С сегодняшнего дня в Академии введена обязательная хроника, не избежать ее и мне. Что ж... Меня зовут Альберт Эйнштейн. Имя мне дали здесь, в Академии, когда я попал сюда грудным младенцем.
Почему родители бросили меня? Не знаю, я на них не в обиде. В Академии я нашел настоящую семью, интересную жизнь. Пусть Академия скрыта в гуще сибирских лесов, в сотнях километров от людских поселений. Я никогда не был в большом городе - но видел и слышал о них так много. О страшных болезнях, настигших человеческий род, об изуродованной природе: воздухе темно-коричневого цвета, воде, переливающейся на потускневшем солнце всеми цветами радуги от содержащихся в ней химикалий. Недаром длительность жизни человека теперь так коротка - редко кто сегодня может отметить пятидесятилетний юбилей.
А мы - гуляем по девственному лесу, дышим чистейшим воздухом. Удивительно выглядит наша Академия снаружи - едва видный над землей купол метров пятидесяти в диаметре, из прозрачного пластика, чтобы наполнять коридоры и помещения Академии настоящим солнечным светом. Главная же часть ее - аудитории, жилые комнаты и лаборатории, - скрыта под землей.
С тех пор как я покинул сектор, предназначенный для воспитания грудных детей, я беспрерывно учусь. Все мы учимся. Пока не выучим все, что накопил общечеловеческий научный разум. Лишь немногие прошли обучение до конца, и попали в заветный сектор, предназначенный для настоящей научной работы, с самыми совершенными инструментами и над самыми удивительными проектами. Кому-то понадобилось сорок лет, кому-то сорок пять, никак не меньше. Мне - тридцать пять, учиться еще не меньше пяти лет.
Год 2090, февраля 26
Рослин велел всем записать в хроники один день из своей жизни. Он один может нам "повелевать", если дело не касается уроков. Последний живой, кто приложил руку к возведению Академии тридцать семь лет назад, то есть за два года до моего рождения. Рослин очень стар - пару месяцев назад ему исполнилось семьдесят пять. Видимо сказывается то, что большую часть жизни он прожил здесь, в Академии. Так что и у нас есть шанс дожить до таких седин. А может дело в его природной стойкости. И все же старость не обошла его стороной, он скрючен, как рыболовный крючок, голова его постоянно трясется.
Встал я около шести, потом моцион - зубы, щетина. Встретились с друзьями в столовой. Никакого обслуживающего персонала в Академии нет, только ученики и учителя, на все разнарядка, как в армии. Сегодня я в разнарядку не попал, так что у меня даже осталось немного свободного времени.
Нас в Академии немного, не больше дюжины десятков, включая женщин и младенцев. Женщин и младенцев, которых мы никогда почти не видим. В Академии действует четкое разделение на сектора - дети, подростки, мужчины, женщины - все порознь. И конечно, Главный сектор...
За завтраком обсудили новости - привезли двух детей - мальчика и девочку, им дадут несколько дней, чтобы привыкнуть, после начнутся занятия. Уже к году они должны будут читать, а к трем - решать несложные уравнения.
После начались занятия - по математическим методам в биологической физике, затем по микрофизике химических процессов. Теперь все курсы такие. Чистые науки мы изучили к 25 годам, а теперь - как они перемешалось, будто в ведьмином котле.
За обедом, один из товарищей предложил проникнуть ночью на территорию женского учебного сектора Академии. Его удалось отговорить - напомнили, как Рослин наказал предыдущего храбреца. Конечно, отсутствие женщин вызывает неудобства, поэтому раз в две недели Рослин все-таки раскрывает двери между секторами, дабы мы могли... удовлетворить жизненные потребности. Он говорит - на общение между мужчиной и женщиной уходит слишком много времени и сил.
После занятий - ежедневный тест на усвоение материала. Сегодня - удачно, если не провалюсь завтра, смогу обойтись в выходной без дополнительных занятий.
Год 2090, марта 1
День с утра не задался - за завтраком отбоя не было от нуждающихся в помощи в учебе. В последнее время я стал лучшим учеником в классе, за что расплачиваюсь. Стряпал сегодня самый худший повар из всех, кого я знал - Исаак Ньютон. Ему только исполнилось двадцать три, с этого возраста люди начинают подпадать под разнарядку на кухню. Я проглотил отвратительную яичницу и скрылся от назойливого внимания в коридорах Академии. На обед я и вовсе не пошел, в комнату соваться тоже не решился - особо прыткие товарищи имели обыкновение поджидать меня под дверью. Я гулял по коридорам, вдалеке от мест, потенциально опасных встречами. Лучшего места, чем входной холл пожалуй и не найти. Прохаживаясь там под прозрачным куполом, наслаждаясь скупыми солнечными лучами, я вдруг услышал тихий, но отчетливый стук.
Повертел головой и решил, что почудилось, но стук повторился, настойчивый и какой-то жалобный. Снаружи кто-то был! В бескрайнем заснеженном лесу! Пусть самые лютые морозы уже прошли, но выжить здесь все равно невозможно.
Я взбежал по лестнице к кнопке на стене, утопил ее что есть сил. В холл пахнуло холодом. И тогда я увидел его. Худой и изможденный, будто узник Освенцима. Пожилой, седые редкие волосы с бронзовым оттенком. Иссохшими ладонями оперся он на стену и упал внутрь.
Я бросился к нему, помог подняться. Опираясь на руку, он шагнул в холл.
- Слава богу....
Из-за поворота навстречу вышел согнутый под тяжестью огромного горба Рослин, получивший сигнал об открытии двери. Увидев висящего у меня на руке человека, он остолбенел, едва не выронив трость.
- Кто это? - хриплым каркающим голосом спросил он, - что он здесь делает?
Мужчина поднял свободную руку, сигнализируя, что готов все рассказать сам.
- Меня зовут Степан Федорович Садырин. Я летел на частном самолете, - голос слаб, как и его обладатель, но ровен и даже спокоен, - мы потерпели крушение.
- Что-то я не слышал никакого звука.
- Он упал далеко. Я шел три дня без сна и отдыха.
- Как же вы выжили? - не унимался Рослин.
- Бог помог.
- Ох уж этот бог, - пробормотал старик, - Альберт, отведи Степана Федоровича в лазарет. Он отправится в город с первым транспортным самолетом.
Год 2090, марта 2
Я проснулся ночью от шума, и осознал, что в комнате не один. Конечно, в Академии мало что может случиться, но передающиеся с кровью инстинкты взяли свое. Я замер в постели, только приоткрыл глаза, силясь в кромешной тьме разглядеть хотя бы силуэт незваного гостя.
Ночной посетитель откашлялся. "Свет" - пробормотал я, и, когда светильник включился, вновь увидел его. Степан Федорович выглядел посвежевшим.
- Простите за вторжение. Я бы не посмел, если бы не крайняя нужда.
- Что-то случилось?
- Да. Я расскажу, но прошу - никому ни слова!
Я подвинулся на кровати, приглашая Степана Федоровича присесть. Он примостился рядом, поерзал. Выдохнул и заговорил:
- Мне нужна ваша помощь. Все что я сказал вашему надсмотрщику, этому Рослину - все ложь. Я искал Академию. Искал долго, не останавливаясь ни перед чем. Вы знаете, что местоположение вашей Академии строго засекречено?
Я только руками развел.
- Так и думал, - вздохнул он, - вы вообще ничего не знаете. Я ищу здесь сына, ему сейчас тридцать пять.
- Сына? Кого вы бросили на произвол судьбы в роддоме? На старости лет раскаялись?
- Я не бросал... Я расскажу, только помогите мне найти его.
- Почему я должен вам помогать? Услышав какие-то смутные, возможно лживые намеки?
- Поверьте, я не лгу. Нет времени рассказывать, но я клянусь, что не лгу!
- Маловато... - протянул я, но он посмотрел на меня таким умоляющим взглядом, что отказать не было сил. Даже если он лгал, то только из большой необходимости.
- Идите за мной, только тихо....
* * *
Полумрачная комната, озаряемая лишь светом монитора, две фигуры, склонившиеся над панелью, тихий разговор.
- Никого нет больше... Только я... Вы не ошиблись?
Фигуры поворачиваются лицом друг к другу, стоят в напряженном молчании.
- Сынок...
Комната вспыхивает светом десятка ламп. Альберт оборачивается, предчувствуя беду, Степан Федорович продолжает смотреть на вновь обретенного сына. За спиной у него, в дверях - сгорбленная фигура Рослина.
- Что я вижу? - скрипучий голос выдает злость.
- Рослин, я все объясню!
- Не надо. Я вспомнил этого человека. Жаль, не узнал его сразу, иначе не пустил бы на порог.
- Я тоже помню вас, полковник, - отвечает, сжав кулаки, Степан Федорович.
Они смотрят друг на друга с такой злобой, что кажется вот-вот - сцепятся как уличные псы.
- Не могу позволить вам двоим разрушить то, что строилось столько лет, - в руке Рослина появляется пистолет. Степан Федорович глотает ртом воздух, срывается на крик:
- Как были подлецом, так и остались! Я умолял вас оставить мне ребенка, вы же знали, что жена умерла, рожая его! Отобрали последнее, что у меня оставалось!
- Если человек живет в обществе, он должен уяснить, что общественное выше личного.
Во время перепалки между стариками Альберт трудом старается сдержать напряжение, ибо видит больше, чем оба собеседника. В самый миг, когда Рослин решается-таки исполнить задуманное, мощный удар сзади по рукам заставляет его выронить пистолет.
- Так и знал, что когда-нибудь старик тронется умом, - говорит Ньютон, усаживая Рослина в кресло и связывая веревкой.
В комнате собираются уже многие ученики, удивленно глядят на связанного Рослина и возвышающегося над ним Степана Федоровича.
- Отец, - говорит Альберт, словно пробуя на вкус новое слово, - ты должен рассказать обо всем.
Степан Федорович медленно кивает и говорит, обращаясь к ученикам:
- Тридцать семь лет назад, ровно за два года до твоего рождения, Альберт - никогда бы не назвал тебя Альберт - был издан указ - власти могли сразу после рождения забирать детей для обучения в только построенной Академии. Вы никакие не сироты! Вас забрали у ваших родителей!
По внимающей голосу Степана Федоровича группе учеников пробегает недовольный гул.
- Вы говорите не все, - хрипит Рослин, - к тому времени объем человеческих знаний достиг таких величин, а жизнь так сократилась, что ученые перестали существовать. Невозможно стало успеть выучить все необходимое, чтобы делать новые открытия. Чистые науки исчерпались, даже открытия на стыках двух отдельно взятых наук стали невозможны. Мы должны были позаботиться о комплексном воспитании ученых, за кратчайшие сроки обучить их всему необходимому, а также об их долголетии, чтобы у них осталось время на ученые изыскания. Тогда мы построили Академию, и мы построили ее здесь - чтобы ваша жизнь была долгой.
- Вы забирали их без согласия родителей! Лишили права выбора самих детей!
- Все мы вынуждены жертвовать чем-то ради общего блага. Дать возможность выбора - безвозвратно потерять время, - Рослин с трудом поворачивает голову к ученикам, - я даю вам право выбрать сейчас. Пусть те, кто хочет покинуть Академию, скажут об этом. Я обещаю отправить их в города.
В комнате воцаряется гул, всеобщее оживленное обсуждение, но никто, ни один ученик не изъявляет желания.
- Мудрое решение, - кивает Рослин, - тогда расходитесь. Завтра занятия по расписанию. Рад, что все вы впитали с науками изрядную толику здравого смысла.