Идущий по полю согнётся в приступе осколков, сложится, как старая книга, и упадёт посреди дороги далёкой. Канатом вытащатся розовые безделушки, упрёком влетит по душонке тщедушной, со смаком закроет глаза и растворится в боли своей он, браня из-за недалёкой ошибки, стыдясь многолюдного внимания, тянувшись к закрытому пространству. Краем глаза через веки увидит на лавке сидящего старика, почернеет образ его и утонет в озере неба. Старик улыбнётся довольно и расслабится, наслаждаясь и мучаяясь от сцены убогой. Как так случилось? К минувшему дикое желание обернуться пришло, возвратиться на пару часов назад, но теперь уж бесполезно смотреть чрез плечо, беспечности плоды внимать необходимо.
И видит Идущий свою привычную комнатку, как свет проходит сквозь оконное стекло, как заботы занимают руки, как лень расскатывает брюхо. Буковки танцуют на листах бумаги, магнитики дают психоделический сигнал на холодильнике, но проскакивают образы в привычных помещениях, которые обычно там не возникают. На утро в голову забили пару гвоздей, стаканом с неспокойною водою обернули разумность, Идущий встал и проглатил пластмассовые пилюли, и гвоздодёром вынул все гвозди, пробку вытащил и слил неспокойною воду с головного резервуара. И вновь всё ясно: коридор, туалет и кухня, запах тот же везде, но шепчет на ухо предосторожность, слабо, малозвучно, неважно. Не чувствуется ничего из шёпота в тот миг, а хочется пойти за горизонт из дома.
Но на земле в абстрактности картины мира тот шёпот, то предостережение кажутся яснее. Винит себя Идущий, винит в разгаре шторма, и повторяет одно и то же, лишь только бы отвлечься, лишь только бы забыться, лишь только бы держаться, лишь только бы разбиться. От силы ада готовится к концу: темнеет чувство бытия, глаза не видят пред собою. Но миг пройдёт от пика вышки, и снова в норму перейдёт. Пот со лба Идущий сдвинет, осторожно встанет на ноги и поковыляет, куда и ковылял, лёгкость чувствуя и яркости мышления, но поджидая нового сражения, надеясь искренно и обращая очи к небу, что его не будет больше.