Жил-был Цветочкин. То есть, нет - не совсем правильно. Скорее, он то ли он жил, да не был, то ли был, да не жил - в общем, пребывал в некоей не поддающейся определению форме существования, которую трудно описать. Да и описывать, как ни трудись, было, скорее всего, нечего. Например, на Работе, куда он ежедневно приходил и как бы что-то там делал, совсем никто бы не сумел о нем ровным счетом ничего рассказать. Никто бы даже и не вспомнил, что такой есть. Вот, спроси кого - первым делом, наверно, расскажут про Катю. Ибо к тому располагают ее внешние данные. Настя - та тоже ничего, а еще она очень громко и заливисто смеется, когда Дима-сисадмин развлекает обеих особ в курилке свежими анекдотами. Услышав которые, Нина Ивановна сразу же делает каменное лицо. Ибо - Нина Ивановна. Колбаснер - мудр, ироничен и проницателен. Говорит афоризмами. И вообще, Колбаснера нужно было бы упомянуть первым, но у Кати - внешние данные. Зато, вот, Цветочкина, что есть такой, никто бы и не вспомнил ни на трезвую голову, ни в состоянии подпития - хоть убей! Скорее, вспомнили бы, какие на Работе стулья, где какая выбоинка, или, там, у кого какая заставка на мониторе, коврик для мышки... Ибо в личности Цветочкина было ну совершенно не за что уцепиться человеческому взгляду: как бы и присутствует нечто такое, а как бы ничего и нет. Приходя с утра на Работу, Цветочкин никогда ни с кем не здоровался. Тем более - не спрашивал, как дела, и все такое. Потому что боялся: а, вдруг, другим неприятно, что именно ОН с ними здоровается? Или, может, отвлекает человека этим от гораздо более важных дел мыслей? И никому при этом не приходило в голову обвинить его в хамстве. Все воспринимали это как данность: с Цветочкиным тоже никто не здоровался, ни о чем с ним не разговаривали - и не потому, что презирали, или относились как-то плохо. Скорее - не относились никак. Так как непонятно, к чему тут можно было бы хоть как-то относиться.
И никто из коллег не знал, что, на самом деле, Цветочкин, как только получал зарплату, шел в книжный магазин и покупал много очень-очень Интеллектуальных Книжек. Он приходил домой и читал их. Читать эти книжки было трудно, потому что были они интеллектуальные, и написано там было все очень интеллектуально. Цветочкин мало что там понимал. И, даже если ему казалось, что что-то понимал - боялся, что понимает неправильно. Так, что брякни где - засмеют. Но он заставлял себя читать эти самые интеллектуальные книги, и ему казалось, что он в них очень что-то очень тонко чувствует. Так тонко - что и словами не передать. Он вообще не умел передавать чувства словами. Вероятно, от тонкости натуры.
Сидел Цветочкин на Работе изо дня в день, и думал: наверное, Катя тоже читает Интеллектуальные Книжки! Не зря же она такая красивая. А лицо у нее - какое одухотворенное!
И он опускал голову ниже, глядя в бумаги или в эксельную таблицу на мониторе. Чтобы никто не заподозрил, что он смотрит на Катю.
И вот, однажды произошло такое, чего никто не мог бы ожидать от Цветочкина.
Он вдруг поднялся из-за своего рабочего стола, уронив при этом стул, и прямиком направился к Кате. Катя, испугалась: выражение лица Цветочкина было, как у убийцы-маньяка. Или как у человека, которому очень хочется какать, а он в метро. Встал Цветочкин напротив Кати, долго моргал, жевал губы, извлекал какие-то нечленораздельные звуки...
Катя смотрела на Цветочкина, изумленно, непонимающе и с опаской. Она покосилась в сторону сисадмина Димы, словно ища у него поддержки и защиты. Дима озорно подмигнул, чем убедил Катю в отсутствии какой-либо опасности. Настя прыснула от смеха. Нина Ивановна придала своему лицу стандартное для нестандартных ситуаций каменное выражение, а Колбаснер посмотрел на Цветочкина проникновенным взглядом старого, мудрого психиатра, глубокого знатока тайников человеческой души, который уже на все забил, потому как через год все равно уходит на пенсию.
Все обитатели Работы переглянулись между собой, и никто не заметил, как Цветочкин тихо исчез на своем рабочем месте. Через пару дней об этом случае забыли.
И никто больше не вспоминал о Цветочкине. Никогда.
2.
Каждый день, закончив свои дела на Работе, Цветочкин шел в ближайший салон мобильной связи, чтобы положить денег на телефон. Хотя бы совсем немного, рублей пятьдесят. Или даже десять. При этом, мобильник Цветочкина большую часть времени пылился без дела во внутреннем кармане его потертого пиджачка, ведь, правда - кому он мог звонить? Но дело-то было в том, что в этом салоне работала Ирина. Он знал, что ее так зовут - ее имя было написано на бейдже, красовавшемся на ее округлой груди, красиво подчеркнутой облегающей фирменно-форменной желтой маечкой. Она всегда улыбалась Цветочкину, и это не давало ему покоя. Потому что не ведал Цветочкин, что точно также она улыбалась абсолютно всем покупателям. Цветочкин опускал глаза - он боялся, что Ирина заметит, что он на нее смотрит.
Когда он возвращался домой, Ирина занимала все его мысли. Он так много думал о ней, что даже по ночам засыпал с трудом.
"Ведь, не просто же так она мне улыбается! Наверное, - думал Цветочкин, - она уже давно ЛЮБИТ меня! Потому что чувствует во мне родную душу и тонкую, преданную, трепетную натуру".
И все время думал, что надо бы с ней заговорить. Обязательно о чем-нибудь Умном и Интеллектуальном. Но связно выражать мысли вербальным способом у Цветочкина получалось по жизни очень плохо. Тем более - об Умном и Интеллектуальном. Обычно вся его речь ограничивалась тем, что он что-то односложно отвечал, если его по работе спрашивали. А больше и негде было. Тренировался он, тренировался каждый вечер перед зеркалом - иногда по пол-ночи. Но все так и не решался.
"Нет, - думал он, - не может быть, что у такой красивой девушки не было бы молодого человека..." - думал он, и все внутри у него холодело и содрогалось от этой мысли. Лишь где-то внутри шевелилась надежда, что в своем предположении он ошибается. Ведь это - у обычных девушек! А Ирина - разве она обычная? "А может быть, - продолжал Цветочки свои мысли, - она вынуждена жить с богатым содержателем? Ведь так часто бывает! А он, наверно, бесчувственный, жестокий... Он изменяет ей. Конечно, он ей изменяет и она с ним несчастлива. Он читал про такое. Может быть - он даже ее и бьет!" У нее не хватает решимости уйти от него, но в нем, в Цветочкине, она уже давно увидела то, что искала всю жизнь - доброго, нежного, чуткого и преданного мужчину... Нет, он должен, спасти ее, подйти к ней завтра же и сказать ей все!
Так прошло полгода, а может - и больше.
И как-то раз, выйдя с Работы в промозглый декабрьский вечер, он решил дождаться, пока магазин закроется, и тогда он подойдет к ней на улице, и... Положив на счет очередные пятьдесят рублей, часа два ждал он, ошиваясь в окрестностях, в постоянном страхе, что она его заметит. Наконец, сидя за столиком в кафе напротив, он увидел, как в салоне связи тушат свет... Он осторожно вышел, внимательно следя за выходящими девушками. Ее не было среди них... И тут... Он увидел... ЕГО!!! Выходя последней, она с радостной улыбкой бросилась ЕМУ в объятия...
Не будем подробно останавливаться на переживаниях Цветочкина в этот момент...
Лихорадочно дрожа, Цветочкин перешел на ту сторону улицы, по которой шла обнявшаяся пара. Они о чем-то говорили и громко смеялись. И были счастливы.
Они дошли до станции метро.
"Да, богатый, наверное..." - безнадежно подумал Цветочкин, провожая их взглядом, пока они не скрылись в подземке. И подавленно вздохнул.
Подождав с полчаса, чтобы остаться незамеченным ими, он начал медленно, шаркающим шагом, спускаться по заплеванной, закиданной окурками каменной леснице...
А, примерно, неделю спустя он обнаружил, что Ирина больше там не работает.