"И назвал Бог сушу землею, а собрание вод назвал морями. И увидел Бог, что это хорошо" (Быт. I:10)
Последующее, десятое уплотнение Духовных Умов "Господства" российского этнического Разума на X ступени Акта Творения IV Российской цивилизации образует материальную форму своих первых земных умов, которых я назвал "Наивысшие витальные умы".
Эти умы названы мною так потому, что они составляют верхний чин в иерархии витальных, или душевных умов. С этого плана начинает проявляться видение своего Я, начинает проявляться земное эго сознание, хотя на X ступени эго еще проявлено крайне слабо, но именно благодаря появлению в них эго-сознания, эти умы уже нельзя отнести к Духовным Умам, поскольку эго-сознание присуще только умам земной природы.
В тоже время, "Наивысшие витальные умы" обладают мощным волевым началом, которое они получает от Духовных Умов вместе с духовными знаниями, но в силу своей инертности, порождаемой значительной материальной уплотненностью плана, духовные знания доходят до последнего не в чистом виде, а лишь частично и в несколько упрощенном, земном варианте.
В силу слабо проявленного эго, "Наивысшие витальные умы" имеют в себе незаинтересованное, беспристрастное отношение к происходящему. Получая информацию в виде тончайших эманаций от Иерархии Небесных Умов, стоящей над ним, они всегда стремятся обнаружить действительную правду, и правильное знание за земной жизнью и своим видимым Я, и подчинить свою волю закону Истины.
Священное Писание так описывает этот план:
"И назвал Бог сушу землею, а собрание вод назвал морями. И увидел Бог, что это хорошо". (Быт. I:10)
Другими словами, о "Наивысших витальных умах", которые управляют X ступенью, говорится, что эти умы способны не только воспринимать земные явления, но и видеть за ними потаенный, скрытый глубинный смысл. Также этот стих говорит о том, что "Наивысшие витальные умы", будучи верхним чином в иерархии витальных умов, являются управителями всей иерархии витальных умов. И основная их задача заключается в том, что они должны предельно точно ориентироваться в среде своего обитания, давая ей четкие определения, как в данном случае - собрание вод названы морями, суша - землею. Естественно, относительно "Наивысших витальных умов", речь идет не о физической среде, а о духовной, идеологической и информационной.
Сам выбор приемлемой среды обитания происходит по принципу узнаваемости, а не приспособляемости к чуждой. И в этом "Наивысшим витальным умам" активно помогает эго-сознание, отвергающее все, что ему не по нраву.
Эго сознание, как обязательный элемент планов земного сознания, на этой ступени выражается в появлении главной идеи всего земного бытия, которая выражается в рассудительно-доказательном обожествлении человека на земле и его дел - именно таким образом, происходит создание необходимой среды обитания.
Так на X ступени, в силу удаленности "Наивысших витальных умов" от Царства Небесного и Царя Небесного, и неспособности чувствовать Их присутствие в полной мере, происходит подмена Царя Небесного - царем земным. Царство же земного царя обретает статус Святого: для России это - Святая Русь, а Москва становится третьим Римом, как центр Православия - истинной веры, призванным сохранить Соборную и Апостольскую Церковь и явить всему миру свет Православия.
Эта идея на десятой ступени во многом еще духовна, поэтому играет первейшую роль в развитии Акта Творения на земном отрезке инволюционного этапа Акта Творения цивилизации. Но по мере спускания в более плотные планы земного рассудка духовная составляющая главной идеи будет постепенно ослабевать за счет возрастающего земного эго сознания, где идея человека божественного будет подменяться идеей человека личности самой по себе.
Во время эволюционного этапа Акта Творения и эго-сознание, и основную земную идею будут затмевать собой уже новые духовные знания, поэтому на эволюционном этапе земная идея X ступени, практически, уже никак проявляться не будет.
Посмотрим, как это проявляется на практике.
1-я СТУПЕНЬКА - со 2 марта 1485 года по 26 июля 1487-го - время закладки первого камня в основание всей ступени, как отдельного акта творения, и получения директивы основных направлений решения его задач.
Продолжим описание царствования Ивана III.
Уже были покорены Новгород и Двинская земля, завоевана отдаленная Пермь, но в восьмидесяти верстах от Москвы находилось Российское особенное Княжество, Держава, имеющая равного себе Государя, по крайней мере, именем и правами. Со всех сторон окруженная Московскими владениями, Тверь еще возвышала независимую главу свою, как малый остров среди моря, ежечасно угрожаемый потоплением.
Князь Михаил Борисович, шурин Иоанна, знал опасность и не верил грамотам договорным, коими Государь Московский утвердил его независимость: надлежало по первому слову смиренно оставить трон или защитить себя иноземным союзом. Одна Литва могла служить ему опорою, хотя и весьма слабой, как то свидетельствовал жребий Новгорода, но личная ненависть Казимира к Великому Князю, пример бывших Тверских Владетелей, искони друзей Литвы, и легковерие надежды, вселяемое страхом в малодушных, обратили Михаила к Королю. Будучи вдовцом, он вздумал жениться на его внучке и вступил с ним в тесную связь.
Дотоле Иоанн, в нужных случаях располагая Тверским войском, оставлял шурина в покое, узнав же о сем тайном союзе и, как вероятно, обрадованный справедливым поводом к разрыву, немедленно объявил Михаилу войну. Случилось это в 1485 году.
Михаил, испугавшись, поспешил умилостивить Иоанна жертвами: отказался от имени равного ему брата, признал себя младшим, уступил Москве некоторые земли, обязался всюду ходить с ним на войну.
Тверской Епископ был посредником, и Великий Князь, желая обыкновенно казаться умеренным, долготерпеливым, отсрочил гибель сей Державы. В мирной договорной грамоте, тогда написанной, сказано, что Михаил разрывает союз с Королем и без ведома Иоанна не должен иметь с ним никаких сношений, ни с сыновьями Шемяки, Князя Можайского, Боровского, ни с другими Российскими беглецами. Что он клянется за себя и за детей своих вовеки не поддаваться Литве, что Великий Князь обещает не вступаться в Тверь, и проч. Но сей договор был последним актом Тверской независимости: Иоанн в уме своем решил ее судьбу, как прежде Новгородскую, он начал теснить землю и подданных Михаила. Если они чем-нибудь досаждали Москвитянам, то он грозил и требовал их казни, а если Москвитяне отнимали у них собственность и делали им самые несносные обиды, то не было ни суда, ни управы.
Михаил писал и жаловался: его не слушали. Тверитяне, видя, что уже не имеют защитника в своем Государе, искали его в Московском: Князья Микулинский и Дорогобужский поступили на службу к Великому Князю, который дал первому в поместье Дмитров, а второму Ярославль. Вслед за ними приехали многие Бояре Тверские.
Что оставалось Михаилу? Готовить себе убежище в Литве. Он послал туда верного человека: его задержали и представили Иоанну письмо Михаила к Королю, достаточное свидетельство измены и вероломства: ибо Князь Тверской обещался не сноситься с Литвою, а в сем письме еще возбуждал Казимира против Иоанна.
Несчастный Михаил отправил в Москву Епископа и Князя Холмского с извинениями: их не приняли. Иоанн велел наместнику Новгородскому, боярину Якову Захарьевичу, идти со всеми силами ко Твери, а сам, провождаемый сыном и братьями, выступил из Москвы 21 августа 1485 года со многочисленным войском и с огнестрельным снарядом (вверенным искусному Аристотелю), 8 сентября осадил столицу Михаила и зажег предместье.
Чрез два дня явились к нему все тайные его доброжелатели Тверские, князья и бояре, оставив Государя своего в несчастии. Михаил видел необходимость или спасаться бегством, или отдаться в руки Иоанну, решился на первое и ночью ушел в Литву. Тогда Епископ, князь Михаил Холмский с другими князьями, боярами и земскими людьми, сохранив до конца верность к их законному Властителю, отворили город Иоанну, вышли и поклонились ему как общему Монарху России.
Великий Князь послал бояр своих и дьяков взять присягу с жителей, запретил воинам грабить. 15 сентября въехал в Тверь, слушал Литургию в храме Преображения и торжественно объявил, что дарует сие Княжество сыну, Иоанну Иоанновичу, оставил его там и возвратился в Москву. Чрез некоторое время он послал бояр своих в Тверь, в Старицу, Зубцов, Опоки, Клин, Холм, Новогородок описать все тамошние земли и разделить их на сохи для платежа казенных податей. Таким образом, Тверское княжество утратило навсегда свою самостоятельность.
Иоанн известил Матфея, Короля Венгерского, о покорении Твери и велел сказать ему: "Я уже начал воевать с Казимиром, ибо князь Тверской его союзник. Наместники мои заняли разные места в Литовских пределах, и Хан Менгли-Гирей, исполняя мою волю, огнем и мечем опустошает Казимировы владения. И так помогай мне, как мы условились".
Но Матфей, отняв тогда у Императора знатную часть Австрии и Вену, хотел отдохновения в старости.
* * *
Взяв Тверь мечем, Иоанн грамотою присвоил себе Удел Верейский. Единственный сын и наследник князя Михаила Андреевича, Василий, женатый на гречанке Марии, племяннице Софьи, должен был еще при жизни родителя выехать из отечества, став виною раздора в семействе Великокняжеском, как сказывает летописец.
Иоанн, в конце 1483 года обрадованный рождением внука, именем Дмитрия, хотел подарить невестке, Елене, драгоценное узорочье первой Княгини своей, узнав же, что София отдала его Марии или мужу ее, Василию Михайловичу Верейскому, так разгневался, что велел отнять у него все женино приданое и грозил ему темницею.
Василий в досаде и страхе бежал с супругой в Литву, а Великий Князь, объявив его навеки лишенным отцовского наследия, клятвенною грамотою обязал Михаила Андреевича не иметь никакого сообщения с сыном-изменником и города Ярославец, Белоозеро, Верею по кончине своей уступить ему, Государю Московскому, в потомственное владение. Михаил Андреевич умер весною в 1485 году, сделав Великого Князя наследником и душеприказчиком, не смев в духовной ничего передать сыну в знак благословения, ни иконы, ни креста, и моля единственно о том, чтобы Государь не пересуживал его судов.
* * *
Присоединяя Уделы к Великому Княжению, Иоанн искоренял и все остатки сей несчастной для Государства системы. Ярославль уже давно зависел от Москвы, но его Князья еще имели особенные наследственные права, несогласные с единовластием: они добровольно уступили их Государю.
Половина Ростова еще называлась отчиною тамошних князей, Владимира Андреевича, Ивана Ивановича, детей их и племянников: они продали ее Великому Князю. Этим восстановилась целостность северной Российской Державы, как была оная при Андрее Боголюбском или Всеволоде III. Усиленное сверх того подданством Новгорода и всех его обширных владений, также Уделов Муромского и некоторых Черниговских, Великое Княжение Московское было уже достойно имени Государства.
Но Рязань еще сохраняла вид Державы особенной: любя сестру свою, Княгиню Анну, Иоанн позволял супругу и сыновьям ее господствовать там независимо. Зять его, Василий Иванович, преставился в 1483 году, отказав старшему сыну, Ивану, Великое Княжение Рязанское, с городами Переславлем, Ростиславлем и Пронском, а Феодору меньшему Перевитеск и Старую Рязань с треть доходов Переславских. Сии два брата жили мирно, слушаясь родительницы, которая брала себе четвертую часть их всех казенных пошлин, и в 1486 году заключили между собою договор, чтобы одному наследовать после другого, если не будет у них детей, и чтобы никаким образом не отдавать своего Княжества в иной род. Они боялись, кажется, чтоб Государь Московский не объявил себя их наследником.
* * *
Новый блестящий успех прославил оружие Иоанна. Еще в 1478 году Царь Казанский, нарушив клятвенные обеты, воевал зимою область Вятскую, приступал к ее городам, опустошил села и вывел оттуда многих пленников, будучи обманут ложною вестью, что Иоанн разбит новгородцами и сам шел раненый в Москву.
Великий Князь отмстил ему весною: Устюжане и Вятчане выжгли селения в окрестностях Камы, а воевода Московский, Василий Образец, на берегах Волги. Он доходил из Нижнего до самой Казани и приступил к городу, но страшная буря заставила его удалиться.
Царь Ибрагим просил мира, заключил его и скоро умер, оставив многих детей от разных жен. Казань сделалась театром несогласия и мятежа чиновников. Одни хотели иметь Царем Магмет-Аминя, меньшего Ибрагимова сына, коего мать, именем Нурсалтан, дочь Темирова, сочеталась вторым браком с Ханом Таврическим, Менгли-Гиреем. Другие держали сторону Алегама, старшего сына, и с помощью Ногаев возвели его на престол, к неудовольствию Иоанна, который доброжелательствовал пасынку своего друга, Менгли-Гирея, знал ненависть Алегамову к России и сверх того опасался тесного союза Казани с Ногаями.
Юный Магмет-Аминь приехал в Москву: Великий Князь дал ему в поместье Коширу и наблюдал все движения Алегамовы. Воеводы Московские стояли на границах, вступали иногда и в Казанскую землю. Царь мирился, нелюбимый подданными, обещал быть нам другом, обманывал и злодействовал. Наконец Иоанн, видя непримиримую его злобу, в апреле 1487 года послал Магмет-Аминя и славного Даниила Холмского с сильною ратью к Казани. 18 мая Холмский осадил ее, 9 июля взял город и Царя.
Сию радостную весть привез в Москву Князь Федор Ряполовский: Иоанн велел петь молебны, звонить в колокола и с умилением благодарил Небо, что Оно предало ему в руки Мамутеково Царство, где его отец, Василий Темный, лил слезы в неволе. Но мысль совершенно овладеть сим древним Болгарским Царством и присоединить оное к России еще не представлялась ему или казалась неблагоразумною, народ Веры Магометовой, духа ратного, беспокойного, нелегко мог быть обуздан властью Государя Христианского, и мы еще не имели всегдашнего, непременного войска, коему надлежало бы хранить страну завоеванную, обширную и многолюдную. Иоанн только назвался Государем Болгарии, но дал ей собственного Царя: Холмский его именем возвел Магмет-Аминя на престол, казнил некоторых знатных уланов, или князей, и прислал Алегама в Москву, где народ едва верил глазам своим, видя Царя Татарского пленником в нашей столице. Алегам с двумя женами был сослан в Вологду, а мать, братья и сестры его в Карголом на Белеозере.
2-я СТУПЕНЬКА - с 26 июля 1487 года по 20 декабря 1489-го - время, когда происходит осознание своего разотождествление с образом, созданном на предыдущем акте творения, на предыдущей ступени, что всегда выражается в попытке реставрации порядка существовавшего на предыдущей ступени.
Несчастная судьба Алегама оскорбила Шибанских и Ногайских Владетелей, связанных с ним родством: Царь Ивак, Мурзы Алач, Муса, Ямгурчей и жена его прислали в Москву грамоты, убеждая в них освободить сего пленника.
Послы Ногайские желали еще, чтобы купцы их могли свободно приезжать к нам и торговать везде без пошлин. Государь велел объявить им следующий ответ: "Алегама, обманщика и клятвопреступника, мною сверженного, не отпускаю, а другом вашим быть соглашаюсь, если Царь Ивак казнит разбойников, людей Алегамовых, которые у него живут и грабят землю мою и сына моего, Магмет-Аминя, если возвратит все похищенное ими, и не будет впредь терпеть подобных злодейств".
В ожидании сего требуемого удовлетворения Иоанн задержал в Москве одного из послов, отпустил других и велел, чтобы Ногайцы ездили в Россию всегда чрез Казань и Нижний, а не Мордовскою землею, как они приехали.
Сии сношения продолжались и в следующие годы, представляя мало достопамятного для Истории. Главною целью политики Иоанна в рассуждении сего кочевого народа было возбуждать его против Ахматовых сыновей и не допускать до впадения в землю Казанскую, где Магмет-Аминь Царствовал как присяжник и данник России.
* * *
Подчинив себе Казань, Государь утвердил власть свою над Вяткою. В то время, когда Холмский действовал против Алегама, беспокойный ее народ, не менее своих братьев, новгородцев, привязанный к древним уставам вольности, изъявил непослушание и выгнал Наместника Великокняжеского. Несмотря на многочисленность войска, бывшего в Казанском походе, Иоанн имел еще иное в готовности и послал воеводу, Юрия Шестака-Кутузова, смирить мятежников, но Вятчане умели обольстить Кутузова. Приняв их оправдание, он возвратился с миром.
Великий Князь назначил других полководцев, Князя Даниила Щеню и Григорья Морозова, которые с 60000 воинами приступили к Хлынову. Жители обещались повиноваться, платить дань и служить Великому Князю, но не хотели выдать главных виновников бунта: Аникиева, Лазарева и Богодайщикова. Воеводы грозили огнем: велели окружить город плетнями, а плетни берестом и смолою. Оставалось несколько минут на размышление: Вятчане представили Аникиева с товарищами, коих немедленно послали окованных к Государю.
Народ присягнул в верности. Ему дали новый устав гражданский, согласный с самодержавием, и вывели оттуда всех нарочитых земских людей, граждан, купцов с женами и детьми в Москву. Иоанн поселил земских людей в Боровске и в Кременце, купцов в Дмитрове, а трех виновнейших мятежников казнил: чем и пресеклось бытие сей достопамятной народной Державы, основанной выходцами новгородскими в исходе XII века, среди пустынь и лесов, где в тишине и неизвестности обитали Вотяки с Черемисами.
Долго история молчала о Вятке: малочисленный ее народ, управляемый законами демократии, строил жилища и крепости, пахал землю, ловил зверей, отражал нападения Вотяков и, мало-помалу усиливаясь размножением людей, более и более успевая в гражданском хозяйстве, вытеснил первобытных жителей из мест привольных, загнал их во глубину болотистых лесов, овладел всею землею между Камою и Югом, устьем Вятки и Сысолою. Начал торговать с Пермяками, Казанскими Болгарами, с восточными Новгородскими и Великокняжескими областями, но еще не довольный выгодами купечества, благоприятствуемого реками судоходными, сделался ужасен своими дерзкими разбоями, не щадя и своих единоплеменников. Вологда, Устюг, Двинская земля опасались сих Русских Норманов столько же, как и Болгария: легкие вооруженные суда их непрестанно носились по Каме и Волге.
В исходе XIV века уже часто упоминается в летописях о Вятке. Полководец Тохтамыша выжег ее города: сын Донского присвоил себе власть над оною, внук стеснил там вольность народную, правнук уничтожил навеки. Воеводы Иоанна вместе с Вяткой покорили и землю Арскую (где ныне город Арск). Сия область древней Болгарии имела своих Князей, взятых тогда в плен и приведенных в Москву: государь отпустил их назад, обязав клятвою подданства.
3-я СТУПЕНЬКА - с 20 декабря 1489 года по 14 мая 1492-го - время образования основы данного акта творения, проявления света его основного замысла.
Великий Князь жил мирно с братьями до кончины матери, инокини Марфы: она преставилась в 1484 году. И с того времени началось взаимное подозрение между ими. Андрей и Борис не могли привыкнуть к новому порядку вещей и досадовали на властолюбие Иоанна, который, непрестанно усиливая Государство Московское, не давал им части в своих приобретениях. Лишенные защиты и посредничества любимой, уважаемой родительницы, они боялись, чтобы Великий Князь не отнял у них и наследственных Уделов. Иоанн также, зная сие внутреннее расположение братьев, помня их бегство в Литву и наглые злодейства в пределах Российских, не имел к ним ни доверия, ни любви, но соблюдая пристойность, не хотел быть явным их притеснителем. В 1486 году обязался новою договорною грамотою не присваивать себе ни Андреевых, ни Борисовых городов, требуя, чтобы сии Князья не входили в переговоры с Казимиром, с Тверским изгнанником Михаилом, с Литовскими Панами, Новгородцами, Псковитянами и немедленно сообщали ему все их письма.
Случилось в 1491 году Великому Князю посылать войско против Ордынских Царей, Сеид-Ахмута и Шиг-Ахмета, которые хотели идти на Тавриду, но удалились от ее границ, сведав, что Московская рать уже стоит на берегах Донца. Полководцы Иоанна, Царевич Салтаган, сын Нордоулатов, и князья Оболенские, Петр Никитич и Репня, возвратились, не сделав ничего важного.
В сем походе должены были участвовать и братья Великого Князя, но Андрей не прислал вспомогательной дружины к Салтагану. Иоанн скрыл свою досаду. Осенью, 19 сентября, приехав из Углича в Москву, Андрей был целый вечер во дворце у Великого Князя. Они казались совершенными друзьями: беседовали искренно и весело. На другой день Иоанн через дворецкого, князя Петра Шастунова, звал брата к себе на обед, встретил ласково, поговорил с ним и вышел в другую комнату, отослав Андреевых бояр в столовую гридню, где их всех немедленно взяли под стражу. А Андрея свели на Казенный двор, оковали цепями и приставили к нему многочисленную стражу, состоящую из князей и бояр. Двух его сыновей, Ивана и Дмитрия, заключили в Переславле, дочерей оставили на свободе. Удел же их родителя присоединили к Великому Княжению.
Чтобы оправдать себя, Иоанн объявил Андрея изменником. Ибо сей Князь, нарушив клятвенный обет, замышлял восстать на Государя с братьями Юрием, Борисом и с Андреем Меньшим, переписывался с Казимиром и с Ахматом, наводя их на Россию, вместе с Борисом уезжал в Литву, наконец, ослушался Великого Князя и не посылал Воевод своих против Сеид-Ахмута. Только последняя вина имела вид справедливости: другие, как старые, были заглажены миром в 1479 году; или надлежало уличить Андрея, что он уже после того писал к Казимиру. Одним словом, Иоанн в сем случае поступил жестоко, оправдываясь, как вероятно, в собственных глазах известною строптивостью Андрея, государственной пользою, требующею беспрекословного единовластия, и примером Ярослава I, который также заключил брата.
Государь тогда же потребовал к себе и Бориса Василиевича: сей Князь с ужасом и трепетом явился в Московском дворце, но через три дня был с милостью отпущен назад в Волок. Андрей в 1493 году умер в темнице, к горести Великого Князя, по уверению Летописцев.
Борис Василиевич также скоро преставился. Сыновья его, Феодор и Иван, наследовали достояние родителя. В 1497 году они уступили Великому Князю Коломенские и другие села, взяв за них Тверские. Иван Борисович, умирая в 1503 году (8-я ступенька), отдал Государю Рузу и половину Ржева, вместе с его воинскою рухлядью, доспехами и конями. Так в Государстве Московском исчезали все особенные наследственные власти, уступая Великокняжеской.
* * *
Между тем и внешние политические отношения России более и более возвышали достоинство ее Монарха.
История посольств Российских в Германскую Империю имеет давнюю традицию. Еще послы Ольгины находились в Германии, при Оттоне I, а Немецкие в Киеве около 1075 года. Изяслав I и Владимир Галицкий искали покровительства Римских Императоров: Генрик IV был женат на княжне Российской, и Фридерик Барбарусса уважал Всеволода III.
Но с того времени Русь не имели сообщения с Империею, до 1486 года, когда знатный рыцарь, именем Николай Поппель, приехал в Москву с письмом Фридерика III, без всякого особенного поручения, единственно из любопытства. "Я видел - говорил он - все земли Христианские и всех Королей: желаю узнать Россию и Великого Князя".
Бояре ему не верили и думали, что сей иноземец с каким-нибудь злым намерением подослан Казимиром Литовским; однако ж Поппель, удовлетворив своему любопытству, благополучно выехал из России и чрез два года возвратился в качестве посла Императорского с новою грамотой от Фридерика и сына его, Короля Римского, Максимилиана, писанною в Ульме 26 декабря 1488 года. Принятый ласково, он в первом свидании с Московскими боярами, князем Иваном Юрьевичем, Даниилом Холмским и Яковом Захарьевичем, сообщил, что Император, желая быть союзником России, велел ему ехать в Россию послом со многочисленною дружиною.
Иоанн поверил послу, который именем Фридерика предложил ему выдать его дочь, Елену или Феодосию, за Албрехта, Маргкрафа Баденского, племянника Императора, и желал видеть невесту. Великий Князь отвечал ему через дьяка, Федора Курицына, что вместе с ним отправится в Германию Посол Российский, коему велено будет изъясниться о сем с Императором, и что обычаи наши не дозволяют прежде времени показывать юных девиц женихам или сватам.
Второе предложение Поппеля состояло в том, чтобы Иоанн запретил Псковитянам вступаться в земли Ливонских Немцев, подданных Империи. Государь велел отвечать, что Псковитяне владеют только собственными их землями и не вступают в чужие.
В третью свою аудиенцию посол Фридерика Поппель сокровенно сказал Великому Князю, который слушал его, отступив несколько шагов от своих Бояр:
"Молю о скромности и тайне - сказал Поппель - ежели неприятели твои, Ляхи и Богемцы, узнают, о чем я говорить намерен: то жизнь моя будет в опасности.
Мы слышали, что ты, Государь, требовал себе от Папы Королевского достоинства, но знай, что не Папа, а только Император жалует в Короли, в Принцы и в Рыцари. Если желаешь быть Королем, то предлагаю тебе свои услуги. Надлежит единственно скрыть сие дело от Монарха Польского, который боится, чтобы ты, сделавшись ему равным Государем, не отнял у него древних земель Российских".
"Государь, Великий Князь, Божьею милостью наследовал Державу Русскую от своих предков, и поставление имеет от Бога, и молит Бога, да сохранит оную ему и детям его вовеки. А поставления от иной власти никогда не хотел и не хочет".
Поппель не смел более говорить о том и вторично обратился к сватовству. "Великий Князь - сказал он - имеет двух дочерей: если не благоволит выдать какую-либо за Маркграфа Баденского, то Император представляет ему в женихи одного из Саксонских знаменитых Принцев, сыновей его племянника (Курфирста Фридерика), а другая Княжна Российская может быть супругою Сигизмунда, Маркграфа Бранденбуркского, коего старший брат есть зять Короля Польского".
На сие не было ответа, и Поппель скоро отправился из Москвы в Данию чрез Швецию, для какого-то особенного Императорского дела. Государь же послал в Немецкую землю Грека, именем Юрия Траханиота, или Трахонита, выехавшего к нам с Великою Княгинею, Софиею, дав ему следующее наставление:
1. Явить Императору и сыну его, Римскому Королю Максимилиану, верительную Посольскую грамоту. Уверить их в искренней приязни Иоанновой.
2. Условиться о взаимных дружественных Посольствах и свободном сообщении обеих Держав.
3. Ежели спросят, намерен ли Великий Князь выдать свою дочь за Маркграфа Баденского, то ответствовать, что сей союз не пристоен для знаменитости и силы Государя Российского, брата древних Царей Греческих, которые, переселившись в Византию, уступили Рим Папам. Но буде Император пожелает сватать нашу Княжну за сына своего, Короля Максимилиана, то ему не отказывать и дать надежду.
4. Искать в Германии и принять в службу Российскую полезных художников, горных мастеров, Архитекторов и проч.
На издержки дано было ему 80 соболей и 3000 белок. Иоанн написал с ним дружественные грамоты к Бургомистрам Нарвскому, Ревельскому и Любекскому.
22 марта 1490 года Траханиот поехал из Москвы в Ревель, оттуда в Любек и Франкфурт, где был представлен Римскому Королю Максимиллиану, говорил ему речь на языке Ломбардском и вручил дары Великокняжеские, 40 соболей, шубы горностаевую и беличью. Доктор, Георг Торн, именем Максимилиана отвечал послу на том же языке, изъявляя благодарность и приязнь сего Венценосца к Государю Московскому. Посла осыпали в Германии ласками и приветствиями.
Траханиота возвратился в Москву 16 июля 1490 года с новым Послом Максимилиана, Георгом Делатором.
Незадолго до того времени умер славный Король Матфей, и Паны Венгерские соглашались избрать на его место Казимирова сына, Владислава, Государя Богемского, в досаду Максимилиану, считавшему себя законным наследником Матфея. Сие обстоятельство соединяло Австрийскую Политику с нашей: Максимилиан хотел завоевать Венгрию, Иоанн южную Литовскую Россию. Они оба признавали Казимира общим врагом, и Делатор объявил желание Римского Короля (тогда вдового) быть Иоанну зятем: посол хотел видеть юную Княжну и спрашивал о цене ее приданого.
Ответ состоял в учтивом отказе: послу изъяснили наши обычаи. Какой стыд для отца и невесты, если бы сват отвергнул ее! Мог ли знаменитый Государь с беспокойством и страхом ждать, что слуга иноземного властителя скажет об его дочери?
Изъяснили также Делатору, что Венценосцам неприлично торговаться в приданом, что Великий Князь без сомнения назначит его по достоинству жениха и невесты, но уже после брака. Что надобно согласиться прежде в деле важнейшем, а именно в том, чтобы Княжна Российская, если будет супругою Максимилиана, не переменяла Веры, имела у себя Церковь Греческую и Священников. Для последнего Великий Князь требовал уверительной записи: но Делатор сказал, что он для сего не уполномочен. И так перестали говорить о браке.
Однако ж союз государственный заключился, и написали договор следующего содержания:
"По воле Божией и нашей любви мы, Иоанн, Божиею милостию Государь всея Русии, Владимирский, Московский, Новгородский, Псковский, Югорский, Вятский, Пермский, Болгарский (то есть Казанский) и проч. условились со своим братом, Максимилианом, Королем Римским и Князем Австрийским, Бургонским, Лотарингским, Стирским, Каринтийским и проч. быть в вечной любви и согласии, чтобы помогать друг другу во всех случаях.
Если Король Польский и дети его будут воевать с тобою, братом моим, за Венгрию, твою отчину, то извести нас, и поможем тебе усердно, без обмана. Если же и мы начнем добывать Великого Княжения Киевского и других земель Русских, коими владеет Литва, то уведомим тебя, и поможешь нам усердно, без обмана. Если и не успеем списаться, но узнаем, что война началась с твоей или моей стороны, то обязываемся немедленно идти друг ко другу на помощь.
Послы и купцы наши да ездят свободно из одной земли в другую. На сем целую крест к тебе, моему брату... В Москве, в лето 6998 (1490), августа 16".
Сей первый договор с Австриею, написанный на хартии, был скреплен золотою Великокняжескою печатию.
Делатор выехал из Москвы августа 19, вместе с нашими Послами, Траханиотом и дьяком Васильем Кулешиным. Наказ, им данный, состоял в следующем:
1) Вручить Максимилиану договорную грамоту Иоанна и присягнуть в верном исполнении условий.
2) Взять с него такую же, писанную языком Славянским, а если напишут оную по-Немецки или по-Латыни, то изъяснить, что обязательство Великого Князя не имеет силы, ежели в грамоте будут отмены против Русской (ибо Траханиот и Кулешин не знали сих двух языков).
3) Максимилиан должен утвердить союз целованием креста перед нашими Послами.
4) Объявить Королю согласие Иоанна выдать за него дочь, с условием, чтобы она не переменяла Закона (имеется в виду веры).
5) Сказать ему, что Послам его и Московским лучше ездить впредь чрез Данию и Швецию, во избежания неприятностей, какие могут им встретиться в Польских владениях.
6) Требовать, чтобы он дал Великому Князю лекаря искусного в целении внутренних болезней и ран.
7) Приветствовать единственно Короля Римского, а не Императора: ибо Делатор, будучи в Москве, не сказал Великому Князю ни слова от Фридерика.
Несмотря на государственную важность заключаемого с Австриею союза, Иоанн, как видим, строго соблюдал достоинство Российского Монарха и в сие же время отослал из Москвы без ответа слугу Поппеля, который приезжал в Россию за живыми лосями для Императора, но с письмом не довольно учтивым от господина своего.
Траханиот и Кулешин писали к Государю из Любека, что Король Датский и Князья Немецкие, сведав об их прибытии в Германию и желая добра Казимиру, замышляли сделать им остановку в пути. Что Посол Максимилиана едет вместе с ними и возьмет меры для их безопасности, Что Римский Король уже завоевал многие места в Венгрии. Они встретили Максимилиана в Нюренберге, вручили ему дары от Иоанна и Великой Княгини, явили письменный договор, им одобренный и клятвенно утвержденный, но не упоминали о сватовстве, ибо слышали, что Максимилиан, долго не имев ответа от Великого Князя, в угождение своему отцу совершил помолвку с Княжной Бретанской. Пробыв там от 22 марта до 23 июня (1491 года), послы Иоанна возвратились в Москву 30 августа с союзной грамотой Максимилиана, которую Великий Князь приказал отдать в хранилище государственное.
Вслед за ними Король Римский вторично прислал Делатора, чтобы он был свидетелем клятвенного Иоаннова обета исполнять заключенный договор. Государь сделал то же, что Максимилиан: целовал крест перед его Послом. Изъявив совершенное удовольствие и благодарность Короля, Делатор молил Великого Князя не досадовать за помолвку его на Принцессе Бретанской.
На этом, собственно, и прекратились на сей раз сношения Великокняжеского Двора с Империею, хотя и не имев важных государственных последствий, однако ж удовлетворив честолюбию Иоанна, который поставил себя в оных наравне с первым Монархом Европы.
Связь с Германнею доставила нам и другую существенную выгоду. Новое велелепие Двора Московского, новые кремлевские здания, сильные ополчения, Посольства, дары требовали издержек, которые истощали казну более, нежели прежняя дань Ханская. Доселе мы пользовались единственно чужими драгоценными металлами, добываемыми внешнею торговлею и меною с Сибирскими народами через Югру: сей последний источник, как вероятно, оскудел или совсем закрылся, ибо в летописях и в договорах XV века уже нет ни слова о серебре Закамском.
Но издавна был у нас слух, что страны полунощные, близ Каменного Пояса, изобилуют металлами: присоединив к Московской Державе Пермь, Двинскую землю, Вятку, Иоанн желал иметь людей, сведущих в горном искусстве. Мы видели, что он писал о том к Королю венгерскому, но Траханиот, кажется, первый вывез их из Германии.
В 1491 году два Немца, Иван и Виктор, с Андреем Петровым и Василием Болтиным отправились из Москвы искать серебряной руды в окрестностях Печоры. Через семь месяцев они возвратились с известием, что нашли оную, вместе с медной, на реке Цыльме, верстах в двадцати от Космы, в трехстах от Печоры, на пространстве десяти верст. Сие важное открытие сделало Государю величайшее удовольствие, и с того времени мы начали сами добывать, плавить металлы и чеканить монету из своего серебра, имели и золотые деньги, или медали Российские. В собрании наших древностей хранится снимок золотой медали 1497 года с изображением Св. Николая: в надписи сказано, что Великий Государь вылил сей единый талер из золота для Княгини (Княжны) своей, Феодосии. На серебряных деньгах времени Иоанна обыкновенно представлялся всадник с мечом.
Может быть, слух о новых, в северной России открытых богатых рудниках скоро дошел до Германии и возбудил там любопытство увериться в справедливости оного. По крайне мере, в 1492 году приехал в Москву Немец Михаил Снупс с письмом к Великому Князю от Максимилиана и дяди его, Австрийского Эрцгерцога Зигмунда, княжившего в Инспруке. Они дружески просили Иоанна, чтобы он дозволил сему путешественнику осмотреть все любопытное в нашем отечестве, учиться языку русскому, видеть обычаи народа и приобрести знания, нужные для успехов общей Истории и Географии. Снупс, обласканный Великим Князем, немедленно изъявил желание ехать в дальнейшие страны полунощные и на восток, к берегам Оби.
Иоанн усомнился и, наконец, решительно отказал ему. Прожив несколько месяцев в Москве, Снупс отправился назад в Германию прежним путем, чрез Ливонию, со следующим письмом от Великого Князя к Максимилиану и Зигмунду: "Из дружбы к вам мы ласково приняли вашего человека, но не пустили его в страны отдаленные, где течет река Обь, за неудобностью пути: ибо самые люди наши, ездящие туда для собрания дани, подвергаются немалым трудам и бедствиям. Мы не дозволили ему также возвратиться к вам чрез владения Польские или Турецкие: ибо не можем отвечать за безопасность сего пути. Бог да блюдет ваше здравие". Вероятно, что Иоанн опасался сего Немца как лазутчика и не хотел, чтобы он видел наши северо-восточные земли, где открылся новый источник богатства для России.
* * *
Среди блестящих деяний государственных, ознаменованных мудростью и счастьем Венценосца, он был поражен несчастием семейственным. Достойный наследник Великого Князя, Иоанн Младой, любимый отцом и народом, пылкий, мужественный в опасностях войны, в 1490 году занемог ломотою в ногах (что называли тогда камчюгою). За несколько месяцев перед тем сыновья Рала Палеолога, быв в Италии, привезли с собою из Венеции, вместе с разными художниками, лекаря, именем Мистра Леона, родом жидовина. Он взялся вылечить больного, сказав Государю, что ручается за то своею головою. Иоанн поверил и велел ему лечить сына. Сей медик, более смелый, нежели искусный, жег больному ноги стеклянными сосудами, наполненными горячею водою, и давал пить какое-то зелье. Недуг усилился: юный Князь, долго страдав, к неописанной скорби отца и подданных скончался, имя от рождения 32 года.
Иоанн немедленно приказал заключить Мистра Леона в темницу и через шесть недель казнил всенародно на Болванове за Москвою-рекою. В сем для нас жестоком деле народ видел одну справедливость: ибо Леон обманул Государя и сам себя обрек на казнь. Такую же участь имел в 1485 году и другой врач, Немец Антон, лекарствами уморив Князя Татарского, сына Даниярова: он был выдан родным головою и зарезан ножом под Москворецким мостом, к ужасу всех иноземцев, так, что и славный Аристотель хотел немедленно уехать из России: Иоанн разгневался и велел заключить его в доме, но скоро простил.
* * *
Строгий в наказании бедных неискусных врачей, сей Государь в то же время изъявил похвальную умеренность в случае важном для веры, в расколе столь бедственном, по выражению современника, Св. Иосифа Волоцкого, что благочестивая земля Русская не видала подобного соблазна от века Ольгина и Владимирова. А случилось следующее.
Был в Киеве жид (иудей) именем Схариа, умом хитрый, языком острый. В 1470 году приехав в Новгород с князем Михайлом Олельковичем, он умел обольстить там двух священников, Дионисия и Алексия, уверил их, что закон Моисеев есть единый Божественный, что история Спасителя выдумана, что Христос еще не родился, что не должно поклоняться иконам, и проч.
Так завелась Жидовская ересь. Поп Алексий назвал себя Авраамом, жену свою Саррою и развратил, вместе с Дионисием, многих Духовных и мирян, между коими находился протоиерей Софийской церкви, Гавриил, и сын знатного боярина, Григорий Михайлович Тучин.
Но трудно представить - говорит летописец - чтобы Схариа мог столь легко размножить число своих учеников Новгородских, если бы мудрость его состояла единственно в отвержении Христианства и в прославлении Жидовства. Св. Иосиф Волоцкий дает ему имя астролога и чернокнижника, вероятно, что Схариа обольщал Россиян иудейской кабалою, наукою пленительною для невежд любопытных и славною в XV веке, когда многие из самых ученых людей (например, Иоанн Пик Мирандольский) искали в ней разрешения всех важнейших загадок для ума человеческого.
Кабалисты хвалились древними преданиями, будто бы дошедшими до них от Моисея. Многие уверяли даже, что имеют книгу, полученную Адамом от Бога, и главный источник Соломоновой мудрости. Что они знают все тайны природы, могут изъяснить сновидения, угадывать будущее, повелевать духами, что этой наукою Моисей восторжествовал над Египетскими волхвами, Илия повелевал огнем небесным, Даниил смыкал челюсти львам. Что Ветхий Завет исполнен хитрых иносказаний, объясняемых кабалою, что она творит чудеса посредством некоторых слов Библии, и проч. Неудивительно, если сии внушения произвели сильное действие в умах слабых, и хитрый жид, овладев ими, уверил их и в том, что Мессия еще не являлся в мире.
Внутренне отвергая святыню Христианства, новгородские еретики соблюдали наружную пристойность, казались смиренными постниками, ревностными в исполнении всех обязанностей благочестия так, что Великий Князь в 1480 году взял попов Алексия и Дионисия в Москву как Пастырей, отличных достоинствами. Первый сделался протоиереем храма Успенского, а второй Архангельского. С ними перешел туда и раскол, оставив корень в Новгороде.
Алексий снискал особенную милость Государя, имел к нему свободный доступ и тайным своим учением прельстил Архимандрита Симоновского, Зосиму, инока Захарию, дьяка Великокняжеского Федора Курицына и других. Сам Государь, не подозревая ереси, слыхал от него речи двусмысленные, таинственные: в чем после каялся наедине Святому Иосифу, говоря, что и невестка его, Княгиня Елена, была вовлечена в сей жидовский раскол одним из учеников Алексиевых, Иваном Максимовым. Между тем Алексий до конца жизни пользовался доверием Государя и, всегда хваля ему Зосиму, своего единомышленника, был главной виною того, что Иоанн, по смерти Митрополита Геронтия, возвел сего Архимандрита Симоновского (в 1490 году) на степень Первосвятителя. "Мы увидели - пишет Иосиф - чадо сатаны на престоле угодников Божиих, Петра и Алексия, увидели хищного волка в одежде мирного Пастыря".
Тайный жидовин еще скрывался под личиною Христианских добродетелей.
Наконец Архиепископ Геннадий открыл ересь в Новгороде. Собрав все об ней известия и доказательства, прислал дело на суд Государю и Митрополиту вместе с виновными, большею частью попами и диаконами; он наименовал и Московских их единомышленников, кроме Зосимы и Дьяка Федора Курицына.
Государь призвал Епископов, Тихона Ростовского, Нифонта Суздальского, Симеона Рязанского, Вассиана Тверского, Прохора Сарского, Филофея Пермского, также многих Архимандритов, Игуменов, Священников и велел Собором исследовать ересь. Митрополит председательствовал.
С ужасом слушали обвинительную грамоту Геннадия: сам Зосима казался изумленным. Архиепископ Новгородский доносил, что сии отступники злословят Христа и Богоматерь, плюют на кресты, называют иконы болванами, грызут оные зубами, повергают в места нечистые, не верят ни Царству Небесному, ни Воскресению мертвых и, безмолвствуя при усердных Христианах, дерзостно развращают слабых.
Призвали обвиняемых: инока Захарию, Новгородского протопопа Гавриила, священника Дионисия и других (глава их, Алексий, умер года за два до сего времени). Они всё отрицали, но свидетельства, Новгородские и Московские, были неоспоримы. Некоторые думали, что уличенных надобно пытать и казнить. Великий Князь не захотел того, и Собор, действуя согласно с его волею, проклял ересь, а безумных еретиков осудил на заточение. Такое наказание по суровости века и по важности разврата было весьма человеколюбиво.
Многие из осужденных были посланы в Новгород: Архиепископ Геннадий велел посадить их на коней, лицом к хвосту, в одежде вывороченной, в шлемах берестовых, острых, какие изображаются на бесах, с мочальными кистями, с венцом соломенным и с надписью: се есть воинство сатаны! Таким образом возили сих несчастных из улицы в улицу, народ плевал им в глаза, восклицая: се враги Христовы, и в заключение сжег у них на голове шлемы. Те, которые хвалили сие действие как достойное ревности Христианской, без сомнения осуждали умеренность Великого Князя, не хотевшего употребить ни меча, ни огня для истребления ереси. Он думал, что клятва церковная достаточна для отвращения людей слабых от подобных заблуждений.
Но Зосима, не дерзнув на Соборе оправдывать своих обличенных тайных друзей, остался в душе еретиком. Соблюдая наружную пристойность, скрытно вредил Христианству, то изъясняя ложно Св. Писание, то будто бы с удивлением находя в нем противоречия. Иногда же, в порыве искренности, совершенно отвергая учение Евангельское, Апостольское, Святых Отцов, говорил приятелям: "Что такое Царство Небесное? что второе пришествие и воскресение мертвых? кто умер, того нет и не будет".
Придворный Дьяк Федор Курицын и многие его сообщники также действовали во мраке, имели учеников, толковали им астрологию, иудейскую мудрость, ослабляя в сердцах Веру истинную. Дух суетного любопытства и сомнения в важнейших истинах Христианства обнаруживался в домах и на торжищах. Иноки и светские люди спорили о Естестве Спасителя, о Троице, о святости икон, и проч. Все зараженные ересью составляли между собою некоторый род тайного общества, коего гнездо находилось в палатах Митрополита: там они сходились умствовать и пировать. Ревностные враги их заблуждений были предметом гонения: Зосима удалил от церкви многих священников и диаконов, которые отличались усердием к православию и ненавистью к жидовскому расколу. "Не должно (говорил он) злобиться и на еретиков, Пастыри духовные да проповедуют только мир!"
4-я СТУПЕНЬКА - с 14 мая 1492 года по 8 октября 1494-го - время разделения света основного замысла на отдельные составляющие его части, проявление ими своей индивидуальности. Время первого религиозного переживания.
Так повествует Св. Иосиф, основатель и начальник монастыря Волоколамского, Историк, может быть, не совсем беспристрастный: по крайней мере смелый, неустрашимый противник ереси. Ибо он еще во времена Первосвятительства Зосимы дерзал обличать ее, как то видим из письма его к Суздальскому Епископу Нифонту.
"Сокрылись от нас - пишет Иосиф - отлетели ко Христу древние орлы Веры, Святители добродетельные, коих глас возвещал истину в саду Церкви и которые истерзали бы когтями всякое око, неправо зрящее на божественность Спасителя. Ныне шипит там змий пагубный, изрыгая хулу на Господа и Его матерь".
Он заклинает Нифонта очистить Церковь от неслыханного дотоле соблазна, открыть глаза Государю, свергнуть Зосиму: что и совершилось.
Уверился ли Великий Князь в расколе Митрополита, неизвестно, но в 1494 году, без суда и без шума, велел ему как бы добровольно удалиться в Симонов, а оттуда в Троицкий монастырь за то, как сказано в летописи, что сей Первосвятитель не радел о Церкви и любил вино. Благоразумный Иоанн не хотел, может быть, соблазнить Россиян всенародным осуждением Архипастыря, им избранного, и для того не огласил его действительной вины.
* * *
Вторым достопамятным Посольством описываемых нами времен было Датское. Если не Дания, то по крайней мере Норвегия издревле имела сношения с Новгородом, по соседству с его северными областями. Приязнь, бывшая между тогдашним Королем Датским, Иоанном, сыном Христиановым, и Казимиром, заставила первого нарушить долг гостеприимства в рассуждении послов Московских, когда они ехали в Любек чрез его землю, ибо Траханиот и Яропкин жаловались на обиды, кои им пришлось претерпеть там. Но существенные выгоды государственные переменили образ мыслей сего Монарха: будучи врагом Шведского правителя, он увидел пользу быть другом Великого Князя, чтобы страхом нашего оружия обуздывать Шведов. И Посол Датский в 1493 году заключил в Москве союз любви и братства с Россиею. Грек Дмитрий Ралев и дьяк Зайцев отправились в Данию для размена договорных грамот.
* * *
В 1492 году умирает великий князь Литовский и король Польский Казимир. Польша и Литва после его смерти разделилась между сыновьями Казимира - Александру досталось Литва, а Ян-Альбрехт стал королем Польским. Таким образом, было нарушено Польско-Литовское единство.
Иван III незамедлительно воспользовался этим, вторгшись в пределы Литвы. Александру ничего другого не оставалось, как заключить с Иваном III мир, по условиям которого Москве отходили земли в верховьях Оки, ранее принадлежавшие удельным князьям, перешедшим на московскую службу. Сей мир был скреплен династическим браком между дочерью Ивана III Еленой и великим князем Литовским Александром, а за Иваном III закрепился титул "Великого Князя всея Руси".
* * *
В 1492 году Митрополит Зосима в предисловии к своему труду "Изложение Пасхалии" впервые выдвинул идею "Москва - Третий Рим", обосновывавшую всемирно-историческое значение столицы Русского государства Москвы как политического и церковного центра. Этой идеей утверждалось, что исторической преемницей Римской и Византийской империй, павших, по мнению создателей этой теории, из-за уклонения от "истинной веры", является Московская Русь - третий Рим.
Позже, в конце 1523 - начале 1524 года, эту идею подхватил и развил старца Псковского Елеазарова монастыря Филофей в двух своих посланиях. Первое было адресовано государеву дьяку Михаилу Григорьевичу Мисюрю-Мунехину, основной темой его была критика астрологии, и второе, адресованное великому князю Московскому Василию III Ивановичу, в котором он излагал правильное совершение крестного знамения.
В послании к Василию III старец Филофей ставил Московского Князя в один ряд с императором Константином Великим, называя последнего предком князя: "Не преступай, царю, заповѣди, еже положиша твои прадѣды - великий Константинъ, и блаженный святый Владимиръ, и великий богоизбранный Ярославъ и прочии блаженнии святии, ихьж корень и до тебе".
Собственно формулировка идеи третьего Рима содержится в словах:
"Да вѣси, христолюбче и боголюбче, яко вся христианская царства приидоша в конецъ и снидошася во едино царство нашего государя, по пророческимъ книгамъ, то есть Ромеиское царство: два убо Рима падоша, а третий стоитъ, а четвертому не быти.
... да вѣсть твоа держава, благочестивый царю, яко вся царства православныя христианьския вѣры снидошася въ твое едино царство: единъ ты во всей поднебесной христианом царь
...якоже выше писахъ ти и нынѣ глаголю: блюди и внемли, благочестивый царю, яко вся христианская царьства снидошася въ твое едино, яко два Рима падоша, а третей стоитъ, а четвертому не быти. Уже твое христианьское царство инѣмъ не останется, по великому Богослову".
Так идея "Москва - Третий Рим", сформировавшаяся, как непреложный закон на 4-ой ступеньки X ступени Акта Творения Российской цивилизации, на 17-ой ступеньке уже прозвучала в качестве смысловой основы мессианских представлений о роли и значении России.
5-я СТУПЕНЬКА - с 8 октября 1494 года по 2 марта 1497-го - время обретения своего статуса каждой разрозненной частью. Время передела территории и сфер влияния, а, соответственно, и время зарождения будущего лидера.
Преемник Зосимы в Митрополии был Игумен Троицкий, Симон. Здесь летописцы сообщают нам некоторые весьма любопытные обстоятельства.
Когда Владыки Российские в Великокняжеской Думе нарекли Симона достойным Первосвятительства, Государь пошел с ним из дворца в церковь Успения, провожаемый сыновьями, внуком, Епископами, всеми боярами и дьяками. Поклонились иконам и гробам Святительским, пели, читали молитвы и тропари. Иоанн взял будущего Архипастыря за руку и, выходя из церкви, в западных дверях предал Епископам, которые отвели его в дом Митрополитов. Там, отпустив их с благословением, сей скромный муж обедал с иноками Троицкого монастыря, со своими боярами и детьми боярскими. В день посвящения он ехал на осляти, коего вел знатный сановник Михайло Русалка.
Совершились обряды, и новый Митрополит должен был идти на свое место. Вдруг священнодействие остановилось, пение умолкло: взоры Духовенства и вельмож устремились на Иоанна. Государь выступил и громогласно сказал Митрополиту:
"Всемогущая и Животворящая Святая Троица, дарующая нам Государство всея Руси, подает тебе сей великий престол Архиерейства руковозложением Архиепископов и Епископов нашего Царства. Восприими жезл Пастырств,; взыди на седалище старейшинства во имя Господа Иисуса, моли Бога о нас - и да подаст тебе Господь здравие со многоденством".
Тут хор певчих возгласил Исполлаэти Деспота. Митрополит ответствовал:
"Всемогущая и вседержащая десница вышнего да сохранит мирно твое Богопоставленное Царство, Самодержавный Владыко! Да будет оно многолетно и победительно со всеми повинующимися тебе Христолюбивыми воинствами и народами! Во вся дни живота твоего будя здрав, творя добро, о Государь Самодержавный!"
Певчие возгласили Иоанну многолетие.
Великие Князья всегда располагали Митрополиею, и нет примера в нашей Истории, чтобы власть духовная спорила с ними о сем важном праве, но Иоанн хотел утвердить оное священным обрядом: сам указал Митрополиту престол и торжественно действовал в храме, чего доселе никогда не видали.
К успокоению правоверных новый Митрополит ревностно старался искоренить жидовскую ересь. Еще ревностнее Иосиф Волоцкий, который, имея доступ к Государю, требовал от него, чтобы он велел по всем городам искать и казнить еретиков.
Великий Князь говорил, что надобно истреблять разврат, но без казни, противной духу Христианства. Иногда, выводимый из терпения, приказывал Иосифу умолкнуть, иногда обещал ему подумать и не мог решиться на жестокие средства, так что многие действительные или мнимые еретики умерли спокойно, а знатный дьяк Федор Курицын еще долго пользовался доверием Государя и был употребляем в делах посольских.
* * *
Имея Литву главным предметом своей Политики, Государь с тою же деятельностью занимался и другими внешними делами, важными для чести и безопасности России. Он велел в 1492 году заложить каменную крепость против Нарвы, на Девичьей горе, с высокими башнями, и назвал ее, по своему имени, Ивангород, к великому беспокойству Ливонских Немцев, которые, однако ж, не могли ему в том воспрепятствовать и в 1493 году продолжили мир с Россиею на десять лет.
Наш летописец сообщает, что Ревельцы обижали купцов Новгородских, грабили их на море, делали несносные грубости послам Московским, которые ездили в Италию и в Немецкую землю. Раздраженный Государь требовал, чтобы Ливонское Правительство выдало ему Магистрат Ревельский, и, получив отказ, велел схватить Ганзейских купцов в Новгороде: их было там 49 человек, из Любека, Гамбурга, Грейфсвальда, Люнебурга.Мюнстера, Дортмунда, Билефельда, Унны, Дуизбурга, Эймбека, Дудерштата, Ревеля и Дерпта. Запечатали Немецкие гостиные дворы, лавки и божницу, отняли и послали в Москву все товары, ценою на миллион гульденов, заключили несчастных в тяжкие оковы и в душные темницы. Весть о сем бедственном случае произвела тревогу во всей Германии. Давно не бывало подобного.
Послы Великого Магистра, семидесяти городов Немецких и зятя Иоанна, Александра, приехали в Москву ходатайствовать за Ганзу и требовать освобождения купцов, предлагая с обеих сторон выслать судей на остров реки Нарвы для разбора всех неудовольствий.
Миновало более года: заключенные томились в темницах. Наконец Государь умилостивился и велел отпустить их: некоторые умерли в оковах, другие потонули в море на пути из Ревеля в Любек, немногие возвратились в отечество, и все лишились имущества: ибо им не отдали товаров. Сим пресеклась торговля Ганзейская в Новгороде, быв для него источником богатства и гражданского просвещения.
Так Великий Князь в порыве досады разрушил благое дело веков, к обоюдному вреду Ганзы и России, в противность собственному его всегдашнему старанию быть в связи с образованной Европою.
Великий Князь и Король Датский в 1495 году заключили между собою тесный союз против Швеции. Наши послы возвратились из Копенгагена с новым послом Датским, и скоро воеводы Российские: князь Щеня, боярин Яков Захарьевич, князь Василий Федорович Шуйский, осадили Выборг. Приготовления и силы наши были велики. Россияне около трех месяцев стояли под Выборгом и не могли взять его. Воеводы наши удовольствовались только опустошением сел на пространстве тридцати или сорока миль.
Желая управлять на месте военными действиями, Иоанн сам ездил в Новгород с внуком Дмитрием и сыном Юрием. Уже сей город не имел ни прежнего многолюдства, ни величавых бояр, ни купцов именитых, но Архиепископ Геннадий и наместники старались пышной встречею удовлетворить вкусу Иоанна со всей торжественностью.
Воеводы, князь Василий Косой, Андрей Федорович Челяднин, Александр Владимирович Ростовский и Дмитрий Васильевич Шеин, посланные на Гамскую землю, Ямь, или Финляндию, разбили 7000 Шведов. Сам Государственный правитель, Стен Стур, находился в Або, имея сорок тысяч воинов, и хотел встретить Россиян в поле, но дал им время уйти назад с добычею и пленниками.
Иоанн возвратился в Москву, приказав двум братьям, князьям Ивану и Петру Ушатым, собрать войско в области Устюжской, Двинской, Онежской, Вагской и весною идти на Каянию или на десять рек. Сей поход имел важнейшее следствие. Князья Ушатые не только разорили всю землю от Корелии до Лапландии, но и присоединили к Российским владениями берега Лименги.
Их жители отправили посольство к Великому Князю в Москву и дали клятву быть его верноподданными. За то Шведский чиновник, Свант Стур, с двумя тысячами воинов и с огнестрельным снарядом приплыв на семидесяти легких судах из Стокгольма в реку Нарву, взял Ивангород. Тамошний начальник, Князь Юрий Бабич, первый ушел из крепости, а воеводы, князья Иван Брюхо и Гундоров, стояли недалеко оттуда с полком многочисленным, видели приступ Шведов и не дали никакой помощи гражданам. Зная, что ему нельзя удержать сего места, Свант уступал оное Ливонскому рыцарству, но Магистр отказался от приобретения столь опасного. Шведы разорили часть крепости и спешили удалиться с тремястами пленников.
В 1496 года война кончилась тем, что Король Датский, друг Иоанна, сделался Государем Швеции, согласно с желанием ее Сената и Духовенства. Он старался всячески соблюсти приязнь Великого Князя и, может быть, отдал ему некоторые места в Финляндии.
6-я СТУПЕНЬКА - со 2 марта 1497 года по 26 июля 1499-го - время определения приемлемой формы взаимоотношений друг с другом, с соседями и с Богом.
Доселе Царь Казанский верно исполнял обязанность нашего присяжника. Но, угождая Иоанну, теснил подданных и был ненавидим вельможами, которые тайно предлагали Владетелю Шибанскому, Мамуку, избавить их от тирана. Магмед-Аминь, узнав о том, требовал защиты в Москве, и Государь в 1497 году прислал к нему воеводу, Князя Ряполовского, с сильной ратью. Изменники бежали: Мамук удалился от пределов Казанских, все было тихо и спокойно.
Магмед-Аминь отпустил Ряполовского, но чеpeз месяц сам явился в Москве, с вестью, что Мамук, внезапно изгнав его, Царствует в Казани. Сей новый Царь умел только грабить: жадный к богатству, отнимал у купцов товары, у Вельмож сокровища и посадил в темницу главных своих доброжелателей, которые предали ему Казань, изменив Магмед-Аминю. Он хотел завоевать городок Арский: не взял его и не мог уже возвратиться в Казань, где граждане стояли на стенах с оружием, велев сказать ему, что им не надобен Царь-разбойник.
Мамук ушел восвояси, а вельможи Казанские отправили посольство к Иоанну, смиренно извиняясь перед ним, но виня и Магмед-Аминя в несносных для народа утеснениях.
"Хотим иметь иного Царя от руки твоей - говорили они - дай нам второго Ибрагимова сына, Абдыл-Летифа".
Иоанн согласился и Послал сего меньшего пасынка Менгли-Гиреева в Казань, где князья Симеон Данилович Холмский и Федор Палецкий возвели его на Царство, заставив народ присягнуть в верности к Российскому Монарху.
Чтобы удовольствовать и Магмед-Аминя, Великий Князь дал ему в поместье Коширу, Серпухов и Хотунь, к бедствию жителей, коим он сделался ненавистен своим алчным корыстолюбием и злобным нравом.
* * *
В 1498 году Плещеев возвратился в Москву тогда, когда двор, вельможи и народ были ужасным образом волнуемы происшествиями, горестными для Иоаннова сердца. Кончина старшего сына Иоанна произвела вопрос: "Кому быть наследником Государства, внуку ли Дмитрию или Василию Иоанновичу?"
Великий Князь колебался: бояре думали разно, одни доброхотствуя Елене и юному сыну ее, другие Софии и Василию; первых было гораздо более, отчасти по любви, которую все имели к великодушному отцу Дмитриеву, отчасти и потому, что мать его окружали только Россияне, Софию же многие Греки, неприятные нашим вельможам.
Друзья Еленины утверждали, что Димитрий естественным образом наследовал право своего родителя на Великое Княжение, а Софьины доброжелатели ответствовали, что внук не может быть предпочтен сыну - и какому? происшедшему от крови Императоров Греческих. София и Елена, обе хитрые, честолюбивые, ненавидели друг друга, но соблюдали наружную пристойность.
Скоро донесли Государю о важном заговоре. Дьяк Федор Стромилов уверил юного Василия, что родитель его хочет объявить внука наследником: сей дьяк и некоторые безрассудные молодые люди предлагали Василию погубить Дмитрия, уйти в Вологду и захватить там казну Государеву. Они втайне умножали число своих единомышленников и клятвою обязались усердно служить сыну против отца и Государя.
Иоанн, узнав о том, воспылал гневом. Обвиняемых взяли в допрос, пытали и, вынудив от них признание, казнили на Москве-реке: дьякам Стромилову и Гусеву, князю Ивану Палецкому и Скрябину отсекли голову: Афанасию Яропкину и Поярку ноги, руки и голову. Многих иных Детей Боярских посадили в темницу и к самому Василию приставили во дворце стражу. Гнев Иоаннов пал и на Софию: ему сказали, что к ней ходят мнимые колдуньи с зельем: их схватили, обыскали и ночью утопили в Москве-реке. С того времени Государь не хотел видеть супруги, подозревая, кажется, что она мыслила отравить ядом невестку Елену и Дмитрия. В сем случае наместник Московский, князь Иван Юрьевич, и Воевода Симеон Ряполовский действовали явно как ревностные друзья внука Иоанна и недоброжелатели Софьины.
Елена торжествовала: Великий Князь немедленно назвал ее сына своим преемником и возложил на него венец Мономахов. Искони Духовные Российские Пастыри благословляли Государей при восшествии их на престол, и сей обряд совершался в церкви, но летописцы не сказывают ничего более: здесь в первый раз видим Царское венчание, описанное со всеми любопытными обстоятельствами.
После торжественной церемонии венчания на царство в тот день был великолепный пир у Государя для всех духовных и светских сановников. Лаская юного Димитрия, он подарил ему крест с золотою цепью, пояс, осыпанный драгоценными каменьями, и сердоликовую крабию Августа Цесаря.
Миновал год: Россия уже привыкла к мысли, что Дмитрий будет ее Монархом. Открылось, что дед украсил венцом сего юношу как жертву, обреченную на погибель.
К сожалению, Летописцы не объясняют всех обстоятельств сего любопытного происшествия, сказывая только, что Иоанн возвратил наконец свою нежность супруге и сыну, велел снова исследовать бывшие на них доносы, узнал козни друзей Елениных и, считая себя обманутым, явил ужасный пример строгости над знатнейшими вельможами, князем Иваном Юрьевичем Патрикеевым, двумя его сыновьями и зятем, князем Симеоном Ряполовским, обличенными в крамоле. В 1499 году осудил их на смертную казнь, невзирая на то, что Иван Юрьевич, праправнук славного Ольгерда, был родной племянник Темного, сын дочери Великого Князя Василия Дмитриевича, Марии, и тридцать шесть лет верно служил Государю как первый боярин в делах войны и мира. Отец же Ряполовского, один из потомков Всеволода Великого, спасал Иоанна в юности от злобы Шемякиной.
Государь по-видимому уверился, что они, усердствуя Елене, оклеветали пред ним и Софию и Василия: не знаем точной истины; но Иоанн во всяком случае был обманут кознями той или другой стороны: жалостная участь Монархов, коих легковерие стоит чести или жизни невинным!
Князю Ряполовскому отсекли голову на Москве-реке, но Митрополит Симон, Архиепископ Ростовский и другие Святители ревностным ходатайством спасли Патрикеевых от казни: Иван Юрьевич и старший его сын, боярин Василий Косой, постриглись в Монахи: первый в обители Св. Сергия, а второй - Св. Кирилла Белозерского, меньший сын Юрьевича, Иван Мынинда, остался под стражею в доме. Сия первая знаменитая Боярская опала изумила вельмож, доказав, что гнев Самодержца не щадит ни сана, ни заслуг долговременных.
Чрез шесть недель Иоанн назвал Василия Государем, Великим Князем Новгорода и Пскова, изъявлял холодность к невестке и ко внуку, однако ж долго медлил и совестился отнять старейшинство у Последнего, данное ему пред лицом всей России и с обрядами священными.
![[]](/img/m/melxnikow_i_a/xstupenaktatvoreniyarossiiskoicivilizacii1485-1557/map16.jpg)