Љ1. 

Океан огромен - его не охватишь взглядом. 
Я теперь узнал: океан способен стать адом 
как, по Жан-Полю Сартру, другие или ты сам. 
Впрочем,  я не придерживался таких взглядов 
до того, как уверовал в чудеса, 
черной ночью, покуда бежит волна, 
мне рассказанные со дна.  

Когда не было для меня пусто слово "земля", 
я был капитаном пиратского корабля, 
когда еще горели жизнью мои глаза. 
Я был проклят около трехсот лет назад 
королем в кроваво - красной короне, теперь дни мои нелегки - 
днем и ночью, не зная покоя и чувства,  в океане искать его сундуки. 

И проклятье будет снято только тогда, 
когда под голубой луной разойдется вода, 
и золотой сундук будет поднят со дна. 
Жизнь одна, но как осточертела сейчас она. 
Наш корабль плывёт сквозь время, не зная земли. 
Горизонт сливается с морем, постепенно тая вдали. 

В тёмной духоте трюма старого, насквозь прогнившего корабля
всё еще лежит, хищно скалясь, голова того короля
и, увы, никак не сгниёт, 
как и мёртвое злое, испившее чашу боли сердце моё. 
Начинается ночь, солнце отступает, в небеса взлетает луна. 
Хищно скалятся рыбы, любуясь ею со дна. 



Љ 2. 

Ночь темна. Очертания шторма вдали 
намекают на тонущие корабли, 
на треск матч, на внутриутробный вой 
и на то, как мёртвым станет живой. 
Спины скатов, водорослей струна; 
каждый, кто упал, достигает дна. 

Каждый, кто пришел, будет с треском 
похоронен под вековым песком. 
Цвет воды утрачивает лазурь. 
Я всегда любуюсь на корабли, умирающие внутри бурь. 
Вот и сейчас волны злятся, шумя и бурля,
вальс со смертью танцуют два корабля. 

Звёзды кружатся в небесах во славу луне, плачущей по всем тем, кто уснёт мёртвым сном на дне. 
смерть сужает тебя до гниения в мрачном тепле. 
Было время, и я желал её как никого ранее на земле. 

И вдруг происходит то, что предугадать нельзя - 
я вижу в толще воды твои  негаснущие глаза. 
Взгляд, и мое мое сердце как будто истыкано насквозь штыками. 
Я тянусь к тебе своими ледяными руками. 
Ах, возьми мое сердце, смотри, оно кровоточит. 
Я  шепчу в ночь проклятия, ночь как всегда молчит. 



Љ 3. 

Я не знаю, как это бывает - жить, кого-то любя, 
но, закрывая глаза, я представляю только тебя. 
И ты первый живой человек на моем борту, 
и если чувство  есть преступление, то меня повесят в порту. 
Мне самому  непонятно, чем же я теперь стал. 
Раньше я состоял как будто из стали, а теперь вполовину хрусталь. 

И я должен признать: я смотрел на мир со злобной стылой тоской 
в час, когда ты, рыдая и кашляя, поднялась из пены морской. 
А теперь от меня отступает, пятясь, тоски оскал, 
что-то жадно бьётся, оживая в районе виска. 
Я лежу с тобой рядом, путаясь в мыслях как в рыболовных сетях. 
Я не знаю, как можно об этом рассказывать, и в сердце колотится страх: 

как "Летучий Голландец" неуспокоенный мой бороздит моря, 
как катилась по палубе в лужу крови голова того короля, 
как проклятье, сорвавшись из уст, окутало все вокруг собою, как дым, 
какого это - убивать, какого - умирать молодым, 
и не впитывать воздух легкими, не болеть и не жаждать сна, 
и познать постылую вечность - ах, вот какова она. 

Ты в ответ расскажешь мне про места, до которых мне как до далекой звезды - 
где-то бродят, скалясь, большие медведи сквозь жестокие льды, 
где-то море сладкое как вино, его дно украшает алый коралл. 
Где то нежное  давнее время, в котором я не умирал? 
Во всё небо закат алеет, своим сходством с кровью маня. 
И как будто бьёт в сердце молния, когда ты целуешь меня. 



Љ 4. 

Но когда в небе восходит, искрясь, голубая луна, 
чтоб снять проклятье, кровавая жертва должна быть принесена. 
Мне не везло много раз, но что-то изменилось - внутриутробный 
голос мне шепчет: "ну попробуй, попробуй, попробуй". 
Путь в твоё сердце лежит предсказуемо через рёбра. 
Увы, у меня недолго получилось быть добрым.  

Но вдруг в последний момент ты открываешь глаза - 
и я хотел бы начать все сначала; мне жаль, что уже нельзя. 
И снова  в толще воды окажутся твои 
негаснущие  глаза - 
прости, прощай, но все будет как в предсказании. Всё точно так, как я рассказал. 
Но только  боль возникает во мне неожиданно и бьётся где-то внутри. 
И я смотрю, как танцуют кровавым красным на твоих губах пузыри. 



Љ 5. 

Вот золотой сундук в глубине сияет светом потусторонним. 
Вот все  стоят в тишине, никто слова и не проронит. 
И только волны шумят, в белой пене тебя хоронят. 

Вот  мое сердце взрывается, разбивается  как стекло. 
Я лечу в воду, и вряд ли бы что-то меня. 
Вода скрывает тела и сокровища. И чайки в небе смеются зло.