- Ну что? Гуляем сегодня, - открыв бутылку пива и усаживаясь за стол, сказал Ринат.
- Да, надо отметить, - ответил Юрий.
- Надо. Да еще квартира свободная. Можно замутить с девчонками. Эх, жаль у меня сегодня не получится.
- Почему?
- Моя в позу встала. Отпустила только с условием, что ночевать буду дома. Я же говорил тебе, чтобы она со мной поехала. Тогда бы у тебя остались.
- И что толку? Ты бы все равно ни с кем в таком случае не замутил.
- Тоже верно, - улыбнулся Ринат. - Я помню, как-то в кабаке за раз двух телок подцепил. Пришел вообще один, взял себе шашлык. Смотрю - две бабы сидят. Присоседился к ним. А бабы страшные-е-е, как моя смерть! Ну водочки заказал, по шашлычку им; шуры-муры начались. Через некоторое время сажаю одну себе на колени и чувствую ногами, что она прям вся кипит от желания. Побыли в кабаке, медляки потанцевали, а затем поехали все втроем на квартиру, к той, которая на коленях у меня сидела. Квартира однокомнатная с двумя кроватями. Я так и не понял, но похоже, что они обе вместе жили. Покувыркались мы с хозяйкой квартиры, и спать легли. Посреди ночи мне в туалет приспичило. Сделал все что нужно, возвращаюсь в комнату (а кровати стояли у одной стены, спинка к спинке); так вот возвращаюсь в комнату и в кровать к другой ложусь, к хозяйкиной подружке. Она ничего - лежит. Я в трусы к ней: чувствую, что она в ответку, и еще с подружкой с этой разок чпокнулся... На следующий день пришел к хозяйке, предложил ей стать моей любовницей. Она ни в какую. Так на этом и закончилось.
Юрий с Каюмовым хорошо знали эту историю: Ринат регулярно вспоминал ее. Это было одно из лучших его достижений на любовном фронте, и он с удовольствием делился им с друзьями и знакомыми.
Слушая рассказы Рината о его похождениях, Юрий иногда чувствовал в душе какую-то досаду за себя, что-то наподобие чувства собственной неполноценности, особенно если у него самого долгое время не случалось никаких новых побед в этой сфере; но сейчас наоборот, испытав вдруг ощущение своего несомненного превосходства, он всю историю просидел со спокойной уверенной улыбкой на лице, а когда товарищ закончил, обратился к нему:
- Зачем ты это рассказываешь?
- В смысле "зачем"? - недоумевающе посмотрел на него Ринат.
- В прямом. Зачем ты это рассказываешь?
Ринат на секунду задумался, по-видимому впервые озадачившись таким вопросом.
- Похвастаться, - ответил он прямо. Со свойственной ему внутренней решимостью Ринат смело и честно признавал очевидные факты, никогда не поддаваясь соблазну начать уклоняться и увиливать из неудобных ситуаций, на ходу придумывая нелепые и абсурдные утверждения и тем самым давая возможность собеседнику загнать себя в угол.
- Точно. Похвастаться, - лукаво сощурившись, несколько раз согласно кивнул головой Юрий. - А хвастаться нехорошо, - сентенциозно заключил он, озвучив знакомую каждому со школьной скамьи истину, и с ироничной улыбкой посмотрел на Каюмова, который в ответ тоже улыбнулся, принявшись открывать свою бутылку с минеральной водой.
В этот момент в квартире раздался звонок домофона, и Юрий пошел в коридор.
- Здорово! - заходя в квартиру, поприветствовал его Рукомоев.
- Здорово.
- Как жизнь? Бьет?
- Не понял? - пожимая протянутую руку, растерянно посмотрел на товарища Юрий.
- Бьет ключом?
- Не то слово, - просиял он и, пригласив друга, вернулся на кухню, куда через минуту, сняв куртку и разувшись, прошел и Рукомоев.
Антон Рукомоев представлял собой невысокого, худого, даже тщедушного мужчину и, будучи ровесником собравшимся сейчас на кухне товарищам, выглядел года на четыре моложе их. Его широкое плоское лицо с низким лбом и скошенным подбородком обладало резкими нелепыми чертами. У него были маленькие голубые глаза, узкий с крупными плотными ноздрями нос и большие бесформенные губы, верхняя из которых то и дело как-бы вскидывалась кверху, оголяя дешевые темнеющие у десны керамические коронки, установленные на месте двух центральных передних зубов. Волосы его, как и брови, были светло-золотистого цвета: тонкие прямые и сальные они ровным слоем облепляли собой голову, уши и лоб молодого человека. Из-под истонченной бледной кожи у Рукомоева то тут то там синели выпуклые вены, а щеки были сплошь изрыты глубокими темными оспинами, придавая ему болезненный и отталкивающий вид.
- О! А это что у тебя? - поздоровавшись с друзьями, сказал Рукомоев, направляясь прямо к подвешенной у окна клетке.
- Канарейка.
- Ты что в первый раз видишь? - спросил Ринат. - Она полгода назад появилась.
- В первый раз.
Подойдя к клетке, Рукомоев наклонился, почти вплотную приблизив к ней свое лицо, и принялся наблюдать за сидевшей внутри птицей. Увидев его, канарейка отскочила на дальнюю жердочку, которая была у задней стенки клетки и, насторожившись, тоже стала разглядывать незнакомца, резко повертывая головкой то в одну, то в другую сторону.
- Бу! - выпучив свои маленькие глазки и вытянув губы, вдруг громко рявкнул на птицу Рукомоев.
Канарейка приникла к жердочке, опустила хвост, поджала головку и замерла всем тельцем.
- У-у-у! - продолжил реветь молодой человек, начав руками раскачивать клетку.
Действия Рукомоева были глубоко противны Юрию, родив в нем множество неприятных эмоций. Он хотел остановить товарища, но в то же самое время что-то внутри него препятствовало этому, не давая вмешаться. В душе Юрий чувствовал, что сделав открытое замечание другу, высказав очередной упрек, он опять создаст напряжение в компании, в чем его в последнее время так часто обвиняли и чего он всячески старался избегать. Эта несознательная мысль останавливала сейчас его, и он продолжал терпеливо ждать, пока тот не угомонится сам.
И действительно, не чувствуя поддержки со стороны товарищей (также как и Юрий не видя ничего смешного в действиях друга Ринат и Каюмов с безразличными лицами потягивали свои напитки, вовсе отвернувшись от него), Рукомоев вскоре оставил птицу в покое и, взяв бутылку пива, присоединился к ним за столом.
Как только он отошел от клетки, канарейка выпорхнула из нее и перелетела в люстру, на излюбленное свое место, под лампочкой, резким и шумным маневром вновь обратив на себя внимание друзей.
- Ха! Она тебе весь светильник засрала! - громко усмехнулся Рукомоев, тыча пальцем на изрядно испачканное пометом стеклянное дно люстры.