Когда говорят о проблемах науки, из-за которых молодые специалисты стремятся свалить из России, прежде всего имеют ввиду слабую материально-техническую базу. Да, зарплаты ученых невелики, выплаты по российским грантам - смехотворны (а за эти грантовские копейки еще нужно огромную кучу бумаги перевести - на отчеты и обоснования), и зачастую ученым приходится работать на устаревшем оборудовании. Но есть еще одна проблема, о которой не упоминает никто, даже из тех ученых, которые бегут из России. Вот о ней я и хочу рассказать в этой главе. Речь пойдет о ВОСПИТАНИИ, то есть о превращении человека в барана - практике, которая существовала и существует в большинстве НИИ России. В предыдущей главе я вкратце набросал историю НИИ, в котором мне "выпала честь" испытать на себе все прелести процедуры ВОСПИТАНИЯ. В этой главе я хочу детально отобразить этот процесс. Нейрофизиологу Стивену Роузу, составившему нелицеприятное описание сути работ, проводимых в НИИ, даже в кошмарном сне не могло привидеться то, что творится за фасадом, который Роуз метко охарактеризовал как "Идолопоклонничество".
***
В Институт я попал не совсем обычным способом. Обычно будущих аспирантов в него приводят их научные руководители высших учебных заведений, по предварительной договоренности с начальниками тех или иных лабораторий, но со мной вышло иначе. Еще во время учебы в университете мне попалась научно-популярная книжка, рассказывающая о работе некой Лаборатории. Темы, которыми занималась Лаборатория, были настолько фантастическими, настолько поражали воображение, что я поставил перед собой цель - во что бы то ни стало устроиться в эту Лабораторию по окончании ВУЗа. Вот только ни название института, к которому принадлежала Лаборатория, ни его адрес в книге не упоминались. Единственно - там были приведены фамилия начальника Лаборатории и название поселка, на территории которого она располагалась. Впрочем, этой информации оказалось достаточно; вернувшись в родной городок с дипломом, я первым делом отправился на почту, где мне выдали здоровенные талмуды с индексами и телефонами администраций всех населенных пунктов СССР.
Оказалось, что название искомого поселка является распространенным, поэтому мне дома пришлось долго посидеть на телефоне, чтобы обзвонить все администрации соответствующих населенных пунктов. В конце-концов мне удалось найти именно тот поселок, на территории которого находился искомый институт. Дальше - проще. Мне любезно продиктовали номер телефона дирекции Института, а там дали телефон интересующей меня Лаборатории, предупредив, что у нее давно уже сменился руководитель, что, впрочем, для меня не играло особой роли.
В Лаборатории мне объяснили, что заведующий здесь бывает редко, а найти его можно в городской части Лаборатории. Я позвонил туда и... все! - "Высылайте копию диплома факсом, и собирайте вещи. Вам необходимо приехать до вступительных экзаменов, чтобы успеть подготовиться. Пройдете бесплатные курсы английского и философии, а по специальности будите готовиться самостоятельно, всю необходимую литературу мы вам предоставим. К вашему приезду будет готова комната в общежитии".
Положив трубку, я несколько минут просидел у телефона в полном отупении (обычно это состояние называют "прострацией", но для описания моего состояния больше подходит именно "отупение"). - "Нифига себе! - думал я. - Неужели все так просто?!".
Мое состояние можно было понять - на дворе девяносто восьмой год, устроиться на работу, да еще по специальности очень сложно... Еще несколько месяцев назад, будучи студентом, я безуспешно пытался устроиться сторожем или дворником через платное бюро по трудоустройству. А тут - такое! Родители и друзья мне поначалу не поверили. - "В Питере? Бесплатные курсы? Комната в общаге? Да это же разводилово какое-то!". Но оказалось, что не разводилово - и отдельную комнату мне дали (причем без регистрации), и на бесплатные курсы при СПбГУ устроили...
За подготовкой к экзаменам остаток лета и начало осени пролетели незаметно. Единственно, что омрачало - так это отсутствие денег. Местной регистрации у меня еще не было, да и некогда мне было подрабатывать, а небольшие средства, высылаемые родителями, было очень сложно получить из-за грянувшего дефолта. Доходило до того, что я собирал на улице бычки, потрошил их и делал самокрутки. Но все это меркло на фоне предстоящих перспектив работы в Лаборатории, работы, о которой я мечтал...
Людям, которым все равно, чем заниматься в этой жизни, сложно меня понять (как и мне - их). Но все же попробуйте. Я ведь с детского сада хотел быть ни кем-нибудь, а биологом, и сворачивать с намеченного пути я не собирался. Последние два года учебы в нашей школе не было предмета "Биология", поскольку не было преподавателя. Но я изучал этот предмет самостоятельно, а в последний год записался на заочные подготовительные курсы. Из всех выпускников моей школы образца 1990-1992 только у меня в аттестате стоит оценка по биологии - зная о моих намерениях, руководство школы организовало для одного меня устроило выпускной экзамен по биологии. Экзамен принимала комиссия, состоящая из химички, географички и физика... И вот, наконец-то все препятствия позади, все вступительные экзамены сданы на "отлично", конкурсная планка преодолена (как ни странно, в тот год был конкурс в аспирантуру). Теперь я смогу заняться любимым делом, во всемирно известном Институте, в Лаборатории, где занимаются жутко интересными вещами!
После ученого совета, где утверждались темы диссертаций новоиспеченных аспирантов, начальник Лаборатории, мой научный руководитель, попросил меня об услуге. В одном из помещений на территории СПбГУ бывший заведующий Лаборатории, тот самый, о котором я читал в книге, организовал небольшую исследовательскую группу. Группа занимается изучением некоторых возрастных аспектов зрительного распознавания, и проводит эксперименты на студентах-добровольцах. Но денежные суммы, выплачиваемые добровольцам, ничтожно малы, из-за чего наплыва волонтеров не наблюдается. Я подхожу по возрасту, и потому меня просят принять участие в эксперименте в качестве испытуемого.
Разумеется, я согласился. Мой шеф указал на разговаривающую у выхода из конференц-зала пару - невысокую пожилую женщину и бородатого кучерявого, похожего на индуса пожилого человека - и сказал: - "Вот ту женщину зовут Ника, она вас отведет. И вот что...
Ту шеф как-то замялся, и перешел на шепот: - Она очень... э-э-э... как бы это сказать... сердитая, и даже несколько истеричная. Наверняка она наговорит вам кучу всяких гадостей про нашу лабораторию, но вы ее не слушайте. Все дело в том, что тему вашей диссертации раньше вела она, но не справилась, и я забрал у нее эту тему. Вот она и злится...
Я пообещал не поддаваться на провокации. Шеф представил меня Нике и ее собеседнику - Володе, распрощался и побежал по своим делам. Володя тоже скоро ушел, и мы с Никой направились к университету. Характеристика, данная Нике шефом, явно не подтверждалась. Веселая и разговорчивая женщина, она всю дорогу развлекала меня разговорами, я же по-большей части молчал, и не столько из-за предупреждения шефа - просто мне было неловко обращаться по имени к человеку, который значительно старше меня по возрасту.
К тому времени, когда мы достигли цели, я уже был в курсе, что бывший начальник Лаборатории ушел на пенсию, и оставил свой пост своему приемнику, то есть моему шефу. Но наукой заниматься он не бросил, и остался в Лаборатории, собрав вокруг себя небольшой коллектив из тех, кто работал с ним еще в те времена, когда писалась книга, вдохновившая меня на переселение в Питер. Я слушал это, и в лишний раз осознавал, что попал туда, куда надо - здесь собрались настоящие люди науки!
После завершения нудноватого эксперимента, который совершенно не отложился в моей памяти, Ника пригласила меня на чай с вареньем. И вот, когда я намазывал варенье на печенье, она вдруг спросила меня серьезным голосом: - скажи, Алексей, а зачем ты сюда приехал? Братьев Стругацких перечитался, про понедельник, который начинается в субботу, да?
Я даже не знал, что и ответить. Действительно, книгой "Понедельник начинается в субботу" я зачитывался с детства, и, честно говоря, мой позитивный настрой на будущее во многом был вызван именно ей.
Ника, не дожидаясь моего ответа, продолжила: - будь моя воля, я бы запретила печатать такие книги. Они опасны для неокрепших мозгов таких наивных дурачков, как ты.
Я чуть не поперхнулся чаем и подумал про себя: - "Ну вот, начинается то, о чем говорил шеф".
- Извини, Алексей, но ты действительно наивен. Ты хоть знаешь, зачем тебя пригласили в лабораторию? Тебя не удивило, что ты так легко перепорхнул сюда из своего провинциального университета?
- А что здесь странного? В институте много аспирантов, приехавших из провинции.
- Дело не в том, откуда прибыл человек, а в том, как он сюда попал. Основную массу аспирантов сюда приводят за ручку, за них хлопочут, за них договариваются. И такие аспиранты делают здесь нормальную карьеру. А вот ты...
Ника замолчала, и покачала головой.
- Что - я?
- Володя, с которым ты сегодня познакомился, тоже был такой, как ты. И он, и много других, которые шли сюда не за степенями, а за наукой. Дурачков, у которых на лбу написано "Нам денег не надо, работу давай", здесь ожидает одна и та же участь - стать неграми.
- Какими еще неграми?
- Ты разве не слышал, что многие современные писатели ничего не пишут сами, что за них всю работу делают другие люди, которых называют неграми?
- Ну, слышал, - угрюмо отозвался я, глядя в чашку. Весь этот разговор мне не нравился.
- Володе скоро на пенсию уходить, а он до сих пор не защитился, и никогда не защитится. Он - негр, который пашет на бывшего начальника лаборатории. Тот по заграничным конференциям разъезжает, книги публикует, звания получает, а Володя -делает научную работу и пишет статьи, в заглавии большинства которых нет его имени. Схема здесь очень простая - сначала начальник делает таких, как вы, полностью зависимыми от него. Он загоняет человека в такую ситуацию, что элементарные блага, которые доступны всем остальным сотрудникам института, достаются этому бедолаге только через него.
- Глупость какая! Да любой человек просто плюнет на такого начальника, и уйдет.
- И ты пока еще можешь уйти. Ты пока еще можешь уйти в другую лабораторию, а еще лучше - в другой институт. Потом будет поздно. Те, кто уходят поздно, могут поставить на своей научной карьере крест - их уже никуда не возьмут. Куда бы они ни ткнулись, им дадут от ворот-поворот. Понимаешь, вся наша научная система - это большой междусобойчик, где все друг друга знают, прямо или опосредованно, поэтому человек, рассорившийся со своим шефом, становится персоной нон-гранта.
- В черные списки его, что ли, заносят?
- Что-то вроде этого. Бывший начальник лаборатории, на которого работаем мы с Володей - это страшный человек. Во-первых, он обладает удивительным даром - выдавать гипотезы за реальные научные разработки. Все то, о чем ты читал в той дурацкой книжке... да, да, мне рассказывали про то, как ты искал институт... так вот, все, что там написано - это вранье, выдумка. Но шеф так умело выдавал это вранье за действительность, что стал академиком. Во-вторых, он умеет виртуозно избавляться от тех, кто проявляет хотя бы малейшую способность к самостоятельному мышлению. Вот прихвостней всяких он любит, им он помогает. Твой шеф - Юра - стал его приемником потому, что соответствовал нужным требованиям. Это проявилось еще тогда, когда он был аспирантом. Молодежи в те времена было очень много, в общежитии аспирантов стоял дым коромыслом, все шумные, веселые... А Юра был тихоней. Не пил, не курил, по девкам не бегал... В первые же дни он пожаловался шефу на соседей, и тот добился от института выделения своему аспиранту комнаты вне общежития, в одном из домов, принадлежавших институту. И Юра начал делать карьеру. Как ученый он из себя ничего не представлял, а вот в умении угодить шефу... Если шеф, страдающий бессонницей, позвонит посреди ночи сотруднику, и попросит объяснить непонятное место в черновике текста, написанного сотрудником, что сделает лизоблюд?
- Что?
- Вместо того, чтобы дать объяснения по телефону, он вызовет такси, и помчится через весь город к шефу. Ясно? Между почтительным отношением к своему научному руководителю и между лизоблюдством лежит хорошо заметная грань, за которую Юра зашел очень далеко. Те, у кого была голова на плечах, и кто не желал пресмыкаться, уезжали за границу, а Юра остался.
- Но вы тоже остались, - заметил я, стараясь не выдавать ехидства.
- Осталась. Но я никогда не была самостоятельной. Наука меня особо не интересовала, меня в институт привели, как и многих остальных, сказали, что надо делать, и я, в конечном счете, получила степень. А остальные уходили со скандалами, и либо бросали науку, либо уезжали из России. Там "черные списки" еще пока не действуют.
- А Володя?
- Он не мог бросить науку, но и заграницу уехать тоже не смог.
- Почему он не смог уехать?
- Из-за семьи. А ты запомни вот что - Юра намного хитрее и страшнее своего бывшего шефа. Да, у него нет такой потребности в лизоблюдах, как у его шефа, но в плане гадостей... Если у тех, кто работал под старым шефом, и не желал быть негром, была возможность свалить за границу, то у тебя такой возможности не будет. Во всяком случае, ты не сможешь уехать за границу в качестве ученого.
- Почему?
- Если останешься в институте - узнаешь. Я тебя не запугиваю, а говорю, что есть. Если ты останешься, то не видать тебе не научной степени, ни грантов, ни поездок за границу. Будешь пахать на своего шефа, как Володя на своего. Юра - тоже страшный человек, и больше всего он не любит, когда сотрудники проявляют самостоятельность. Тебе уже, наверное, сказали, что твою тему раньше вела я?
- Нет, - соврал я.
- Странно. Так вот, тему вела я, и у меня ее забрали за "самодеятельность", как это называет Юра. Ты уже ознакомился с методикой исследования?
- Да. Изображения разных фигур показывают испытуемым по фрагментам. Сначала один фрагмент появляется, потом второй, и так далее, пока испытуемый не узнает фигуру. Мы хотим выявить изменения в ЭЭГ, которые происходят в момент узнавания...
- Не надо мне описывать методику, я ее знаю не хуже твоего. Кстати, в плане выдачи желаемого за действительное твой шеф тоже не уступает моему. Нет у вас программы регистрации ЭЭГ, синхронизированной с программой предъявления фрагментов изображений.
- Как нет? Ведь на ученом совете...
- Ее нет, но твой шеф уверен, что она есть. Я разговаривала с нашим программистом, Сергеем, и он сказал, что не может пока добиться синхронизации. Стандартные программы регистрации вызванных потенциалов сами предъявляют изображения, а здесь же программа стимуляции работает автономно, да еще на другом компьютере. Но я сейчас о другом говорю - шеф очень не любит самодеятельность. Я проводила исследования распознавания фрагментированных картинок детишками-детсадовцами...
Я удивился.
- Вот здесь, в университете? Откуда здесь взялись детсадовцы?
- Выйдешь из университета, за шлагбаум, повернешь направо, и на противоположной стороне улицы зайдешь во внутренний дворик. Там, за помойным ящиком, находится обшарпанная дверь. Это - главный вход в издательство "Наука". Там, на втором этаже, находится издательство, редакции основных научных журналов, и детский сад Академии Наук.
- Ничего себе! А где же дети гуляют? Тут ведь ни одной детской площадки в округе нет.
- Понятия не имею, где они гуляют. Может быть, по Университетской набережной или в скверике клиники Отто. Я вообще-то с детьми работала не здесь, а в загородной части института, где изначально находилась наша Лаборатория. И там я поняла, что методика совершенно не адаптирована для малышей.
Я удивился.
- Неужели? А мне кажется, что она подходит для всех возрастных групп.
Ника долила мне в чашку чай и принялась терпеливо объяснять: - Фрагменты фигуры появляются один за другим, пока человек не узнает фигуру. Как только он узнал, я останавливаю предъявление, и машина подсчитывает процент заполненности контура на момент узнавания. Но как мы узнаем, что человек узнал?
- Он называет фигуру.
- Вот именно, называет. Произошло узнавание - человек подбирает нужное слово - называет его - я принимаю решение, что объект узнан правильно - нажимаю кнопку, и предъявление фрагментов останавливается.
- Подождите... Так ведь между узнаванием и остановкой предъявления получается задержка... Пока человек подберет слово, пока назовет, пока мы осознаем, что он правильно назвал... а фрагменты продолжают предъявляться. Значит, мы получаем завышенную величину.
- А ты только сейчас догадался... Вот именно, завышенную. Задержка получается в одну-две секунды. А скорость формирования изображений программой составляет семь фрагментов в секунду, что, учитывая небольшой размер фрагментов, не так уж и много. Но у дошколят задержка значительно больше, поскольку многие из них еще не совсем уверенно владеют речью. Например, слова "Черепаха" или "Циркуль" многим даются с трудом, и пока ребенок произнесет нужное слово, процент заполненности контура намного превысит ту величину, при которой произошло узнавание.
- И что же вы сделали?
- Ничего особенного. Я позволяла детишкам использовать слова, которые им легче произносить. Например, я показываю ребенку черепаху, и останавливаю программу, когда он произносит "домик на ножках". Есть такая загадка про черепаху, которую дети выучили в садике - "Кто носит домик на ножках?". Понятно? Вот за это у меня и забрали тему. Сотрудница, с которой я работала в паре, донесла на меня шефу, и тот пришел в ярость. В инструкции сказано, что испытуемый должен назвать предмет так, как положено, и точка!
Мне было сложно представить себе разъяренного шефа. Всегда вежливый, корректный, добродушный... - "Нет, она явно чего-то не договаривает", - решил я про себя.
- Кстати, тебе придется работать с ней.
- С кем?
- С сотрудницей, которая на меня настучала. Ее зовут Светик. Запомни - обо всем, что ты будешь делать, будет известно шефу...
***
Разговор с Никой оставил у меня нехороший осадок, который, впрочем, быстро забылся. Меня даже не смутило то обстоятельство, что я оказался единственным из аспирантов своего потока, которого не взяли работать на полставки в институт младшим научным сотрудником или хотя бы лаборантом. Ставка МэНээСа в лаборатории была, но шеф объяснил мне, что держит ее за сотрудником, который должен вернуться из Италии, где проходит трехлетнюю стажировку. Правда, до окончания стажировки оставалось больше года, на что я робко указал шефу. И тогда он заявил мне: - "А вдруг у нас к тому времени не будет других ставок, а вы не захотите с нее уходить? Поймите меня правильно. А насчет денег не беспокойтесь - вы же знаете, что под вашу тему мы скоро получим грант. А пока, если возникнут затруднения, обращайтесь ко мне. Немножко денежек из других грантов я вам всегда смогу наскрести, да и продуктами могу помочь. Вы любите гречку? Я могу принести полкило".
Меня такое заявление покоробило. Во-первых, у меня и в мыслях не было держаться за чужую ставку; во-вторых, слово "денежки" вызывают у меня ассоциацию со сказкой про глупого Буратино; и в-третьих, мне не очень-то нравилась перспектива стоять на денежном и продовольственном довольствии у шефа. Однако, я не стал выказывать обиду, и решил затянуть пояс в ожидании своего гранта (еще одна странность, на которую я тоже не обратил внимание - темы других аспирантов уже были поддержаны грантами). Шеф обладал потрясающей способностью выбивать гранты, и, как мне с гордостью говорили некоторые сотрудники Лаборатории, еще не разу не было такого, чтобы поданная им заявка не прошла, поэтому ученый совет и утвердил мою тему, несмотря на то, что грант на ее разработку еще не был получен.
Как и говорила Ника, меня поставили под начало к девице по имени Светик, которая была на пару лет старше меня. Шеф договорился с Педиатрической академией, и нам выделили помещение, куда мы въехали со своим оборудованием. Как оказалось, это странное место было выбрано ради Светика - она должна была набрать материал для своей диссертации, посвященной исследованию каких-то "внутренних шумов зрительной системы". По гипотезе шефа, эти шумы должны быть максимально выражены при разных патологиях, затрагивающих зрительную систему, а недостатка в таких патологиях в педиатрической академии не было. Что же касается меня, то в мою задачу входило: 1) ассистировать Светику при обследованиях; 2) и... все! Касательно моей темы шеф объяснил, что у программиста возникли трудности, но как только программа будет написана, я должен буду переключиться на нее, не забывая, разумеется, оказывать помощь Светику.
Итак, мы расположились на новом месте, отладили методики (регистрация ЭЭГ покоя, зрительных вызванных потенциалов, визоконтрастометрия и еще парочка программ), шеф отдал последние распоряжения, и... отбыл на два года в Англию.
Я погрузился в работу по чужой теме. Именно погрузился, поскольку Светик свалила на меня всю процедуру, начиная от установки электродов и заканчивая проведением самого обследования, в ходе которого приходилось менять множество параметров стимуляции. Сама же она занималась составлением "базы данных" "медицинских заключений" и "грэнд эверидж". База данных представляла собой таблицу, куда вносились ФИО, возраст обследованного ребенка, клинический диагноз, взятый из его карточки, а также названия процедур, которым этот ребенок подвергался. "Медицинское заключение" мы делали вместе. Я вставлял на лист картинки с результатами измерений (вызванные потенциалы, кривые контрастной чувствительности), а Светик, будучи медиком, вставляла в этот текст пояснения типа "компонент Р-2 имеет латентный период столько-то миллисекунд" - абсолютно бесполезные высказывания, поскольку все это было видно на графиках и без пояснений. Но врачи академии к этим заключениям относились с восторгом, поскольку им никогда не приходилось видеть столь "сложной" техники, как у нас (напоминаю, это был 1998 год).
Отдельно следует рассказать о "Грэнд эверидж". Уже после поступления в аспирантуру, после посещения нескольких семинаров, я с удивлением отметил, что подавляющее большинство сотрудников Института очень пренебрежительно относится к методам статистической обработки данных. "Статистика - продажная девка науки" - в открытую заявляло это большинство. Читая монографии бывшего шефа Лаборатории, я обратил внимание на отсутствие доверительных интервалов на всех экспериментальных графиках, якобы демонстрирующих усредненные данные. Более того, ни в основном тексте, ни в подписях к рисункам не указывалась даже численность выборки, по которой производилось усреднение. Я обратился за разъяснениями к старожилам Лаборатории, заставшим эпоху правления прежнего шефа. После этого у меня полностью отпала охота читать его работы. Оказалось, что из сотни записей разрядов нейронов выбиралась та, которая более или менее соответствует теоретическим представлением шефа, а остальные объявлялись бракованными и отбрасывались. А оставшаяся запись выдавалась за "усредненные данные", которые и приводились в монографиях и статьях.
Светик была достойной продолжательницей дела прежнего шефа Лаборатории, и даже переплюнула его. Для своего доклада на литовской конференции (конференция была организована НАТО) она не ограничивалась отбрасыванием большой части экспериментальных данных, нет. Удалив из базы данных (настоящей базы данных, которую составляет сама программа) все, не устраивающие ее графики, она нажимала курсором мышки на вкладку с надписью "Grand average" (вот откуда взялось Грэнд эверидж). Программа усредняет все оставшиеся графики, и сохраняет результат в текстовом файле, после чего Светик вставляет эти данные в Excel. Зачем? А затем, что в Excel есть возможность пририсовать графику доверительные интервалы любой, произвольно выбранной величины. Светик подбирала наиболее подходящую, с ее эстетической точки зрения, высоту интервала, затем вставляла полученный график в презентацию своего доклада. Вот и все!
Я был в шоке, когда увидел это безобразие в первый раз, и понял смысл производимых Светиком манипуляций. Но моя попытка объяснить ей назначение доверительных интервалов разбилась о фразу: - "Я здесь главная, мне лучше знать".
Подобный тупизм демонстрировала не только Светик. То, что это - не исключение, а правило - я понял на молодежных конференциях, проходивших в Питере. Стоит у стенда куколка с наивными глазами, и тарабанит заранее подготовленную ее научным руководителем речь, тыкая лазерной указкой в график, где приводятся результаты обследования основной и контрольной группы. Разбросы выглядят совершенно одинаково, что заставляет меня (отмечу - только меня. Кроме меня нижеуказанные вопросы больше никто не задавал) задать глупый вопрос - "А что означают эти усики на столбиках?". Вот тут с куколки спадает вся ее уверенность. Она не знает, что ответить, кроме фразы "Так положено в науке". Следующий вопрос - "А каков размер выборки в основной и контрольной группах?" - добивает куколку. Пряча глаза, она заявляет:
- Два человека...
- Группы "Контроль" и "Эксперимент" состоят только из двух человек?!
- Нет... Всего было два человека. Я - "Эксперимент", а моя научная руководительница - "Контроль".
Еще раз хочу подчеркнуть - этот пример является типичным. На предзащите и защите диссертаций происходит то же самое. Похотливые старички сидят, и благожелательно кивая, слушают фигуристую дуру, которая демонстрирует графики с недостоверными различиями. Старичков не интересует, что вместо доверительных интервалов им демонстрируют ошибку среднего (разброс которой в два раза меньше, чем у доверительного интервала при уровне значимости 95%). Их интересуют не прикрытые лифчиком сиськи, выглядывающие время от времени из глубокого декольте девицы. Увы, но вся наша Академия Наук состоит именно из таких старичков.
Я был уверен, что фокусы Светика не дойдут до конференции, и будут раскрыты на лабораторном семинаре, где она должна будет опробировать свою презентацию. Но опробация прошла без замечаний. Когда Светик произнесла свою коронную фразу: - "Обработка данных проводилась методом Грэнд Эверидж", прыснул только я, и на меня окружающие посмотрели, как на дурака.
А вот мой доклад, произведенный годом спустя на междисциплинарном семинаре, где присутствовали представители из разных НИИ, вызвал сильное возмущение. Причиной возмущения стала "лог-нормальная трансформация". Многие методы статистического анализа применимы только к данным, имеющим нормальное распределение. В ряде случаев распределение имеет характерную правостороннюю асимметрию, когда левая ветвь кривой является крутой, а правая - пологой. В подобных случаях логарифмирование исходных данных зачастую помогает привести кривую к нормальному виду, что и было в моем случае. Лог-нормальная трансформация является стандартной процедурой, но когда я пояснил аудитории ее суть, поднялся вой.
- "Да это же фальсификация данных!" - орали мне сотрудники лаборатории, и демонстративно покидали конференц-зал. Оставшиеся либо воткнули в уши наушники плееров, либо принялись бурно обсуждать вопрос "Ошибки Юры в выборе аспиранта" (шеф на том семинаре отсутствовал). Я стоял на сцене, как оплеванный. Единственно, меня поддержало выступление "с места" одного старичка из института телевидения - он заявил, что за всю свою жизнь никогда не видел столь хамского отношения к докладчику, и этот раз был последним, когда он посещает подобные семинары (впрочем, на следующих семинарах я его неоднократно видел).
Впоследствии я узнал, что Основатель Института (о котором я писал в предыдущей главе), люто ненавидел статистику. Почему - не знаю, но это - факт. Как-то я уговорил институтскую библиотекаршу пустить меня в книгохранилище, и там, скукожившись от холода на лавке под пыльной лампочкой, не прикрытой люстрой, я листал подшивки старых журналов. В одном из старых, начала шестидесятых годов, номеров клинического журнала, носящего имя Корсакова, я наткнулся на любопытную статью, где отношение Основателя к статистике было выражено без традиционного жополизательства (правда, в конце статьи была приписка, смысл которой можно выразить так: - "Но все равно, он - наше ВСЕ".
Когда пал железный занавес, Институту пришлось перестраиваться. Зарубежные журналы не хотели публиковать работы с сомнительными (с точки зрения статистики) данными. И тогда сотрудники Института впали в другую крайность - раздобыв программы статобработки, они принялись прогонять через них все, что надо и что не надо, не вдаваясь в смысл проделываемых манипуляций. Если для темы работы достаточно посчитать арифметическое среднее и рассчитать доверительные интервалы, на кой хрен проводить факторный анализ?! Но в институте его проводят ВСЕГДА! Недавно я и моя жена помогали одному сотруднику составить презентацию; представленные там методики были очень интересными, но результатов - не было! Пять обследованных человек, один из которых был отброшен из-за "укушения в глаз собакой в детстве". Ну какая статистика может быть для выборки из четырех человек? Никакая. Тем не менее, докладчица умудрилась и факторный анализ провести, и стандартную ошибку на графиках вывести (вместо доверительных интервалов).
Ну да черт с ней, со статистикой. События, которые начали разворачиваться после отъезда шефа в Англию, заставили меня вспомнить о предостережениях Ники. Грант по моей теме не прошел, и я оказался в полной ж... Мало того, что нет никаких средств, кроме стипендии (если не считать подработкой в качестве испытуемого у тех сотрудников, кто получал гранты из-за границы, а не от уе...го РФФИ), так еще и программист встал на дыбы. За программу, при помощи которой я и должен был сотворить свою диссертацию, ему планировалось платить из грантовских средств. А гранта - нет! И программист занялся "тихим саботажем". Каждую неделю я звонил ему, спрашивал о программе, и каждую же неделю он давал мне традиционный ответ: - "Программа отлаживается, будет готова через неделю".
Но шефу, засевшему на Альбионе, программист писал, что программа готова. Шеф уже через месяц после отъезда принялся забрасывать Светика письмами, где латинскими буквами было выражено требование как можно скорее выслать ему предварительные результаты, полученные мной. Светик (у нее дома был компьютер, подключенный к Интернету) честно отсылала шефу ответы о невозможности выслать результаты, поскольку их нет.
"Kak je tak? Vi menja obmanivaete Mne Sergey napisal, programma davno gotova! Gde resultati?! - писал шеф в ответ, упорно не замечая смысла содержания посланий Светика.
Ника правильно отметила - шеф видел только то, что хотел видеть. Когда он вернулся в Питер "в отпуск", он первым делом устроил мне разнос за саботаж. За день до его приезда программист Сергей наконец-то принес программу и установил ее. И в эту самую программу шеф тыкал пальцем, распекая меня.
- Вот же она! Вот! А вы мне писали, что ее нет!
- Но она появилась только вчера, и до сих пор не отлажена, - оправдывался я.
- А вот мы ее сейчас запустим, и посмотрим!
Программа не работала, но шефа это не смутило.
- Она не работает потому, что вы ее не проверяли и не сообщили о неполадках программисту!
Показательно, что Светик молчала, хотя прекрасно знала, когда появилась здесь программа, и почему она не появлялась раньше. Собственно, к ней никаких претензий со стороны шефа не было. Кстати, это характерная российская черта - за все отвечает подчиненный, а не начальник. Кого наказали за аварию на Саяно-Шушенской ГЭС? Начальников? Нифига - только среднее звено. А помните историю с милиционером Евсюковым, устроившим пальбу в магазине? Ведь у него был высокостоящий протеже, который пропихивал его по службе. Протеже Евсюкова тоже наказали - его сняли с должности, и назначили.... вице-президентом Олимпстроя! Хорошенькое наказание, правда? Раша - мать наша...
По окончании разноса шеф устроил проверку Светику. Привели больного ребенка, и Светик, весь год занимавшаяся составлением "базы данных", принялась самостоятельно накладывать электроды. Этот процесс занял время, поскольку Светик отвыкла работать руками. Когда же она принялась управлять процессом стимуляции... Она забыла, когда и на что нужно нажимать, и в результате монитор показывал пациенту одну и ту же картинку, без изменений. Обследование пошло насмарку, но шеф этого НЕ ЗАМЕТИЛ! Он сидел позади пациента, видел, что на экране ничего не меняется, и благостно кивал, хотя именно он и являлся составителем программы обследований, которые мы проводили в педиатрической академии.
Шеф опять свалил в Англию, пообещав мне большие неприятности в случае повторного саботирования его требований, программист Сергей опять "забил" на программу, и принялся переносить установку исправленной версии на неделю, а на меня "свалилось" еще одно предсказание Ники...
Каждый год в той или иной стране организуется так называемая "школа аспирантов". Там будущих ученых обучают общению (на английском языке), проводят тренировочные конференции, семинары... В общем, эта школа для многих является стартовой площадкой, где можно завязать полезные знакомства с перспективой дальнейшего сотрудничества. И вот, в конце первого года моего обучения в аспирантуре, в Институт пришли приглашения для аспирантов. На этот раз "школа" собиралась в Финляндии. Все аспиранты, в том числе и я, послали необходимые резюме, составленные на ломанном английском языке, и получили подтверждения о зачислении в "школу". На пути в Финляндию у нас стояла только одна проблема - загранпаспорта. Но эта проблема решалась автоматически - Институт сам оформлял паспорта для своих сотрудников. От нас требовалось не много: - несколько документов, копии которых заверялись прямо в институте; - фотографии; - деньги (может, я и ошибаюсь, но это стоило около трехсот рублей по курсу 1999 года).
Итак, все необходимое было уже сдано, и мы, аспиранты, ждали паспортов. Паспорта появились как всегда, с огромной задержкой - времени до отбытия в Финляндию оставалось очень мало. Аспиранты выстроились в быстро редеющую очередь (а чего там тянуть), и вот я подхожу к заветному столику...
- Извините, но вашего паспорта нет, - заявила мне женщина, сидящая за столиком. - Вот ваши деньги...
Я похолодел.
- Как же так? В чем дело?
- У вас нет справки о том, что вы не служите в армии, - пояснила мне женщина, протягивая деньги.
- Зачем? Как?
Мне было сложно собраться с мыслями. Какая справка? В перечне документов, подаваемых для получения загранпаспорта, она не значилась.
- Я же в аспирантуре учусь, зачем нужна справка о том, что я не служу в армии? - наконец-то выдавил я из себя.
- Нужна. И эту справку нужно привезти сегодня из военкомата, что вы, скорее всего, не успеете. Поэтому я и возвращаю вам деньги.
Я помчался в свой военкомат, где моя просьба вызвала, мягко скажем, недоумение.
- Что за чепуха? Мы не выдаем справок, что человек не служит в армии. Такую справку морг выдает, а не мы!
Сотрудница военкомата попросила меня подождать, пока она проконсультируется у зама военкома, и упорхнула. Через несколько минут в кабинете появился зам, и сразу принялся орать.
- Какого х..я?! Ты в аспирантуре учишся, б...ь, твой е....й институт сам тебе справку должен дать, что ты - не в армии!!
Выяснилось, что заму военкома еще никогда не приходилось иметь дело с подобными случаями, и он совершенно не представляет себе, как должна быть оформлена справка о том, что человек не служит в армии.
- А если даже служит, б...ь, с какого х...я должен давать ему справку, что он - служит? Нет такой формы!! Если человек служит - ему не нужны справки, а если не служит... тем более не нужны, б...я!!
Тем не менее, я представлял собой объективную реальность, данную заму военкома в ощущениях, и он первым делом затребовал мое личное дело... А дела-то и не было!
- Ты - жулик! Твоего дела нет!
- Но вот же печать, в приписном свидетельстве...
- Ты ее подделал!
Зам нажал кнопку селекторной связи и проорал: - Дежурного офицера ко мне! - Подождите, вот старый журнал, мы его еще не списали... - произнесла сотрудница, появившаяся в проеме дверей раньше дежурного офицера. - Мы Алексея поставили на учет, просто личное дело еще не пришло.
- Да? Ну-ка, дайте сюда... Странно...
Зам военкома достал из кармана филателистическую лупу и принялся сравнивать подписи в моем приписном свидетельстве и в журнале.
- Вызывали? - спросил дежурный офицер.
- На х..й!
- - Есть! - ответил дежурный офицер, и отправился... ну не туда, куда его послали, а на пост.
- М-д-а, - протянул зам военкома. - Жаль, придется нам подпрыгивать. Похоже, в Сибири идиоты сидят, а мы за них будем отвечать.
- Мне нужна справка...
- Х...й тебе, а не справка! Поскольку твое личное дело не пришло, и, скорее всего, не придет, мы заведем новое дело! Сейчас, как раз, работает медкомиссия, так что приходи завтра с утра, на обследование.
- Но мне нужна справка, что я не...
- Тебе нужно молиться на свой институт, благодаря которому ты не попал в армию!
И вот, пока другие аспиранты собирали чемоданы, я - ну да, мудак - проходил медкомиссию в военкомате.
Позже я получил от матери странное письмо. Мать сообщала, что теперь к ней регулярно наведывается участковый, очень желающий увидеть меня. Более того - по вечерам звонят какие-то незнакомые девушки, спрашивающие меня, а когда им объясняют, что я - в Питере, девушки переходят на официальный тон и требуют, чтобы я перестал прятаться и добровольно явился в военкомат. Справки из института, которые я посылал матери, на мой родной военкомат не произвели никакого впечатления - они послали запрос в Институт, и им ответили, что никакого Меркульева Алексея Валерьевича в Институте нет, ни среди сотрудников, ни среди аспирантов! Я пытался разъяснить этот вопрос в отделе кадров, но мне там сухо объяснили, что никаких запросов не получали. То, что это вранье - я понял только после окончания аспирантуры...