Расскажи мне... Кем ты была тогда... Когда еще жила Там.
Я лежала лицом вверх на самом краю железной крыши и смотрела в небо пустым взглядом, а внутри перекатывались узелки боли. Они жгли не слабее раскаленных прутьев из стали. Пытаясь принять то, что меня уже нет, я не заметила, как наступил вечер. Опираясь полупрозрачными руками на прутья ограждения крыши я, наконец, поднялась. Странно, что одежды не было, и последние лучи блеклого солнца прошивали тело, наполняя его розоватовым светом. А тело было по-прежнему соблазнительным... В своей подростковой несовершенности. Тут были и длинные ноги с узкими бедрами и развитыми икрами, и плоский живот, и узкая талия, и не слишком большая грудь с маленькими сосками, напряженными от холода... Или страха.
Я спустилась вниз, едва касаясь ступеней босыми ногами, небо нахмаривалось первыми тучами близкого дождя, солнце уже скрылось. Я знала, что уже мертва, но не помню как это произошло. Сама того не поняв я столкнулась с мужчиной средних лет и просочилась сквозь него. Мужчина порывисто вздохнул, чуть не задохнувшись льдом, очутившимся внутри на те доли секунды нашего контакта. Его глаза бегали по тротуару, пытаясь понять что это было. Но меня он видеть не мог. Ну и ладно. Ноги снова понесли меня куда-то, видимо туда, где я жила.
Город продолжал жить своей жизнью, сотни машин, тысячи спешащих людей, и я, невероятно спокойная в этом одиночестве. В лицо дул теплый ветер, обычный атрибут любого летнего вечера. Значит я умерла летом, совсем недавно, наверно, это хорошо, потому что я не любила осень. И золотистые аллеи, которые медленно умирали, даря свое багряное и золотое великолепие людям, просто ради того, чтобы они не слишком печалились о смерти, и серость скорби грязных луж, потаявшего первого снега, приносящего эту печаль, вплоть до первого пушистого снега. Осенью умер мой отец.
Ночь укрыла меня пуховым темно-синим одеялом с люрексом первых звезд, будто бы печалилась за меня, принося в жертву часть себя. По скамейкам сидели парочки, хихикавшие, целующиеся. Первые несмелые прикосновения, первое взрослое возбуждение... Летом так и бывает, пусть мимолетно, но ярко, такие отношения дают бесценный опыт, но и не задерживаются в памяти надолго.
Я присела на край скамеечки в самом центре парка. Странно, что она была не освещена. Более того, тем, кто сидел на ней свет был лишним. Он обнимал ее за плечи, чуть прижимая к себе, губы робко касались ее шеи... В неумелой ласке... А ведь обоим не больше шестнадцати, молодые, совсем неопытные, но... Она что-то прошептала, я увидела, как шевелятся ее губы, не более, и пересела к нему на колени. Паренек обнял возлюбленную за талию, заставляя прижаться плотнее. Она прильнула с покорной радостью, ощущая его напряжение. Мягкие ладони скользнули вверх, задирая и так короткий топик.
Резко поднявшись я предпочла не мешать им. Вряд ли будет что-то запретное, но рушить их уединение мне было нельзя. А ведь только сейчас пришло понимание, что я не могу слышать. Ни шум машин, ни шелест ветра в зеленых, чуть пыльных листах. Тихо-тихо, тишина давит на уши. Но кто-то когда-то сказал, что тишину нужно уметь не только слышать, но и слушать.
Из-за осколка крыши выглянула луна, кутающаяся в светлые тучки, будто холодная красавица в меховое манто. Будто бы звезды стали дальше. Или мне это кажется.
Дождь обрушился в половине четвертого утра. Как раз я лежала на чердаке в одном из старых частных домов, стоящего у дороги, рассматривая пылинки, скользящие в полосе света, пробивающийся сквозь забитое досками окно, от уличного фонаря.
Свинец капель рассыпался по крыше крупным горохом. Пусть я не могла его слышать, но даже призрачно-холодной кожей я ощущала каждый удар. Будто по сердцу. По мертвому сердцу. Только лишь не было сожаления. Я резко села и подтянула колени к груди, в слепой попытке что-то ощутить, но не смогла. Вроде бы засмеялась, но не услышала своего голоса.
Тишина... Тихо-тихо... От этой тишины не убежать, она уже добралась до глубины, оплела паутиной, но не подчинила. Я просто затаюсь на время. Стало светать, а дождь повис над городом, превратившись в туман. Такой же как и я - прохладный, полупрозрачный, безразличный к происходящему. Но в отличии от него я не боялась солнца. Пришел новый день, а с ним и возможность что-то узнать. И я отправилась на улицу.
Часам к шести на улице начали появляться первые прохожие, за некоторыми я следовала, но не долго, минут по двадцать, и снова оставалась одна. Сев под дерево я посмотрела куда-то вдаль, видя лишь свои мысли. Мне было интересно, почему я все еще тут. Значит ли это, что ад и рай это лишь россказни для живых... И почему я тут одна. В голове мелькнула идея - отправится куда-нибудь, поискать кого-то похожего на себя.
Но зачем мне это? Всегда хотела побыть одна. Вот и побуду. Я встала и пошла следом за девушкой в строгом костюме. Она то и дело поглядывала на экран телефона. Я смогла прочитать "Как тебя зовут?". И задумалась над своим именем, но ненадолго, ибо тут общаться не с кем. И имя мне не нужно. Как не нужна пища и одежда.
Разгорался день, на улице людей поубавилось. Большинство сидели в своих душных офисах и пили холодный кофе, зарываясь в кипы бумаг, проклиная все на свете. Солнце сейчас светило неярко, будто бы издалека, воздух тяжелел от переполнявшей его влаги. А ведь так бывает на море в особую жару, когда у пляжей пахнет солью, йодом и мертвыми рыбами.
Вспоминаю, как видела медуз, выкинутых на песок беспощадными волнами. Их студенистые бочка были облеплены мелкими песчинками, что разъедали плоть морских гадов. Солнце слизывало частички плоти, растворяло их собой, убивало. Я собирала по пляжу тушки медуз и вместо того, чтобы кинуть в воду - закапывала в землю, пряча от солнца.
Интересно, а мою тушку спрятали от солнца в земле или нет...
Я немо рассмеялась шутке и побежала к фонтану. Там я представляла, что капли весело отлетают от меня, что недовольно ворчит работница парка, видя это безобразие. Там я представляла, что жива.
Я почувствовала какой-то запах - было похоже на свежую выпечку. И, правда, на краю сидел молодой человек и с аппетитом уплетал булочку, отламывая пальцами небольшие мягкие кусочки, отправляя их в рот. Мне он показался знакомым. Тут же оказавшись рядом, я села напротив него, принялась рассматривать, не отводя взгляда. Он будто почувствовал что-то. Посмотрел на меня, и тут же отвернулся. Вдруг его плечи напряглись. Пальцы разжались. Сладкая булочка упала на землю, пачкая сахарные бока пылью. И тут я понимаю, что он смотрит прямо на меня.
Темно-карие глаза расширились в немом удивлении, прямые губы разомкнулись, показывая краешки блестящих на солнце зубов. Его сердце забилось часто-часто, будто бы парень узнал во мне кого-то, но еще до конца не верил глазам.
Я улыбнулась в пустоту и шагнула в брызги от фонтана, теряя очертания, становясь невидимой для этого человека. Только сейчас я поняла, что в пустоте, заменяющей душу, зажглась крошечная песчинка надежды. Почему она появилась и кому предназначалась, оставалось загадкой, которую мое сознание неспособно разгадать.
Вечер незаметно спустился на землю, приглашая меня в свои объятия. А зачем противиться? Вот я и стояла, обняв руками могучий ствол дерева. Закат был почти багряным. Листва, казалось, залита кровью. Нет, мне не стало жутко, я просто представляла, как умирают кровящие деревья, как они приходят в мой мир, как они любят меня.
Какой бы личностью я не была, о чем бы ни думала, что бы ни делала... Я очень страдала от вынужденного одиночества. Оно пронзало не тело, а суть, заставляя меня вздрагивать чуть ли не от каждого движения. Сердце разрывалось на кровавые лоскуты. Душа вопила о чем-то, но я не понимала, что нужно было делать. Пока все устраивало меня в такой жизни... Или вернее сказать - в таком существовании.
Здесь все было моим. Личным. Мое дерево. Моя лавочка. Мой фонарь. Все только мое. Да и делиться не с кем. Поняв, что запуталась я села на траву и посмотрела вверх. На блеклом темно-сиреневом небе разбежались мелкие, еще совсем тусклые звезды. Смутно угадывалась большая медведица, орион... Губы едва тронула улыбка. Я вспомнила, что так же смотрела на небо с кем-то безумно дорогим. Он обнимал меня, шептал мое имя.
Имя.
Я не помню своего имени. Ничего конкретного из прошлого. Осознав это я присела, облокотившись на локти. В лицо дохнул свежий, уже по ночному прохладный, ветер. Русые, полупрозрачные волосы взметнулись и тут же опали, вспоминая, что неосязаемы.
Немного холоднее, чем могло показаться. Устало опираюсь на руки и поднимаюсь. В глазах немного темнеет. Я слышу звук, похожий на дребезжание. Будильник. Какая-то немыслимая тяга жить заставляет подняться в кровати и припасть прохладными узкими ладонями к лицу, что было немного влажным от слез.
Рядом кто-то шевельнулся - это заставило вздрогнуть. Слева лежал самый родной изо всех людей. Из горла вырвался тихий возглас и я повисла на его шее, не заботясь почему-то о его спокойствии. По щекам текут слезы.
- Милый - Тихий шепот, а мои губы прикасаются к его уху - Снова этот сон...
Горячие сильные руки держат меня, и так не хочется вырываться... Остается с наслаждением, очертя голову, ринуться в омут темно-карих глаз.