Темноту прорезал луч света. Сначала было непривычно от долгого пребывания в темноте, но глаза быстро привыкли. Луч быстро разросся и принял неопределённую форму.
Пахнуло свежестью. Обдало морозцем, прямо по бороде.
Василь Михалыч бородатый детина в чёрной фуфайке, ватных штанах и в сапогах, вечно изнавоженных, пропахший табаком и водкой, немытый недели с две, шатаясь после вчерашнего, ввалился в сарай, запнувшись о порожек.
- У-у-у, я тебя!!! - чуть не упав, пробормотал он.
Василь Михалыч прошёл с жестяным ведром дымящихся помоев вглубь сарая, сначала к поросятам. Пороси весело повизгивая повскакивали ещё до того, как он вошёл, лучше гончих почуяв знакомую вонь, а теперь, толкаясь, лезли друг на друга, виляя витыми хвостиками.
- У-У-у, скотина! - проворчал Василь Михалыч, наливая в лохань поросятам помои с барского стола. Он вылил в лохань всё ведро и удалился, оставив дверь открытой, всё также шатаясь и чертыхаясь.
Пороси полезли в корыто, истекая слюной. Лезли друг на друга, не заботясь о том, что ждало их впереди. В жизни их беспокоило одно. ЕДА. Может ли быть что-нибудь быть важнее этого? Нужнее? Полезнее? Может ли вообще что-нибудь быть? ЕДА!!! Всепоглощающая, всеобъемлющая, вездесущая, вечно напоминающая о себе свои присутствием и отсутствием, всё заполняющая и всё опустошающая. ЕДА ЕДА ЕДА!!! Должно быть, это у них один из великих сказал. Поросячий Магомет.
Отталкивая друг друга, пороси лезли в корыто. Необычайно худой поросёнок (и куда всё то, что он съедал, девалось?) забрался на самый край лохани и подтолкнутый розовым толстячком плюхнулся в самую гущу. Вот оно блаженство. Быть в центре событий! Товарищи через борт поглядывали на него с опаской, хотя больше в их взглядах было зависти. Поросята пока были маленькими, никому не удавалось перелезть через край корыта. Даже розовый толстячок, наконец, поняв, что он наделал, недоумённо хлопал глазами. Ещё бы! Ещё долго ему не проделать такого, даже с помощью братьев и сестёр его вес сводил все шансы на нет.
Юркий отрок почувствовав всю красоту и прелесть своего положения, в свою очередь надменно взирал на растопыривших рты собратьев. Ничьё внимание в сарае его больше не интересовало. Он набрал побольше воздуха в свои поросячьи лёгкие, перевернулся на спину, и растопырив задние ноги показал своё подтянутое брюшко. Он подрыгал ножками и на спине проплыл перед носами ошалевших родственников, обдавая их помойными брызгами. Что тут началось! Визг и писк стоял коромыслом. Старшая сестрёнка, поставленная за главную, глянула на толстяка с укором; поросёнка стали толкать, а кто-то сзади ухватил за ногу. Толстяк, испугавшись, как бы голодное стадо не набросилось на него, пулей выскочил из толпы. Исчезновения его никто не заметил.
Худой порось тем временем вертелся так и сяк, показывая то рыльце, то пестик, пуская пузыри в густой жиже, то с одного конца, то с другого. Поплавав немного, порось стал уставать, да и остальным это начало надоедать. Шум у корытца поутих и перешёл в монотонное чавканье. По мере того, как количество съеденного увеличивалось, худой поросёнок опускался всё ниже и ниже, осознавая, что самому ему теперь не выбраться наружу. Тут толкать будет некому. Толстяк, следивший за происходящим, понял, что честная компания насытилась, скромно подошёл к краю и стал хлебать с троекратным усердием, что вовсе отбило остатки аппетита у худого порося.
Худой поросёнок остался лежать в корыте с раскинутыми лапами, как кошка, которой пионеры сделали "крокодила". Побелевший поросёночек беспомощно шевелил ножками. Он был уничтожен. Все это понимали. Толстяк победоносно взглянул на него, затем на своих родственников, валявшихся кто где с надутыми животами. Худой поросёнок вскочил на ноги и заверещал что было мочи.
От свиней шум один и расстройство, подумала коза, мотнув головой от рези в ушах. Есть ведь люди, которые понимают толк в животных, не разводят свинюшек. Само слово за себя говорит. Как же, как же хорошо, что я родилась такой, как я есть беленькой с точёными копытцами, стройными ножками, круглым пузиком, розовым выменем. Как хорошо. Другой я быть просто не смогла бы, ведь это была бы уже не я.
Василь Михалыч вошёл в сарай со вторым ведром, уже для свиней. Свиней держали отдельно от поросят. Поросят уже отняли от маток, вместе держать их уже не было смысла. Да и недавно, свинья-мать (как вообще эти два слова могут стоять вместе, да и ещё и по отношению к живому существу!) села на выводок своей тушей и придавила пару-тройку розовых негодяев. Никто от этого не расстроился и не удивился. Ни свиньи, ни их дети не заметили пропажи, даже сам хозяин не расстроился, только поддал свинье сапогом в рыло, выругался и унёс тушки прочь, а на следующий день появился сильно шатающимся. Сука-любовь.
Свиньи-дети недоумённо глядели на свиней-родителей из своего загона, не понимая, что находится перед ними, и что этим им ещё предстоит стать, может не всем, но большинству. Это их будущее, апогей развития, чтобы стать "этим" нужно пройти школу жизни, смысл которой заключается в поедании помоев и прочей гадости.
Родители тоже смотрели на своих детей, но без недоумения, с безразличием. Они глядели на своё прошлое, чувствуя своё превосходство перед ними; глядя на них можно было сказать, что всё это превосходство заключалось в весе. Между взрослыми и детьми была большая разница и пути ни туда, ни обратно не было.
Коза вспоминала своих родителей, точнее беленькую маму. Папу она никогда не видела и не знала, была лишь с мамой, без братьев и сестёр, без друзей, всегда вдвоём. Мама часто проводила своей головой молодой козочке по спине, тихонько бебекая.
Днём, на лугу, мама всегда подталкивала козочку к сочной травке, оставаясь щипать обглоданную коровами землю, натыкаясь на их лепёхи невероятных размеров. Зимою мама выщипывала из охапок сена жухлые травинки, плюясь и силясь проглотить, оставляя своей маленькой козочке опять же лакомые кусочки. Ночами она ложилась животом на свою дочурку, закрывая её своим белым тельцем, словно тёплым одеялком. Она была всегда вместе с мамой, а когда мамы не было рядом, она всегда оставалась в её мыслях. Мамы уже давно не было с ней, но память её она не покидала, поэтому молодой козочке было не так одиноко в этом сарае среди коров и свиней.
Василь Михалыч угрюмо плеснул пойло свиньям в корыто, свиньи угрюмо подошли к корыту и не спеша, начали сосать тёмную дымящуюся жижу. Спешить им было некуда, всё чего они могли достичь, у них было. Как же должно быть приятно, быть в нужном месте, быть собой, быть всем, чем возможно, осознавая, что вот ОНО. ТЫ все сделал. ГОТОВО.
Худой поросёнок увидев Василя Михалыча заверещал ещё сильнее. Василь Михалыч не спеша накормил свиней, вероятно, он тоже достиг чего хотел, или чего мог. Также не спеша, несмотря на пронзительный визг, он вытащил верещавшего порося и бросил в кучку остальных. Поросёнок неловко стал на ноги и отковылял прочь от своих собратьев. Собратья, злыми глазками глядели на худого поросёнка, но подходить не стали. Поросёнок лёг на край, рядом с заборчиком, отделявшим поросят от прохода, и уставился на козу. Коза заметила, что поросёнок смотрит на неё, но не посмотрела в ответ.
Василь Михалыч вошёл вновь и подал охапку сена коню. Конь, грустными глазами взглянул в мутные глаза Василя Михалыча и начал осторожно, одними губами, вытягивать сено из охапки. Василь Михалыч снова ушёл. Конь стал есть смелее. Он очень боялся Василя Михалыча, несмотря на его нестойкую походку. Однажды конь неосторожно взял с руки шатающегося Василя Михалыча хлеб, цапнув его за ладонь жёлтыми зубами. Василь Михалыч опешил, схватил голову коня обеими руками, притянул к себе и наподдал снизу коленом. Конь завизжал и проломил задними лапами стену сарая. Василь Михалыч поняв, что всё это происходило на самом деле, повыбивал зубы коню жестяным ведром. Раньше конь был дружелюбным, хоть и молчаливым, а теперь и вовсе перестал с кем-либо дружить. Стал задумчивым, осторожным, вероятно подозревал, ещё какой-то подвох. С тех пор конь стал питаться травой и сеном, и как бывшее любимое животное перестал получать мясо с барского стола. Теперь его получали только свиньи и куры. Когда стали давать сырое мясо курам вместо коня, глупые куры не знали что с ним делать и поднимая страшное кудахтанье, летали с кусками по всему сараю орошая всё кровью, в конце концов, перемазывавшись сами, больше походили на недобитых петухов.
Глупых птиц ничего не волновало, даже собственное потомство. С самого появления своих детей, они, задрав носы, искали корм лишь себе, разгребая своих цыплят когтистыми лапами с растопыренными пальцами.
Наверное, умны лишь те, кто детей своих воспитывает, думала коза. Вот конь умён, например. Только того стал малость. Кто угодно тронется, если глядеть на кур в крови перемазанных, особенно если ещё по морде ведром отходят. Но конь сильный. Коза не знала, что ей делать. Жить здесь было терпимо, если не придавать значения отдельным происшествиям, но если вспомнить частности становилось просто невыносимо. Так дальше продолжаться не могло. Скоро была весна, коза это чувствовала. Может бросить всё и уйти в лес? Ведь здесь у меня ничего и нет, а в лесу, я смогу питаться и просто жить. На воле. Она думала:
- Попросить бы коня, чтобы он выбил хлипкую стену деревянного сарая, но что дальше? Лес её пугал. Там она не знала никого и до конца не могла оценить ситуацию. Ей было страшно. Нет. О том, чтоб оставаться здесь не могло быть и речи. Коза уже была, по крайней мере, чувствовала себя, взрослой и закрывать глаза на происходящее она не могла, чего доброго станешь таким же безразличным и самоуверенным как свиньи. Пока она так думала Василь Михалыч ткнул пучком сена козе в морду. Привычным движением Коза вытянула траву из кулака Василя Михалыча и начала спокойно жевать. Несколько травинок упали на пол. Коза посмотрела на них, но поднимать не стала. Она никогда не ела с пола. Трава же была исключением, трава росла, а не лежала, но если по траве кто-то ходил люди или животные, такую траву коза не трогала. Василь Михалыч тоже посмотрел на травинки.
- Ишь, мадам нашлась!
Василь Михалыч забрал пустые миски у неё и у коня, вышел и вернулся с ними полными воды.
Вот и воду нам вместе носит, подумала коза. Это должно быть знак. Мы вместе с конём. Вместе и уйдём. Василь Михалыч поставил перед козой миску с мутной водой. Коза посмотрела в миску, но не пошевелилась. Василь Михалыч посмотрел на козу, подождал. Коза не двигалась. Тогда Василь Михалыч отдал её миску кому-то из коров, а ей принёс глубокую тарелку с удивительно чистой водой.
Василь Михалыч злобно глядел на козу пьющую из тарелки маленькими глотками.
- Чистюля, - плюнул Василь Михалыч себе под ноги и пошёл за сеном коровам.
Коровы были немного тучны, неизвестно с чего, они ведь не были любимыми животными Василь Михалыча и не получали мяса. Вероятно, это было от стоячего образа жизни. Дай, им мяса они носились бы как угорелые, почище поросят. Коза на минуту представила себе коров бегающих по сараю с кусками мяса в зубах, прыгающих на стены, перемазанных кровью.
- Попей от такой молочка, неизвестно кем станешь, - подумала коза. Пусть лучше курицы будут любимыми животными хозяина. Он это не плохо придумал, может, я его недооцениваю?
Из-за своей тучности, коровы мало двигались и много жевали, значит, еда занимала и их мысли постоянно, почти как у свиней. Только они не были свиньями.
- Почему все коровы такие одинаковые думала коза, такие медленные и молчаливые? И беззубый конь туда же...
Коза видела других коней только издалека. Те кони проносились по лугу, потряхивая гривами, за ними не могли угнаться двуногие люди, которых они так легко сбрасывали со своих спин.
Этот же конь был рабочим. Он работал летом и в начале осени, всю зиму он стоял молча, будто ожидая сена, и никогда не улыбался, как раньше, поле того, как хозяин посчитал ему зубки. Даже молодые улыбались, хотя может только от своей глупости. Наверное, когда взрослеешь, становится не так смешно. Никогда не улыбаются только взрослые, может потому что им ничего не интересно? Или положение не позволяет?
Василь Михалыч принёс коровам сена, и они принялись спокойно жевать, почавкивая, конечно поскромнее, чем свиньи. Тем временем, поросята стали отходить от плотного завтрака. Худой поросёнок ожил и, похрюкивая, глядел на козу. Коза видела это.
- Не могу же я дружить с ним, думала она, улыбнуться ему даже не могу. Это же свинья, ещё и в помоях вся.
Поросёнок продолжал с интересом смотреть в ёё сторону, виляя хвостом, как дворняга.
Василь Михалыч принёс ещё сена козе и бросил на пол. Коза посмотрел на Василь Михалыча, потом на сено. Василь Михалыч ушёл. Коза поела сено сверху, а то, что лежало на земле или было близко к ней, по её мнению, оставила. Василь Михалыч вернулся, посмотрел на оставленную траву и пошёл открывать загоны скотине.
Первыми, как и всегда выбежали с визгом поросята. Худой поросёнок семенил позади, сказывалось пережитое утром. Потом Василь Михалыч открыл загон для свиней. Свиньи нехотя пошли, не глядя друг на друга, и образовали пробку у входа, толкаясь, не хотя никого пропускать. Василь Михалыч пнул одну свинью в бок
- Пошла!
Свиньи безразлично пошли друг за другом.
Потом он открыл загон для козы. Коза на стройных белых ножках обошла охапку сена и вышла из сарая, держась от свиней на безопасном расстоянии. Василь Михалыч открыл загородку и коню. Конь остался стоять. Василь Михалыч потянул коня за гриву.
- Пошёл и ты! - конь медленно пошёл к выходу.
Дальше, коза не видела, что происходило, скорее всего, хозяин открывал перегородки ещё и для коров.
На улице было свежо и морозно. Светило солнце, кое-где на небе виднелись облака. На земле был утоптанный снег, коза чувствовала, что скоро и его не будет. Василь Михалыч расчистил снег утром, но копытца у козы, как и острые копытца поросят, и огромные копыта коня проваливались.
Поросята носились по всему двору, от сарая к дому, свиньи отошли к забору и безразлично стояли там, конь прислонился к стене деревянного дома, где жил хозяин. Из сарая вышли коровы посмотрели по сторонам и отошли в конец двора, пережёвывая свой завтрак и размышляя чем бы им заняться до обеда. Коза погнулась вперёд и назад, в сарае у неё затекли ноги, и подошла к углу дома. Молодой поросёнок бегал вокруг неё кругами. Коза остановилась. Поросёнок на бегу к ней не успел затормозить и ударился в неё боком.
- Какой глупый, - подумала коза и отошла подальше.
Поросёнок снова разбежался и ударился в неё, на этот раз специально. Козе это не понравилось и она пошла поскорее за угол, тут на него налетел не то толстый поросёнок, не то другой, все они были на одно лицо. Коза медленно обошла весь дом, встретив свиней у угла. Встречей назвать это можно было только символически, свиньи на неё даже не посмотрели.
- Что же это он не побежал за мною? - вспомнила коза про поросёнка и, прибавив шагу завершила обход дома. Конь по-прежнему стоял у стены, а коровы перешли на середину двора.
- Здесь без новостей, - подумала коза.
Что-то тёплое схватило её за ногу.
- Хотя не совсем, - посмотрела она вниз и увидела худого поросёнка.
- Опять он, - козе стало смешно.
Толстый поросёнок увидел это и стремглав кинулся к ним. Коза опешила, ещё больше опешила она, увидев, что остальные поросята бросились за ним. Быстро скинув худого порося, она затрусила за дом. Поросята не стали догонять её.
- А он молодец, как благородно с его стороны было задержать всех, а может и пролить свою розовую кровь за меня, - улыбнулась она про себя.
На дворе Василь Михалыч что-то покрикивал. Козла подошла к нему. Хозяин загонял всех в сарай. Коза не спешила, глядя на белое блестящее поле, лес вдали, оранжевое солнце, над лесом. Она подождала, когда всех загонят в сарай. Сначала загнали самых послушных, или самых безразличных. В сарай спокойно зашли коровы, за ними конь, свиньи по одной. Ногами сгрёб хозяин непослушных поросят. Козе стало опять смешно. Всё-таки это её дом. Эти существа не были ей приятны, но она принадлежала им, и они принадлежали ей. Без них это был бы не её дом. Коза вдохнула, дышалось лёгко. Было ещё холодно. Морозец обжигал лицо и ноздри. Коза понюхала снег, посмотрела снова на лес и пошла в сарай. Василь Михалыч подтолкнул её. В стойле всё было по-прежнему. Худой поросёнок с интересом поглядывал на неё, вертя крючковатым хвостом. Так дождались обеда.
Василь Михалыч опять обслужил первыми поросей. На этот раз в корыто никто не попал. Худой поросёнок ел без аппетита, а когда хозяин поставил поросятам миску с мутной водой, посмотрел на хозяина и пить не стал. Хозяин толкнул поросёнка к воде. Тот заупирался. Василь Михалыч разозлился. Он бросил миску на пол и вытащил из загона козу за рога.
- От тебя всё! Скотину мне сбаламутила - закричал Василь Михалыч.
- Не надо меня таскать. Я и сама ходить могу. Коза пошла с ним, не упираясь. Одной рукой Василь Михалыч продолжал держать козу за рога. Вслед никто не посмотрел. Коровы стояли в конце сарая. Поросята и свиньи были поглощены едой. Лишь конь, не поворачивая головы, следил за ними глазами.
Василь Михалыч пришёл в сарай с сеном.
- Есть ещё чистюли!? Крикнул он.
Руками в крови, он бросил сено для коров на пол. Коровы медленно, как обычно, принялись за сено. Василь Михалыч дал сена и коню. Вытаращив глаза, конь смотрел на сено, но не ел.
- Что?! - крикнул Василь Михалыч.
Конь наклонил голову к сену. Василь Михалыч вышел.
После обеда пришёл ужин. Козы всё не было.Маленький поросёнок теперь снова забавлялся со своими братьями и сёстрами.
На следующее утро, шатаясь, Василь Михалыч вошёл в сарай, задать корма зверям. Свиньям, коню, коровам. Закончив, Василь Михалыч пошёл в дом. У дверей дома стоял человек в кожаной куртке.
- Здравствуйте, я из общества защиты животных, представился он.
Василь Михалыч пошёл в дом, не останавливаясь. Молодой человек сделал шаг вперёд, взял за шиворот Василя Михалыча и, сбежав вниз, стянул его за шиворот со ступенек. Василь Михалыч заметил зелёный УАЗик и сидящих в нём двух человек в форме расцветки "Дубок". Молодой человек подвёл Василь Михалыча к подсобке, рядом с сараем.
- Посмотрим, чем вы тут в свободное время занимаетесь.
Снег ещё не успел запорошить следы крови. В подсобке нашли орудие убийства, шкуру, рога.
- В соответствие с актом 8.12 о защите животных УК РФ, вы подлежите административной и уголовной ответственности.
- Пошёл ты. Чо я сделал то?! - огрызнулся Василь Михалыч.
Молодой человек махнул рукой, из машины к нему подошёл человек постарше, в форме расцветки "Дубок".
- Итак, - сказал молодой человек, - Анатолий Петрович, фиксируйте. Вчера тут произошёл умышленный акт умерщвления живого существа. Вот доказательства, - молодой человек показал рукой на подсобку.
- Фиксируйте, - добавил он.
- Все умерщвляют, а я что рыжий что ли? - возмутился Василь Михалыч.
- Как это все? Мы, например, вегетарианцы, - сказал молодой человек.
- В наше общество других не берут, - добавил Анатолий Петрович.
- Э-э-э, мужики, - засомневался Василь Михалыч, пойдём ко мне в дом лучше, посидим, свои же люди.
Молодой человек холодно смотрел на Василь Михалыча.
- Ну это, хотите я денег дам, что ли?
- Нам денег на месте брать не положено, не слышал, Путин объявил по телевизору?
- Я телевизор, это э-э, не очень понимаю в последнем, - пытался поддержать разговор Василь Михалыч.
- Деревня! Не знают, что в стране творится, а потом голосуют, хрен знает за кого. И тут находится определяющий контингент избирателей - пожаловался Анатолий Петрович.
Молодой человек посмотрел на него. Анатолий Петрович посмотрел в землю.
- Ну чо мужики, вы это, ну?
-А-а-а!!! Помощь!!! - закричал Василь Михалыч и попытался бежать.
Молодой человек, обладавший неплохой реакцией поймал его за фуфайку, и мотнул так, что развернул лицом к Анатолию Петровичу. Анатолий Петрович сделал шаг вперёд, выпад и ударил Василь Михалыча в живот. Василь Михалыч присел.
- В машину его. Живо! - скомандовал молодой человек.
Он был главным. Василь Михалыч медленно пошёл к машине, где их ждал третий человек. Тут он потихоньку разогнулся по пути, вдруг он резко толкнул Анатолия Петровича, державшего его, ударил молодого человека в пах и налетел было на третьего человека, как получил сзади от Анатолия Петровича в шею.
Василь Михалыч развернулся, но тут же был поражён метким, но не опасным ударом в сердце. Василь Михалыч рухнул на землю и получил несколькими сапогами по лицу. Через минуту Василь Михалыч зашевелился и поднял голову. Над ним стоял молодой человек.
- Кончай его - сказал Анатолий Петрович, - это я не зафиксирую.
Молодой человек достал пистолет и приставил его к башке Василь Михалыча.
- Чуешь, чем твоё делопроизводство пахнет? - спросил он.
Василь Михалыч продолжал смотреть на него, не мигая.
- Сейчас инструмент конфискуем, а в следующий раз каюк. Понял?
Василь Михалыч уронил голову на снег и закрыл глаза. Будто во сне видел он людей, врывающихся в его дом, слышал крики жены, потом снова людей выносящих из его дома окорока и сало. Один человек, Василь Михалыч не мог различить его, из-за пелены в глазах бросил горящую паклю в подсобку. Когда занялась подсобка, Василь Михалыч перевёл глаза на белое блестящее поле, лес вдали, оранжевое солнце, над лесом.