Аннотация: Налоги разоряют и народ, и государство.
Данная статья написана в продолжение более ранней - 'Забудьте слово 'налог'!', - помещенной на этом же сайте.
В.Мерцалов
БЕЗНАЛОГОВАЯ ЭКОНОМИКА
Налоговое поле есть поле битвы государства со своим народом. И это не метафора. На этом поле идет настоящая война, ставкой в которой является и человеческая совесть, и имущество граждан, и свобода, и сама их жизнь. Здесь льется кровь - живая, не метафорическая.
Такое положение вещей само по себе противоестественно для страны, считающей себя 'демократической'. Но оно сохраняется, поскольку в умах царит убеждение: 'Без налогов у государства не будет денег, а без денег у общества не будет государства'. Все согласны с тем, что налоги - это зло, но, якобы, это то зло, с которым приходится мириться, чтобы не обречь страну на зло несравненно большее - распад государства, анархию.
Разумеется, государство обществу необходимо. Но что, кроме силы привычки или умственной зашоренности заставляет думать, будто налоговая система - единственный механизм, способный обеспечить его финансирование, что никакого другого механизма не только нет, но и быть не может?
Соображения более общего плана убеждают в том, что механизм, альтернативный налоговому, просто не может не существовать. И он есть.
Попробую кратко указать наиболее существенные принципы, на которых он мог бы быть основан.
Первым и важнейшим является принятие на себя государством обязательства по безубыточности добросовестного гражданского оборота. Суть его заключается в том, что государство гарантирует своим гражданам, находящимся в гражданских правоотношениях, по каждому отдельному эпизоду этих отношений, т.е. по каждой отдельной сделке, в случае добросовестного исполнения ее условий, получение по ней того дохода, на который они рассчитывают. Если кто-то из участников сделки окажется обманут своими партнерами, он сможет получить всю причитающуюся ему сумму из средств бюджета.
Такой шаг со стороны государства на первый взгляд может показаться и безумным, и недемократичным. В самом деле, откуда государство возьмет столько денег? И не явится ли он попыткой установления неизвестной прежде формы контроля над частными делами граждан?
Все как раз наоборот. Во-первых, как увидим ниже, исполнение этого обязательства не только не повлечет каких-либо расходов бюджета, но способно будет принести ему существенную прибыль. Во-вторых, за счет упразднения налоговой системы, всех форм налогового контроля и отчетности государство как раз и будет лишено той возможности следить за делами граждан и вторгаться в них, какой сегодня пользуется безгранично. Декларируемая государством гарантия не будет касаться существа заключаемых людьми сделок. Их условия по-прежнему будут регламентироваться гражданским кодексом. А в-третьих, провозглашение государством такой гарантии явится его ответом на неудовлетворенную потребность общества в защите своих гражданских интересов. Граждане хотят быть уверены в том, что, заключая сделки, они получат прибыль. Если эту уверенность не дает им государство, они ищут ее "на стороне". Слабое присутствие государства в этой сфере восполняется усиленным присутствием криминалитета. Существование такого явления, как организованная преступность, есть прямое следствие государственного безразличия к успешности гражданского предпринимательства. Поэтому принятие им на себя названного обязательства способствовало бы очищению гражданской жизни от противоправных отношений, укреплению института собственности, а, следовательно, и института демократии.
Разумеется, что взамен такой гарантии государство вправе испросить у общества плату. Эта плата могла бы представлять собой, например, отчисление в бюджет определенного процента от цены сделки в момент ее заключения. (Технически во многих случаях это можно было бы осуществлять, например, посредством наклеивания на экземпляр договора, принадлежащий партнеру, марки гражданского платежа с проставлением на ней своей подписи и даты). Граждане сами бы решали, платить им или нет, но лишь оплаченные сделки получали бы защиту государства.
За счет этих платежей и должен формироваться бюджет.
Попробуем хотя бы в общих чертах представить себе работу такого механизма. Для этого вообразим какую-нибудь простую и достаточно типичную сделку.
Допустим, два лица (скажем, физических лица, двое граждан) заключили между собой договор. По этому договору один из них должен поставить другому некий товар, а другой - оплатить его. Допустим также, что товар был поставлен, но в день расчета оплаты не последовало. Как должен в новой модели поступить кредитор? Поначалу так же, как это принято и теперь: отправиться в суд, чтобы вчинить иск должнику. Но затем ситуация для него меняется. В суде он должен представить: а) текст договора для оценки его законности, б) свидетельство о внесении гражданского платежа по этому договору, в) свидетельство о собственном добросовестном исполнении его. Если платеж был произведен, суд не вправе ни по каким причинам не принять его иск к рассмотрению. Если платежа не было - ни суд, ни какие-либо другие государственные учреждения рассматривать жалобу кредитора не будут. (В этом можно усмотреть проявление 'принципа отделения государства от частной жизни граждан', предполагающего, что государство может прикасаться к частным делам лишь по требованию гражданина; принципа, органичного демократическому обществу, но постоянно нарушаемому в условиях действия налоговой системы).
При рассмотрении иска суд не обязан входить в существо договора или в обстоятельства, помешавшие должнику вовремя заплатить. Если сделка законна, оплачена государству и исполнена кредитором, суд обязан вынести решение о взыскании с должника предусмотренной договором суммы. Такой 'сокращенный' регламент процесса (он может быть схож с действующим регламентом по вексельным искам) позволит, вероятно, выносить решения в достаточно короткий срок. Допустим, в течение 10 дней. (И эта, и все остальные цифры - произвольны). По истечении 10 дней начинается отсчет нового процессуального срока, отводимого на исполнение решения. Допустим, его продолжительность - 3 дня. За это время судебные исполнители должны взыскать с ответчика всю договорную сумму в пользу истца.
Предположим, однако, что им это не удалось.
В этом случае, по истечении всего лишь 13 дней от даты подачи иска, кредитор обращается в ближайшее отделение казначейства (или даже в свой банк) и получает в полном объеме те деньги, которые ему должен его партнер.
При этом происходит следующее. Во-первых, с момента получения денег права на истребование долга переходят от кредитора к государству. Во-вторых, поскольку денег на оплату всех неисполненных договоров, особенно в начальный период такой реформы, конечно же, не будет, вместо них он получит в казначействе государственное долговое обязательство. То есть некую ценную бумагу, подобную облигации, на причитающуюся ему сумму и со сроком погашения, допустим, в 1 год. Через год кредитор сможет выручить по ней деньги вместе с доходом на фиксированный процент в размере, например, банковской ставки.
Если же деньги ему нужны сейчас, он будет иметь возможность продать это обязательство, поскольку рынок таких государственных бумаг наверняка возникнет, едва лишь начнется их эмиссия.
Здесь возникает естественный вопрос: удовлетворит ли его надежды курс, по которому будут котироваться эти обязательства? На этот вопрос я постараюсь ответить чуть позже. А пока вернемся к процессу взыскания долга.
С момента удовлетворения кредитора (получения им казенных денег или государственного обязательства, конвертируемого на рынке ценных бумаг в деньги частных инвесторов) для должника меняется партнер по сделке: вместо частного (или корпоративного) лица его партнером теперь становится государство. Такая перемена, или даже просто ее неотвратимость, уже сама по себе способна дисциплинировать любого субъекта гражданского оборота. А значит, повысить ответственность и обязательность его участников друг перед другом. Но если он все же не заплатит, государство будет иметь в своем распоряжении год, чтобы взыскать с него долг. И не только весь долг, но и набегающий процент по нему, и издержки по процедуре взыскания, наконец, и штраф за гражданскую недобросовестность, который может быть предусмотрен законом, скажем, в размере 20% от величины долга. Поскольку возможности государства на этот счет (включая арест счетов и документации должника, допрос его самого и его сотрудников, опись и продажу его имущества и т.п.) значительно шире, чем возможности любого из хозяйствующих субъектов; поскольку, совершая взыскание, государство будет действовать не в интересах кредитора, а в своих собственных интересах, постольку следует ожидать, что в большинстве случаев ему в течение года удастся вернуть себе всю сумму долга. А так как эта сумма будет как минимум на величину штрафа больше той, которую оно обязано выплатить по выданному обязательству, оно, платя по нему, останется в прибыли.
Однако не окажется ли оно в убытке, будучи вынуждено платить по ничем не обеспеченным договорам, долг по которым невозможно взыскать из-за отсутствия имущества у должника? Такая опасность существует. И обусловливается она слабостью, рыхлостью нормативной базы предпринимательской деятельности. Пока дырявый закон создает эту опасность для граждан, государство не слишком озабочено исправлением его. Но, надо думать, столкнувшись с ней как с угрозой для себя самого, оно побеспокоится о том, чтобы устранить саму ее причину, т.е. так изменить закон, чтобы свести к минимуму риск от необеспеченных, тем более мошеннических сделок. А повышая гарантии собственной защиты, оно повысит их и для всех участников делового оборота. Конечно, исключить возможность убытка такого рода полностью едва ли удастся. Но его и должен будет покрыть штраф, размер которого, вероятно, мог бы быть скоррелирован с величиной этого убытка.
Впрочем, помимо штрафа у государства будет и еще одна возможность получения дохода - скупка собственных обязательств по курсу ниже их номинальной стоимости. И оно наверняка не преминет ею воспользоваться. Но предъявление спроса на них, надо полагать, вызовет рост их котировок, вследствие чего, с одной стороны, их досрочная скупка может лишиться в глазах государства привлекательности, но, с другой стороны, даст кредитору возможность продавать их по цене, близкой к номиналу. Таким образом, возвращаясь к поставленному выше вопросу, можно предположить, что кредитор, получив в казначействе вместо денег государственное долговое обязательство, сможет обратить его в 'живые деньги' без ущерба для себя. В итоге государство исполнит свое обязательство - кредитор получит удовлетворение деньгами, - не затратив ни копейки.
Будут ли граждане в этих обстоятельствах платить государству за приобретение страховки по сделкам? Иначе говоря, жизнеспособна ли эта модель? Способна ли она обеспечить финансирование государства?
Конечно, легко предположить, что будут совершаться и неоплачиваемые сделки. Но разве сегодня нет огромного сектора экономики, не платящего налоги? Именно потому не платящего, что граждане не ощущают отдачи от своих платежей, не видят в них пользы для себя. К тому же налоги с них взимаются насильно, вопреки их воле и в произвольно установленном государством объеме. В новых же условиях гражданину будет предложено платить за себя и только за себя, за защиту собственного кармана. За небольшую сумму он будет иметь возможность обезопасить себя от риска убытка по всякой совершаемой им сделке. Он почувствует себя в привычных, хорошо ему известных и понятных условиях жизни: "Хочешь что-то иметь - заплати и получи!" Хочешь иметь уверенность в успехе сделки - заплати и получи ее. Конкретная услуга за конкретную цену. И эта услуга не навязывается, а предлагается. Во всяком случае, такие условия будут честнее нежели нынешние: "Отдай, сколько велят, и не пытайся понять, на что!".
Представим себе лотерею, разыгрываемую в двух сериях билетов. Билеты первой серии стоят 10 рублей. По ним можно ничего не выиграть или выиграть от 1 до 100 рублей. Билеты второй серии стоят 20 рублей и на каждый из них приходится выигрыш более 20 рублей. Надо ли ломать голову над тем, какая из этих серий разойдется? В первом случае покупка билета есть дешевое, но рискованное вложение денег. Во втором - операция гарантированного превращения меньших денег в большие. Нечто вроде такой лотереи и будет предложено гражданину в новой модели.
Всякий раз, решая, платить ли ему по сделке, он будет стоять перед выбором: деньги против слова. Либо он не станет платить, положившись на одно лишь честное слово партнера и отказавшись от права просить помощи государства (первый вариант лотереи), либо заплатит и получит надежную государственную гарантию, выраженную в требуемой ему сумме (второй вариант). В деловой сфере, как известно, материальные гарантии имеют гораздо больший вес, нежели моральные. Поэтому вряд ли гражданин станет рисковать успехом своего дела ради копеечной экономии.
Заплатив, он выиграет наверняка, т.е. наверняка превратит меньшие деньги в большие. Стремление выиграть заставит его платить.
А это означает, как ни трудно в это поверить, что бюджет в безналоговом режиме будет наполняться самотеком, без принуждения со стороны государства, как наполняется касса магазина, умеющего угодить покупателю. И наполняться не частично, а полностью, настолько, насколько это необходимо для выполнения государством всех своих обязательств перед обществом.
Остается открытым вопрос о том, какой процент от цены сделки будет назначен государством в качестве платы за ее защиту. Чтобы был понятен ответ на него, нужно осознать, насколько изменится в новых условиях само государство. Упразднение налоговой системы равносильно утрате государством прав на собственность своих граждан, а следовательно, утрате и власти над ними. То есть, ближайшим следствием такой реформы явится упразднение самого института государственной власти. (Подробнее я писал об этом в статье 'Мифическая реальность', которую можно найти на этом же сайте). Как же будет формироваться такое государство? Общество воспроизводит его всякий раз заново в процессе выборов его главы - Президента. На этих выборах и будет определяться интересующий нас процент.
Позволю себе привести цитату из упомянутой статьи.
'Чем будет руководствоваться гражданин при выборе Президента? Очевидно, теми же соображениями, какими руководствуется собственник при выборе распорядителя своего имущества - соображениями выгоды. В данном случае - соображениями эффективности и дешевизны государства, которое он приобретает в лице того или иного претендента на президентский пост. Нетрудно понять, что обычные для предвыборных кампаний в бюрократическом обществе обещания и клятвы кандидатов - поднять жизненный уровень, защитить отечественного производителя, поддержать ту или иную отрасль, гарантировать заработную плату, пенсии, стипендии, помочь малоимущим, 'социально незащищенным' и т.п. - вся эта откровенно демагогическая риторика сделается совершенно ненужной. Ибо что смог бы кандидат пообещать гражданину сверх того, что этот гражданин, будучи материально независимым от государства и властвуя над ним, не мог бы обеспечить себе сам? Что могло бы сделать для него государство, чего он не мог бы заставить его сделать, опираясь на закон, то есть, не ущемляя прав других людей? Гражданин не ищет любви своего государства и ему не нужна его забота. Он хочет видеть в государстве надежного и сильного слугу. Поэтому манифест каждого кандидата в итоге сведется к перечню тех программ, которые он, в случае его избрания, намеревается осуществить, с указанием стоимости каждой программы и выведением итоговой цены его государства. Конечным же и обобщающим показателем явится ставка гражданского платежа (процент от цены сделок гражданского оборота), которую испросит кандидат у общества для финансирования своего государства.
Таким образом, ставка платежа будет определяться в ходе конкурентной борьбы кандидатов на президентский пост.
Кого из ее участников предпочтет избиратель? Очевидно, того, чье программное 'меню' будет полнее соответствовать его вкусам, а при схожести кандидатов по этому признаку - того, чье 'меню' окажется дешевле. То есть того, кто пообещает ему полноценную государственную защиту и исполнение иных конституционных обещаний за меньший процент гражданского платежа. И только в случае совпадения позиций кандидатов в этой конкретной, нелукавой цифре, он станет оценивать их по их личным качествам, по их обаянию, по цвету галстука или фасону пиджака'.
Дополнительные соображения на этот счет (в частности, о гарантиях исполнения такого обещания) приводятся в той же статье.
Итак, что может принести России (всякой стране) подобная реформа?
Говоря коротко, она превратит Россию в страну безналогового и безрискового предпринимательства. Вряд ли нужно объяснять, какие выгоды сулит такая перспектива. В числе ближайших - рост благосостояния общества, ускоренное развитие экономики, освобожденной от обмана, неисполнительности и налогов, выход ее теневого сектора на свет, снижение уровня ее криминализации, появление уникальных условий для инвестиций и экспорта национальной продукции и т.п.
Разумеется, по поводу этой модели возникает множество вопросов и сомнений, которых я намеренно не касался, поскольку хотел привлечь внимание лишь к одной, главной проблеме: продолжать ли возиться с налоговой системой, стараясь как-то 'усовершенствовать' ее, как это делают нынешние дирижеры экономики, или следует просто выбросить ее как изношенный, отслуживший свое исторический пережиток?
На мой взгляд, налоговая система - это рудимент времен правления фараонов, царей, владык. И чем дальше уходит в прошлое эпоха властвования повелителей над своими подданными, тем более одиозно она смотрится. Ее время подходит к концу. На смену принуждению гражданина, лежащему в ее основе, приходит гражданская свобода, гражданская инициатива, пружину которой составляет частный интерес. Никто не заинтересован в сохранении налоговой системы. Зато все очевиднее объективная потребность в ее погребении. Так что вопрос не в том, быть ей или не быть, а в том, когда впервые, в какой стране и усилиями какого общественного движения будет положен конец ее удушающему существованию.
Использование данного материала в политических или каких-либо иных, кроме научных, целях разрешается только с согласия автора.