Милый мой. Мальчик мой. Вставай. Повесели свою принцессу.
Я очень удивился! К кому она могла обращаться?! Ведь там никого не было. Ошибиться я никак не мог. Что-то я совсем запутался, лёгкий глоток вина приведёт меня в порядок. И не разочаровался в нём. Когда я снова припал к своему скрытному оконцу, то уже увидел владельца клетки. На малахитовом днище клетки развалившись лежал сатир. Неохотно поднявшись с пола широко зевнул. Раскинув руки в стороны тело потягивалось после сладкого сна. Разлепив слипшиеся глаза, руками протёр заспанное лицо, встал на свои подкованные копыта. Шатаясь по клетке разносил звучное цоканье по всей избе. Из одежды на нём были обрезанные чуть ниже колена штаны и шерстяной свитер из грубой пряжи. Он свободно сидел на его худощавом теле. Рукава развевались словно паруса при разбушевавшемся Боре. Из-под криво обрезанных штанин пробивалась серая жёсткая щетина, она полностью покрывала ноги до самых копыт. Одна штанина чёрная а другая светло серая с чёрной заплатой на колене. Он был красив и юн как фея. Хотя его нижняя козлиная часть тела, совсем не соответствовала ангельскому лицу. Как пьяный матрос он мотался из стороны в сторону, словно при качке корабля. На поясе у него висел кожаный футляр потёртый временем.
-Солнышко, что такое, не выспался? Солнце скоро склонится ко сну, а ты всё спишь да спишь,-в руке у неё оказался рубиновый ключ. Вставила его в изумрудный замок и провернув ключ три раза отварила дверцу.
-Смелее мой мальчик, я так соскучилась по твоей музыке.
Сатир взлохматил свои длинные пшеничные волосы, прошёлся по ним пальцами вместо гребёнки. Расчесал и только на макушке собрал в конский хвост, а по бокам оставил распущенными. Склонившись вышел из клетки. Спрыгнув со стола слегка покачиваясь подошёл к маленькой фее и низко поклонился ей в ноги. На маленькую фею смотрели невинные глаза ребёнка. Невидимый провод протянулся от его глаз к феиным глазам, зелёная волна наэлектризованности струилась между ними.
-Ах ты проказник, ничего без меня не можешь сделать. Косички хочешь?
Сатир положительно кивнул головой и склонился в поклоне. Его рука потянулась к фее и с нежностью взяла её руку. Губы обожгли пальчики правой её руки. Она снова засмеялась, её пальцы утонули в взъерошенных его волосах. Гладила и что-то шептала ему на ухо, он не шевелясь внимательно её слушал, и не спеша поднял к ней голову и нежно поцеловал в нижнюю губу и укусил её.
Жар его поцелуя ощутила не только она, но и я. Горячей струёй обдало всё моё тело, как ошпаренный кипятком я подпрыгнул на месте и стал яростно хлопать себя руками. Задыхаясь от удушья задышал, как паровоз выбрасывая белые клубы дыма и пара. В меня влилось воспоминание старого, давно забытого, похороненного каково-то чувства. Но какого именно, я не мог вспомнить, память напрочь отшибло. Позже я понял, что это было. И вот вновь всплывшее чувство разворотило душу в клочья, жёстко вывернув наизнанку, вытряхнуло весь накопившийся за многие годы мусор, начисто вымело метлой каждый запылённый уголок души.
Сатир встал на колени, склонил голову уже закрыв глаза в ожидании блаженства. Фея принялась заплетать ему косички. На ладонь левой руки она положила прядь волос, а другой стала их распутывать. Рука двигалась вверх и вниз, вверх и вниз и под действием этих мягких движений, сатир засыпая замурлыкал себе под нос колыбельную. Песня проникла в моё тело, сковала шею и руки в колодки, а ноги опутала чугунная цепь. Глаза слипались, голова срывалась с шеи и резко валилась вниз. Всё виделось, как в тумане. Фея в руке держала золотое веретено, она крутила его так быстро, что искры сыпались во все стороны и вокруг головы сатира вился солнечный ореол. Золотая пряжа заплеталась в тонкие нити скандинавского узора. С каждой стороны вышло по пять косичек.
Сатир мирно дремал. Я же уткнулся лбом в витраж, живое тепло стекла успокаивало в миг расшатавшиеся нервы. Борясь со сном я из всех сил больно щипал себя за мочку уха.
-Мой сладенький. Вплету-ка я тебе ленточки.
Сатир отрицательно замотал головой не открывая глаз. Показывая своё недовольство, но это у него выходило очень слабо.
-Нет, нет и нет. Не приму отказа. Я так хочу. И всё тут!
Выдернув из платья красную нитку, зажала её в кулаке и через секунду разжала. На ладони лежали десять кожаных тонких лоскутов. Дунув на ладонь, лоскуты полетели к сатиру. Каждый вонзился в косичку и змеёй вплёлся в волосы. Маленькая фея оглушила комнату звонким смехом.
-Как я тебя напугала?! А А А?! А ты подумал я из тебя девочку буду делать.
Сатир встал с колен, из-за пазухи вытащил серебряное зеркальце, вертлява покрутил головой, показал смешную рожицу отражению и первый раз за всё время сказал только одно слово.
-Красава.
-Фу как вульгарно! Кто научил тебя таким словечкам?
Зеркальце вернулось в свой тёплый шерстяной бункер. Фея устало плюхнулась в кресло. Аккуратно разгладила крылья и обдула свежим воздухом, чтоб снова не стали бунтовать, расправила и мягко прошлась ладонью по прозрачному шёлку крыльев,-тише мои сладкие, отдохните, вы сегодня хорошо поработали.-Ткань нежно трепыхалась под её пальцами.
-А теперь, когда всё закончено и сделано, я хочу веселиться.
Сатир снова ей низко поклонился, бодро встряхнул косичками и выдвинулся на середину комнаты. Фея хлопнув в ладоши стала отбивать ритм, два частых и один короткий, сатир подхватив ритм заработал подковами вместо кастаньет.
Серебряные кастаньеты выплясывали чудесную музыку, зачаровывающая сознание. Сатир раскинул руки и закружился на месте, глухой стук бил морзянкой о деревянный пол, звук окованный серебром и хлопки хозяйки дома взялись за руки и зазвучали волшебным оркестром. Весь дом стоял ходуном, на столе склянки отплясывали Гопак, мебель скакала, как коза на привязи, полки зубами вцепились в стены, чтоб не упасть, канарейки и ласточки кружились под самым потолком вокруг хрустальной люстры, отбрасывая быстро мелькающих своих тёмных двойников.
Земля под ногами пошла волнами, заштормило. Подземные толчки меня подбросили раз, ещё и ещё раз. Земная кора сдвинулась с места, пласты наехали друг на друга, столкнулись в дьявольском скрежете и поползли кто куда. Стенка ставшая мне родной заволновалась, задребезжала. Меня раскачивало, как на волнах, кидало вверх и резко бросало на травянистую землю. Но я остался стоять приколоченный к стене, она меня защищала, не давала упасть. Держала меня крепко, хоть и мотало нас во все стороны. Не знавший раньше, что такое морская болезнь меня стало мутить и кружилась голова. Стена хотела хоть как-то облегчить мои страдания, крепко прижала меня к себе и протяжно запела ласковую песню. "Баю баюшки баю, не ложися на краю. Придёт серенький волчок, укусит за бочок". Мамина тёплая рука, словно живая гладила волосы, прижала к груди и не отрывала её уже никогда. Горькая запоздалая, солёная слеза обожгла мои губы. Горько стало на душе!!!
Сатир плясал, нарезал круги вместе с птицами, фея пела и хлопала в ладоши. Сатир не останавливаясь проворно семенил копытами, встал к ней лицом, длинные тонкие пальцы прошлись по футляру до застёжки и потянули крышку дальше за собой. Я даже не понял, как вообще он его открыл. Погладив потрескавшуюся кожу футляра, замок сам беззвучно щёлкнув открылся. Пальцы с грациозностью зацепились за кончик чего-то, и стали медленно вытягивать из футляра. Сатир в руке держал веточку плакучей ивы. Тонкая веточка под тяжестью острых листьев свисала до самого пола, была похожа на виноградную лазу, только виноградины были длинные и острые. Сатир забегал размахивая веточкой над головой, птицы звонко щебетали чудесную песню. Хвост зелёного пламени от веточки ивы хлестал воздух, неслись брызги зелёных огоньков по всей избе, изумрудные воздушные змеи растворялись в волшебной песне. Дом пах свежей хвоей и берёзовой карой, запахло, как в аптеке травами. Сатир снова остановился напротив феи, сильно вспотел и запыхался, с трудом переведя дыхание опустился на колено, опустил голову и заговорил.
-Моя госпожа, вдохните в неё жизнь.
На его ладонях лежала свесив с обеих сторон концы, пышущая лесным жаром веточка плакучей ивы.
-Если ты так желаешь?-фея слегка дунула на веточку.
Листья зашевелились от несущихся на них дыханий тысяч небесных ангелов, на них упала голубая раса. Листья сразу же впитали в себя росу и вспыхнули синим пламенем. От вспышки я отвёл в сторону голову и зажмурился, даже через сомкнутые веки просачивалось синее зарево. Погаснув я сразу открыл глаза. Вместо ветви сатир держал деревянную свирель, его тонкие пальцы сплелись на тоненькой дырчатой соломинке. По цвету она выглядела очень старой, коричневый лак выцвел и была на ней широкая трещина. Она нещадно раскроила, расщепила свирель, как старый покосившийся забор. Глубокий шрам причинял дереву боль.
Пальцы нежно трогали и гладили постаревшее дерево. Сатир прижал руки к сердцу и прямо посмотрел в глаза феи, они долго смотрели друг на друга не отводя взгляда. В комнате было слышно только их дыхания. Фея погладила его небритую щёку и улыбнулась, его губы быстро зашептали заживляющую раны мантру. "О Боже. Отдал бы всё что угодно, чтоб быть виновником этой улыбки" подумал я тогда. Дерево запульсировало в его руках, я видел сердцебиение свирели. Вначале оно было слабое, но с каждой секундой набиралось сил, робкие короткие толчки и потом уверенный пульс. Свирель дышала. Трещина стала уменьшаться в длине и сужаться, срасталась в считанные секунды. Сатир уже не шептал, а быстро чеканил слова. Дерево темнело, места стёртости исчезли, свежая лаковая краска оттенка донельзя разбавленного чая переливалась блеском, от трещины след простыл. Сатир медленно встал, выпрямил спину и замер на месте сжимая в руке свирель. Поднёс к губам и с жадностью поцеловал свисток, после снова вернул руку к груди и смиренно закрыл глаза. Что это было, я так и не понял. Ритуал? Церемония? Обряд оживления музыкальных инструментов?
-Что же ты тянешь? Играй же скорей,-затопала ножками, как капризная девчонка.
Сатир окаменел только спокойное дыхание выдавало его, что он жив и здоров.
-Сатирчик... что ты тут истуканишь? Не здесь, в другом месте будешь. Мне скучно, давай заводи свою шарманку.
Сатир остался стоять, как и стоял не обращая внимания на её капризные интонации. Ему даже нравилось немного позлить фею, чуть-чуть потомить её в ожидании и обрушить на неё волшебные звуки свирели.
Я уже сам стал мысленно его подгонять с музыкой,-давай уже чёрт рогатый, чего кота за яйца тянешь?-Словно услышав мои слова сатир улыбнулся, но остался в той-же позе, только широко растянул сжатые губы. Стоял и нагло улыбался ей. Сквозь сомкнутые губы стало пробиваться мелодичное мычание, разложенное на тональности. Звуки выходили лёгкие и симпатишные. Мелодичное мычание погасило везде свет кроме сцены, где были маленькая фея и сатир, они стояли в электрическом пятне. Столп яркого электричества спускался с неба в чёрную комнату. Фея поджав под себя ноги сижела по турецки, расправила юбку и легко подбросила ярко красный носовой платок.
-Мать моя, роди меня обратно!-от неожиданности я немного опешил.
Платок плыл по воздуху, как по морю, его качало и подбрасывало. Ткань свободно обходила воздушные рифы и мели, прибившись к сатиру, ткань осталась покачиваться на месте. От его дыхания платок относило назад и обратно несло к сатиру. Он всё также стоял не шевелясь и мумукал. Фея вытянула руку и заиграла пальчиками, как по клавишам пианино, нет стоп, не так, словно от её пальцев шли невидимые нити к марионетке и она ими дёргала. Платок тут же скомкался и расправился, задёргался, дёрнулся в сторону, накренился вниз одним краем и резко сложился пополам. Красный конверт бешено вихляло, ткань криво растягивалась, будто кто-то её тянет за оба края. Фея задёргала пальчиками сильнее, у неё в глазах заплясали чёртики, от азарта её ровные жемчужные зубы слегка покусывали нижнюю губу. Сатир уже не мумукал, а громко пел прижав свирель к груди. Растянутая ткань билась в истерике, не зная к кому вернуться, к госпоже фее или к сатиру? Разрываемый на части пением и подёргиванием нитей, платок метался то от одной, то к другому, и всё больше увеличивался в размере, его словно лягушку надували через соломинку.
У немого свидетеля сцены делёжки носового платка, то бишь меня, в глазах вертелась карусель. Фея и сатир тянули каждый в свою сторону разбухший кусок красной ткани. Карусель из трёх участников соревнования крутилась и крутилась. Мне захотелось схватить кого-нибудь за плечо и сильно встряхнуть, крикнуть. Перестаньте. Чтоб они остановили это сумасшедшее вращение. Всё-таки я не выдержал, бросился в темноту.
Плюхнувшись в темноту стало трудно дышать, воздух разряженный, как в горах. Карабкался хватаясь за недружелюбную темноту, часто хватал ртом холостые вдохи. Воздух скрёб гортань наждачной бумагой, радовался каждому глотку и с нетерпением его ловил. Кое-как добравшись до них, кинулся в электрический поток света, но был отброшен назад. Невидимая преграда не пускала меня к ним. В злости я бросился ещё раз, но также как и в первый раз со свистом отлетел назад, плюхнулся на пятую точку руки свесил на коленях, задыхаясь от гнева вертел головой по сторонам, раскрыл рот не понимая, что произошло. Снова вскочил штурмовать электрическую цитадель. Разбежавшись набрасывался, как разъярённый лев, пинал со всей силы, в кровь разбил костяшки кулаков. Мой крик мог разбудить уснувшего навечно покойника. Скакал вокруг них с воплями сумасшедшего. Ни одну тысячу километров пробежал размахивая руками вокруг электрического столпа. Но они меня не видели и не слышали, как будто я не существую. Словно я букашка залетевшая по ошибке в космический лабиринт и панически кидаюсь на стены. Извергнув волну ругательств трёхэтажного отборного мата, я замолчал, сдулся. Руки опустились до самого пола, холод постепенно поднимался по венам, кровь застывала образуя железный каркас проросший в бетоне. Очень мучила духота, волосы мерзко прилипли на лбу, рубаха вся промокла от пота и всё вокруг меня бесило, резко разорвал на груди рубаху. Широкая рваная грудь вздымалась и опускалась от частого дыхания. Я и не заметил, что уже сижу.
Платок потерял свою прямоугольную форму конверта, сильно разбух и в середине пылало сильное пламя. Сатир отбивал сердцебиение рукой держащую свирель, удары о грудь совпадали с вспышками пламени. Фея уже давно не шевелила пальчиками, сидела наслаждаясь его красивым низким голосом.
Пламя вырывалось наружу, тонкие иглы искололи всю ткань платка, огонь охватил всю поверхность и вспыхнул почувствовал свободу. Прозвучал взрыв, яркая вспышка на секунду победила тьму. Осколки пламени разлетелись во все стороны, никого не обожгло. Стена заволновалась, я слегка качнулся и подался назад.
Из огненного кокона вылетела алая моль. Крылья девственно алого цвета мягко порхали в прямо падающем луче света, они изнутри выломали огненную скорлупу, раздвинули створки пламени. Моль влетела в душную свободу. Она легко поднималась вверх, сбрасывая с крыльев огненную росу. Так и хотелось подставить голову и умыться под огненным водопадом, чтоб струи успокоили мою душу. Укрыться алым щитом и безмятежно уснуть на коленях маленькой феи.
Со спины послышался звук чьих-то бесполых шагов. Внезапно пересохло в горле, сухо сглотнул, я заинтересовался кому могут принадлежать шаги. Но страх не позволил повернуть шеей. Я до смерти перепугался, нет не неизвестным шагам, а появившемуся страху, на меня это совсем не похоже. Помню один раз, по-пьяни мне кто-то ляпнул, что я мол струхнул, было жалко смотреть на него. Тот человек в туже секунду почувствовал в своей заднице холодный страх моего ножа.
Шаги лишённые суеты сковали льдом мои конечности, губы потрескались и стало нечем дышать. Звук стих позади меня, шелест ткани я услышал настолько ясно, понял, что оно остановилось прямо в каких-то сантиметрах от меня и не ошибся в своей догадке. Холодное дыхание пробежалось по моим волосам. Шелест плаща ночи накрыл...
Я стоял с закрытыми глазами, боялся открыть и увидеть неизвестного хозяина шагов. Кожа на лице сморщилась, складки, складки одни только неприятные напряжённые складки. Деревянная рука оторвалась от стены и потянулась к лицу, холодные пальцы ощупали натянутую кожу. Не узнавая собственного тела другой рукой потянулся к торбе. Холод тыкал в жёсткую кожу. Непослушные пальцы зацепили бутылку, осторожно вытащили из торбы. Рука подрагивала. Чтоб не уронить бутылку словчился зажать её между ног. Я мог только представить, как выгляжу со стороны! Стоит человек, одной рукой нервно щупает лицо, а второй дёргает за горлышко бутылки держащую между ног. Дурдом плачет по мне. Крючковатые пальцы мучились с пробкой, она никак не хотела открываться. Пальцы крепко схватились за пробку и стали её расшатывать. Тягучий скрежет тёрся о стекло. Противный скрип выводил меня из себя. Я стал быстрее расшатывать пробку, лицо каждую секунду исполняло новую гримасу. Мужчина в расцвете лет с закрытыми глазами корчит рожи, одной рукой держит лицо, а второй вытаскивает пробку из бутылки, при этом держа её зажатой между ног. Я потенциальный клиент жёлтого дома. Во второй раз я сам себя оценил. Долго посопротивлявшись она всё-таки сдалась. Скрежет резко оборвался хлопком, пробку кинул в торбу, чтоб не потерялась. Я остался стоять в нелепой позе, полускрученный параличом придерживал лицо рукой. Рука так сильно тряслась, что я боялся пролить вино,-так харе, харе, успокойся брат, как ты можешь его пролить? Оно в бутылке, это тебе не банка с огурцами. Глубоко вдохни, насколько можешь задержи дыхание и медленно выдохни, и ещё не забудь прочитать мантру.
ОМ
БЕН ДЗА СА ТО СА МА Я МА НУ ПА ЛА Я
БЕН ДЗА СА ТО ТЭ НО ПА
Губы зашептали мантру, в голове автоматически сработал аварийный тумблер. С каждым произнесённым словом тело возвращало утерянное равновесие и силу. На сотовом разе глаза раскрылись и с последним словом я почувствовал прилив силы. Резко вдохнул сладкий воздух полный запахов полевых цветов. Твёрдая рука поднесла бутылку вина ко рту, жадно присосался к горлышку. Холодное игристое вино приятно охлаждало разум. Вторая рука обхватила донышко и задрало бутылку кверху так высоко, что чуть не сломал себе шею. Выпил вино до последней капли, достав из торбы пробку я одним хлопком забил её в бутылку. Смачно отрыгнув, положил опустевшую тару в торбу. Мир мне снова казался таким же светлым и прекрасным, как и раньше.
Стена увидев, что я вернулся из забытья радостно завибрировала словно щенок встречающий возвращающегося хозяина с работы. Тёплые пальцы в благодарность погладили стенку...
Солнце на небесном циферблате приближалось к цифре под номером два.
-Оказывается я здесь уже давно, часы бегут по ускоренному маршруту. Сюда меня привели утром: познакомился со всеми феяными гостями, посмотрел, как она развлекается. Всё это могло занять от силы час, а по солнцу видно, что я зависаю здесь полдня.
Стена улыбалась мне, её тепло волнами перекатывалось между нами. Тёплые волны радости щекотали ноздри, отмахнувшись от них рукой чуть не чихнул, сразу же крепко зажал рот руками. На секунду щёки раздулись, глушитель сработал на славу, если бы не сработавшие вовремя поглотители шума, то громкий выплеск соплей и брызги слюны, были бы услышаны на другом краю леса другими сказочными жителями. Стена слегка пошумела, мол "не шуми, не надо её отвлекать". Я кивнул головой и на цыпочках подошёл к окну.
Фея весело болтала ножками, хлопала в ладоши и громко подпевала на непонятном мне языке. Сатир пел туже песню, что и она, притопывая подкованной ногой. Резко подкинул свирель к потолку, его голос вместе со свирелью подлетел вверх, достигнув пика своей мощи остановил свирель под самым потолком. Она зависла на месте и не туда и не сюда не двигалась. Свирель походила на вертолёт готовившийся к выброске десанта для выполнения смертельного задания. Сатир взял самую высокую ноту и выставил правую руку вперёд, открытой ладонью к свирели, словно прося милостыню. Комната затрещала под натиском его голоса, птицы спрятали головы под крылышки и скрылись в складках платья Феи. Хлопок сатира остановился на полпути, он так и оставил держать руки разведёнными, глаза сверкали от наслаждения. Я аж сам заслушался его красотой, мощь так и пёрла наружу. Стены поменяли диапазон голоса, сильная песнь горным эхом прокатилась по моей коже. Комната приспустила шторы и зажгла свечи, полумрак ещё больше обнажил красоту маленькой феи.
Пальцы медленно перескакивали с чёрной на белую клавишу, глаза сатира прикрыты, они подёргивались при каждом нажатии ногой на мануал. Стальные трубы выбрасывали блёстки пара, осыпая снегом сидящую на золотом троне фею в платье из пылающих полевых цветов. Обтёсанное дерево стен потрескалось и посерело, грубый камень местами распарывали трещины. В нос мне ударил запах сырости и тлена. Я оказался стоящим в зале окружённый множеством чёрных и белых готических колон, их высота скрывалась в звёздном небосводе. Полумрак не давал определить его размер, но интуиция мне подсказывала, что он огромен. Луна постоянно скрывалась за занавесками облаков, когда нежно белая дымка туманности скрывала луну, вековой затхлый полумрак заливало лунным светом. Я был окружён тысячами колон, расписанными письменами древних народов и рисунками варварских ритуалов. Особенно одна сцена меня поразила до смертельного озноба. На открытой террасе стоит шаман, на голове с гребнем из перьев, вознеся руки к солнцу, его левая рука занята ещё бьющимся сердцем, а в другой держит широкое лезвие ножа запачканное в крови. Жертва с раскромсанной грудью лежит на алтаре, четыре помощника шамана стоя на коленях держат его за ноги и за руки. Его безмятежная поза меня очень напугала, по идеи он должен корчиться и вырываться из смертельных оков. Но лицо жертвы не искажено ужасом или паническим страхом смерти. На лице дара не напряжен ни один мускул, весь его вид показывает собой, что он абсолютно освободился от земной суеты. Счастливый и свободный. Заключённый в обвитых руках стражей смерти, он не препятствовал выполнению их миссии. Так искусно вырезать на камне может только человек обладающий наивысшим мастерством. Или не человек?! Реалистичность сцены остудила кровь в моих жилах, голова со скрипом повернулась в другую сторону, чтоб больше не видеть шокирующую кровавую сцену. Вовремя появившийся свежий ветер был, как желанный глоток холодной воды измученному жаждой путнику в знойную пору. Часто дыша, я не мог насытиться холодным воздухом, расправив руки в стороны стоял, словно корабль встречающий долгожданный ветер в безветренную погоду. Ноздри с жадностью втягивали в себя холодный ветер, холодные реки неслись по руслам кровяной жидкости. Наслаждаясь благодатью закинул голову назад с широко раскрытыми глазами, я смотрел на кривые пересечения сводов подпирающих небо, лоскуты белых облаков спешили окутать луну. Заслоняя бледную тарелку, зал вспыхивал бледным отблеском, чёрные и белые своды мелькали в глазах и путались между собой. Фигуры странных людей не похожих на нас в непонятных костюмах, буквы и цифры ожили и заплясали завлекая меня в свой хоровод. Проскочив луну, облако забрало с собой в полумрак вертеп видений.
Ветер дул такой силы, что промокшая от пота рубаха высыхала прямо на глазах, сухая её ткань приятно успокаивала кожу, края рукавов и подола колотились от ветра. Зал освещался лунным абажуром и снова погружался в полумрак, демонстрируя всё новые и новые игры теней изображающих загадочные сюжеты. Насытившись ветром, я зашагал огибая колонны, виляя между ними всё никак не мог приблизиться к фее. Словно в лабиринте меня запутывали и выводили не туда, куда нежно. Колонны казались необъятными по ширине. Я шёл и шёл обходя каждую с непосильным трудом, казалась ни велика ни широка, в два человеческих охвата, но эти охваты были нечеловечной ширины. Я устал кружить на одном месте, вся дорога заняла тысячу лет, сбился со счёта облачных освещений, сценки на камнях успели примелькаться и в конце проходя вокруг какой-нибудь из колон, знал наизусть её изображения. Я смотрел и мне казалось, что они выстроены в ряд, сплошной стеной из белых и чёрных колонн. Моя одежда превратилась в тряпьё, в дырах рубахи виднелись донельзя худые руки, ощутил, как желудок прилип к позвоночнику. Из-за высоты столпов феи было не видно, но сердце вырисовывало трёхмерные её очертания сидящей на троне. Четыре каменных скалы-канарейки держат на своих головах её золотой трон. Шлейф её платья из красных молей скатывается по каменным перьям и падает на мраморные плиты пола. Шуршание крылышек подгоняет меня поскорей найти фею и упасть к её ногам. Всё дальше я углублялся в каменистый лес, с каждой колонны свисала ткань сотканная из паутинок укрывала рисунки. Ветер время от времени играл с прозрачной тканью, холодное его дыхание отрывало пелену от грязного камня, обрывки серой прозрачной кожи витали на ветру, как разорванные паруса шхуны. Обнажая всё новые страхи и непонятные изображения масок, невиданных животных с раскрытыми пастями. Клацанье их зубов, я чувствовал в каких-то сантиметрах от себя. Кожа ощущала, как воздух разрезали смыкающиеся челюсти. Падал от усталость, но я всё же продвигался к цели, скачущие звуки органа, голос феи и сатира вели меня по новому маршруту. Пальцы выхватывали звуки и на ощупь я шёл по ним к ней. Глаза от частых перемен с полумрака на лунное освещение стали слезиться, грязными скрюченными ревматизмом пальцами тёр глаза, но это мне ни чем не помогало. Глаза постоянно слезились и в уголках скапливалась густая слизь, моргал и вытирал их пальцами. Не смотря себе под ноги, босые ступни раздавливали хрупкие панцири насекомых, хруст ломающейся брони пробудил голод, я решил поохотиться. Остановился и стал ждать жертву, которая попадётся на мою приманку в виде замершей ступни. Долго ждать мне их не пришлось. Три жука-два заползли на правую, а третий на левую. Чем их заинтересовали мои ноги? Не знаю. Как раз вернулся полумрак, чёрное облако заслонило луну и ничего не стало видно, но я чувствовал на себе, как холодные лапки шныряли туда-сюда по ступням, перебегали, сбегали с ног и снова возвращались. Я хотел подождать, чтоб сбежалось побольше, но только этим трём пришлись по вкусу мои ноги. Чтоб не упустить будущие трофеи и не задумываясь о их увеличении я решил больше не рисковать. Тело сжалось, как пружина, пальцы растопырились во все стороны, от напряжения кончил языка высунулся из края рта. Руки полетели вниз со скоростью света, одно мгновение и жуки были схвачены и сжаты в кулаках. Приземлившись на карачки я перенёс тяжесть тела назад и медленно повалился на спину. К луне приближалось бледное облако, сатир нажимал на свои клавиши и слышался чистый ангельский голос феи. Разжать кулаки я не смог, боялся, если разожму то тараканы разбегутся. Не разжимая пальцев поднёс руки ко рту, рот раскрылся не сразу, раньше мне приходилось пробовать насекомых, но не в такой ситуации, как сейчас. Не торопясь начал считать, досчитав до трёх руки и рот раскрылись одновременно. Быстро запихнув всё в рот причмокивая захрустел тараканами. На вкус они были очень сочными, усики щекотали нёбо и внутренние стороны щёк. Быстро работая челюстями сразу всё перемолол в аппетитную массу и проглотил. Их необычный вкус мне очень понравился, хотя и сырые. Луна на секунду освободилась от черноты, но тут же спряталась за белую занавеску и снова всё осветилось бледным светом. Подняв ладони к лицу на меня смотрели руки глубокого старика, жёсткая кожа была похожа на кусок потёртой наждачной бумаги, суставы пальцев скручены в узлы, морщины по коже вьются кривыми дорожками грязи. Грубые толстые ногти, как у кочегара с затвердевшей грязью под ногтями, некоторые обкусаны, а другие обломаны. Я даже не хотел представлять, как выглядит моё лицо. Холодный пот тонкой струйкой страха пробежал вниз по виску. На внутренних сторонах рук остались прилипшие к коже пару оторванных ножек тараканов. Одна крепко прилипла, вторая свисала с ладони на густой слизи. В зубах застряли остатки тараканов, обведя языком полость рта, собрал все остатки и сплюнул на пол. Вся эта атмосфера: застрявшие остатки, свисающие ножки с ладоней, въевшееся грязь в закостенелую кожу и лунное освещение напомнило мне, какую-то сюрреалистическую картину. Отряхнув о рубаху руки резво вскочил на ноги, силы быстро ко мне вернулись и настроение духа тоже. Крошечных три таракана вернули меня к жизни. Основательно подкрепившись побежал шлёпая босыми ступнями ко каменному полу к фее. Резвые хлопки неслись по холодным плитам. Я спешил к ней, знал, чувствовал если не найду её сейчас, то больше никогда она не позволит мне себя найти. Холодный воздух насыщал лёгкие долгожданным кислородом. Бежал напролом, ломая на своём пути колонны держащие на себе небо. Они ломались как спички, с грохотом падали куски старого гранита. Мне было наплевать на падающие на меня обломки. Всюду слышался скрежет трескающегося камня, глыбы падали превращаясь в пыль. Гранитная крошка отскакивала от пола и вонзалась в меня. На руках не осталось живого места, рубаха впитывала в себя драгоценную жизнь из кровоточащих глубоких ран. Складывались друг на друга баррикады из каменных останков, легко их расшвыривал в стороны, прокладывая путь через каменные поникшие идолища. Под ногами пол ходил ходуном, высоко перескакивал через ломанный гранит, я мягко опускался на обломки, пятками растирая их в порошок и не останавливаясь продолжал бег. Белый туман завис в воздухе. Всё вокруг затянуло каменной пылью, я стал задыхаться и кашлять. Какое-то время терпел не кашлял, давился, тянул силы до последнего, но пришлось постепенно замедлить бег. В левом боку сильно закололо, рубаха приклеилась к телу и чем-то сильно от неё несло, то ли протухшей селёдкой или привокзальным туалетом. Я остановился, липкая от крови рука вонзилась в разрывающий от боли бок. Надавливая ладонью на очаг мучения, можно было подумать, что так я себя вылечу от причиняемых страданий. Кончики пальцев левой руки с беспокойством неврастеника вонзались в плоть, больно чесали кожу. Хотели добраться до язвы в боку и вырвать её. Короткими разрядами тока прошибало всё тело. Крепко сжав рёбра, я стал задыхаясь от кашля, выставив правую руку вперёд стал обшаривать туман. Нога оторвалась от плиты и потерянно сдвинулась вперёд. Рука шарила ища, чтоб не напороться на что-нибудь в тумане. Густая гранитная муть вытесняла меня из себя, настойчиво выжимала вредоносную болячку. Нос забился, а рот покрылся сухим слоем штукатурки, глотать стало просто-напросто нечем. Судорожно разевая рот, рука полезла снимать сухую штукатурку с засохшей глотки. Только пальцы дотронулись до языка меня сразу же вырвало. Тягучая жёлчь вылилась мне на ноги, тёплая жижа обожгла ледяные ступни, из-за сплошного тумана не было видно чем я блеванул. На ноге только чувствовалась противная слизь. Согнувшись до самого пола, свободной рукой упёрся в плиты, спина скрючилась колесом меня вырвало ещё два раза. Стоял на четвереньках и меня судорожно полоскало. Простояв в такой позе относительно несколько спокойных минут пошла вторая волна, откашлялся ещё несколькими холостыми рвотными позывами. С кончика языка свисала красная слюна, в тумане она противоестественно светилась, везде белым-бело, а у меня под носом багровая лента. Только она мне и видна. Обтерев губы кровавой рукой испачканной в грязи выпрямился, закрыл глаза и глубоко вдохнул. На губах остался привкус сырой земли пролежавшей на камнях сотни лет. Он был промёрзший от прибывавшей здесь смерти. Спазм схватил за горло, я стал задыхаться от одышки. Я повалился на камни. "Воздух, мне нужен воздух". Прохрипел я. В полу бредовом состоянии всё в глазах двоилось и кружилось, тёмные призраки скакали надо мной в тумане. Почувствовал возле своего рта чьё-то тёплое дыхание, вдохнул свежий весенний воздух утренней росы и скошенной травы. Мышцы расслабились и руки упали на плиты. Только закрыв глаза, меня окатило состояние полного спокойствия. Спешка и боль исчезли, на смену опустевших ниш, где когда-то они занимали всё свободное пространство, пришёл мир души и остался хозяйничать, будто никуда и не уходил. Сознание обрезало провод соединяющий меня с маленькой феей, выкорчевало с корнем и выбросило на свалку туда, где она должна была находиться. Сколько я принял из-за неё бед и горестей. Тысячи лет я шёл на её зов не смея посмотреть ни вправо, ни влево и только идти у неё на коротком поводке. На мою долю выпало вечное странствие, постоянно скитаться за маленькой феей. Сейчас я обрёл полную свободу, грудь дышала без всякого напряжения. Каменная плита давившая сердце рассыпалась, я дышал счастьем, что больше не буду чувствовать жажду ненасытности найти маленькую фею! Из далека сквозь спокойное дыхание мира до меня долетали странные звуки, раскаты эха наплывали и отстранялись, как морская волна мощно набегает на берег и тихо не спеша откатывается назад. Это звучал её смех. Ни на миг не отпускавший меня, не упустивший из виду только искусно замаскировался, околдовавший мой слух. Смог проникнуть в мысли подчинить и управлять мною, как ему заблагорассудится. Он раздавался всё громче и сильнее, будил меня. Призывал встань и иди. Руки рефлекторно подбросило вверх конвульсивно задёргались, голова замоталась из стороны в сторону, потрескавшиеся подобия губ смыкались и размыкались выталкивая из себя дикое мычание. Смех подогревал буйство организма, раздражал своим назойливым наплывом. Мычание и стон перемешались друг с другом. Согнутые пальцы с обоих сторон норовили попасть в уши, заткнуть доступ к душе, чтоб не слышать её смеха. Но не одна попытка не попала в цель, корявые пальцы снова и снова попадали в молоко, они тыкались всё сильнее и сильнее, даже два пальца ударившись о правый весок, сломались. Я ощутил хруст переломов, но не боли, а чувство отчаяния на спасение. Тело взбунтовалось и сопротивлялось изо всех сил этой напасти, но зашита рухнула, преграда была сломлена. Не выдержала безумного её натиска, с который не сравнятся никакие полчища хазар и набеги татаро-монгольского ига или арт обстрелом. Смех одержал надомной победу, мозг капитулировал. Измученные битвой воины застыли на полпути, так и остались висеть в воздухе не выполнив своего долга защитить душу. Вопль перебил смех огласив ей о своём поражении. Но я всё ещё так и не приходил в себя, оставался в тихом мире, где нет маленькой феи и её преданного слуги сатира. Вдруг голова резко поднялась вверх и пошла вниз, произошла серия ударов о плиту и раздался треск затылочной кости. Затылок раскололся на две ровные половины. Прямая без зазубрин трещина, разделила череп пополам. Тёплая душа мощным тёплым потоком устремилась бежать из тела, она не хотела снова оказаться пленницей любви. Спокойствие покидало меня, оно спасалось бегством бросив меня на растерзание смеху. Тело холодело с каждой секундой, смех вцепился в душу и поволок обратно, чтобы снова заключить её в тело. Душа билась вырываясь из стальных тисков, но смех намертво обнял, обвил слабую уже почти не сопротивляющуюся покидающую душу и свирепо сжал в тисках. Слился с ней в одно единое, растворил её в себе. Раздался страшный смертельный вопль. Душа до последней капли вернулась назад в тело. Плоть осталась лежать неподвижно, ожидая расплаты за предательство к смеху, гнетущее предчувствие охватило меня. Ледяные струи просочились из каменных щелей пола и поползли вверх по телу, кожа скукожилась и озноб тяжёлым маршем прошёлся по мне, соскабливая подошвами задубевшую кору. Я лежал посреди ледяного покоя. Грудь спокойно опустилась и когда поднявшись упёрлась в ледяной затор, дыхание забилось в истерике не понимая, что произошло, потеряло привычный ритм. Разум таким неожиданным ходом отомстил смеху за погубленную душу, последний кусок жизни пущенный коту под хвост. Приговорил его к смерти.
Сердце отказалось работать, мгновенно произошла остановка.
Руки потеряв опору повалились на грудь глухо ударившись о опустевшее тело. Ветер сильно пинал голову, страшно болталась на позвоночнике отворачиваясь от непринятых ударов. Казалось, что она набита тряпками и сеном. Внутри бушевал смех не ожидавший такой подставы, метался в бешенстве собирая силы к воскрешению меня из мертвых. Смех бесился и рвал отжившие свой срок внутренности, выворачивал кости и рвал жили, требуя от них бесспорного повиновения. Окоченевший мизинец пошевелился, потом указательный палец дико зашкрябал по камню ломая ноготь, а левую руку подбросило вверх с разошедшимися в стороны пальцами. Правая рука заёрзала по полу, на камне оставались борозды от ногтей. Следом и вторая стала исполнять такие же трюки в воздухе. Руки ослеплённые дракой бросались одна на другую не распознавая, где свой, а где чужой. Бешеные псы куда попало хватали друг друга и рвали плоть в клочья, разрывали и жадно чавкали. Эта драка продолжалась не известно сколько. Кровь уже не текла из изодранный ран. Смех перенёс всю свою обиду на ни в чём не повинные руки, опомнившись, что дорога каждая секунда, руки снова потеряли вновь вернувшуюся жизнь. Тяжело бухнулись на камни. Лишь эти части слушались его, всё остальное было глухо к его приказам. Душа ушла, разум угас. Его единственные помощники-руки, последняя надежда была только на них. Смех перепрограммировал задачу для рук. Пощёчина обожгла правую щеку, слева рука готовилась к виражу. Хлёсткие пощёчины бахали по лицу, руки безостановочно наотмашь били бледное лицо с впавшими глазницами, чёрные круги под глазами мелькали в тумане скорострельной стрельбой пулемёта. Щека ударяясь о ладонь отлетала к другой ожидающей своей очереди вздрючить её по полной.
Смех кричал мне,-чёртова кукла воскресни, ты не можешь так уйти от меня. Ты мой на веки и я твоя хозяйка. Будешь также, как и прежде услаждать меня своею жизнью. Когда я скажу, тогда и умрёшь, а сейчас будь любезен вернись в свою камеру и покорно сиди там до тех пор пока я не скажу, что тебе дальше делать.
Закостенелые руки колотили лицо и колотили. Смех потеряв терпение, схватил голову за волосы, горячо затряс ударяя её о пол. Костяные пальцы выдирали остатки слипшихся грязных волос и бросали клочья в голодную темноту, она с наслаждением ждала пищу. Жрала и чавкала. Лицо представляло из себя кровавую кашу: разорванные губы, нижняя челюсть зияла в широкой сквозной дыре, передние зубы полностью были выбиты, верхняя губа болталась покачиваясь на круговой мышце лица, кожа на правой щеке расходилась в тонком порезе, как от опасной бритвы, линия криво росла от скулы до крыла носа. Руки выпустили пустую костяную склянку, голова упав на камни легла в неестественной позе. Подбородок сильно выдавался вверх и влево, а затылок вниз и вправо. Видимо смех сломал мне шейные позвонки. Челюсть отвисла, изо рта язык вывалился не реально далеко. На лице застыл слепок удовлетворения мести! Смех остановил бесполезную трату сил, тишина воцарилась в голодной темноте. Лунный свет стремительно угасал во тьме, чернота поедала, обгладывала мои кости. Смех чего-то выжидал, напряжённо затих. Не может быть, чтоб так просто он меня отпустил. Каменный туман пропадал во мраке, контуры лица ещё виднелись в пропадающем лунном свете и на мгновение глаза раскрылись. Остатки кожи вокруг рта туго натянулись, лицо перекосила отталкивающая, омерзительная гримаса, изображающая подобие довольной улыбки. Усмешка на секунду осталась в центре света и погасла в наплывающей темноте.
Я не знаю, что произошло, как она сделала это, но ей всё-таки удалось вернуть меня к жизни. Совсем не задорный голос маленькой феи прокатился по вселенной. В кромешной темноте ревел дикий разрушительный хохот. Невидимые жители и насекомые услышав сводящий с ума рёв не похожий на человеческий, перепугавшись поспешили попрятаться в свои норы. От их перепуганной возни поднялся шумный переполох, о моё тело кто-то даже споткнулся, грузно на меня свалился, неуклюже поднялся и прошёлся по мне, как по асфальту. Меня накрыло покрывало шевелящихся и движущихся лапок, живое одеяло перелезало через меня, бежали от страшного смеха. Их мерзкий писклявый визг до сих пор стоит у меня в ушах. Как вспомню его так начинает тошнить. Когда наступила полная темнота глаза не закрылись, лапки насекомых ступали по остекленевшим зрачкам, топтали, напирали сзади затаптывая слабых. Глаза ни разу не моргнули, радужная оболочка глаза покрылась мелкими трещинками, лапки стали в них застревать. У одного из тараканов лапка застряв у меня в зрачке, не затрачивая времени на бесполезное спасение конечности, если остановится то останется погребённым своими же сородичами. С безумной силой он дёрнул. Я могу только представлять, что он почувствовал в ту секунду. Его лапка оторвалась от тельца и осталась торчать из трещины. Его лапка гордо выпрямилась встречая на своём пути других жителей сырой темноты, и тут же пала под плывущей тяжестью живой массы. Её жизнь была коротка. Таракан побежал ещё быстрее уже забыв, что когда-то имел чётное количество конечностей. Разгребая шелуху пискотни насекомых мне показался нежный ласкающий смех маленькой феи, тот же самый который я услышал у неё в тереме. Весёлый и добрый, дарующий чистую любовь. Она снова заливалась смехом. Куски замёрзшей крови стали оттаивать, я почувствовал, как по венах медленно потекла жизнь, тонкие ручейки ползли разогревая окоченевшее тело. Слабый стук сердца застучал о грудную клетку. Жуки притихли, замерли зачарованные её волшебной песней. Рот слабо раскрылся ловя глоток воздуха. Испуганные жуки провалились в бездонную чёрную впадину рта. Безумно кричали несущиеся по извилистому пересохшему колодцу, падая кувыркались, с треском бились друг о дружку, лапками цеплялись о шершавые стенки.
Харкающий кашель одиноко выстрелил в тишине полумрака. Руки обхватили мокрое лицо. Я ещё раз закашлял, но уже не так жёстко. Сглотнул горькую слюну полную желчи, боль прошлась наждаком по горлу, до крови ободрав глотку. Не вставая с каменного ложа только повернул голову и сплюнул густую слюну. Очень хотелось пить, но сперва надо было встать. Облизав сухие губы таким же языком, дал приказ телу оторваться от холодного пола. На первых секундах отрыва меня сильно мотануло, хоть глаза были закрыты меня посетил прославленный "вертолёт". Первый виток круто взял влево и следующий уже чуть слабее. В норму пришло всё быстро, как всё и появилось. Руками сжав крепче лицо я торопливо задышал, через мгновение "вертолёт" исчез. Сидя покачиваясь на полу глаза смотрели через решётку пальцев. Широкие косые щели накрыли постаревшую душу. Смотря через них мне казалось, что я снова попал к ней в гости. Так же воровато пробрался к ней, как в первый раз. Яркий луч солнца приятно грел левую щеку, обтерев лицо руками широко раскрыл глаза. Солнца не было, да и какое солнце может быть в полумраке, но закрыв глаза тут же в памяти ярко вспыхнул тот самый день. В нос резко ударили запахи цветов доносящихся с озера, опьянили мозг и изгнали боль из горла. Луна вышла из-за облака погрузив зал в темноту. Пальцы сомкнулись и медленно опустились вниз собирая капельки солоноватой росы. Мучающая хворь вместе с опустившимися руками уходила прочь. Разлепив веки глаза очень болели, матовый свет неприятно действовал на глаза. Луна спряталась в нереально белом облаке, такой белизны я не встречал даже у королевских прачек. Волна небесного снега поглотила бледного ночного сторожа. Может глаза болели из-за того, что долго их продержал закрытыми, раз и открыл? Глаза уже привыкли жить в темноте, приспособились словно кошачьи и снова им вернули человеческие способности плакать и слепнуть при выключенном свете. В краях глаз появилась едва заметная влажность, пальцами стряхнул капельки и зажмурил глаза. Маленькая фея закинув голову назад кружилась в моих объятиях. Мягкие звуки музыки cкатились с вершин гор и обезумев накинулись ласкать кожу, нежный поток её поцелуев возбуждал оголённые нервы. Притянув к себе мою истощённую грудь фея провела по ней маленькими не наманикюренными пальчиками. Золотые волосы на моей груди заштормило. Тихо захихикав, уткнулась своим маленьким носиком мне в шею и смешно засопела.
Зашлёпав губами, я распахнул глаза, зрачки расширились до размеров грецкого ореха и вот-вот готовились вылететь из орбит. Глоток воздуха застрял, где-то в районе гортани, он запутался в cвязках. Слабое тело не могло выпутаться из запутанных сплетений связок, чем больше старался выбраться тем сильнее увязал в них, и не найдя выхода забился в истерике запросив мозг о помощи. Мозг отреагировал мгновенно, лёгкие заработали, как кузнечные меха всасывая в себя холодную темноту зала, заряд кислорода реанимировал меня. Я смотрел прямо в глаза маленькой феи, её призрачный образ обдувал меня ароматом одурманивающей синевы цветов. Откуда взялись у меня силы? Я не знаю! Но на одном дыхании я всё до последней молекулы вобрал в себя сине-зелёный лсдшный эфир. Она смотрела загадочно улыбаясь, у меня было ощущение, что она чего-то от меня ждала. От образа отделилось бесформенное облачко и сложилось в её маленькую ладошку. Маленькая фея поднесла ладонь ко рту и послала воздушный поцелуй. От неё ко мне потянулся яркий шлейф, огоньки пламени заискрились во тьме. Искры беспорядочно плыли заматываясь в спираль. Пёстрая лента стекалась и сворачивалась в пламенный комочек. Кончик хвоста оторвался с Феиных губ нехотя пополз уже к ярко пылающему комочку. Густой комочек обжигал моё лицо, но оторвать взгляда от него я не мог, тело обняло спокойствие. Маленькая фея незаметно отдалилась и дунула на пылающее пламя. Ослепляющий огонь на секунду окрасил зал багряной вспышкой. Искры рассыпались угасающим дождём угольков, падали на камни и шипели от обиды, что так коротко прожили. Алая моль купалась в огненных брызгах, легко порхала вокруг нас. Она кружилась и кружилась всё выше поднимаясь к пропавшей луне. Мы медленно следовали за ней огибая её со стороны, не отрывая взгляда я крутился вместе с алой молью. Только она влево а я вправо. Фея взяла меня за руки и стала раскручивать со страшной силой. Сплошной стеной падали пылающие капли, посмотришь на них и обомлеешь от страха, но это только с виду они пугали, а так они совсем не обжигали. Угольки не причиняя никакого вреда пролетали сквозь меня, я их даже не чувствовал. За падающим ливнем ничего не было видно. Образ маленькой феи бросил на меня пронзительный взгляд, мгновенно я его понял. Фея отпустила меня и я подняв руки к верху во всё горло крикнул алому ангелу.
-Тебе я жертвую себя.
Алая моль тут же оказалась около моего рта, взмахи крыльев обдавали лицо приятной теплотой. Мне показалось, что она заморозила ход времени. Крылья не могут так медленно двигаться! Её усики щекотали мои губы, антенны исследовали воскресшую из мёртвых плоть. Каждая из антеннок выбрала себе по губе и крепко прилипла к потрескавшейся коже, усики не приложив ни капельки усилий раздвинули мне рот. Губы широко разошлись, улыбка счастья радушно встретила алую моль. Усики отделились от губ, сложив крылышки вместе её тельце на глазах ослабло, обмякло и превратилось в огненную бесформенную массу. Переливавшуюся всеми цветами радуги, вертящаяся медуза ни на миллиметр не сдвинулась с места, она согревала меня своей любовью. Пересохшие губы чувствовали кипящую её близость. От наслаждения я захотел закрыть глаза, но маленькая фея резко окликнула меня и не дала снова уснуть. Медуза тут же ринулась вперёд и влилась внутрь меня,
растеклась обжигающим пламенем и медленно скатилась вниз. Опустив голову я увидел, что из моего тела торчат огненные иголки. Моё разбитое тело насквозь пронзали исходящие от неё лучи. Медуза стреляла, разбрасывалась ими по всему моему телу. Они танцевали, путались и вертелись во мне. Яркие иголки свободно гуляли по телу, хаотичный танец осветил темноту. Мне открылось место необычайной красоты каменного и мраморного леса колонн затянутого паутиной, скрывающийся среди темноты. Я стоял в каменном зале не имевший границ стен, только одни высоченные колонны достигали неба и держали его на себе. Сначала они мне показались только двух цветов, чёрных и белых, а сейчас всё предстало в разнообразии красок. Образа феи не было, но сердцем я её видел, она только скрылась от испепеляющих лучей. Колонны стояли различных эпох и народов, как будто, кто-то их коллекционировал и собрал всех в одном месте. Египетские расписанные в стиле комиксов, индийская воздушная резьба от которой не возможно оторвать глаз, изображения то ли драконов, то ли змей народов южной Америки, готические и романские, и в очень плохом состоянии железо-бетонные. Молчаливые каменные стражи стояли по стойке смирно не одну тысячу лет, ждали ещё одного случая, чтоб снова ожить в свете полящей моли. От разнообразия колонн пестрило в глазах, и всю эту красоту накрывал звёздный купол неба. Часовые показали мне своё богатство красок и снова скрылись во тьме. Лучи один за одним тухли, фея задувала их. Они быстро гасли. Я почти ничего не успел сделать, попытался ей возразить, но слова вывалились непонятной кашей, тогда я схватил самый близкий луч и потянул его обратно. Но он легко выскользнул из моих рук и пропал в недрах рубахи. В отчаянии я плюхнулся уже в полной темноте на пол. Пальцы бесполезно щипали ткань, выдёргивали из неё кончики лучей. Задрав рубаху я искал отверстия от лучей, общупал всё тело, но так ничего и не нашёл.
Громкий смех привёл меня в чувство, отчаяния и сожаления, как и не бывало. Она снова появилась возле меня и больше не покинет. Фея перестав смеяться шутливо погрозила мне пальчиком и широко улыбнулась. Волна будоражащей дрожи прокатилась по коже, прозрачная рука притянула моё лицо к себе и прикоснулась губами к щеке. Кожу обжог невидимый поцелуй. Взрыв произошёл неожиданно, внутри всё перевернулось и выплеснулось потоком энергии. Руки от инерции взрыва подбросило кверху, разум захлёбывался в безумном крике, тело выворачивала пламенная ломка. Стрелы пламени вылетали и оставили выжженный инверсионный след, в воздухе от этих полос запахло гарью. Я извергал бурю света, экстаз сотрясал душу. Я дико закричал. Стоял наполненный изнутри счастьем, излишки блаженства вырывались на свободу. Вдоволь насладившись пламенем я издал последний дьявольский по мощности крик и замолчал. Последние искры ударились о каменный пол обрызгав его каплями солнца. Мрак приветствовал здорового и вновь полного сил гостя посетившего его царство. Со мной была фея, но она быстро таяла, растворялась во мраке камня и сырости. На прощание фея провела рукой по моей не бритой щеке. Призрачное прикосновение проникло до самого сердца и оставило там уголёк своей любви. Фея стала нежно раздувать его, всё быстрее и быстрее исчезая во мраке.
-До скорой встречи! Мой верный и любимый раб.
Образ улетучился оставив меня в абсолютной темноте, сырость спокойно обняла за плечи и полезла под рубаху. Стряхнув с себя неприятную сырь, я двинулся вперёд на зов феи. Всё также, как и раньше звучала органная музыка и околдовывающая песнь феи. Голос светился крупинками золота в воздухе, песчинки сгущались вокруг меня. Лунный свет выглянув из-за облака всё покрыл блестящим снегом, лунная пыль витала повсюду, прилипла к рукам, к колоннам, золотой ковёр застилал пол. Ступая по нему крупинки тихо хрустели под ногами. Дышалось даже по другому, сладко, грудь легко набирала воздуха и свободно без напряг выпускала его на волю. Лунная пыль покрыла сначала мою макушку, лицо и постепенно спустилась вниз, захватывая сантиметр за сантиметром всё тело. Хруст шагов ускорился, почти перешёл на бег.
Свирель перебивала тяжёлые звуки органа, но всё же голос феи главенствовал во влекущем меня потоке музыки. Каждая нота мелодии была мне уже знакома, за столько проведённых здесь лет, выучил её наизусть. Бежал не чувствуя усталости и не смотрел себе под ноги только песня сопровождала меня. Золотая дорожка извилисто тянулась сквозь мрак, осторожно огибала молчаливых хранителей мрака. Позолота на колоннах мелькала проносящимися столбами в окне вагона поезда, не хватало только стука колёс поезда и нудного попутчика со скучной историей о своей жизни.
Уголёк тихо пылал в груди, редко постреливал крошечными огоньками. Золотая река текла подо мной, расправив руки, как крылья я нёсся над вьющейся среди колонн дорожкой лунной пыли. Вдалеке показался лепесток пламени, такой маленький, что в темноте его сразу и не заметишь. Ярко мигал красным огоньком и пропадал и снова появлялся. Мне показалось, что он от меня прячется, играл со мной в прятки, и вдруг выскочит из своего укрытия с криками-мол, вот я, лови меня, и снова спрячется в темноте.
Песня звучала громче, будто кто-то на радио повернул ручку звука вправо. Всюду опустилась кромешная тьма, только дорожка вертелась яркой змеёй. Меня кто-то схватил за шиворот и стремительно потянул вперёд. Ворот рубахи заполз чуть ли не на макушку. Оголённую поясницу облизывал оголодавший по новой жертве холодный ветер. Огонёк вырос вдали, вытянулся и стал искриться не пропадая в темноте. Меня сильно мотало по сторонам, неизвестная рука меня крепче сжимала, когда меня заносило на поворотах.
Фея ты снова со мной,-тихо прошептал я.
-Молчи и не произноси ни слова.
Уголёк в груди разгорался всё сильнее с каждым приближением к удлиняющемуся в темноте огоньку, он стремительно рос во мраке. И вот уже через секунду я увидел длинный шлейф платья из алых молей, растущий из дорожки лунной пыли. Темнота обрывалась на границе, где начинался тронный зал маленькой феи. Четыре каменных колибри с золотым троном стояли посередине зала. Не так далеко напротив него подымался пирамидой орган, сатир был одет в идеально выглаженный белый смокинг без единой складки, бабочка цвета аквамарина туго перехватила горло. Закрыв глаза его тонкие пальцы легко перебирали на пульте клавиши. Трубы выбрасывали тяжёлые звуки музыки перемешанные со снежной крупой. Снежная пелена покрывала холодные камни, снежинки падали на землю и не таяли, хотя совсем не было холодно. Снегопад валил без передышки, сатир упивался игрой своей музыку и трубы попыхивали крупой. Всё остальное пространство вокруг них пустовало. От лучистого лунного света в зале играла радужная аура, золотые колонны окружавшие зал, отражали в воздухе многоцветие пламени лунного освещения. Луна здесь была ярче солнца, лучей не отбрасывала, светила одной стихией белого сияния. Светило ночного неба государило в каменно-колонном мире. Меня резко швырнуло, выбросило, как кутёнка из корзинки. Несколько раз перекувырнулся и распластался звездой на золотой дорожке. Лежал уткнувшись носом в золотую крупу, выдыхая воздух возле носа взрывались микро фонтаны лунной крупы, взлетали вверх и опускались на лицо. Я приземлился перед границей владений маленькой феи, тихо лежал в кромешной темноте. Феи мне не было видно, так как её прекрасный вид заслоняла высокая спинка трона. Шлейф её платья выползал из-за угла каменной канарейки, он стелился алым туманом и тихо шевелился едва ощутимыми волнами. Я встал на ноги, от меня исходил яркий свет, весь с ног до головы я был осыпан лунной пылью.
-Я прям, как лампочка Ильича.
Быстро стал стряхивать с себя позолоту, крупинки с большим трудом, нехотя расставались со мной, будто рыбьи чешуйки отлетали от ножа во все стороны. Надо мной появился лунный ореол, очистившись от позолоты я поспешил сообщить маленькой фее о своём прибытии. В один прыжок оказался возле её каменных птиц. От яркого лунного света закололо в глазах, сощурившись я осмотрел помещение. Сатир был так занят извлечением музыки из органа, что даже не повернул головы в мою сторону. Ему совсем не было интересно, кто посетил их палаццо. Исступлённо играл, бил со всей силы по клавишам выбивая чёрно-белые искры. Фея сидела с закрытыми глазами, не пела. На ней алое платье мягко тревожилось лепестками крылышек. Глаза быстро привыкли к яркому свету. Я наклонился и погладил шлейф её платья. На ощупь оно было как шёлк, только ещё нежнее и бархатистее. Несколько молей недовольно возмутились, что их побеспокоили. Захлопали крылышками отгоняя от себя незваного гостя. Я оставил их в покое, отошёл на несколько шагов назад и упал ниц.
Не открывая глаз она сказала,-сатирчик, посмотри кто к нам пришёл?
-Я знаю. Он уже давно тебя преследует,-громко он расхохотался.
Громкий его хохот испугал свирель, она неспокойно выплеснула ноты в воздух.
-Тише, что ты так громко смеёшься?! Ты напугал свирель, сатирчик!
Внезапный страх схватил мышцы и сжал с неистовой силой, я даже боялся поднять голову и посмотреть на неё. Руки сами обхватили голову и крепко сдавили её.
-Как тебе не стыдно, сатирчик?! Испугал нашего гостя, вон видишь, как он сбился в комочек. Встань, я не обижу тебя. Давно я тебя жду, думала уже не придёшь.
Сатир на её слова отреагировал выпадом резких ударов по клавишам, стараясь делать вид, будто его это совсем не задело, но это у него получилось очень неправдоподобно. Музыка на миг вспыхнула волной истерии, но тут же вернулась в свои привычные рамки.
Снег грузно падал в холодном воздухе пропитанном тяжёлой органной музыкой. Крупинки падая на открытую кожу, люто обжигали холодом. Снег крепко схватывался льдом. Пытаясь уклониться от укусов я стал дёргаться, меня это взбодрило. Я поднял голову. Фея также сидела с закрытыми глазами. Орган из труб выбрасывал комья снега. Сатир заиграл сонный мотив. Страх куда-то подевался, тело обволокла лёгкая дремота, веки слипались, руки и ноги стали ватными. Стало тяжелее дышать, будто меня засыпали мокрым песком, но это не был песок, а был органный снег.
-Нет, тебе нельзя расслабляться, ты должен сейчас же встать! Если не встанешь, то навеки останешься заживо погребённым под холодной его музыкой. Он только этого и хочет, чтоб ты тут остался,-твердил разум.
В горле вырастала лавина крика, поднимающая за собой обмякшее тело. Спина ломая уже спрессованные в толстые листы белую броню поднимала страшный треск, шум ломающейся преграды стоял в зале. Руки упёрлись в холодный пол, я кричал словно зверь поднимая тонны айсбергов, мышцы заработали, как домкраты. Всю силу вложил в руки, чтоб извлечь себя из-под гнёта льда. Сатир видя такую борьбу тоже напрягся, лицо исказила злая ухмылка, безумно заколотил по клавишам. Свирель присоединилась к его нечестной борьбе. Их дуэт играл холодную промокшую вьюгу. Орган выбрасывал клубы снега, а свирель подхватывала их потоком ветра и направляла прямо на меня. У сатира белый смокинг окрасился серыми пятнами разводов, пот жжёг глаза, отплёвывался им, но не переставал бешено бить по клавишам. Серебряные подковы стучали по педалям озвучивая яростный бег. Сатир рвался вперёд, забить меня и тут же похоронить, чтоб никогда обо мне большее не вспоминать. Был и нету! Снег всё сильнее и сильнее меня обсыпал и заваливал толстым слоем мерзлоты. Руки окоченели в секунду, меня сдавливали со всех сторон, крупинки спаивались капитально и разломать ледяную корку было очень мучительно больно. Мускулы напряглись до предела, руки била дрожь, я чтоб поправить силы постоянно кричал. Крик вытаскивал изнутри всю ярость к победе, и мне это очень помогло, в один момент во мне, что-то громко хрустнуло и попёрло наружу. Руки перестали дрожать и напряглись ещё сильней, спина расправилась и натянулась, как струна. Один мощный рывок вверх разорвал белый панцирь. Я стоял прямо, несломленный солдат. Осколки разорвавшейся бомбы разлетелись во все стороны и остро впились в колонны. Сатир низко пригнулся под летящими осколками, музыка резко оборвалась. Сатир перестал играть. Обернулся и посмотрел на меня жёстким взглядом.
-Ты победил меня!
Его лицо разрезала улыбка от правого до левого уха, обнажив свои прекрасные белые зубы. Он громко и раскатисто расхохотался, тело задёргалось, как в эпилептическом припадке. Пальцами разбитыми в кровь бил себя по лицу.
-Ай да какой я молодец, ай да какой я сукин сын! Какого я ей мальчика воспитал!
-Чего ты ржёшь, козёл безбородый?!
-Ай да я молодчина, ай да я молодец, какого раба ей воспитал,-захлёбываясь в смехе пробулькал сатир.
-Если у тебя есть яйца? То спускайся со своей тумбы? А то можешь только на своей пианине пиликать.
Злость клокотала во мне, чтобы не сорваться сжал крепко кулаки. Я ждал, когда он ко мне спустится, а сатир даже и не думал спускаться ко мне, смеялся, ухохатывался надо мной. Меня это просто выводило из себя, бесился, лава бешенства закипала и бурлила. Сатир бесстыдно смеялся мне в лицо, заливался смехом, он специально злил меня.
-Что не спускаешься? Аль сдейфил, зассал?
-ооойййй, насмешил ты меня добрый мОлодец. Таких как ты я одним пальцем размазываю по полу. Не смотри, что я худ да немощен, это с виду я такой хиленький,-сатир по доброму можно сказать даже по отцовски улыбнулся.-Да ты не обижайся на меня, добрый мОлодец. Всё нормально, всё идёт так как было запланировано.
-В каком смысле? Что значит?
-Не обращай внимания на мой психоделический бред, наверно та кружка была лишней. Чуток переборщил с отваром. Совсем старый я стал.
Его слова меня сильно напрягли. Что он этим хотел сказать?! Я марионетка в её руках? Шёл как крыса завороженный игрой флейты... не помню я, в какой книжке про того мальчика прочитал!
-ну ну ну зачем волноваться и размышлять! Успокойся и дыши ровно, сейчас тебе полегчает.
Сатир махнул рукой, подозвал к себе свирель. Она висела над самыми звёздами уже восстановив свою привычную нежную музыку, раздувала тучи и притягивала к луне белые облака. И вот уже через секунду она лежала в его руке. Сатир низко опустил к ней голову и что-то тихо ей прошептал, кровавые пальцы слегка дотронулись до дерева и стали поглаживать свирель, оставляя полосы своего поражения на её лаке. Он долго нашёптывал и гладил её, губы почти соприкасались с деревом, и вдруг она выплеснула поток голубой ауры, поле голубых роз воскресло в моей памяти. Одурманивающая синева пропитала весь воздух и окрасила мир полным спокойствием, снег лежащий повсюду растворился, как туман. Сатир оказался прав, мне сразу же полегчало. Первый вдох смыл все тяжёлые мысли, и сомнения сами собой улетучились. Синева плескалась в моём сердце и раздувала уголёк. Я вознёсся к маленькой фее и тихо прошептал ей.
-Царица моя! Я так долго шёл к тебе! Я очень устал!
Сатир довольно улыбаясь, смотрел на фею. Глубоко вздохнул и отпустил свирель к небу.
-Дааа всё-таки она добилась своего. Ей что одного меня мало?!-хмыкнул сатир и рукой сдёрнул пару шариков шерсти со своего свитера.
-Королева! Я возле твоих ног.
Дремлющие канарейки на её плече, услышав меня резко вспорхнули и тихо окутали её своим щебетанием. Фарфоровая статуэтка маленькой феи сидела не замечая моих слов. Канарейки бережно охраняли её сон, пернатые телохранители кружили и крылышками отгоняли мои слова, не давали мешать её ангельскому покою. Слова мягко стукаясь о их перья тихо падали вниз, безнадёжно покрываясь пылью на каменном полу. Склонив голову я спустился на камни и смиренно стал ждать её пробуждения. Тонкая дымка одурманивающей синевы незаметно заползла в меня. Веки тяжело сомкнулись и поезд жизни с шумом ворвался из чёрного туннеля воспоминаний. Лязг, крики умирающих друзей на поле боя, пьяный смех проституток, мамина колыбельная песня и ещё тысячи образов жили в купе вагонов. Они мелькали с быстротой молнии и не было этому поезду конца. Вспомнилось всё до самой мелочи, плохо пришитая пуговица на мундире, из-за неё я получил первое своё в жизни взыскание от капрала, как получил по морде от старшеклассника, что назвал его дебилоидом. Всё вспомнилось, ничего не ускользнуло от цепкого капкана мозга. Голова моталась из стороны в сторону улавливая каждую секунду жизни. Картинки стучали оживая в окнах купе. От грохота колёс я зажал уши, шум пропал, но память напоминала о прошедшей жизни, стремительно уходя в другой конец. Я открыл глаза.
Легонько причмокивая я наслаждался вкусом фруктового леденца.
-Как вкусно! Мои любимые конфеты, как давно я их не ел! Спасибо тебе, ты всё обо мне знаешь.
Подняв голову, меня обжог огонь янтарных глаз. Маленькая фея впервые на меня смотрела. Пухленькие губки хитро улыбались, глаза источали смертельный пожар. Этого взгляда я ждал целую вечность и вот он настал. Маленькая фея сидела и упивалась мною, вкушала каждую частицу моего тела. Я был счастлив!
-Ца...
Я только раскрыл рот и хотел сказать, как маленькая фея поднесла ненаманикюренный указательный пальчик к губам в знак молчания, и я смиренно оборвался. От внезапного сильного удара перехватило дыхание, тёплая любимая рука проникла в потаённые хранилища моей души и взломала замки, запертые там самые скрытые даже для самого себя тайны. Всё, теперь я стал её полноценной собственностью, и был этому очень рад. Она с наслаждением осматривала каждую вещь и потом бросала себе под ноги, что именно она выкидывала мне было не понятно. Вещи глухо шмякались на камни, их было много. От удовольствия я закрыл глаза, волна блаженства опрокинула и потянула меня в чёрную трубу. Землетрясение, цунами, тайфун бросали меня на фрагменты жизни, то тут то там возникающие осколки длинного пути к маленькой фее. Проснувшийся сатир в клетке, бушующий чугунок, поддатая пчела, моя защитница изба то ли коттедж, утоптанная тропа, кусты с авиадиспетчером, разумный ворон и светящийся костюм из насекомых. Все причастные к маленькой фее, мне встретились на кружащемся пути. Меня болтало и швыряло, как ботник попавший в бурю. Вот я ухватился за осколок, на меня смотрел белый медведь, но уже без мороженого.
-Ну вот опоздал, а я так ждал тебя, хотел угостить мороженным. Ну ничего в следующий раз зайдёшь к нам. Теперь будешь чаще заходить. Чего вцепился как клещ?! Лети дальше.
Я оторвал руки от осколка и кубарем полетел. Следующая остановка была осколок от витража "Свобода на баррикадах", от неё осталась, только правая грудь, голова и рука держащая флаг.
-Чего ты держишься? Не надо хвататься за прошлое, смело лети в...
Я её не дослушал, меня сильно рвануло вперёд, реактивный двигатель поволок в открытый люк.
Прохладный ветер обдувал скалу нервов держащуюся за стенку. Солнце опустилось по циферблату на цифру три. Блеск янтарных глаз сковал мой взгляд, не давал повернуть головы, смотреть только прямо и никуда больше. Их огонь опалил и обездвижил разум. Широко раскрытые мои глаза впились на маленькую фею и сатира, они смотрели на меня через оконце витража. В её глазах читалось наслаждение, она видела меня, я добился того чего хотел! Сатир ухмылялся, игривая улыбка плавала по его лицу, а маленькая фея молча наслаждалась новой игрушкой, ей она была так довольна, что не могла оторваться от неё ни на секунду. Я чувствовал, как вибрировала между нами туго натянутая невидимая цепь. Фея уверенно её держала, знала, что я больше от неё никуда не денусь. Надув губки, её тёплая рука снова нежно задвигалась в тайниках души, продолжила вычищать засранное нутро. Нервы мои были на пределе, кости шарахались от обжигающих касаний маленьких пальчиков, плоть коробило, а душа жаждала её прикосновений. Глаза держали меня на привязи, поводок туго натягивался тяня за собой ошейник обжигающий шею, спина сантиметр за сантиметром выпрямлялась и грудь стала выпирать вперёд, шея тянулась с подбородком кверху. Солдат в холщовой рубахе выстроился по стойке смирно. Ладошка мягко скользнула по надсадному дыханию и нырнула в самую глубь.
Сатир потеряв ко мне интерес подошёл к фее и шепнул её что-то на ушко.
-Сатирчик, не переживай ты так за него, он не из хлюпиков! Смотри, как стоит передо мной?! На вытяжку смирно, не забыл военной выправки.
Дрожь, одна лишь дрожь, я состоял из одной дрожи, то била лихорадка, то приступ любовного трепета обнимал меня. В нескольких метрах от головы, надо мной исчезала в воздухе крышка от люка, с пересечённой на ней крест на крест надписью "городская канализация". Голова медленно бродила, обследуя крышку люка.
-Вот откуда я вывалился!
Глаза упёрлись в маленькую фею и сатира. Её рука ласково вычищала меня, выудивала массу незнакомых мне вещей. Я их не видел, но чувствовал, как она их находила, рассматривала и складывала к себе в сундук. Рука всё кружила возле уголька, так и хотела ухватить его, но что-то её сдерживало! Вскрыв ещё две камеры она оказалась возле решётки охраняющей покой уголька. Сердце вдруг заполошилось! Маленькая фея улыбнулась и я растворился словно туман прогнанный австралийским муссоном. Решётка заскулила. Маленькая фея поднесла ладошку ко рту и дунула на неё.
Я слышал биение своего сердца в её кулачке, оно дико стучало о её кожу, пальчики осторожно с нежностью его сжимали. Вдруг кулачок на долю секунды сковал стальной хваткой и снова вернулся в мягкий, пушистый и любящий комочек маленькой феи. Уголёк от такой неожиданности поперхнулся и выпалил охапку искр.
-Ну ну ну, не разочаровывай меня!-улыбаясь произнесла маленькая фея.
Невидимая цепь между нами оборвалась, лопнула, остро лязгнула, как натянутая струна на гитаре. Волна дрожи прокатилась по мне, каждый волосок на теле встал дыбом, шея не поворачивалась, окаменела, как и всё тело. Уголёк рассердился, он не привык подчиняться и исполнять любые капризы хозяйки, то задыхаться от её сладких ласканий и после мига блаженства быть брошенным, словно ты был, а сейчас и нет тебя. Багровая вспышка пронеслась по тёмным коридорам души, решётку раскуролчило в хлам. Маленькая фея засмеялась, шальной вихрь закружился в избе: слизал со стола склянки, с полок полетели кувшины, маски посрывало со стен, они изменились в лице, выражение испуга застыло на них, сатир закрыв глаза, крепко прижал к груди свирель и прочно врос в пол, лишь ласточкам и канарейкам удалось спастись, за миг до вихря они сбились в стаю и ринулись под опеку маленькой феи. Она их бережно собрала в кулачок и сунула к себе в женский сейф, надёжнее чем швейцарский банк.
Очнувшись от окоченения, меня атаковала паника, форсировала, налетела, бомбила и люто поливала пронзительной тревогой. Зрачки заметались из стороны в сторону, язык превратился в сушёную воблу, высушенный и покрытый толстым слоем соли. Губы стянуло вечной жаждой, они присохли, склеились и не хотели, чтоб уголёк сбежал от маленькой феи. Паника и страх управляли мной, нервно покусывая губы, думал, "что же будет со мной? Что она сотворила со мной? Рука, моё сердце, вскрытые упрятанные тайны, вытащенные грехи и куда они делись?" С громким хрустом зашевелились губы, они просили воды. Мысль спрятавшаяся среди мозгового беспорядка размышлений о прожитой встречи, внезапно выскочила из своего прикрытия и бесцеремонно вторглась в вереницу раздумий с криком ,"скройся! Сбеги от неё!".
-Да, да я так и сделаю, скроюсь, сбегу от неё, приложу все усилия, чтоб она меня не нашла, найду самый удалённый уголок планеты, где она меня никогда не найдёт и там скроюсь от её глаз. Да, да так я и сделаю и чем быстрее я это сделаю, тем скорее избавлюсь от её чар! Главное сбежать из этого леса, найти обратную дорогу... тропинка. Я помню она должна была быть, где-то здесь, рядом.
Повернув голову влево в сторону двери, глаза зарыскали ища дорогу, но я ничего не увидел. К двери ничего не вело, ни тропинки, ни тропки, ни асфальтированной трассы, просто ничего. Стояла изба на травяном покрове, даже чего-нибудь похожего на вытоптанную колею не было возле деревянного сарая!
-Мальчик мой, что же ты задумал?!-сказала и снова залилась звонким смехом.
Он выворачивал меня наизнанку, душа рвалась наружу. Сделав слабый неробкий шаг назад, один, другой, споткнулся, встал и снова подошёл к стене. Она озабоченно ко мне прижалась, по стенам и крыше побежала волна Шакти, стена ещё крепче прижала меня к себе. Поток тёплой энергии облизал и тут же ослабил накалённые нервы. Она лечила неизрасходованным материнским теплом, просто у неё не было на кого его расходовать. Волна несколько раз обмыла меня и нырнула в оконце чёрного квадрата. Стало немного легче. Маленькая фея одним взмахом руки схватила Шакти и кинула её в сундук. Крышка моментально захлопнулась, замок лязгнул и сундук крепко-накрепко заперся. Немного станцевал на месте Хопак, развернулся и медленно словно перегруженный сейнер двинулся в дальний тёмный угол избы. Не обращая никакого внимания маленькая фея всё также звонко смеялась.
-Вот и всё, мне больше здесь нечего делать. Я для неё лишь игрушка. Не хочу!-сказал я на прощание стене.