Выцветшая жовто-блакытная скатерть, предположительно - бывший флаг.
Члены осэрэдка украинских националистов.
Их старшой.
Еврей. (Жид)
Наглый рыжий москаль.
Група захвата "Беркут" во главе с их начальником.
Сцена первая.
Стол. На столе - жовто-блакытная скатерть в застарелых разводах яичницы и пятнах смаженого сала. Присмотревшись, в ней можно узнать прапор Незалежной Украины. Над скатеркой в узоречьи теней из-под засиженной мухами лампы склонясь, колышутся чубатые, лысые и стриженные под "бригадных" головы украинских националистов. Пригорюнившись, они поют "Розпрягайте, хлопци, коней", и запивают каждый куплет доброй чаркой самогона.
Из-под стола выглядывает бледный лик переляканного еврея, кое-где изукрашенный синяками.
Стук в дверь.
Чубатый националист: 10-та роковына украинськой незалежности, а виз и все ныне там. Конспирация, конспирация… Ну кого цэ трясця прынесла? Ни выпыть, ни поспиваты нэ дають.
Дверь открывается. На пороге кучка хохлов удерживает под руки упирающегося москаля.
Москаль - наглый ражий детина со вздернутым носом и конопатой мордой. Он - в расейской рубахе навыпуск, пестрядевой жилетке и с прической а-ля "купчина божьей милостью".
--
Вот, батьку, москаля тоби на расправу привелы. Вин, бач, тынявся по мисту. Каже- видстав вид екскурсийи, та шукав, дэ поссять…
--
Во нахаба! - Хором изумляются пришедшие в себя сидящие за столом. Щэ й ходыв, бач…
- Зда-арова, мужики, обьявляет москаль, пытаясь освободиться из цепких лап сопровождающих. Когда удается, становится в позу, поигрывая концом наборного пояска. И продолжает. - Баальшой привет вам из Вятской губернии. Как гаварится, от нашего стола - вашему шалашу.
При звуках русской речи националисты разом, по-волчьи, поворачиваются к порогу и в их глазах загораются зловещие огоньки. На столе почему-то тревожно дребезжат стаканы на фоне десятилитровой бутыли с мутным самогоном.
Старшой: Эх, гость шановный, чы давно б мы зустрилы тэбэ з усим почтом? А тэпэр… Мир, демократия. Во, бля, зовсим охирели и распоясались. Ничо, счас мы тебе мочканем. Ну а покы - сидай з намы. Як там справы у вас в Российи? В морду хош? (Радостно вытирает под столом свои чэрэвыкы об еврея.)
РАЖИЙ ДЕТИНА: Все путем. Пока Америка нас штатом не признает, пусть Вован пока еще Кремль потопчет. А вы своего пердуна, слыхал, менять будете? Вроде он весь ваш газ пропил…
Старшой белеет как полотно: Цыц, дурный, тьху на тэбэ. (говорит тихо) - Може нас щэ, нэ дай Боже, хто прослуховуэ! (Забывшись, пинает еврея под столом.)Трэба було москаля вйобать одразу, щоб злякався, зубы там йому выбыть, горло здавыть… (Продолжает громко.) - Наш Прэзыдент - вичный, трясця твойий матэри. Вин нам, як батько. А мы йому - диты. Мусыш за нього выпыты. Тоди, може, видпустымо… Пый, гад!
Фоном возобновивляется пение сичовыков. По рукам идет бутыль мутного самогона.
Старшой:
Будьмо, будьмо! Кучма, гэй, кучма-гэй. Кучма-гэй!
В славный хор запорожских басов вплетается пьяный тенорок заезжего гостя. Москаль не четко произносит украинские слова и поэтому вместо казацкого "Э" выводит конкретное тоненькое "Е". - "Ге-е-ей, гЕ-Ей", - вопит он.
Казацкая старшина чувствует в происходящем какое-то паскудство, но не может остановиться. Потихоньку, верно, под влиянием алкоголя, она подпадает под российский менталитет гостя, и также смягчает свое произношение. Вскоре уж все собрание вопит дурными голосами: "Гей, гей, гей-президент!"
В этот момент за порогом раздается приглушенное: "…имени славного запорожця Орлыка, дорогие "Беркутята", слухай мою команду. За оскорбление действующего Президента и цыничную клевету на нього, согласно чынного законодавства…". После за дверью опять кто-то шепчется. И вдруг она слетает с петель. В тусклую комнату с засранной мухами голимой лампочкой врывается десяток придурков в униформе, вооруженных "демократизаторами". Какое-то время звучит смачный перемат, перемежаемый воплями: "За що?", и ответами: "Щоб знав!". Затем в помещении становится тесно. Все дерущиеся выбегают прочь.
Вокруг разбитой лампочки вьется тонкая струйка дыма. Неведомо где прятавшийся во время драки еврей, на четвереньках подбегает к двери. Понюхав воздух, достает из туфля ермолку, становится на ноги и, подкручивая пейсы пальцем, гордо удаляется.
На стол вдруг падает, опрокидываесь, бутыль с самогоном. Жидкость смачно плещет из горла плямо на жовто-блакытную скатерть и та все жадно, с плямканьем, впитывает, стараясь не проронить на пол ни капли... Желто-голубые цвета на ней становятся ярче.