"И сказал Бог: да соберется вода, которая под небом, в одно место, и да явится суша. И стало так". (Быт. I: 9)
Последующее, девятое уплотнение Духовных Умов "Господства" российского этнического Разума на IX ступени Акта Творения IV Российской цивилизации образует материальную форму своих Духовных Умов, которые называются "Ангелы". Эти умы составляют Нижний чин в Нижней иерархии Духовных умов и, являясь последним формированием Духовных Умов, замыкают собою все иерархии Небесных Умов.
Являясь последними представителями Небесных Умов, Умы "Ангелы" представляет собой связующее звено между Божественными Иерархиями Небесных Умов и иерархиями умов земных.
План Ангелов несколько отличен от двух других членов своей Иерархии тем, что именно ему надлежит непосредственное общение с миром материи, поэтому Священное Писание об Ангелах говорит особо:
"И сказал Бог: да соберется вода, которая под небом, в одно место, и да явится суша. И стало так". (Быт. I: 9)
Тем самым, показывая, что Духовные Умы именуемые Ангелы, могут являться на землю в проявленном виде, для поддержания связи с миром материи.
Этот светящийся Ум Духа рождает целую систему знаний. Здесь еще нет логических движений шаг за шагом к заключению, путем механизма дедукции и выводов. Полученные знания приводят к окончательной самостоятельности и независимости от внешних обстоятельств. Отныне творческие энергии, очищены и подготовлены к самостоятельному земному существованию, они защищены Законом Бытия, необходимыми знаниями и подкрепляемы духовной пищей.
Поэтому IX ступень насыщена более конкретными решениями и действиями, чем предыдущая ступень. И если на VIII ступени шла первая, грубая очистка от главных накопившихся негативов, то на IX ступени очистка принимает уже тотальный характер, и ею охвачены уже все сферы государства, все стороны его жизнедеятельности.
В главном, на IX ступени Российской цивилизации происходит обретение Россией самостоятельности и окончательное ее высвобождение от опеки других государств, которая к этому моменту становится тягостной и мешающей дальнейшему развитию России.
1-я СТУПЕНЬКА - со 2 марта 1413 года по 26 июля 1415-го - время закладки первого камня в основание всей ступени, как отдельного акта творения, и получения директивы основных направлений решения его задач.
Побывав в Ханской столице, Василий снова обязался платить дань монголам, и платил ее до самого конца своей жизни, несмотря на внутренние беспорядки и на частые перемены в Орде. Только теперь во внутренние дела Орды всё чаще стала вмешиваться Литва.
Так Керимбердей, друг Россиян, стал неприятелем Витовта, который, желая свергнуть его с престола, объявил Царем Капчакским князя Монгольского, именем Бетсабулу, и в Вильне торжественно возложил на него знаки Царского достоинства: богатую шапку и шубу, покрытую сукном багряным. Керимбердей, победив сего Витовтова Хана, отсек ему голову, но скоро погиб от руки своего брата, Геремфердена, бывшего усердным союзником Князя Литовского.
Кроме сего главного Хана непрестанно являлись в Улусах иные Цари, воевали между собою или грабили наши пределы: так в 1415 году один из них, взяв Елец, убил тамошнего князя.
Старец Эдигей, уступив Орду Капчакскую, или Волжскую, сыновьям Тохтамышевым, властвовал как независимый Хан в Улусах Черноморских. Будучи врагом Витовта, он в 1416 году разорил многие Литовские области, но не смог взять укрепленного Киевского замка, а лишь ограбил и сжег все тамошние церкви вместе с Печерской Лаврою, пленив несколько тысяч граждан. Так что с того времени, по словам историка Длугоша, Киев опустел совершенно. Наконец Эдигей, желая спокойствия, прислал в дар Витовту трех верблюдов, покрытых красным сукном, и 27 коней, со следующей грамотой: "Князь знаменитый! В трудах и подвигах честолюбия застигла нас обоих унылая старость: посвятим миру остаток жизни. Кровь, пролитая нами в битвах взаимной ненависти, уже поглощена землею, слова бранные, коими мы друг друга огорчали, развеяны ветром, пламя войны очистило сердца наши от злобы, вода угасила пламя". Они заключили мир.
* * *
Имея долговременную вражду с Прусским Орденом, нередко доходящую до военных столкновений, Витовт жил мирно с Василием Дмитриевичем, который даже не отказался помогать ему войском. В 1422 году, при осаде Голуба, или Кульма, у Витовта в союзниках были Московская и Тверская дружины, или великие Россияне, как сказано в тогдашней переписке Ордена (после Куликовской битвы русичей всё чаще стали именовать не отдельно по княжествам - суздальцы, москвитяне, нижегородцы и пр., а общим именем - россияне, а Русь - Россией).
Уверяя зятя в своей приязни, Витовт в то же время грозил новгородцам, как державе особенной. Желая быть в дружбе и с Литовским Государем и с Московским, они вторично приняли к себе Ольгердова сына, Лугвения, начальствовать в их областных городах. А брата Василия, Константина Дмитриевича, наместником Великокняжеским в столицу, но сия политика не имела успеха. Помирившись с Немцами, Витовт и Король Ягайло велели Лугвению ехать в Литву, и все трое вместе возвратили мирные грамоты новгородцам. Лугвений писал, что он, был у новгородцев только на жалованье, поэтому он разрывает сию связь, неприятную его братьям, с которыми он единое целое.
"Да будет война между нами! - сказали Вечу Послы Королевские и Витовтовы именем двух Государей - вы обещали и не хотели действовать с нами против Немцев, вы торжественно злословите на нас и называете погаными, вы благотворите сыну врага нашего, Юрия Святославича".
Феодор Юрьевич Смоленский действительно жил там и пользовался великодушною защитою Правительства Новгородского: сей юный Князь спешил объявить своим покровителям, что не хочет быть для них виною опасной вражды;,он немедленно удалился в Немецкую землю.
Новгородцы могли бы обратиться к Великому Князю, но не доверяя ему, старались сами обезоружить Витовта. И та ссора закончилась миром (в 1414 году). На старых условиях, как сказано в летописи, ибо Государь Литовский не думал прямо воевать с ними, а лишь запугивал, в надежде, что сия народная Держава согласится иметь одну политическую систему с Литвою, одних друзей и неприятелей, то есть давать ему или войско или серебро в случае войны с Немцами. Властолюбие его тогда не простиралось далее: ибо Василий Дмитриевич, уступив тестю Смоленск, без кровопролития не уступил бы Новгорода, который издревле считался областью Великокняжескою. Однако ж новгородцы настояли на своем, удержав право мириться и воевать по собственной воле, а не в угодность Государю Литовскому.
Во все княжение Василия Дмитриевича новгородцы не имели никакой важной войны с неприятелями внешними. Толпы Шведов грабили иногда в окрестностях городка Ямы (ныне Ямбурга), в Корелии и на берегах Невы, но уходили немедленно. Россияне, в наказание за то, сожгли предместье Выборга и несколько сел в окрестностях. Двинский посадник, Яков Стефанович, ходил с малочисленною дружиною воевать пределы Норвегии, а Мурмане или Норвежцы, числом до пяти сот, приплыв в лодках к тому месту, где ныне Архангельск, обратили в пепел 3 церкви и злодейски умертвили Иноков монастырей Николаевского и Михайловского.
Новгородская вольная Держава долее обыкновенного наслаждалась тогда и внутренним гражданским спокойствием. Только один случай возмутил оное. Некто простой гражданин, именем Стефан, затаив злобу на боярина Данила Божина, схватил его на улице, крича: "Добрые люди! помогите мне управиться со злодеем". Народ взял сторону людина и без всякого исследования сбросил Данила с мосту. Один добродушный рыболов не дал утонуть невинному Боярину, а народ в неистовстве разграбил дом сего человека. Дело могло бы тем кончиться, но Данило, желая мести, посадил своего обидчика в темницу, о чем узнав, все граждане Торговой Стороны взволновались, ударили в Вечевой колокол, надели доспехи, взяли знамя и пришли в Кузьмодемьянскую улицу, где жил Боярин Данило. В несколько минут дом его был сравнен с землею и Стефан освобожден.
Завидуя избытку бояр и приписывая им дороговизну хлеба, они разграбили множество дворов и монастырь Св. Николая, утверждая, что в нем боярские житницы. Сторона Софийская, где обитали граждане знатнейшие, противилась их злодеяниям и также вооружилась. Звонили в колокола, бегали, вопили и, стараясь занять Большой мост, стреляли друг в друга. Одним словом, казалось, что свирепый неприятель вошел в город и что жители, по их древнему любимому выражению, умирают за Святую Софию. В сие самое время сделалась ужасная гроза: от непрестанной молнии небо казалось пылающим, но мятеж народа был еще ужаснее грозы.
Тогда Архиепископ Новогородский Симеон, возведенный на сию степень по жребию из простых Иноков (не будучи даже ни Священником, ни диаконом), муж редких добродетелей, собрал все Духовенство в храме Софийском, облачился в ризы Святительские и, провождаемый Клиросом, вышел к народу. Он стал посреди моста и, взяв в руки животворящий крест, начал благословлять обе стороны. В одно мгновение шум и волнение утихли, толпы сделались неподвижны, оружие и шлемы упали на землю, и вместо ярости изобразилось на лицах умиление. "Идите в дома свои с Богом и с миром!" - вещал добродетельный Пастырь - и граждане в безмолвии, в тишине, в духе смирения и братства разошлись. Сей достопамятный случай прославил Архиепископа Симеона.
2-я СТУПЕНЬКА - с 26 июля 1415 года по 20 декабря 1417-го - время, когда происходит осознание своего разотождествление с образом, созданном на предыдущем акте творения, на предыдущей ступени, что всегда выражается в попытке реставрации порядка существовавшего на предыдущей ступени.
Витовт, желавший разделения митрополии, сделал все, чтобы не допустить нового митрополита к управлению части Русской православной церкви, находящейся на его территории. В 1415 году он собрал епископов своего княжества и уговорил их избрать своего особого митрополита. После долгих совещаний было решено отправить посольство к патриарху. Фотий, узнав о намерениях Витовта, поспешил в Литву, чтобы по возможности уладить это недоразумение, а если не удастся, то самому отправиться в Царьград. Но к Витовту он не был допущен и ни с чем был вынужден возвратиться в Москву. Витовт снова созвал епископов своего княжества и уговорами, и угрозами заставил их поставить митрополитом Киевским и Литовским своего ставленника Григория Самвлака, или Семивлаха, что и было совершено 15 ноября 1416 года. В состав новой митрополии вошли Полоцкая, Черниговская, Луцкая, Владимирская (Волынское княжество), Смоленская, Холмская и Туровская епархии. Галицкая же, Червенская или Перемышльская епархии в состав новой митрополии не вошли, так как они находились во владении Польши.
Если вспомним, то предшественник Фотия - Киприан, в силу сложившихся обстоятельств, за время своей митрополичьей службы больше внимания уделял подвластным Литве и Польше, западным землям своей митрополии, стараясь связать их духовно с восточными. Подолгу жил в Киеве, неоднократно встречался с Литовским князем и Польским королем, вел с ними переговоры об унии православной и римско-католической церквей. Именно такое положение вещей и пытался реставрировать Витовт.
* * *
К концу действия восьмой ступени Московское княжество сильно ослабело. Время княжения Василия I пришлось на эпидемию чумы ("моровую язву"), три голодных года, которые сильно ослабили Москву.
Этим положением решили воспользоваться Нижегородские князья. Спор длился несколько лет, и в 1416 году Василию I все-таки удалось сохранить за Московским княжеством Нижегородские земли. И здесь попытка реставрации прежнего положения вещей осталась лишь попыткой.
Новгородцы же с Великим Князем жили в мире, более притворном, нежели искреннем, не переставая досаждать Василию. В 1417 году изменники, беглецы новгородские, Симеон Жадовский и Михайло Рассохин, собрав толпы бродяг на Вятке, в Устюге, вместе с боярином брата Василия, Юрия Дмитриевича, из областей Великокняжеских нападали на Двинскую землю и сожгли Колмогоры. За то бояре новгородские, выгнав сих разбойников, сами ограбили Устюг, будто бы без ведома новгородского правительства, так же, как Рассохин и Жадовский действовали будто бы без всякого сношения с Москвою.
3-я СТУПЕНЬКА - с 20 декабря 1417 года по 14 мая 1420-го - время образования основы данного акта творения, проявления света его основного замысла.
В 1419 году новоиспеченный самозванный митрополит Киевский и Литовский Григорий скончался. Хотя по другим данным он добровольно оставил пост митрополита и удалился в один из молдавских монастырей простым схимником. Как бы там ни было, но вместе с его кончиной ли, или исчезновением окончилось и разделение Русской митрополии.
Василий I был отцом пяти сыновей. Его первенец Иван умер в двадцатилетнем возрасте, три других сына умерли во младенчестве, в живых остался только пятый сын, Василий. В 1419 году Василий I написал завещание, в котором объявил своим наследником четырехлетнего сына Василия, а регентом ему завещал быть своему тестю, Витовту, так как на своих братьев у него не было никакой надежды, а жена Софья Витовтовна ни у кого авторитетом не пользовалась.
4-я СТУПЕНЬКА - с 14 мая 1420 года по 8 октября 1422-го - время разделения света основного замысла на отдельные составляющие его части, проявление ими своей индивидуальности. Время первого религиозного переживания.
В 1419 году из-за обильных ранних снегопадов крестьяне не смогли вовремя убрать хлеб, в результате чего сделался общий голод и продолжался около трех лет во всей России. Люди питались кониной, мясом собак, кротов, даже трупами людей, умирали тысячами в домах и гибли на дорогах от зимнего необыкновенного холода в 1422 году.
Сперва продавался оков ржи (или 8 осьмин) по рублю, в Костроме по два, в Нижнем по шести рублей (что составляло фунт с 1/4 серебра); наконец негде было купить осьмины. Зная, что во Пскове находилось много ржи запасной, жители Новгородские, Тверские, Московские, Чудь, Корела толпами устремились в сию область, богатые, чтобы покупать и вывозить хлеб, а бедные - кормиться милостынею. Скоро цена там возвысилась, и четверть ржи стоила уже около двух рублей. Псковитяне, запретив вывоз хлеба, изгнали всех пришельцев, и сии бедные с женами, с детьми умирали на большой дороге.
Кроме того, Москва и Новгород были приводимы в ужас частыми пожарами. В 1421 году необыкновенное наводнение затопило большую часть Новгорода и 19 монастырей, люди жили на кровлях, множество домов и церквей обрушилось. К сим страшным явлениям надлежит еще прибавить зимы без снега, бури неслыханные, дожди каменные и славную комету 1402 года, для суеверов Италии предвестницу смерти Миланского Герцога, Иоанна Галеаса.
Одним словом, Россияне ждали конца света, и сию мысль имели самые просвещенные люди тогдашнего времени.
"Иисус Христос - говорили они - сказал, что в последние дни будут великие знамения Небесные, глад, язвы, брани и неустройства; восстанет язык на язык, Царство на Царство: все видим ныне. Татары, Турки, Фряги, Немцы, Ляхи, Литва воюют вселенную. Что делается в нашем православном отечестве? Князь восстает на Князя, брат острит меч на брата, племянник кует копье на дядю".
Даже в делах государственных о том упоминалось.
* * *
С Ливонскими Немцами в 1420 году был у новгородцев дружелюбный съезд на берегу Нарвы. От имени Ливонских Немцев выступили сам Магистр Сиферт, Ландмаршал Вильрабе, Ревельский Коммандор Дидрих и Фогт Венденский Иоанн, от Россиян же наместник Московский, Князь Феодор Патрикеевич, два посадника и три боярина, которые и утвердили вечный мир на древних условиях времен Александра Невского касательно границ и торговли. Госвин, Феллинский Коммандор, и Ругодивский или Нарвский Фогт, Герман, приезжали для того в Новгород.
Ссора Василия Дмитриевича с братом Константином, в 1420 году, подала новгородцам случай сделать немалую досаду первому. Следуя новому уставу в правах наследственных, Великий Князь требовал от братьев, чтобы они клятвенно уступили старейшинство пятилетнему сыну его, именем Василию. Константин воспротивился, за что и лишился Удела, его бояр взяли под стражу, а имение их описали. Злобствуя на Великого Князя, он уехал в Новгород, где Правительство, нимало не боясь Васильева гнева, с отменными ласками приняло Константина Дмитриевича, дало ему в Удел все города, бывшие за Лугвением, и какой-то особенный денежный сбор, именуемый коробейщиною (очевидно имеется в виду налог с мелкой, розничной торговли). Великий Князь должен был оскорбиться, но скрыл гнев и примирился с братом.
* * *
В 1420 году митрополит Фотий встретился с Витовтом в Новогородке Литовском, где в присутствие грека Филантропона произошло примирение и возврат Фотию право на управление литовскими епархиями.
Помимо всего прочего, 4 ступенька - это еще и время обретения ранее утраченного. Фотию, как главе Русской митрополии было возвращено право на управление литовскими епархиями, а Витовт вновь обрел митрополичье окормление его земель в лице архипастыря Фотия.
* * *
В это время в Орде Царь Барк, сын Койричака, победив другого, именем Куйдадата, приступал в 1422 году к Одоеву и пленил множество людей. Но должен был оставить их, как скоро его настиг в степях князь Юрий Романович Одоевский и Мценский воевода, Григорием Протасьевичем. Они после, объединившись с Друцкими князьями, разбили и Куйдадата. Сей князь монгольский тревожил набегами и Литовские и Российские области, отчего Витовт, сведав о приближении его к Одоеву, требовал содействия от Великого Князя. И хотя Москвитяне не успели принять участия в битве, однако ж Витовтовы полководцы, пленив двух жен Куйдадатовых, одну отправили к своему Государю, а другую в Москву.
5-я СТУПЕНЬКА - с 8 октября 1422 года по 2 марта 1425-го - время обретения своего статуса каждой разрозненной частью. Время передела территории и сфер влияния, а, соответственно, и время зарождения будущего лидера.
Умер Василий I в феврале 1425 года и погребен в Московском Архангельском соборе. Во время своего княжения Василий I во многом продолжил деятельность отца, Дмитрия Донского, по собиранию русских земель и укреплению власти великого князя.
Присвоив себе Нижний Новгород, Суздаль, Муром - вместе с некоторыми из бывших Уделов Черниговских в древней земле Вятичей: Торусу, Новосиль, Козельск, Перемышль, равно как и целые области Великого Новагорода: Бежецкий Верх, Вологду и проч., сей Государь утвердил в своем подданстве Ростов, коего Владетели, со времен Иоанна Данииловича, зависев от Москвы, сделались уже действительными слугами Василия, посылаемые им в качестве наместников управлять другими городами.
Многие местные правители лишились при нем судебного иммунитета, судебные дела стали вершиться в Москве или великокняжескими наместниками.
Великим князем Московским стал Василий II, сын Василия I, при регенте Витовте.
В своем завещании Василий, благословляя сына Великим Княжением и поручая матери, отказывает ему все родительское наследие и собственный примысл (Нижний Новгород, Муром), треть Москвы (ибо другие две части принадлежали сыновьям Донского и Владимира Андреевича), Коломну и села в разных областях; сверх того большой луг за Москвою-рекою, Ходынскую мельницу, двор Фоминский у Боровицких ворот и загородный у Св. Владимира; а из вещей драгоценную золотую шапку, бармы, крест Патриарха Филофея, каменный сосуд Витовтов, хрустальный кубок, дар Короля Ягайла, и проч.; все иные вещи отдает супруге, также и многие волости, прибавляя: "там Княгиня моя господствует и судит до кончины своей; но должна оставить их в наследство сыну: села же, ею купленные, вольна отдать, кому хочет. Дочерям отказываю каждой по пяти семей из рабов моих; Княгинины холопы остаются служить ей, прочих освобождаю". Грамота скреплена восковыми печатями, четырьмя Боярскими и пятою Великокняжескою с изображением всадника; а внизу подписана Митрополитом Фотием (греческими словами).
В числе грамот сего времени сохранился также договор Великого Князя с Феодором Ольговичем Рязанским, писанный в 1403 году. Феодор, обязываясь чтить Василия старейшим братом, называет Владимира Андреевича и Юрия Димитриевича равными себе, а других сыновей Донского меньшими братьями; дает слово не иметь никаких сношений с Ханами и с Литвою без ведома Василиева, уведомлять его о всех движениях или намерениях Орды, жить в любви с Князьями Торусскими и Новосильскими, слугами Великого Князя; признает Оку границею своих и Московских владений, и проч. Василий же, уступив ему Тулу, обещает не подчинять себе ни земли Рязанской, ни ее Князей; именует Феодора Великим Князем, но вообще говорит языком верховного, хотя и снисходительного или умеренного в властолюбии повелителя.
К истории Василия Дмитриевича можно прибавить и следующие известия:
В его княжение Россияне начали счислять годы мироздания с Сентября месяца, оставив древнее летосчисление с Марта. Вероятно, что Митрополит Киприан первый ввел сию новость, подражая тогдашним Грекам.
Уже при Димитрии Донском некоторые знаменитые граждане именовались по родам и фамилиям, вместо прозвищ, коими различались прежде люди одного имени и отчества: при Василии сие обыкновение утвердилось, и древние Славянские имена вышли из употребления.
В сие время Москва славилась иконописцами, Симеоном Черным, старцем Прохором, Городецким жителем Даниилом и Монахом Андреем Рублевым, столь знаменитым, что иконы его в течение ста пятидесяти лет служили образцом для всех иных живописцев. В 1405 году он расписал церковь Св. Благовещения на Дворе Великокняжеском, а в 1408 соборную Св. Богоматери в Владимире, первую вместе с Греком Феофаном и с Прохором, а вторую с Даниилом.
И в литейном художестве Москва имела искусных мастеров: один из них (в 1420 году) научил Псковского гражданина Феодора лить свинцовые доски для кровли церковной: за что Псковитяне дали ему 46 рублей. Дерптские Немцы, скрывая от Россиян все успехи полезных художеств, никак не хотели присылать к ним своих мастеров.
В 1404 году Монах Афонской горы, именем Лазарь, родом Сербин, сделал в Москве первые боевые часы, которые были поставлены на Великокняжеском дворе, за церковию Благовещения, и стоили более полутораста рублей, то есть около тридцати фунтов серебра. Народ удивлялся сему произведению искусства как чуду.
В 1394 году Великий Князь, желая более укрепить столицу, велел копать ров от Кучкова поля, или нынешних Стретенских ворот, до Москвы-реки, глубиною в человека, а шириною в сажень. Для сего, к неудовольствию граждан, надлежало разметать многие домы: ибо ров шел сквозь улицы и дворы. Следственно, Москва была тогда уже обширнее нынешнего Белого города.
6-я СТУПЕНЬКА - со 2 марта 1425 года по 26 июля 1427-го - время определения приемлемой формы взаимоотношений друг с другом, с соседями и с Богом.
Новый Великий Князь имел не более десяти лет от рождения. Подобно отцу и деду в начале их правления, он зависел от Совета Боярского. Не быв еще никогда жертвой внутреннего междоусобия, Великое Княжение Московское при Василии Темном должно было испытать сие зло и видеть уничижение своего венценосца, им заслуженное. Только Провидение, обстоятельства и верность народная, как бы вопреки худым советникам престола, спасли знаменитость Москвы и Россию.
Сей Князь еще в колыбели именовался Великим по следующему происшествию, коего истину утверждают Летописцы. Мать его не скоро разрешилась от бремени и терпела ужасные муки. Беспокойный отец просил одного Святого Инока Иоанновской Обители молиться о Княгине Софии. "Не тревожься! - отвечал старец - Бог дарует тебе сына и наследника всей России".
Между тем духовник Великокняжеский, Священник Спасского Кремлевского монастыря, сидел в своей келье и вдруг услышал голос: "Иди и дай имя Великому Князю Василию". Священник отворил дверь и, не видя никого, удивился, поспешил во дворец и там узнал, что София действительно в самую ту минуту родила сына. Невидимого вестника, приходившего к Духовнику, сочли Ангелом, младенца назвали Василием, и народ с сего времени видел в нем своего будущего Государя, ожидая от него, как вероятно, чего-нибудь необыкновенного. Надежда осталась без исполнения, но могла быть причиною особенного усердия Москвитян к сему внуку Донского.
Василий Дмитриевич преставился ночью: Митрополит Фотий в тот же час послал своего Боярина, Иакинфа Слебятева, в Звенигород к Князю Юрию Дмитриевичу с требованием, чтобы он, вместе с меньшими братьями, признал племянника великим Князем. Но Юрий, всегда имея надежду, в противность новому уставу, быть преемником старшего брата, не захотел ехать в Москву, удалился в Галич и, узнав о торжественном восшествии юного Василия на Великокняжеский престол, отправил к нему посла с угрозами.
Ни дядя, ни племянник не думал уступить старейшинства, и хотя заключили перемирие до Петрова дня, однако ж Юрий, не теряя времени, собирал войско в городах своего Удела. Великий Князь предупредил его и вместе с другими дядями выступил к Костроме. Юрий ушел в Новгород Нижний; наконец за реку Суру, откуда Константин Дмитриевич, отправленный вслед за ним с полками Великокняжескими, возвратился в Москву без всякой битвы.
Юрий требовал нового перемирия на год, а Василий по совету матери, дядей и самого Витовта Литовского, послал к нему в Галич Митрополита Фотия, который, быв встречен за городом всем Княжеским семейством, с изумлением увидел там множество собранного из разных областей народа. Юрий думал похвалиться бесчисленностью своих людей и густыми толпами их усыпал всю гору при въезде в Галич с Московской стороны, но Митрополит, отгадав его замысел, с насмешкою дал ему понять, что крестьяне не воины и сермяги не латы.
Начали говорить о мире: Юрий не хотел оного, требуя единственно перемирия, и столь разгневал Фотия, что сей Первосвятитель, не благословив ни Князя, ни города, немедленно уехал. В летописи сказано, что в день отбытия Митрополита сделался мор в Галиче. Юрий, приведенный тем в ужас, верхом поскакал вслед за Фотием и, догнав его за озером, в селе Пасынкове, слезами и раскаянием убедил возвратиться. Благословение Пастыря, данное народу, прекратило болезнь, и Князь послал в Москву двух вельмож заключить мир, обещав не искать Великого Княжения, пока Царь Ордынский решит, кому принадлежит оное.
Смутное начало княжения Василия II предвещало России бедствия государственного масштаба. С Троицына дня 1426 года в Москве возобновилась язва, завезенная туда из Ливонии через Псков, Новгород и Тверь, где в один год скончались князь Иоанн Михайлович, сын Иоаннов Александр и внук Юрий Александрович, прокняжив месяц.
Брат Юриев, Борис, сел на Тверском престоле, отдав племяннику, Иоанну Юрьевичу, город Зубцов и взяв под стражу дядю своего, Василия Михайловича Кашинского. В Москве преставились дядя великого Князя Петр Дмитриевич и три сына Владимира Храброго, Андрей, Ярослав и Василий.
В Торжке, Волоке, Дмитрове и в других городах умерло множество людей. Одним словом, последние годы Василия Дмитриевича и первые сына его составляют печальную эпоху нашей Истории в XV веке. Язва возобновлялась еще во Пскове и в Москве около 1442 и 1448 года.
* * *
Неприятели внешние также беспокоили Россию. Корыстный Витовт, не боясь малолетнего Василия, в 1426 году приступил к Опочке, городу Псковскому, с войском многочисленным, в коем были даже Богемцы, Волохи и дружина Хана Татарского, Махмета. Жители употребили хитрость: сделали тонкий мост перед городскими воротами, укрепив его одними веревками и набив под ним, в глубоком рве, множество острых кольев; а сами укрылись за стенами. Неприятели, не видя никого, вообразили, что крепость пуста, и толпами бросились на мост: тогда граждане подрезали веревки. Литовцы, падая на колья, умирали в муках; другие же, взятые в плен, терпели еще лютейшие: граждане сдирали с них кожу, в глазах Витовта и всего осаждающего войска.
Сие варварство имело счастливый успех: ибо Князь Литовский - уверенный, что Россияне будут обороняться до последнего издыхания - отступил к Вороначу. Тут сделалась страшная буря с грозою, столь необыкновенная, что Литовцы ожидали преставления света, и сам Витовт, обхватив руками шатерный столп, в ужасе вопил: Господи помилуй! Сие худое начало расположило его к миру.
Псковитяне, тревожимые Немцами, оставленные новгородцами, обманутые надеждою и на посредничество Великого Князя, коего посол не мог ничего для них сделать, обязались заплатить Витовту 1450 рублей серебра. Чрез два года он посетил и богатых новгородцев, которые спорили с ним о границах и дерзнули назвать его изменником. Современный Историк Польский описывает их людьми мирными, преданными сластолюбию и роскоши: в надежде на свои непроходимые болота они смеялись над угрозами Витовта и велели ему сказать, что варят мед для его прибытия. Но сей старец, еще бодрый и деятельный, со многочисленным войском открыл себе путь сквозь опасные зыби так называемого Черного леса. Десять тысяч работников шли впереди с секирами, устилая дорогу срубленными деревьями, которые служили мостом для пехоты, конницы и снаряда огнестрельного, пищалей, тюфяков и пушек.
Витовт осадил Порхов. Летописцы рассказывают, что самая огромная из его пушек, сделанная немецким мастером Николаем, называемая Галкою и привезенная на 40 лошадях, одним выстрелом сразила каменную городскую башню и стену в церкви Св. Николая, но разлетелась на части и своими обломками умертвила множество литовцев, в том числе и самого мастера вместе с воеводою Полоцким.
В городе начальствовал посадник Григорий и знаменитый муж Исаак Борецкий: не имея ни малой надежды отстоять крепость, они выехали к неприятелю и предложили ему 5000 рублей, а новгородцы, прислав Архиепископа Евфимия с чиновниками в стан Литовский, также старались купить мир серебром.
Витовт мог бы без сомнения осадить и Новгород, однако ж - рассуждая, что верное лучше неверного - взял 10000 рублей, за пленников же особенную тысячу, и, сказав: "Впредь не смейте называть меня ни изменником, ни бражником", возвратился в Литву. Сия дань, составляя не менее пятидесяти пяти пудов серебра, была тягостна для новгородцев, которые собирали ее по всем их областям и в Заволочье, каждые десять человек вносили в казну рубль: следственно, в Новгородской земле находилось не более ста десяти тысяч людей или владельцев, плативших Государственные подати.
В 1426 году Татары пленили несколько человек на окраине Рязанской земли, другая многочисленная толпа их, под предводительством Царевича и Князя, чрез три года опустошила Галич, Кострому, Плесо и Луг. Единственной целью сих впадений был грабеж. Настигнув хищников, Рязанцы отняли у них и добычу и пленных, а дяди Князя Великого, Андрей и Константин Дмитриевичи, ходили вслед за Царевичем до Нижнего. Они не смогли догнать неприятеля, но Князь Стародубский-Пестрый и Феодор Константинович Добрынский, недовольные их медленностью, тайно отделились от Московского войска со своими дружинами и наголову побили задний отряд татарский.
7-я СТУПЕНЬКА - с 26 июля 1427 года по 20 декабря 1429-го - время мирного благоустройства, время отделения Божественного от земного.
Миновало около шести лет после заключенного юным Василием мира с дядею его, Юрием: условие решить спор о Великом Княжении судом Ханским оставалось без исполнения, поскольку Цари непрестанно менялись в мятежной Орде, да и Василий всячески уклонялся от сего постыдного для наших Князей суда, в надежде смирить дядю. В результате они в 1428 году клятвою утвердили договор, чтобы каждому остаться при своем.
8-я СТУПЕНЬКА - с 20 декабря 1429 года по 14 мая 1432-го - время рождения лидера и установления межличностных отношений. Время генеральной уборки. На этой ступеньке происходит своеобразная чистка, время избавления от всех накопившихся негативов во взаимоотношениях с лидером, которые мешают дальнейшему развитию. Время материального проявления Света данного акта творения.
Осенью в 1430 году Князь Ордынский Айдар воевал Литовскую Россию и приступал ко Мценску, отраженный тамошним храбрым начальником, Григорьем Протасьевым, употребил обман: дав ему клятву в дружбе, вызвал его из города и взял в плен.
Золотая Орда повиновалась тогда Хану Махмету, который, уважая народное право, осыпал Айдара укоризнами, а мужественного Воеводу, Григория, ласками и возвратил ему свободу, пример чести, весьма редкий между варварами! В том же году, весною, Великий Князь посылал Воеводу своего, Князя Феодора Давидовича Пестрого, на Волжскую и Камскую Болгарию, где Россияне взяли немало пленников.
Несмотря на сии неприятельские действия Витовта в северо-западной России, он жил мирно с юным внуком своим, Великим Князем, обязал его даже клятвою не вступаться ни в новгородские, ни в нсковские дела и в 1430 году дружески пригласил к себе в гости. С Василием отправился в Литву и Митрополит Фотий. В Троках нашли они седого, восьмидесятилетнего Витовта, окруженного сонмом Вельмож Литовских. Скоро съехались к нему многие гости знаменитые: Князья Борис Тверской, Рязанский, Одоевские, Мазовские, Хан Перекопский, изгнанный Государь Волошский Илия, Послы Императора Греческого, Великий Магистр Прусский, Ландмаршал Ливонский с своими сановниками и Король Ягайло. Летописцы говорят, что сей торжественный съезд Венценосцев и Князей представлял зрелище редкое. Что гости старались удивить хозяина великолепием своих одежд и многочисленностью слуг. Хозяин же удивлял гостей пирами роскошными, каких не бывало в Европе и для коих ежедневно из погребов Княжеских отпускалось 700 бочек меду, кроме вина, романеи, пива, а на кухню привозили 700 быков и яловиц, 1400 баранов, 100 зубров, столько же лосей и кабанов.
Праздновали около семи недель, в Троках и в Вильне, но занимались и важным делом: оно состояло в том, что Витовт, по совету Цесаря Сигизмунда (имевшего с ним, в январе 1429 года, свидание в Луцке) хотел назваться Королем Литовским и принять венец от руки Посла Римского. К досаде сего величавого старца, Вельможи Польские воспротивились его намерению, боясь, чтобы Литва, сделавшись особенным Королевством, не отделилась от Польши, к их вреду обоюдному, чего действительно тайно желал хитрый Цесарь. Тщетно грозил Витовт: сам Папа, взяв сторону Ягайловых вельмож, запретил ему думать о венце Королевском, и веселые пиры заключились болезнью огорченного хозяина.
Все разъехались, один Фотий жил еще несколько дней в Вильне, стараясь, как вероятно, о присоединении Киевской Митрополии к Московской, наконец, отпущенный с ласкою, сведал в Новогродке о смерти Витовта, случившаяся в октябре 1430 года. Сей Князь, тогда славнейший из Государей северной Европы, был для нашего отечества ужаснее Гедимина и Ольгерда, своими завоеваниями стеснив пределы России на юге и западе. В теле малом вмещал душу великую, умел пользоваться случаем и временем, повелевать народом и князьями, награждать и наказывать. За столом, в дороге, на охоте занимался делами, обогащая казну войною и торговлею, собирая несметное множество серебра, золота, расточал оные щедро, но всегда с пользою для себя. Человеколюбия не ведал; смеялся над правилами Государственного нравоучения, ныне давал, завтра отнимал без вины. не искал любви, довольствуясь страхом. В пирах отличался трезвостью и подобно Ольгерду не пил ни вина, ни крепкого меда, но любил жен и нередко, оставляя рать в поле, обращал коня к дому, чтобы лететь в объятия юной супруги.
С ним, по словам Историка Польского, воссияла и затмилась слава народа Литовского, к счастью России, которая без сомнения погибла бы навеки, если бы Витовтовы преемники имели его ум и славолюбие. Но Свидригайло, брат Ягайлов, и Сигизмунд, сын Кестутиев, один после другого властвовав над Литвою, изнуряли только ее силы междоусобием, войнами с Польшею, тиранством и грабительством.
Свидригайло, зять Князя Тверского, Бориса, всегда омраченный парами вина, служил примером ветрености и неистовства, однако ж был любим Россиянами за его благоволение к Вере Греческой. Брат Витовтов, Сигизмунд, изгнав Свидригайла - бывшего потом несколько лет пастухом в Молдавии - господствовал как ужаснейший из тиранов и, опаленный страстью златолюбия, губил вельмож, купцов, богатых граждан, чтобы овладеть их достоянием. Не веря людям, вместо стражи держал при себе диких зверей и не мог спастись от ножа убийц: Князья Иоанн и Александр Черторижские, внуки Ольгердовы, умертвили сего изверга, коего преемником был (в 1440 году) сын Ягайлов, Казимир. А добродушный сын Сигизмундов, Михаил, умер изгнанником в России, отравленный каким-то злодеем по наущению вельмож Литовских, как думали.
Новгородцы в 1431 году заключили мирный договор с Свидригайлом, а в 1436 с Сигизмундом.
* * *
Год спустя после смерти Втовта, в 1431 году, в Москве скончался митрополит Фотий. В Литве к власти пришел свояк князя Юрия Дмитриевича, Свидригайло, и у Василия II уже не хватало сил противостоять врагам союзных с Литвой.
По смерти митрополита Фотия 8 июля 1431 года, с его прижизненного благословения и по просьбе Васили II собором церковных иерархов кандидатом на митрополичий пост был избран Иона. Он родился в погосте Одноушове, близ Костромы. Двенадцати лет Иона принял иноческий образ в одной из обителей страны Галичской, а чрез некоторое время перешел в московский Симонов монастырь. Здесь он проходил разные послушания, всецело предаваясь трудам и подвигам духовной жизни.
* * *
Юрий, года три жив спокойно, со смертью Витовта, объявил войну племяннику. Тогда Великий Князь предложил дяде ехать к Царю Махмету: согласились, и Василий, раздав по церквам богатую милостыню, с горестным сердцем оставил Москву. В прекрасный летний день, августа 15 1431 года, он обедал на лугу близ Симонова монастыря и не мог без слез смотреть на блестящие главы ее храмов. Никто из Князей Московских не погибал в Орде: Бояре утешали юного Василия рассказами о чести и ласках, оказанных там его родителю, но мысль отдать себя в руки неверным и с престола знаменитого упасть к ногам варвара омрачала скорбью душу сего слабого юноши. За ним отправился и Юрий.
Они вместе прибыли в Улус Баскака Московского, Булата, друга Василия и неприятеля Юрия. Но сей последний имел заступника в сильном Мурзе Тегине, который увез его с собою зимовать в Тавриду и дал слово исходатайствовать ему Великокняжеское достоинство.
К счастью Василия, был у него боярин хитрый, искательный, велеречивый, именем Иоанн Дмитриевич. Он умел склонить всех Ханских Вельмож в пользу своего юного Князя, представляя, что им будет стыдно, если Тегиня один доставит Юрию сан Великокняжеский. Что сей Мурза неприменно присвоит себе власть и над Россиею и над Литвою, где господствует друг Юрьев, Свидригайло, что сам Царь Ордынский уже не посмеет ни в чем ослушаться вельможи столь сильного и что все другие сделаются рабами Тегини.
Такие слова уязвили как стрела, по выражению Летописца, сердце вельмож Ханских, в особенности Булата и Айдара: они стали усердно ходатайствовать у Царя за Василия и чернить Тегиню так, что легковерный Махмет наконец обещал им казнить смертью сего Мурзу, буде он дерзнет вступиться за Юрия.
Весною 1432 г. дядя Василиев приехал из Тавриды в Орду, а с ним и Тегиня, который, сведав о расположении Царя, уже не смел ему противоречить. Махмет нарядил суд, чтобы решить спор дяди с племянником, и сам председательствовал в оном. Василий доказывал свое право на престол новым уставом Государей Московских, но коему сын после отца, а не брат после брата, долженствовал наследовать Великое Княжение. Дядя, опровергая сей устав, ссылался на летописи и на завещание Дмитрия Донского, где он (Юрий), в случае кончины Василия Дмитриевича, назван его преемником.
Тут Боярин Московский, Иоанн, стал пред Махметом и сказал: "Царь верховный! Молю, да позволишь мне, смиренному холопу, говорить за моего юного Князя. Юрий ищет Великого Княжения по древним правам Российским, а Государь наш по твоей милости, ведая, что оно есть твой Улус: отдашь его, кому хочешь. Один требует, другой молит. Что значат летописи и мертвые грамоты, где все зависит от воли Царской? Не она ли утвердила завещание Василия Дмитриевича, отдавшего Московское Княжение сыну? Шесть лет Василий Василиевич на престоле: ты не свергнул его, следственно, сам признавал Государем законным".
Сия хитрая речь имела успех: Махмет объявил Василия Великим Князем и велел Юрию вести под ним коня: древний обряд Азиатский, коим означалась власть Государя верховного над его подручниками или зависимыми Князьями. Но Василий, уважая дядю, не хотел его уничижения, а как в то время восстал на Махмета другой Царь Монгольский, Кичим-Ахмет, то Мурза Тегиня, пользуясь смятением Хана, выпросил у него для Юрия город Дмитров, область умершего Князя Петра Дмитриевича. Племянник и дядя благополучно возвратились в Россию, и Вельможа Татарский, Улан-Царевич, торжественно посадил Василия на трон Великокняжеский в Москве, в храме Богоматери у златых дверей. С сего времени Владимир утратил право города столичного, хотя в титуле Великих Князей, все еще именовался прежде Москвы.
9-я СТУПЕНЬКА - с 14 мая 1432 года по 8 октября 1434-го - время обретения сил для заявления о себе, как о полноправной части Вселенной.
Суд Ханский не погасил вражды между дядею и племянником. Опасаясь Василия, Юрий выехал из Дмитрова, куда Великий Князь немедленно прислал своих наместников, изгнав Юрьевых. Скоро началась и явная война от следующих двух причин.
Московский вельможа Иоанн, оказав столь важную услугу Государю, в награду за то хотел чести выдать за него дочь свою. Или невеста не нравилась жениху, или Великий Князь вместе с материю находил сей брак неприличным: Иоанн получил отказ, и Василий женился на Марии, дочери Ярослава, внуке Владимира Андреевича Храброго.
Надменный боярин оскорбился. "Неблагодарный юноша обязан мне Великим Княжением и не устыдился меня обесчестить" - говорил он в злобе и выехал из Москвы. Сперва в Углич к дяде Василия, Константину Дмитриевичу, потом в Тверь и, наконец, в Галич к Юрию. Обоюдная ненависть к Государю Московскому служила для них союзом. В 1433 г. боярин Иоанн не сомневался в успехе войны, желал начать оную как можно скорее.
Между тем сыновья Юрьевы, Василий Косой и Дмитрий Шемяка, дружески пируя в Москве на свадьбе Великого Князя, поссорились с Василием от странного случая, который на долгое время остался памятным для Москвитян.
Князь Дмитрий Константинович Суздальский некогда подарил нареченному зятю своему, Донскому, золотой пояс с цепями, осыпанный драгоценными каменьями. Тысяцкий Василий, в 1367 году во время свадьбы Донского, тайно обменял его на другой, гораздо меньшей цены, и дал сыну Николаю, женатому на Марии, старшей дочери князя Суздальского. Переходя из рук в руки, сей пояс достался Василию Юрьевичу Косому и был на нем в час свадебного Великокняжеского пиршества. Наместник Ростовский, Петр Константинович, узнал оный и сказал о том матери Василия, Софии, которая обрадовалась драгоценной находке и, забыв пристойность, торжественно сняла пояс с Юрьевича. Произошла ссора: Косой и Шемяка, пылая гневом, бежали из дворца, клялись отмстить за свою обиду и немедленно, исполняя повеление отца, уехали из Москвы в Галич.
Прежде они хотели, кажется, быть миротворцами между Юрием и Великим Князем: тогда же, вместе с боярином Иоанном, старались утвердить родителя в злобе на Государя Московского. Не теряя времени, они выступили с полком многочисленным, а юный Василий Васильевич ничего не ведал до самого того времени, как наместник Ростовский прискакал к нему с известием, что Юрий в Переславле. Уже Совет Великокняжеский не походил на Совет Донского или сына его: беспечность и малодушие господствовали в оном. Вместо войска отправили Посольство навстречу к Галицкому Князю с ласковыми словами.
Юрий стоял под стенами Троицкого монастыря; он не хотел слышать о мире: вельможа Иоанн и другие Бояре его ругали Московских и с бесчестием указали им возвратный путь. Тогда Великий Князь собрал несколько пьяных воинов и купцов, в двадцати верстах от столицы, на Клязьме, сошелся с неприятелем 25 апреля 1433 года и, видя силу оного, бежал назад. Взял мать, жену и уехал в Тверь, а из Твери в Кострому, чтобы отдаться в руки победителю, ибо Юрий, вступив в Москву и всенародно объявив себя Великим Князем, пошел туда и пленил Василия, который искал защиты в слезах.
Боярин Иоанн, думая согласно с сыновьями Галицкого князя, считал всякое снисхождение неблагоразумием. Юрий также не славился мягким сердцем, но имел слабость к одному из вельмож своих, Симеону Морозову, и, приняв его совет, дал в Удел племяннику Коломну. Они дружески обнялись. Дядя праздновал сей мир веселым пиршеством и с дарами отпустил Василия в его Удельный город.
Там-то и открылось, что Морозов или обманул своего князя, или сам обманулся. Приехав в Коломну, Василий начал отовсюду сзывать к себе народ, бояр и князей. Все шли к нему охотно, ибо признавали его законным Государем, а Юрия хищником, согласно с новою системою наследства, благоприятной для общего спокойствия. Сын, восходя на трон после отца, оставлял все, как было, окруженный теми же боярами, которые служили прежнему Государю. Напротив чего брат, княживший дотоле в каком-нибудь особенном Уделе, имел своих вельмож, которые, переезжая с ним в наследованную по кончине брата землю, обыкновенно удаляли тамошних бояр от правления и вводили новшества, часто вредные.
Столь явные выгоды и невыгоды вооружили всех против старой мятежной системы наследственной и против Юрия. В несколько дней Москва опустела: граждане не пожалели ни жилищ, ни садов своих и с драгоценным имуществом выехали в Коломну, где недоставало места в домах для людей, а на улицах для обозов. Одним словом, сей город сделался истинною столицею Великого Княжения, многолюдною и шумною. В Москве же царствовали уныние и безмолвие: человек редко встречался с человеком, и самые последние жители готовились к переселению. Случай единственный в нашей истории и произведенный не столько любовью к особе Василия, сколько усердием к правилу, что сын должен быть преемником отца в Великокняжеском сане!
Юрий укорял своего любимца, Морозова, неблагоразумным советом, а сыновья его, Косой и Шемяка, будучи нрава жестокого, не удовольствовались словами. Они пришли к сему боярину в набережные сени и, сказав: "Ты погубил нашего отца!" - собственноручно умертвили его. Боясь гнева родительского, они выехали в Кострому.
Князь же Юрий, видя невозможность остаться в Москве, сам отправился в Галич, велел объявить племяннику, что уступает ему столицу, где Василий скоро явился с торжеством и славою, им не заслуженною, провождаемый боярами, толпами народа и радостным их кликом. Зрелище было необыкновенное: вся дорога от Коломны до Москвы представлялась улицею многолюдного города, где пешие и конные обгоняли друг друга, стремясь вслед за Государем, как пчелы за маткою, по старому, любимому выражению наших летописцев.
Но бедствия Васильева княжения только что начинались. Хотя Юрий заключил мир, возвратил племяннику Дмитров, взяв за то Бежецкий Верх с разными волостями, и дал слово навсегда отступиться от больших сыновей, признав их в договорной грамоте врагами общего спокойствия: однако ж скоро нарушил обещание, послав к детям свою Галицкую дружину, с которою они разбили Московское войско на реке Куси.
За это Великий Князь разорил Галич. Юрий ушел к Белуозеру: собрав же силы и призвав Вятчан, вместе с тремя сыновьями, Косым, Шемякою, Дмитрием Красным, одержал в Ростовских пределах столь решительную победу над Василием, что сей слабодушный Князь, не смев возвратиться в столицу, бежал в Новгород, оттуда на Мологу, в Кострому, в Нижний. А Юрий, осадив в 1434 году Москву, через неделю вступил в Кремль, пленил мать и супругу Васильеву.
Народ был в горести. Уже Шемяка и Дмитрий Красный стояли с войском во Владимире, готовясь идти к Нижнему: Василий трепетал и думал бежать в Орду: на сей раз счастье услужило ему лучше Москвитян.
Юрий, снова объявив себя Великим Князем, договорными грамотами утвердил союз с племянниками своими, Иоанном и Михаилом Андреевичами, Владетелями Можайска, Белаозера, Калуги, и с князем Иоанном Федоровичем Рязанским, требуя, чтобы они не имели никакого сношения с изгнанником Василием.
Достойно замечания, что сии грамоты начинаются словами: Божией милостью, которые прежде не употреблялись в Государственных постановлениях... В грамоте Рязанской сказано, что Тула принадлежит Иоанну и что он не должен принимать к себе Мещерских Князей в случае их неверности или бегства: сии Князья, подданные Государя Московского, происходили, как вероятно, от Александра Уковича, у коего Дмитрий Донской купил Мещеру.
Юрию было около шестидесяти лет от рождения: не имея ни ума проницательного, ни души твердой, он любил власть единственно по тщеславию и без сомнения не возвысил бы Великокняжеского сана в народном уважении, если бы и мог удержаться на престоле Московском. Но Юрий внезапно скончался 6 июня 1434 года, оставив духовную, писанную, кажется, еще задолго до его смерти. Деля между сыновьями только свои наследственные города, он велит им платить Великому Князю с Галича и Звенигорода 1026 рублей в счет Ордынской семитысячной дани: следственно, или Василий тогда еще не был изгнан, или Юрий мыслил возвратить ему Великое Княжение (что менее вероятно).
* * *
По избрании Ионы митрополитом собором церковных иерархов, ввиду того, что время было неспокойное, Иона не спешил отправиться в Царьград для поставления в митрополита. В 1433 году, когда из Цареграда возвратился, посланный от Литовского князя Свидригайло Смоленский епископ Герасим, митрополитом на Русскую землю, Иона все еще продолжал именоваться "нареченным в святейшую митрополию Русскую" и заведовать ею.
Герасима в 1434 году не стало, и Иону послали, наконец, к патриарху для поставления в митрополита. Но пока он добирался до Царьграда, патриарх уже назначил митрополита на Русскую митрополию Исидора, а Иону патриарх лишь благословил быть митрополитом после Исидора, на тот случай, если тот умрет, или если с ним случится еще что-нибудь.
10-я СТУПЕНЬКА - с 8 октября 1434 года по 2 марта 1437-го - время рождения основной идеи данного акта творения, время обожествления, и возвеличивания земного статуса. Эта идея потом будет питать собой земные умы, при их формировании и одухотворении на данном акте творения.
Сын Юриев, Косой, немедленно принял на себя имя Государя Московского и дал знать о том своим братьям. Они же, не любя и презирая его, ответствовали: "Когда Бог не захотел видеть отца нашего на престоле Великокняжеском, то мы не хотим видеть на оном и тебя". Шемяка и Красный примирились с Василием и выгнали Косого из столицы.
В знак благодарности Великий Князь, вернувшись на Московский престол, отдал Шемяке Углич со Ржевом, наследственную область умершего дяди их, Константина Дмитриевича, а Красному Бежецкий Верх, удержав за собою Звенигород, Удел Косого, и Вятку. Имеется их договорная грамота, наполненная дружескими с обеих сторон уверениями. Шемяка, следуя обыкновению, именует в оной Василия старейшим братом, отдает себя в его покровительство, обязывается служить ему на войне и платить часть Ханской дани, с условием, чтобы Великий Князь один сносился с Ордою, не допуская Удельных Владетелей ни до каких хлопот.
Эта дружба между Князьями равно малодушными и жестокосердыми не могла быть истинной. Шемяка уже показал свой характер, обагрив собственные руки кровью вельможи Морозова, и Василий запятнает себя в деле гнусном, достойном Азиатского варвара.
Но брат Шемякин, Косой, превзошел их свирепостью: имея товарища в бегстве своем, какого-то князя Романа, он велел отрубить ему руку и ногу за то, что сей несчастный хотел тайно оставить его! Напрасно Косой искал заступников в Новгороде. Ограбив берега Мсты, Бежецкую и Двинскую область, Косой с толпами бродяг вступил в северные пределы Великого Княжения. Но будучи разбитый близ Ярославля, он ушел в Вологду, пленил там чиновников Московских и с новым войском явился на берегах Костромы, где Великий Князь заключил с ним мир, отдав ему город Дмитров.
Они не долго жили в согласии: чрез несколько месяцев Косой выехал из Дмитрова в Галич, призвал Вятчан и, взяв Устюг на договор, вероломно убил Васильева наместника, князя Оболенского, вместе со многими жителями.
В сие время Шемяка приехал в Москву звать Великого Князя на свою свадьбу с дочерью Дмитрия Заозерского. Затаив злобу на его брата, Косого, и подозревая Шемяку, что тот заодно со своим братом, пытается заманить его в ловушку, Василий оковал Шемяку цепями и сослал в Коломну. Действие столь противное чести не могло быть оправдано подозрением в тайных враждебных умыслах Шемяки, еще не доказанных и весьма сомнительных.
Наконец, в Ростовской области встретились неприятели: Косой предводительствовал Вятчанами и дружиною Шемяки, с Василием находились меньший брат Юрьевичей, Дмитрий Красный, Иоанн Можайский и князь Иоанн Баба, один из Друцких Владетелей, пришедший к нему с полком Литовских копейщиков.
Готовились к битве; но Косой, считая обман дозволенною хитростью, требовал перемирия. Неосторожный Василий заключил оное и распустил воинов для собрания съестных припасов. Вдруг сделалась тревога: полки Вятские во всю прыть устремились к Московскому стану в надежде пленить Великого Князя, оставленного ратниками. Тут Василий оказал смелую решительность: уведомленный о быстром движении неприятеля, схватил трубу воинскую и, подав голос своим, не тронулся с места. В несколько минут стан наполнился людьми. Неприятель вместо оплошности, вместо изумления увидел пред собою блеск оружия и стройные ряды воинов, которые одним ударом смяли его, погнали, рассеяли. Несчастный Юрьевич, готовив плен Василию, сам попался к нему в руки. Воевода Борис Тоболин и князь Иоанн Баба настигли Косого в постыдном бегстве.
Совершилось злодейство, о каком не слыхали в России: Василий дал повеление ослепить сего брата двоюродного. Чтобы успокоить совесть, он возвратил Шемяке свободу и города Удельные. В договорной грамоте, тогда написанной, Шемяка именует старшего брата недругом Великого Князя, обязываясь выдать все его имение, в особенности святые иконы и кресты, еще отцом их из Москвы увезенные, отказывается от Звенигорода, предоставляя себе полюбовно разделить с меньшим братом, Дмитрием Красным, другие области наследственные и данные ему Великим Князем в Угличе и Ржеве. Несчастный слепец жил после того 12 лет, в уединении, как бы забытый всеми и самыми единокровными братьями.
* * *
В сие время был основан знаменитый монастырь Соловецкий, на диком острове Белого моря, среди лесов и болот. Еще в 1429 году благочестивый Инок Савватий водрузил там крест и поставил уединенную келью, а Св. Зосима, чрез несколько лет, в 1436 году создал церковь Преображения, устроил общежительство и выходил в Новгороде жалованную грамоту на весь остров, данную ему от Архиепископа Ионы и тамошнего Правительства за восьмью свинцовыми печатями. Как в иных землях алчная любовь к корысти, так у нас Христианская любовь к тихой, безмолвной жизни расширяла пределы обитаемые, знаменуя крестом ужасные дотоле пустыни, неприступные для страстей человеческих.
11-я СТУПЕНЬКА - со 2 марта 1437 года по 26 июля 1439-го - время появления неформального лидера, появление своего мировоззрения, своего уклада жизни, его внутренней духовной и идеологической подоплеки.
С 1438 по1439 гг. внутреннее спокойствие Москвитян и всей России было тревожным из-за образовавшегося в это время великого искушения в важном деле церковном. О коем летописцы говорят весьма обстоятельно, и которое, на малое время, польстив властолюбию Рима, утвердило отцов наших в ненависти к Папам.
Шесть лет по смерти Фотия Церковь наша сиротствовала без главы (1431-1437 гг.), от внутренних смятений Государства Московского. Сими обстоятельствами думал воспользоваться Митрополит Литовский, Герасим, и старался подчинить себе Епископов России, но без успеха. Он посвятил в Смоленске только Новгородского Архиепископа, Евфимия, другие не хотели иметь с ним никакого дела.
Наконец Василий созвал Святителей и велел им назначить Митрополита: все единодушно выбрали знаменитого Иону, Архиерея Рязанского. "Таким образом - говорят Летописцы - исполнилось достопамятное слово блаженного Фотия, который, посетив однажды Симоновскую Обитель и видя там юного Инока, мирно спящего, с удивлением смотрел на его кроткое, величественное лицо, долго расспрашивал об нем Архимандрита и сказал, что сей юноша будет первым Святителем в земле Русской: то был Иона".
Но предсказание исполнилось уже после, ибо Константинопольский Патриарх, еще до прибытия Ионы в Царьград, посвятил нам в Митрополиты Грека Исидора, родом из Фессалоники, славнейшего богослова, равно искусного в языке греческом и латинском, хитрого, гибкого, красноречивого.
Исидор незадолго до сего времени был в Италии и снискал любовь Папы: вероятно даже, что он по согласию с ним домогался власти над Российскою Церковью, дабы тем лучше способствовать важным намерениям Рима. Об этом и пойдет речь.
Супруг княжны Московской, Анны, Иоанн Палеолог, царствовал в Константинополе, которому непрестанно угрожали Турки. Лишенный едва ли не всех областей славной Державы своих предков - стесненный в столице и на берегах самого Босфора, видя знамена Амуратовы - сей Государь искал покровителя в Римском Первосвященнике, коего воля хотя уже не была законом для Государей Европы, однако ж могла еще действовать на их советы.
Старец умный и честолюбивый, Евгений IV, сидел тогда на Апостольском престоле, и именем Св. Петра обещал Императору Иоанну воздвигнуть всю Европу на Турков, если Греки, мирно, беспристрастно рассмотрев догматы обеих Церквей, согласятся во мнениях с Латинскою, чтобы навеки успокоить совесть Христиан и быть единым стадом под началом единого Пастыря. Евгений требовал не безмолвной покорности, но торжественного прения: истина, объясненная противоречиями, долженствовала быть общим уставом Христианства.
Император советовался с Патриархами. Еще древние предубеждения сильно отвращали их от духовного союза с надменным Римом, но Амурат II уже измерял оком Царьград как свою добычу, и предубеждения умолкли.
Положили, да будет восьмой Собор Вселенский в Италии. Там, кроме Царя и знатнейшего Духовенства обеих Церквей, надлежало собраться всем Государям Европы в духе любви Христианской.
Там Иоанн Палеолог, вступив с ними в братский союз единоверия, должен был убедительно представить им опасности своей Державы и Церкви православной, достучаться до их сердец именем Христа и Константина Великого: в успехе Папа не сомневался. Евгений ручался за оный и сделал еще более: взял на себя все расходы, коих требовало путешествие Императора и Духовенства Греческого в Италию, ибо Византия, некогда гордая и столь богатая, уже не стыдилась тогда жить милостынею иноплеменников!
Вооруженные суда Евгения явились в пристани Царьграда: Император с братом своим, Дмитрием Деспотом, с Константинопольским Патриархом Иосифом и с семьюстами первейших сановников Греческой Церкви, славных ученостью или разумом, сели на оные 24 ноября 1437 года в присутствии бесчисленного множества людей, которые громогласно желали им, чтобы они возвратились с миром церковным и с воинством Крестоносцев для отражения неверных.
Между тем Иона возвратился в свою Рязанскую Епархию, хотя бесполезно съездив в Грецию, но обласканный Царем и Патриархом, которые, отпуская его с честью, сказали ему: "Жалеем, что мы ускорили поставить Исидора, и торжественно обещаем тебе Российскую Митрополию, когда она вновь упразднится".
За ним прибыл в Москву и новый Митрополит, не только именем, но и делом Иерарх всей России, ибо Герасима Смоленского уже не было. Свидригайло, господствуя над Литвою, в 1435 году сжег его на костре в Витебске, узнав, что он находился в тайных сношениях с Сигизмундом Кестутиевичем, врагом сего неистового сына Ольгердова.
Задобренный ласковыми письмами Царя и Патриарха, Василий встретил Исидора со всеми знаками любви, дарил, угощал в Кремлевском дворце, но изумился, сведав, что Митрополит намерен ехать в Италию. Сладкоречивый Исидор доказывал важность будущего восьмого Собора и необходимость для России участвовать в оном. Пышные выражения не ослепили Василия. Напрасно ученый Грек описывал ему величие сонма, где Восток и Запад, устами своих Царей и Первосвятителей, изрекут неизменяемые правила Веры. Василий отвечал: "Отцы и деды наши не хотели слышать о соединении Законов Греческого и Римского, я сам не желаю сего. Но если мыслишь иначе, то иди, не запрещаю тебе. Помни только чистоту Веры нашей и принеси оную с собою!"
Исидор клялся не изменять православию и в 1437 году, сентября 8, выехал из Москвы с Епископом Суздальским Аврамием, со многими духовными и светскими особами, коих число простиралось до ста.
Когда Исидор в 1438 году прибыл в Феррару, там уже несколько месяцев ожидали его Император Иоанн и Папа как Главу Российской знаменитой Церкви, мужа ученейшего и друга Евгения. Кроме духовных сановников, Кардиналов, Митрополитов, Епископов, там находились Послы Трапезундские, Иверские, Арменские, Волошские, но, к удивлению Иоанна Палеолога, не было ни Императора Немецкого, ни других Венценосцев западных.
Латинская Церковь представляла тогда жалостное зрелище раздора. Уже семь лет славный в истории Собор Базельский, действуя независимо и в противность Евгению, смеялся над его Буллами, давал законы в делах Веры, обещал искоренить злоупотребления духовной власти и преклонил к себе почти всех Государей Европейских, которые для того отказались участвовать в Итальянском Соборе.
Однако ж заседания начались 10 января 1438 года с великой торжественностью в Ферраре, в церкви Св. Георгия, после долговременного спора между Императором Иоанном и Папою о местах: Евгений желал сидеть среди храма как глава Веры, Иоанн же хотел сам председательствовать, подобно Царю Константину во время собора Никейского. Решили тем, чтобы в средине церкви, против алтаря, лежало Евангелие, чтобы на правой стороне Папа занимал первое, возвышенное место между Католиками, а ниже его стоял трон для отсутствующего Императора Немецкого. Чтобы Царь Иоанн сидел на левой, также на троне, но далее Папы от алтаря.
Надлежало им согласиться в четырех мнениях:
1) об исхождении Св. Духа,
2) о чистилище,
3) о квасных просфорах,
4) о первенстве Папы.
С обеих сторон выбрали ораторов: Римляне - Кардиналов Альбергати, Иулиана, Епископа Родосского и других, Греки - трех Святителей, Марка Ефесского (мужа ревностного, велеречивого), Исидора Российского и юного Виссариона Никейского, славного ученостью и разумом, но излишне уклончевого в рассуждении догматов Веры.
Пятнадцать раз сходились для прения о Св. Духе: наши единоверцы утверждали, что он исходит единственно от Отца, а Римляне прибавляли: и Сына, ставя в доказательство некоторые древние рукописи Святых Отцов, отвергаемые Греками как подложные.
Умствовали, истощали все хитрости богословской Диалектики, и не могли согласиться в сей части Символа: выражение Filoque (лат. filioque - "и от сына" - добавление, сделанное Западной (Римской) Церковью в Никео-Цареградский Символ веры, IV века, в догмате Троицы: об исхождении Святого Духа не только от Бога-Отца, но "и от Сына") оставалось камнем преткновения. Уже Марк Ефесский гремел против Латинской ереси, и вместо духовного братства ежедневно усиливали дух раздора. Греки скучали в отдалении от домов своих и жаловались на худое содержание: Евгений также, не видя успеха, скучал бесполезными издержками и в конце зимы 1439 года уговорил Императора переехать во Флоренцию, будто бы опасаясь язвы в Ферраре, но в самом деле для того, что Флорентийцы дали ему немалую сумму денег за честь видеть Собор в их городе.
Нельзя без умиления читать в Истории о последних тайных беседах Иоанна Палеолога, в коих сей несчастный Государь изливал всю душу свою пред Святителями Греческими и Вельможами, изображая с одной стороны любовь к Правоверию, а с другой бедствия Империи и надежду спасти ее посредством соединения Церквей.
Митрополит Российский осуждал упрямство Марка Ефесского и других Святителей, говоря: "Лучше соединиться с Римлянами душою и сердцем, нежели без всякой пользы уехать отсюда: и куда поедем?"
Виссарион еще убедительнее представлял жалостное состояние Империи.
Наконец, по многим прениям, Греки уступили, и согласились,
1) что Св. Дух исходит от Отца и Сына;
2) что опресноки и квасной хлеб могут быть равно употребляемы в священнодействии;
3) что души праведные блаженствуют на небесах, грешные страдают, а средние между теми и другими очищаются, или палимые огнем, или угнетаемые густым мраком, или волнуемые бурею, или терзаемые иным способом. Что все люди телесно воскреснут в День суда и явятся пред судилищем Христовым дать отчет в делах своих;
4) что Папа есть Наместник Иисуса Христа и Глава Церкви; что Патриарх Константинопольский занимает вторую степень, и так далее.
6 Июля 1439 года было последнее заседание Собора в Кафедральном храме Флорентийском, где обе Церкви совокупили торжественность и великолепие своих обрядов, чтобы тем сильнее действовать на сердца людей. В присутствии бесчисленного народа, между двумя рядами Папских телохранителей, вооруженных палицами, одетых в латы серебряные и держащих в одной руке пылающие свечи, Евгений служил обедню, гремела музыка Императорская, пели славу Вседержителя на языке Греческом и Латинском. Папа, воздев руки на небо, проливал слезы радости и, величественно благословив Царя, Князей, Епископов, чиновников Республики Флорентийской, велел Кардиналу Иулиану и Архиепископу Виссариону читать с амвона хартию соединения, написанную следующим образом:
"Да веселятся небеса и земля! Разрушилось средостение между Восточною и Западною Церковию. Мир возвратился на краеугольный камень Христа. Два народа уже составляют единый, мрачное облако скорби и раздора исчезло, тихий свет вожделенного согласия сияет паки. Да, ликует мать наша, Церковь, видя чад своих, после долговременного разлучения, вновь совокупленных любовию. Да, благодарит Всемогущего, который осушил ее горькие об них слезы. А вы, верные сыны мира Христианского, благодарите мать вашу Церковь Кафолическую, за то, что Отцы Востока и Запада не устрашились опасностей пути дальнего и великодушно сносили труды, дабы присутствовать на сем святом Соборе и воскресить любовь, коея уже не было между Христианами".
![[]](/img/m/melxnikow_i_a/ixstupenaktatvoreniyarossiiskoycivilizacii1413-1/2174.jpg)