Иногда каждый из нас задумывает, даже если это бывает один раз в жизни, но это бывает: Кто есть я? Это риторический вопрос и никто пока не ответил однозначно, что под эти подразумевается. Высокого ума и гении философии, интеллектуалы в своих взысканиях, не ответили на этот вопрос.
Но пока люди высокого интеллекта и феерических открытий, гипотез и теории высказывались где-то там - далеко о своих воззрениях. Вселенная жила своей нескучной жизнью. А Земля так же крутилась вокруг небесного светило по имени Солнца. А на земле творилось всякая чехарда. Каких только овец в овчарне не было. И серых, зеленых, красных, пушистых, отстриженных, скучных и не очень - все блеяли в свою сторону и у каждого были свои интересны и умозаключения. Род занятий всевозможных разновидностей и мастей, и голова кружилась, и становилось тяжело от дум проклятых, сколько в нашей жизни суеты. Хочется остановиться на мгновение, и оглянуться по сторонам, на созданное руками человека. Ты разочаровываешь в величие человеческой мысли. И неужели нам все это нужно? - спросит неизвестный человек. И мы в ответ скажем: ДА!!! Демократы, бизнесмены, религиозные фанатики, шовинисты, феминистки, нацисты, гуманисты, гомосексуалисты, либералы, коммунисты, футбольные болельщики и это список можно продолжать вечно, - это все варится в котле жизни. Скажу вам прямо, запах не из приятных.
Но никто не жалуется, всем нравиться это жизненная свято пляска. И наши три героя-обалдуя играли в дурака. Один из них - бухгалтер. Другой - грузчик. А третьи - врач-окулист. Необычная компания. У них было два сходства. Им было, по двадцать пять лет и второе самое главное, они состояли в обществе, то есть в фан-клубе Стивена Кинга. Каждый взахлеб зачитывался его книгами, каждый мечтал получить автограф и каждый посылал ему письмо, но ответа, пока что не приходило.
Как они познакомились? Очень просто. В интернете на сайте фанатов Стивена Кинга. Сначала просто переписывались, делились мнениями о прочитанных произведениях. А потом был слет всех поклонников Стивена Кинга около театра "Факел". Там должны были показывать фильм "Кладбище домашних животных-2". Каждый почитатель дарования Стивена Кинга должен был нести в руке какой-нибудь его произведение, чтобы они могли найти друг друга в толпе. Пришло человек двести. Все перезнакомились и стали тут же братьями и сестрами по разуму.
Потом вся толпа пошла на фильм. И перед сеансом вышел толстый дяденька, создатель фан-клуба Стивена Кинга, и сказал вступительную речь. Говорилось больше, когда был создан клуб. Что это необычный клуб и предоставляет уйму услуг, которые они могут приобрести, если станут членами этой организации. Но за это надо внести в кассу кое-какие деньги, и тому подобное. Скажем так, звони и заказывай, и тебе пришлют все, что не пожелаешь за деньги.
В конце концов, после сеанса они и познакомились.
Прошло уже два года после их первой встрече. И их дружба была проверена огнем, водой и медными трубами. Каждую пятницу собирались в баре, попивали пивко и болтали о всякой всячине. Конечно же, Стивен Кинг присутствовал рядом с ними.
В обществе много всяких фан-клубов и кружки по интересам, секций, разнообразные группы, включая КВН и байкеров. Каждый состоял в какой-нибудь группе. У каждого в душе сидел кумир-идол, на которого молились день и ночь, были и последователи. Как говорилось: Не успели в Европе чихнуть Ницше, как все в России становились ницшеанцами. Но это свойственно не только России, а всему миру. Все заболели, начали чихать направо и налево, распространяя опасную инфекцию. И все заражались неизлечимыми течениями каких-то групп. Может быть, все утрировано и такое невозможно? Наверное. Но вернемся к нашей троице.
Они сидели около стоики и вели милую беседу. Стивен Кинг был на первом месте.
- Я говорю тебе, ты порешь всякую чушь "Кэрри" один из худших романов, - говорил Эдуард. Он был грузчиком. - Я понимаю, такие романы как Бессонница, Безнадега и Оно. Вот, это настоящие романы. Там нет инфантильного дерьма, да и сюжет не натянут за уши.
- Совершенно с тобой не согласен, - вмешался в спор бухгалтер. Его звали Семен Хромов. - Это лучшее произведение. Во-первых, потому что было первое, что он написал, во-вторых, в один день он стал одним из популярнейших писателей Америки, а в-третьих, это самое экспрессивное произведение.
Выпив бутылку пива, Федор хотел, что-то сказать, но остановился, чтобы сдержать отрыжку, а затем меланхолично заговорил:
- А мое любимое произведение "Мешок с костями". Это жизнь поколений мне предстало по душе.
- Слишком длинный роман. Много непонятных мест, - заговорил Семен.
- Поддерживаю. Он слишком длинный...
С произведений они перешли, на биографию, обсудили его фотографии и решили, что американцы все уроды, в смысле внешности. Когда главный диспут прошел, перешли на более житейские дела. Каждый рассказывал, что дела хреново идут. Федор вообще проклинал здравоохранение и всех главных зажравшихся врачей. Да, и Эдуард начал жаловаться, что в последние время эти погрузки со всем его угробили, поясница ноет, черт знает как. Только Семен, как истинный бухгалтер, был спокоен, и цифры его совершенно не раздражали. Он как опытный, уверенный и искушенный своей профессией, нашел мягкое и теплое местечко, в одних из крупных фирм, загребал деньги от своих махинаций. Сколько бы Эдуард с Федей не говорили, что рано или поздно его поймают за руку. А Семен с уверенностью и с истинностью, утверждал, что игла бывает только острой.
Так за болтовней и пивом, время шло неумолимо, закукарекала кукушка, что сейчас одиннадцатый час. Нынешний день прошел нормально, как, наверное, у миллиона людей.
Всем нужно по домам. Завтра опять тяжелый день.
Они вышли из бара, и пошли по темным переулкам. И неожиданно до Федора дошло, что они много выпили, и алкоголь давно занялся головным мозгом, давая понять, что они так просто уже не отделаются. Жирные кислоты давно начали вырабатываться, ослабевая контакты между синапсами.
- Ребята, я хочу сказать, что наш мозжечок и внутреннее ухо уже не отвечает за координацию наших движений и действий, - объяснил Федя, пытаясь вспомнить физиологию высшей нервной деятельности.
- Чего? - ошалело, переспросил Эдуард, который только что закончил петь: "Как упоительны в России вечера! - Что ты говоришь?
- Я говорю, что мы, по-моему, выпили немного лишнего.
- Да, черт с этим. Уж если мы нажрались, значит, это к лучшему, - довольно орал в темноту Эдуард. - Правду, я говорю, счетовод.
- Ты о чем?
- А ладно, проехали.
- Да, ладно, Эд, я отвлекся. Что ты хотел? - спрашивал Семен.
- Проехали.
Так они говорили обо всем и в то же самое время ни о чем. Луна ярко светило на небе, а ей вторили звезды. И может быть, многие из них уже давно не существуют, но мертвый свет все еще доходил до них. Легкий ветерок шастал по округе, беспокоя заснувших деревьев и кустов. Романтическая ночь, завораживала своей энергетикой, предвещая чудо. Не хватала всего лишь несколько влюбленных парочек, хотя одну они встретили. Но троица решила, что это маловато для такой ночи. Да, еще не хватало черного кота или нечистой силы.
- И черта не хватает, - задорно подхватил Семен.
- Да, - патетически сказал Эдуард. - Это как у Гоголя. Название подзабыл. Близ Диканька, что ли?
- Сам ты близ диканька, - ухмыльнулся Федя, поправляя очки, съехавшиеся с носа. - Это известное произведенье "Вечера на хуторе близ Диканьки". Дорогой мой, ты должен знать такие вещи. Все-таки в школе проходили.
Эдуард растрепал волосы от негодования. Сморщил лицо, словно ничего не видит.
- А мы не знаем, в Вузах не учились, к естественным наукам не учен, - картавил он речь. - А ты, окулист, не зазнавайся, помпезность не показывай, и свою аристократическую жеманность прячь, а то красная армия придет и буржуя заберет.
- Ха-ха, очень смешно, - сказал Федя.
Семен и Эдуард умирали со смеху. А Федя набычился, взял презрительную позу, и сверлил их взглядом.
- Не обижайся, я пошутил, - сквозь не прошедший смех, оправдывал Эдуард.
- Это слабаки обижаются, а сильные люди прощают дуракам, - добро ухмылялся Федор.
Семен перекатывался на асфальте от хохота. Эта истерика длилась еще минут пять. Никак не мог остановиться, а если останавливался, он смотрел на своих друзей, и все начиналось с начала.
Эдуарду не хватило терпение.
- Хватит ржать. Заколебал.
- Вы ребята такие смешные, вы просто не видели себя со стороны, - вставая, сказал он охрипшим голосом.
Семен отряхивался после валяния.
- Знаете, я смеялся так же как Семен, когда я проверял призывников. Тогда меня послали в поселок, у них не было окулиста. И там все хотели служить в армии. Я прямо видел людей, которые бились в истерике, что их не берут в армию. Это было так смешно... - рассмеялся.
Двое повторили эту процедуру. Им было весело и легко. Зачем грустить, когда такая ночь, полна приключений. Всякие тайны жизни открывались им...
Вдруг Эдуард встал, как в копанный и придержал своих друзей. Его подозрительный взгляд был направлен прямо на дорогу.
- Что случилось, Эд? Черта увидел, - насмешливо спросил Федя.
- Да, - тихо сказал он, так что его еле услышали. - Смотрите туда.
Черный кот, как смоль, переходил им дорогу. Почувствовал каким-то своим шестым чувством, что за ним наблюдают. Он остановился, втянулся в себя голову, а за тем повернул ее. Глаза, как две луны, блестели, отражая призрачный мертвый свет, пугая суеверных людей. Хвост его мотался и стороны в сторону, кот сердито мяукнул, а затем и вовсе зашипел.
Федор заметил, что голова у него пробита. В темноте и издалека не разберешь насколько сильно повреждение. Ну, что рана покрылась коркой, это было ясно. И крови не увидишь, потому она уже давно засохла.
- Кыс, кыс, кыс, - начал звать Эдуард. И его лицо расплылась в оскале, правда, в каком-то натужном.
- Зачем звать кота? - спросил Семен.
- Тиши, - шикнул на него Эдуард.
Федор молчал и ждал, чем все дело кончится.
- Кыс, кыс, кыс... - подходя ближе к коту.
Но кот упрямо не хотел идти на зов, грозно шипя, чтобы его, в конце концов, оставили в покое. Но в Эдуарда, словно баран вселился, тоже заупрямился и гнул свою линию, подзывая его. Они смотрели друг другу в глаза, один с ненавистью другой с непринужденным хамством.
Эдуард хотел кинуться и схватить его, но не смел, боялся упустить кота. А тот ожидал, в какой момент ему улучаться в темноту. Повисло ожидание.
- Оставь ты кота в покое, - устало сказал Федя, так как это ситуация его не смешила и не нравилась.
- Заткнись, Федя.
Эдуард не выдержал ожидания и кинулся на кота. А тому только этого и надо, дернул в первый попавшийся переулок.
- А черт, - выругался Эдуард и побежал за котом. При этом у него в руке уже появился камень.
Федя и Семен побежали за ним, немного испуганные поведением друга и скажем право - растерянные, развитием событий. Все так мирно начиналось, посидели в баре, нажрались, наговорили и пошли пьяные гулять по ночному городу. Мечтали встретить нечистую силу. А тут такой номер.
- Куда ты бежишь?
- Ты спятил или как?
Эдуард не отвечал. Резко остановился и кинул камень. Послышался визг кошки.
- Эдуард, ты дурак? - взорвался Федор. - Со всем голову потерял, за кошками гоняться? В жопе детство заиграло?
- Федя, прав. Что это на тебя нашло? Ты, что живодер? Кошек травить, - менторским голосом проглаголал Семен.
- Читал Булгакова "Собачье сердце". Там был такой Шариков, который мучил кошек.
- Может быть, это его предок? - шутливо спросил Семен.
Но шутка оказалась неуместной.
- Заткнись, Семен. Нашел время шутить, - резонно сказал Федор. - Скажи нам что-нибудь, Эд?
Федор и Семен подошли к нему. Похлопали по спине. Эдуард, как будто проснулся, повертел головой.
- Что случилось? - спросили они.
- Я - суеверен. Боялся, что черный кот дорогу перейдет, тогда несчастье будет. Помните песенку: "Говорят, не повезет, если черный кот дорогу перейдет..."
И вдруг они втроем рассмеялись.
- Но ты нас напугал, - сказал Федя с облегчением. - Верно, Семен?
- Да, я чуть в штаны не навалил от страха, - поддакнул он.
Они опять рассмеялись. И хорошее настроение опять вернулось, как солнце из-под туч. А они, как три цветочка, потянулись к нему, греясь в теплых лучах. Разумеется, осы опыляли их, приготовив их к новому этапу.
- Пошлите, посмотрим, что с котом случило, - игриво сказал Эдуард. - Попал я или промахнулся.
- Пойдем! - согласились они.
Зашли в темный переулок, до того темный, что друзей не увидишь.
- Эй, не теряться. Держитесь меня, - сказал Эдуард.
- Как скажешь начальник, - сострил Семен.
- Заткнись, - одновременно сказали Федя и Эдуард.
- Молчу, - покорно сказал он.
Они начали запинаться о всякий мусор. Слышалась из тьмы брань и ругань. В перерывах чертыханья, раздавался истерический смех Семена. Брюзжание Феди было место быть. И только молчаливые и задумчивые шаги Эдуарда, говорили о сосредоточенности своего хозяина.
Постепенно глаза начали привыкать к мраку. Теперь они видели друг друга, и уже могли не держаться за руки.
- Ребята, посмотрите, - изумленно сказал Эдуард.
Федя и Сеня уставились туда, куда смотрел их друг. Но они не могли, ничего разглядеть. Эдуард достал за жигалку "Zippo", и вы ругался, что раньше этого не сделал. Чиркнула и маленькая пламя осветила темный переулок. На том месте, куда показывал Эдуард, лежал человек весь в черной одежде. Тройка, рубашка, туфли, очки и даже фотоаппарат "Polaroid", который висел у него на шей - все было из черного живого цвета, ткань поблескивала и своим не обыкновением резала глаза, словно от яркого света. Казалось, что мужчина цивильно одетый был мертв.
Они подошли к нему поближе. Зажигалку Эдуард направил прямо к лицу. В голове у него свежая рана, которая кровоточила, заливая его костюм. Они переглянулись между собой. У каждого промелькнула безумная мысль, хотя нет...
- Надо проверить, жив ли он еще... - начал Федя.
Но вдруг незнакомец раскашлялся. В глазах появилась осмысленность. Каменное лицо ожило и как-то странно вытянулось. Могучие усы и рот были в крови. Злая усмешка появилась на губах, и кошачьей глаза с продолговатыми зрачками внимательно вглядывались в троицу.
- Ты, - с презрительным взглядом, смотрел на Эдуарда, - заплатишь мне за эту выходку.
На мгновение Эдуард вздрогнул, но лицо тут же сковала непроницаемость.
- Я не понимаю о чем, вы говорите? - с достоинством ответил Эдуард.
Федор и Семен не проронили ни слова, и старались не дышать, чтобы вообще их не заметили. Они очень внимательно следили, чем все дело кончится.
- А кто в меня камнем кинул? - злобно захрипел он.
- А чем вы говорите? Я не кидал вас камнем, - поставили Эдуарда в тупик эти обвинения. - Я только в черного кота кинул, потому что он всегда приносит несчастье. Но я не со зла, по пьяни.
Семену эти изъявления совершенно не понравились. Его друг стал слишком разговорчивым, скованным и не походил на лидера компаний.
- А теперь вы все трое будете расплачиваться, - съехидничал он, но глаза уже не так блестели, из них уходила постепенно жизнь. - Но я вам дам подсказку: Найдите идола среди теней, чем ниже вы будете искать, тем быстрее закончиться ваши поиски. Тогда вы все поймете.
Все трое переглянулись между собой.
- Он бредит. В рану могла попасть инфекция и теперь у него жар, что могло повлечь бред, - категорическим тоном сказал Федя.
- Поддерживаю. Полную околесицу несет, - испуганным голосом, сказал Семен.
Эдуард ничего не сказал. Он смотрел на незнакомца, находясь в легком оцепенение. Нижняя губа обвисла и поработила глубокая задумчивость.
Тем временим, умирающий справился с фотоаппаратом и справа нажал на кнопку. Вспышка. Звук вылезающей фотографии. Мужчину пробрал мучительный кашель, который он не мог остановить. Наконец прокашлявшись, он улыбнулся им красными зубами от крови, а потом бросил им фотографию из последних сил. Умер.
Эдуард ловким движением руки, поймал снимок. Взглянул на фотографию, к нему с каждого бока подошли друзья и тоже направились свои взор. У Семена появился страх, у Феди удивление, а Эдуард выглядел хладнокровным, но тайна происшедшего и фотография, пугали его и одновременно вводили нездоровый интерес.
Трясущимися губами, Семен произнес:
- А где наши лица? У нас нет лиц.
Вспышка.
Они закричали от боли. В голове появились пронзительные звуки, громкие голоса и какие-то примитивные стоны. Каждый из них схватился за уши, но это не помогало, а слезы текли из глаз. Зрительные нерв перестал проводить импульсы в мозг, и ввергая их в темноту. С каждым движением или сопротивление, силы их таили, и все стремление борьбы тонули втуне.
На следующий день Федор проснулся у себя в квартире с дикой головной болью. Он помнил все вчерашние события, как сон. И совершенно не удивился, что он лежит в свое теплой постели, а напротив него висит картина, которая называется "Трое в лодке". Ему нравилось это картина, она всегда усыпляла его вечером и бодрила утром. Но сегодня нет, в этот день Федя чувствовал, что он перепил. "Надо меньше пить", - подумал он.
Поднялся с кровати, он заметил, что она вся мокрая от пота. Да, ему сегодня ночью приснился очень страшный сон. Взял очки, которые лежали на столике рядом с кроватью. Одел их. Осмотрелся, все нормально. Пошел ванную, принял душ, умылся и поменял нижнее белье. Теперь он чувствовал себя идеально.
Потом опять пошел в спальню, снял постельное белье и кинул ее в стирку. За тем пошел завтракать, при этом включил телевизор. Появилась, миловидная женщина, которая обещала похолодания до десяти градусов.
Закончив все свои дела, Федор пошел на работу в поликлинику ?6. Все было хорошо. Он доехал на автобусе до остановки "Логос". Вышел и вот, вдалеке виднелась поликлиника. Сегодня у него было неплохое настроение, и никто его, слава богу, не портил. Около входа он поздоровался с охранником.
- Как дела, Федор?
- Отлично, Денис. Желаю, чтобы "Спартак" выиграл у "ЦСКА".
- Спасибо. Только на это и надеюсь.
Федор пошел по серому коридору, где уже на скамейках сидели больные. Прошел регистратуру и завернул на лестницу. Поднялся на второй этаж. Повернул направо и тут же был его кабинет 223. На скамейке уже сидела первая пациентка, которая с дрожью и бережностью держала талон на восемь тридцать.
- Здравствуйте, - сказал женщина с толстыми очками.
- Добрый день, - поздоровался Федор, тем временим, ища в кармашки сумки ключик.
"Неужели забыл дома?" - подумал он. Но через минуту он облегченно вздыхает, доставая драгоценный ключ от своего кабинета. Открыл дверь и сказал:
- Заходите.
И зашел в каморку, где висел его белых халат. Он снял свой плащ и одел халат.
- Куда садиться, доктор? - спросила больная.
- Садитесь на стул, рядом с кушеткой, - бросил Федя, не поворачивая к больной. - Ну-с, приступим.
Повернулся с натянутой улыбкой профессионала своего дела, и она тут же слетела, как осенний лист. Ему стало дурно и хотелось на кого-то опереться, почувствовать, что он не один. На лице больного ничего не было. Ни глаз, ни носа, ни рта - лицо лысое, как коленка. И еще на нее падала тень, как из окна падает лучи света.
Федор упал бы в обморок, если бы увидел это впервые. Но вчера или во сне он видел себя на фотографии, и у него тоже не была лица. И у Семена с Эдуардом тоже.
- Что-то не так, доктор? Вы как-то странно на меня смотрите? - неуверенно спросила она.
- Кто? Я? Нет, вам показалось, - убедительно сказал он.
- И бледный вы какой-то? Вам нехорошо? - допытывалась больная.
Это что-то новенькое, больная хочет оказать любезность, которая неизвестно, куда может привести. Наверное, давно мужика не видела в голом виде. Федор фыркнул бы в другой раз, но сегодня ему этого не хотелось. Перед ним стоял человек без лица, чья-то тень, отображение, что угодно, но не человек.
Вдруг Федор истерически рассмеялся.
- Что с вами? Может, я прейду в другой раз? - взволнованно сказала пациентка, и привстала.
- Нет, нет, останьтесь. Прошу вас, - настаивал он.
Она уселась обратно. Если честно, ему хотелось, чтобы это мерзкое существо убралось отсюда подальше. У которого нет человеческого лица, но которое похоже своими конечностями на человека. Федор ловил себя на том, что он несет бред. Но когда вы видите таракана, вы всегда давите его. Вы не можете, чтобы это тварь нагло разгуливала по вашей кухне. И Федора почему-то этот образ не оставлял в покое. Он хотел раздавить, сидящего перед ним таракана.
- Снимите очки.
Она подчинилась.
Федор приблизился к ней. Дал ей с открытой улыбкой лопатку и сказал, чтобы она закрыла левый глаз, и читала буквы напротив. Начиная с первого ряда. Хотя у нее не было ни одного глаза. Но зачем-то она все-таки пришла к окулисту?
Пока она этим занималась, то есть читала буквы. Федор взял со стола шариковую ручку. Приблизился к пациентке. Резким и сильным движением левой руки, он схватил ее за голову и повернул вправо. А за тем Федор правой рукой молниеносными движениями, начал тыкать ручкой туда, где должны быть глаза, нос, губы. Он входил в раж, а существо не могло даже сопротивляться, потому что до сих пор держала лопатку. Кровь лилась рекой. Федор забрызгал весь свой белый халат кровью больной и ее тоже. Крик торжества и мысль, что у существа есть кровь, а значит оно смертно, воодушевило его еще больше. Он тыкал... тыкал... тыкал... Хи-хи-хи...
Потом бросил ручку начал душить свою жертву.
Звонок разбудил его. Эдуард со стонами повернулся на бок, ему совершенно не хотелось подходить к трубке. Но, вспомнив о вчерашних событиях, он подпрыгнул, словно по команде офицера, оглянулся по сторонам. Все в порядке. Он облегченно вздохнул, решив, что это всего лишь сон.
Потом вспомнил о телефоне. Подошел к назойливому телефону и поднялся трубку.
- Алло? - спросил Эдуард, сонным голосом.
- Эдуард? Это я, Федор, - взволнованным голосом говорил в трубку. - Приезжай ко мне. Немедленно!
- Зачем? Ты же должен быть на работе? - устало сказал он.
- Приезжай, черт возьми, ко мне домой! Срочно! - его глас неприятно дребезжал, как посуда при землетрясении.
- Но...
- Жду!
Гудки. Линия оборвалась.
- Черт возьми, и что ему понадобилось в такую рань.
Пока Эдуард собирался, Семен глядел на свою жену круглыми испуганными глазами. Это было какое-то отражение, тень, которая утратила свою индивидуальность и исчезла, как личность. Какая-то безудержная печаль прижилась в его глазах, а мрачность закрыло его лицо, будто туча. Он любил ее. Очень любил.
Ему надо работать. Он взял свои бухгалтерские отчеты, взглянул в них, а там вместо цифр и графиков, были простые тривиальные волнистые линий, который нарисовал бы даже ребенок. Это был последний удар. Цифры не существуют. Работа в пустоту, она никому не нужна. Бумаги вылетели у него из рук. Лицо вспотело, а вечно веселое лицо превратилось в муку. "Зачем все это? - задал он вопрос. - Я хочу обратно свою жизнь. Пусть она была несовершенна, но это моя жизнь. Пусть будет иллюзия".
В коридоре рядом с входной дверью стояло зеркало. И Семен, чтоб еще раз удостовериться, что он не во сне - взглянул. Там нет лица. Там сотканная пуста, отражение или тени. Семен посмотрел на свою ладонь через отражение, и там не было линии жизни, но там была тенета, которая вела куда-то вверх.
- Дорогой, ты уже уходишь? - спросила его жена, хриплым голосом.
Семен, как мог, проглотил ком отвращение и страха, и звонким голосом проворковал:
- Да, дорогая, ухожу.
- Не поцелуешь на прощание? - капризно сказала она.
Семен подумал, что если он поцелует это призрачное и аморфное существо, то его просто вырвет. Или еще хуже он сейчас зайдет на кухню, возьмет нож и пережит ей горло, как овце или барану. Нет, чтобы это не было, но Семен не убийца и не сможет этого сделать. В конце концов, она его жена.
- Конечно, дорогая, - ласково произнес он.
Трясущимися ногами подошел к кровати. Нагнулся. Как ужасно. Не лица, какая-та тварь, бесформенная черная субстанция. Куда же тебя целовать? Как его чувства не выдались на лице, это оказалось для него загадкой. Семен подставил губы и закрыл глаза. Ощущение было такое, что тебя целует медуза, холодная и слизкая.
После поцелуя он резко отстранился.
- Мне пора, я уже опаздываю.
Поднял свои документы. Сунул их в дипломат. И с силой закрыл дверь.
С отвращением вытер губы, его поташнивало и состояние какое-то непонятное, как будто земля уходит у него из-под ног, а мозги бьются о черепную коробку, так сильно пульсировала кровь в голове.
- Я бы все отдал, чтобы вчерашнего вечера не была, - сказал сам себе Семен. - Это во всем виноват Эдуард со своими выходками. Безумный козел.
Но он помнил о нитях в ладонях. Семен спустился по лестнице вниз и вышел из подъезда. Посмотрел вверх и увидел кучу нитей ведущие к небу. Но не к самому ему, а к стеклянному потолку, где гуляли люди. Но они до того были реальны, каждый из них действительно составлял индивидуальность. Каждый нес идеи отличные от всех остальных. Все они были Людьми, а мы лишь тени повторяющие их идеи. Мы пародия, бутафория, отражения и суррогаты.
Вдруг Семен увидел самого себя. Он шел куда-то вдаль. Но это был действительно он, в этом он готов поклясться, чем угодно.
Семен заплакал. А прохожие оборачивались на него, и презрительно фыркая, уходили прочь, хотя не понимали, какую боль причиняла ему эта реальность. Вся жизнь - это какой-то детский сад. Учась на бухгалтера, он не знал, что цифры не существуют, и в школе лгали всегда от чистого сердца. Это мир искажений, одна большая пуста рефлексия.
Семен все бы отдал, только бы не видеть этого. Существовать обычной тихой жизнью. А он так любил свою работу, эти отчеты, эти цифры и графики, которые исчезли из его жизни, и сама жизнь растворилось в бытие реального.
Эдуард вышел на улицу. Дул холодный ветер и было как-то не по себе от звонка Федора. Он хотел, видеть его, но зачем? Вопрос, который исчез в пустоте.
Серые дома и тучи, отягощали мысли о вчерашнем дне, когда все пошло не так. Хотя, что было, не так? Он лично не хотел этому признаваться. Это всего лишь сон, а сейчас друг взволнован и хочет, чтобы Эдуард помог ему. Вот и все. Нет, не все и он сам это знал. Вчерашние день не плод его воображения и не очередная история - это выбранный ими путь, с которого уже не свернешь. Придется, иди до конца или есть еще выходы? Покажет время.
Подошел к остановке и начал ждать автобуса. Чувствуется сегодня пойдет дождь, хотя свинцовые тучи не говорили ни о чем, только всего лишь предпосылка, а итог может быть со всем другой. Сегодня для него итог уже другой, и он чувствовал это, смотря на небо.
Вдруг перед глазами все поплыло... Разве? Ничего подобного. Эдуард даже не шелохнулся. У него совершенно не кружилась голова, и физически он крепко стоял на ногах. Но все-таки у него сознание куда-то поплыло.
Головная боль возобновилась. И он неожиданно вспомнил взгляд того, чертового колдуна, который сфотографировал их на прощание и при этом иезуитски ухмылялся. Эдуард знал, он хотел посмеяться над ними, и хотя рот так и остался в ухмылке, глаза просто умирали со смеху, давая понять, что у них будут много сюрпризов.
Подошел нужный автобус, и Эдуард не преминул, вскочил в него. Давясь в толпе, где его толкали, пихали, прочищали путь локтями, короче, творилось полное безобразия. Так в каждом автобусе происходит, но не у всех исчезают лица. Эдуард стоял среди теней, но он стоял спокойно, как будто, так и должно быть. Понимание реальности не оставляла его ни на минуту. Стойкость и мужество, не дали ему броситься в панику, хотя в этом автобусе хоть лев заведись, никто и не заметит.
В начале Эдуард пытался, глядеть куда угодно, только не на людей, у которых нет лица. Но так соблазнительно было взглянуть, хоть одному в лицо, которое ничего не выражало. И он взглянул. Эдуард глядел недолго, но ему показалось, что прошла вечность, прежде темнота познаний отпустила его. В это черной пустоте, он увидел себя. Он видел себя, как в зеркале. Это всего лишь отображение реального его.
Все лица повернулись к нему. Эдуард вспотел, увидев их. От пожилого старика, до малютки, закутанного в теплое одеяло, он увидел себя. Весь автобус словно наводнился зеркалами, и упорно показывали его лицо. Вдруг он понял, они всего лишь тени, а он отражатель их. Но такое возможно?
На это вопрос он не смог ответить и вышел на своей остановке. Постоял. Задумчиво посмотрел на удаляющий автобус, а потом пошел, как ни в чем не бывало к своему другу Федору. Такова реальность. И нити в ладонях, которые вили к стеклянному потолку, где ходили реальные люди. Это тоже реальность. И он стал реальным плохо это или хорошо покажет время. К нему пришло смирение. Тени вокруг, но он не замечал их вокруг.
Дверь была открыта. И это встревожила Эдуарда. Он осторожно приоткрыл дверь.
- Эдуард? Это ты? - послышал испуганный голос из гостиной.
- Да, я, - сказал он, заходя в квартиру.
- Закрой за собой дверь, - чуть ли не панически шептал он.
Эдуард так и сделал, как ему сказал друг. Он зашел в гостиную. Федор сидел около окна и смотрел в него. Он весь скукожился, согнулся, словно ожидал удара в спину.
Молчаливая тишина. Эдуард ждал. Его друг тоже ждал.
- Ты закрыл дверь? - не поздоровавшись, нервно сказал он.
- Да. Что-то случилось с тобой? Ты звонил?
- Да, я звонил, - глухо сказал он.
Федор повернул голову. Эдуард вздрогнул. Вместо глаз его друга зияли два кровавых отверстия, из которых до сих пор сочила кровь.
- Я не хочу видеть их, - злобно сказал Федор, отвечая на незаданный вопрос. - Я не хочу видеть тени. Эти голые лысины, коленки, ягодицы вместо лица. Не хочу!
На столике лежала окровавленная вилка. Там же расплющенные глазные яблоки, словно перезревшие ягоды, размазаны по столу.
- Зрительный анализатор, - продолжал педантично Федор, - принимает девяносто процентов информации. Теперь я не вижу этого мира. Реальность вернулось ко мне. Пусть через боль, через темноту. И тебе советую сделать то же самое.
- Нет, спасибо, - сухо сказал Эдуард, потому что перед ним уже сидел не его друг, а лишь его жалка тень. - Я лучше буду видеть мир, какой бы он ни был. Пусть он серый и ничтожный, пусть мы всего лишь отблески на лобовом стекле машины. Но я хочу жить здесь и сейчас, видеть все своими глазами, слышать то, что говорят другие. Понял?
Федор истерически расхохотался.
- Ты дурак! - презрительно сказал он. - Этот колдун проклял тебя, показав иллюзию бытия. Зачем она нужна, ведь она только сводит с ума. Нет, я не хочу этого. Пусть буду слепым, но я оставлю тот мир, каким я его помню. Лучше я буду жить грезами. Потому что мой мир исчез, а другого я не хочу.
- Как знаешь. Это твоя правда.
Не говоря ничего, Эдуард пошел прочь, от стервятника, который хочет питаться падалью. Только для того, чтобы жить дольше остальных. Пусть так, но они уже не друзья. Разговор оказался коротким, ибо теперь они говорили на разных языках.
Эдуард вернулся домой. Он был безразличен, индифферентен ко всему. Его глаза с любопытством разглядывали нити, шедшие из ладонь. Как будто он марионетка. А что если отрезать нить? Что если руки будут свободны от тисков, которые не дают ему дойти туда, где еще никогда не был. Может жизнь перестанет быть сплошным парадоксом.
Отвлекаясь от своих воспоминаний, Эдуард взял трубку телефона и вялыми движениями набрал номер. Еще одному другу. Семену. Жизнерадостному добродушному Семену, который всегда смотрел через призму счастья своей жизни, даже когда ему было очень грустно. Он еще так молод, но понимал, что время грусти это всего лишь вход к чему-то незабвенному, доброму.
- Алло?
- Привет, Свет. Это Эдуард. Семена можно услышать?
- Привет. Он ушел на работу, - отвечала она. Потом, немного помолчав, сказала: - Я чувствую, с ним случилась какая-то беда. Он был таким потерянным, когда уходил, словно он уже никогда не вернется.
- Нечего волновать, неверное у него опять какой-нибудь учет? - с уверенностью заявил он.
- Наверное, ты прав.
Но никто из них не поверил в эту маленькую ложь. Семен больше не вернется. В свой дом, к своей молодой жене. Он ушел навсегда.
Через два месяца. Эдуард навестил Семена в лечебнице для душевных больных. Стены, Эдуарду казались серыми, хотя они имели белоснежный вид. Но дух затухание и безумной безнадежности гулял здесь. Все как будто в замедленной съемке, каждый шаг сопровождался гулом, речь медленной, а жизнь имело рассеянный вид. Время не существовала, не для пациентов, не для самих психиатров, каждый жил в своем мире теней. И Эдуард назвал этажом отображения 666. Он сам находился, награни, но этажом ниже, на 665.
Эдуард видел Семена вблизи. Ему разрешили с ним пообщаться, так как вел он себя хорошо, и ему разрешали видеться с посетителями. Только посетители не желали видеть геморрой в социальном обществе. Жена развелась, а другие забыли о его существовании.
Сегодня Эдуард пришел не с пустыми руками. С разрешение врачей он подарил ему кубики с цифрами. Семен обрадовался его подарку, но самого друга не признал.
Психиатры разрешили ему побыть с ним всего десять минут. Но и этих минут было достаточно, чтобы по лицу Эдуарда потекли слезы.
Семен с рыбьими глазами и с пухленькими ручками, в клинике он потолстел, играл с кубиками, составляя всевозможные цифры: 23,85,575, 486, 365, 6467 и тому подобные. Он радовался как ребенок, когда число представало его взору. Эдуард не видел этих чисел, он видел всего лишь обычную ничего не значащую галиматью. Но по реакции Семена, он понимал, что тот постепенно возвращается в мир теней. Он всей душой хотел этого и вот ему удается. Если радуется, значит, удается, скоро он прекратит видеть реальность и вернется обратно в обычный образ жизни. Пусть так.
Эдуард посмотрел на него с печалью, вздохнул тяжело и отвернулся. Больше ему здесь делать нечего.
Он потерял друзей, он приобрел видеть то, что другие не видят и даже не задумываются об этом, в каком живут мире. Это их судьба. Они не виноваты, что встретили дурного колдуна, и он на прощание подставил свою грязную щеку для поцелуя, после чего они все заразились. Жаловаться незачем и некому, нужно только идти своей стезей. Еще бы ничего, если бы отрезать эти нити на ладонях...
- Ну, что как живется?
Эдуард сначала не понял, кто с ним говорит, а потом заметил, что на тротуаре валяется бомж. Он окутался в грязную, рваную шубу, на нем были рваные брюки и стоптанные пыльные сапоги. Грязная кепка невпопад висела на его кучерявых волосах, на ней было написано "Гризли".
- Иди, к черту, - бросил он.
- Что потерял друзей? Понимаю, понимаю, - говорил он, как человек действительно, опечаленным таким фактом.
- Что ты сказал? - взбеленился Эдуард.
А тот лежал себе на тротуаре, и пил свое поило, которое достал из-под себя.
- Спятили? Как бить дать, спятили? Двое их было? Это плохо, - бродяга разговаривал, словно сам собой. - Нехорошо терять друзей. Действительно, без друзей пропадешь.
- Я тебе сейчас морду набью, - скрипел зубами, сказал Эдуард.
- А нитки в руках не помешают? - лукаво спросил он, и прищурил глаз.
Эдуард остолбенел.
- Я все знаю. Узнал, что ты всего лишь тень. Это хорошо, а еще лучше, что ты не потерял голову. Ох, эти тени все пытаются запутать, придумали философию, химию, физику, даже психологию. Столько опыта и точек зрения, а до истины далеко. Сколько не размахивай крыльями, а за пять чувств не уйдешь. Трансцендентность дано Богу больше некому.
- Ты откуда знаешь, - заикаясь, спросил Эдуард.
- Ох, мне вас теней учить. Меньше идолов нужно строить, тогда и теней не было бы. Подставляй ладони.
Эдуард с разинутым ртом, с глазами на выкат, а психика награни безумия, подставил свои руки. Бомж, как и бутылку, достал из-под себя золотые ножницы. Чик. Чик. И руки освободились, но никакого качественного изменения не произошло.
- Кто вы? - вежливо спросил он.
- Идол. Ох, вы тени. Идолы повсюду. А я ваш идол. Только не смотрите так? Я делаю идолов. Иди.
- А разве вы не объясните, что это такое? - спросил Эдуард, показывая наверх.
- Оглянись разгадка вокруг нас. Это суета, отражает кумиров наших, а кумиры отражаются в других и процесс этот бесконечен. Чем дальше к теням, тем все более противоречив и странен мир. А теперь иди и дай мне насладиться водкой.
Эдуард ушел. Он ничего не понял. Но ему все равно, он будет жить в этой реальности, и этим все сказано. Он не будет отдаляться от людей, и не станет жить в затворничестве, чтобы познать истину. И не будет гнить в своей квартире. Его цель просто идти туда, куда другие не заходили. Увидеть то, что не видели другие.
Эдуард зашел в кафе. Встал у порога. Все лица повернулись к нему. В их пустых лицах обремененною тенью было написано обожание и любовь. В каждом его отображение, он обожал сам себя.