" - И знайте, милая леди, вы всегда можете рассчитывать на меня! - сэр Ланселот глубоко поклонился. - Думаю, это лишь первая моя победа, совершённая в вашу честь! Ваша неземная красота стоит того, чтобы рисковать ради неё каждый день!"

Мерзкие трели звонка отвлекли Гилберта от работы, и он с остервенением захлопнул крышку лэптопа. Этот Ланселот и так выходил довольно слащавым типом, постоянно толкающим высокопарные речи, а тут ещё и сосредоточиться не дают! Будто кто-то другой был виноват в том, что все его персонажи в последнее время получались картонными.

Гил не успел подойти к двери как услышал, что в замке поворачивается ключ. В квартиру валькирией влетела его жена - растрепанная, тяжело дышащая, с горящими глазами. Она держала в руке босоножку со сломанным каблуком.

"Так переживать из-за мелочи, так трезвонить... в этом вся Мира!" - зло подумал Гил. Прежде чем заговорить, он досчитал до десяти, чтобы не сорваться - всё-таки жену он любил и ссориться лишний раз не хотелось. Мира тем временем защёлкнула все замки. Покончив с ними, она решительно направилась к комоду и стала двигать его к двери. Комод не желал поддаваться. Гилберт несколько мгновений смотрел на её безуспешные попытки, а потом поинтересовался с усмешкой:

- И какие черти за тобой гонятся, дорогая?

- Мастер Круп и мастер Вандермар! - огрызнулась Мира. - Помоги, не стой столбом!

Затея, конечно, показалась Гилберту идиотской, но он решил помочь. А отчего бы и не подвигать мебель в этот чудесный солнечный субботний полдень?

Он заканчивал надежно устанавливать комод, а Мира уже кинулась к окнам, закрывая на всех жалюзи.

- В девять-один-один звонить? - преувеличено серьезно поинтересовался Гил.

Правила игры ему ещё были не понятны, но начинать ссору он пока не считал нужным. В конце концов, не стоило упускать из виду вероятность, что и правда происходит что-то из ряда вон выходящее.

- Охотникам за привидениями звони!

- Ты опять огрызаешься, - он грустно вздохнул и прислонился к комоду, всем своим видом показывая, что не пошевелит и пальцем, пока она не объяснит, что же происходит.

Мира ещё немного пометалась по квартире вроде без особого успеха, что бы она там ни пыталась сделать, и вдруг тоже замерла. Прислушалась. За дверью стояла тишина. Но она так напряженно вслушивалась, что Гил тоже напрягся. В какой-то момент ему показалось, что он услышал скрип когтей по ту сторону двери. Но тут же одернул себя: это всего лишь воображение.

Мира несколько раз глубоко вздохнула, прикрыв глаза, а потом начала едва слышно говорить:

- У нас есть, может, минут пятнадцать на то, чтобы сбежать и отправиться за помощью. Забаррикадировалась я, конечно, зря, просто от нервов. Сам понимаешь, если ОНИ придут, - Мира значительно выделила голосом это "ОНИ", словно Гилберт должен был понять, о ком идет речь, - это не поможет. Но я выиграла время, поэтому можем относительно спокойно собраться.

- Ага. Хорошо. Нас кто-то преследует и нам следует куда-то обратиться за помощью. Но не в полицию. А к кому?

- Я, честно признаться, не уверена, что знаю. Скорее всего, к Королеве.

- Виктории?

- Угу. Не будь идиотом. Иди лучше, собери там что считаешь нужным. Еды-воды-спички.

- Хм. Спички. И саперную лопатку. Можешь рассказать, что происходит, пока я собираюсь?

- Не могу. Мне надо немного... поколдовать.

- Поколдовать? Это хорошо, это я одобряю.

Звонить ли в неотложку? Сошла ли она с ума или издевается? Глаза вроде совершенно нормальные. Тут он вспомнил фильм с Майклом Дугласом. А что если это просто игра? Тогда надо играть по правилам. И в конце будет торт, шампанское, все обнимутся и скажут, какой я молодец.

Да, пожалуй, действовать исходя из этих соображений - самая лучшая идея. Не хотелось бы испортить сюрприз своим недоверием.

Гил взялся привычно складывать походный рюкзак, краем глаза отмечая, что делает Мира.

А она сыпала соль концентрическими окружностями прямо на ковёр.

И зажигала свечи.

Там же, на ковре, среди густого длинного ворса.

"Ну всё. Теперь всё сгорит синим-синим пламенем. Будет красиво. Но она, наверное, сумасшедшая, а не играет. Жалко, конечно. Хорошо, что деньги и документы собрал".

И тут раздался грохот со стороны двери.

Мира вскрикнула, схватила мужа за руку и дернула в круг.

Вспыхнуло на миг звездное небо - и пустота. Которая длилась примерно вечность. Ну, может чуть дольше.

А потом загорелись фонари на набережной.

Мира устало рухнула на скамейку. Гил, чью руку она всё ещё сжимала до побеления костяшек, волей-неволей сел рядом. В голове, конечно, роились вопросы, но он решил молчать, пока не рассеются все идиотские типа "Так что, это правда была магия?" Магия, конечно! Что ж ещё? Уж не квантовый скачок!

К шуму вечернего города добавился ещё один звук - цокот копыт. Со стороны центра медленно приближалась коляска, запряженная парой вороных. Кони были плешивые, один был хром, второй слеп. Но это Гил ил разглядел потом. А сперва они произвели сильное угнетающее впечатление. Но помятый возница в дебильно-яркой кепочке "Nike" быстро его рассеял. Просто возвращается с работы в парке. Мира, заслышав приближение коляски, вскинулась, и когда кони поравнялись со скамейкой, уже стояла на ногах и спрашивала, с самой обворожительной своей улыбкой:

- Вы в конюшни на Севере? Может, подбросите?

- Не работаю! - буркнул парень, не глядя, но потом всмотрелся в просительницу и смилостивился.

Только сев в коляску, Гил заметил, что его сердце всё ещё бешено колотится. Он сделал несколько глубоких вдохов.

- Когда ты расскажешь, что происходит? - шепотом поинтересовался он

- Прямо сейчас, - устало улыбнулась Мира и, поймав взгляд, указывающий на возницу, добавила, - этот не услышит.

Мира молчала, Гил выжидательно смотрел на неё, кони цокали по набережной, а возница жевал жвачку.

- Отпуская все излишние подробности, могу сказать вот что. Я - Волшебница. А ты - Сказочник. У каждой Волшебницы должен быть свой Сказочник. У каждого настоящего Сказочника - своя Волшебница. Ты, наверное, мой. Но я пока не знаю. Я даже не знала, что ты - настоящий Сказочник. Знаешь, сколько мне встречалось этих... писателей? Брр, ужас сколько! А сейчас меня преследуют очень могущественные темные силы. И мне нужна твоя помощь

- Мне бы все это в голове уложить... Пока у меня один вопрос.

- Дай угадаю: какого рода помощь, если ты не знаешь, что вообще происходит?

- Нет, - жестко ответил Ги, глядя Мире в глаза. - Я хотел спросить, знала ли ты, что такое может произойти, когда знакомилась со мной. Когда соглашалась выйти за меня.

Он явно застал жену врасплох. Она зарделась, открыла было рот, чтобы объясниться, но Гил перебил:

- Можешь не отвечать, сам вижу.

Он выпустил её руку и отвернулся.

Мимо мелькали фонари, отражаясь в реке. Красиво... Обычно такая картина умиротворяла его, настраивала на сказочный лад. Но сейчас успокоение не приходило. Нужно что-то сказать, но что?

Мира легко тронула его за плечо.

- Послушай, дорогой, да, я знала, но...

- Можешь помолчать? - он ответил чуть более резко, чем хотел, и тут же его захлестнуло чувство вины, но он подавил его в себе. - А теперь у меня еще один вопрос. Обещаешь ответить честно?

- Да, что угодно!

- Если я не буду тебе помогать - эта опасность коснется меня?

Миру словно ударили под дых. Но она нашла в себе силы ответить:

- Нет. Это только моя проблема.

Гил хлопнул возницу по плечу, попросил остановить здесь и вышел.

Утром Гил проснулся с невыносимой головной болью и ощущением, что видел какой-то отвратительный кошмар. Но следы воска на ковре и общая разруха в квартире мгновенно подсказали, что это вовсе не сон.

А ещё из-под обломков комода, что вчера подпирал дверь, на него смотрели два больших желтых глаза.

- Ну это-то мне точно мерещится, - решительно заявил Гилберт

Но прежде чем пойти и удостовериться в этом, взял покрепче биту, в обнимку с которой проспал всю ночь.

Медленно он подходил к комоду, готовый ударить в любой момент. Он бы предпочел удрать, но глаза сверкали на пути к свободе.

- Ой, ну вот только драться не надо, - сварливый голос из-под обломков заставил Гила подпрыгнуть и выронить биту.

Вслед за голосом на свет вылез. Вылезло... Существо. Больше всего похожее на полуметрового крокодильчика, стоящего на задних лапах. Существо критически осмотрело себя с ног до головы, отряхнулось и вежливо протянуло лапу:

- Джон Смит, эсквайр.

- Гилберт Нид, писатель.

- Сказочник.

- Что?

- Сказочник, а не писатель. Писатель - это профессия. Сказочник - титул. Но вам можно и не знать пока, конечно. Ничего удивительного.

Эсквайр юркнул под обломки и достал оттуда черный пластиковый дипломат, едва ли не больше себя ростом.

- Ну у вас тут и разруха, конечно. Пройдёмте, может, на кухню?

Гил послушно прошел за своим гостем, машинально подбирая по дороге кое-какое добро и расставляя его по местам.

Эсквайр удивительно ловко взобрался на стул, раскрыл дипломат и стал выкладывать на стол документы. Там были и белоснежные листы, привычные взору, и пергаменты, и даже одна глиняная табличка. Он внимательно разглядывал каждый экземпляр, водрузив на морду круглые очки с толстенными стеклами. После этого убрал все, кроме одного основательно подержанного свитка.

- Не хотите ли чаю? Как раз пять часов, - Гил был сама обходительность.

Гость укоризненно посмотрел на него поверх очков:

- Вы думаете, рептилии пьют чай?

- Ну, вы же, явно не обычная рептилия. Очки вот носите... - слегка растерялся Гил.

Эсквайр осклабился, что выглядело жутковато:

- Да я шучу. Если можно, с молоком. А я вам пока тут зачитаю, зачем, собственно, пришел.

- Будьте уж так любезны!

- Мы, Королева и прочая и прочая, так это пропустим, титулов много... А вот, нашел! Просим Сказочника Гилберта Нида оказать помощь Волшебнице Мире Нид. За что вышеозначенный Сказочник получит следующие привилегии при дворе... - прежде чем зачитывать список привилегий Джон Смит выразительно посмотрел на Гила, вцепившегося в чашку, которую так и не донес до гостя.

Он спохватился и отдал напиток. Эсквайр отхлебнул, облизнулся (что тоже выглядело жутко) и продолжил заметно окрепшим голосом:

- Ну, тут всё как обычно: несметные богатства, помощь в карьере, продление жизни... Вот тут подпись поставьте, если согласны.

- А если не согласен?

- Что значит "не согласен"? - кажется, эсквайр искренне удивился. - Не бывает такого, чтоб Королеве отказывали.

- А я вот отказываю. Не хочу я вмешиваться в эти ваши сказочные разборки. Я хочу, чтобы меня оставили в покое. Я не принц на белом коне, который непременно желает спасти принцессу, убив дракона! Ой, извините...

- Ничего-ничего, я к драконам никакого отношения не имею, продолжайте.

- Так вот, меня никакими полцарствами на эти ваши подвиги не заманишь. Я даже в младшей школе никогда в драках не участвовал. Не люблю я этого.

- Драться и не придется!

- Да не может быть! - притворно удивился Гил и указал на царивший в квартире разгром. - То есть мебель они покрошили, но меня и пальцем не тронут?

- Не тронут... если будете быстро бегать, - хохотнул эсквайр. Но заметив, что Гилу не до шуток, добавил, - ваша задача же не в этом!

- А в чём? Ничего, собственно и не говорится о моей задаче!

- Тут такое дело... Это мы можем раскрыть только после подписания договора.

- Класс! Пойди туда, не знаю куда, победи того, не знаю кого? Это для сказок хорошо, а не для реальной жизни. Будьте добры, мистер Смит, оставьте меня. Вы и вся ваша сказочная братия. Мира вчера уверяла, что меня это дело не коснется, если я сам того не захочу.

Эсквайр быстрым движением убрал свиток в дипломат, соскочил со стула и направился к двери. Гил заглянул в его кружку:

- Ну хоть чай-то допейте! - воскликнул он, но эсквайр Джон Смит был неумолим. Жаль, с достоинством удалиться не вышло. Пробирание под завалами не очень способствует гордому виду.

После ухода гостя, Гил с трудом, но взял себя в руки и стал наводить порядок. А сам всё думал, чего бы это Королеве, которая может обеспечить ему такие привилегии, самой не помочь Мире. Это было бы логично и правильно. Она королева и должна защищать своих подданных. А он - обычные человек, который и верить-то не должен в существование Королевы, Волшебницы и этих неведомых опасностей.

Уборка быстро утомила его, и он решил дойти до ближайшего кафе, перекусить и, может, прогуляться по парку, чтобы проветрить голову.

В парке было многолюдно, но Гилу всё казалось, что детский смех звучал реже, цвета - бледнее, и даже зазывалы у аттракционов поумерили свой пыл. А едва он свернул с главной дорожки, так вообще словно провалился в какую-то яму с водой - звуки доносились уже совсем издалека. Но погруженный в свои мысли он этого и не заметил.

Из оцепенения Гилберта вывел стук лошадиных копыт. Он поднял глаза и увидел своих вчерашних знакомцев: пару вороных и возницу в яркой кепке. Машинально кивнул, и прошел было мимо, но тут его прошиб ледяной пот. Из-под козырька алыми огнями сверкнули совсем нечеловеческие глаза. Гил встряхнул головой, чтобы сбросить наваждение, но оно никуда не делось. Возница медленно растянул губы в улыбке. Его рот оказался полным острых треугольных зубов, росших, кажется в несколько рядов. Давешний эсквайр ни в какое сравнение не шел по силе обаятельности улыбки.

- Прокатимся? - любезно предложил возница. - Это бесплатно!

Гил мысленно выругался, а потом еще отругал себя за то, что тратит на это время, вместо того, чтоб бежать.

- Ты же понимаешь, что тебе не уйти? Ну, это я на всякий случай поинтересовался... - возница не переставал улыбаться и не менял приглашающей позы.

Гил обреченно вздохнул и сел в повозку. Они тут же тронулись и двигались гораздо быстрее, чем прошлым вечером. Через пару минут, когда парк уже остался позади, а вокруг мелькали незнакомые здания, Гил собрался с духом и поинтересовался:

- А куда мы едем?

- К Королеве! - задорно ответил возница, повернувшись. Точнее, повернулась только его голова. На сто восемьдесят градусов. Даже если бы он, наконец, перестал улыбаться, это всё равно бы пугало до чертиков. А он не переставал. И Гил понял, что наконец, просто теряет сознание от страха.

Очнулся он от резкого запаха: к его носу поднесли флакончик какой-то дряни типа нашатыря. Он обнаружил себя сидящим в мягком кресле, не связанным. Уже хорошо. Человеком с флакончиком оказался возница. Увидев, что Гил пришел в себя, тот улыбнулся, но уже гораздо сдержанней, чем прежде, и тут же спрятал улыбку. А затем и сам куда-то удалился. Тогда Гил смог рассмотреть, что перед ним. Небольшая комната, с камином, столом, и несколькими креслами, стоявшими у очага полукругом. Сам он сидел в крайнем правом. В двух соседних никого не было, в третьем от него лежал здоровенный белый кот, а в последнем, пятом, стоящем почти напротив, сидела редкой красоты и редкой же бледности женщина. Гил попытался привстать и изобразить что-то типа поклона, но понял, что шевелиться очень тяжело. Говорить немного легче.

- Ваше Величество! - в итоге он ограничился кивком.

- Эта штоль - величество? - раздался насмешливый голос из-за спины, а следом за голосом из-за кресла вышла невысокая женщина. Вся такая круглая, уютная, домашняя, в простом платье. Только вот, увидев её, Гил сразу понял, как ошибся. Никакого сравнения и быть не могло. Прибыла Королева. Неказистая, нецарственная, но... сомнениям не было места.

- Прошу меня простить, - сдавленно выговорил он.

- Да ладно, я ж её специально сюда посадила, странно было бы, если бы ты не попался.

Королева, переваливаясь словно утка, протопала к креслу. Бледная женщина вскочила из него мгновенно и со всей почтительностью. И тут же бросилась поправлять подушки, разливать чай, шевелить угли в очаге - и всё одновременно. Куда только делась царственная томность? Королева потянулась к соседнему креслу, сгребла оттуда кота, усадила к себе на колени чуть не силой и стала гладить, пристально глядя на Гила. Тот усмехнулся:

- Ваше Величество, ну что за пошлость? Вы как злодей из плохого Голливудского фильма.

- Ты меня ещё поучи, как мне себя вести у себя же дома! Много вас умников! - но злилась она не по-настоящему. Добрая и всепрощающая улыбка не сходила с её лица. - Давай уж побеседуем, раз ты так любезно зашёл, Сказочник!

- Давайте! Я и сам хотел спросить, а с какой это целью я к вам так любезно зашел? Вроде и не собирался!

- Тут такое дело, понимаешь... Девочка наша, Мира, Волшебница, попала в беду, - в голосе Королевы появились жалостливые нотки. - Её преследуют не очень приятные личности. А сейчас они поймали её, упекли в темницу, лишили волшебства, грозятся убить...

- Я это уже слышал! Но не понимаю, почему это я должен в это лезть? Почему вы, Королева, явно облеченная властью, могуществом и прочими плюшками, не спасете свою подопечную?

Королева горестно вздохнула:

- Хотя бы потому, что это я её упекла в тюрьму и держу там. Не могу же я сама её выпустить?

- Отчего же? Очень даже можете! Это просто. Делать добро - вообще легко.

- Ты мне попаясничай! - лицо Королевы всё ещё излучало доброту, только у кота шерсть встала дыбом, да показались из подушечек длинные когти. - Не могу я. Мне очень нужно твоё сердце, Сказочник.

Сказочник поперхнулся чаем.

- Ну, вот я и сказала, а то всё в себе держала! А это очень вредно для душевного здоровья, знаешь ли!

- А требовать у незнакомого человека сердце - это нормально? Хорошо влияет на ваше общее психическое состояние?

- Нормально, да. Спасибо, что поинтересовался. Слушай, ты все равно этим сердцем не пользуешься. Вон, даже спасать не пошел свою возлюбленную. Отдай мне его сам. А я её выпущу. Да и тебя на все четыре стороны отпущу, никто вас больше не тронет.

- И далеко я без сердца уйду? - Гилу казалось, что светский тон ему удается как никогда, но голос предательски дрожал.

Королева не стала отвечать, вместо этого махнула рукой Служанке и погрузилась в свои мысли. Та тут же подскочила к Гилу. В гробовом молчании она жестами показала ему, что нужно подняться и идти за ней.

Гилберт решил, что вынимание сердца откладывается, а значит можно осмотреться внимательней и оценить интерьеры дворца. Когда ещё придется побывать в гостях у настоящей Королевы? "Надеюсь, никогда!" - мысленно добавил он.

Но насладиться не удалось. Служанка из комнаты с камином отвела его, по всей видимости, в опочивальню, где ничего и не было, кроме кровати под балдахином, угнетающей своими колоссальными размерами и обилием золотого шитья. А за кроватью спряталась неприметная дверка, куда Служанка его и провела. Сразу за дверью начиналась темная винтовая лестница. На лестнице было холодно и сухо. Но чем ниже спускались они, тем влажней становился воздух, а вскоре казалось, что он наполняется мельчайшей взвесью, состоящей не из воды, а из капелек крови. Гил внимательно осмотрел свои руки и одежду, но ничего определенного в полумраке сказать не смог. Он попробовал воздух на вкус. Тот казался металлическим, как ржавчина или кровь. Служанка, заметив, как он облизывается, улыбнулась не менее обаятельно, чем Возница до этого. И коснулась влажными губами уха Гила, а потом, словно чтобы сделать вид, что ничего и не было, стала нетерпеливо подталкивать его в спину.

В древних каменных стенах подземной тюрьмы стояла мелкая влажная взвесь, затмевающая свет, но даже сквозь неё Гил разглядел современные энергосберегающие светильники, врезанные в потолок. Да и темница, за решеткой которой томилась Мира, внутри обставлена была вполне комфортно.

Он почему-то ожидал увидеть её измученной, осунувшейся, с больными глазами. Хотя если подумать - не так много времени и прошло. Мира сидела спиной к двери, в обычной своей позе: подогнув одну ногу под себя, а вторую свесив до пола и слегка покачивая ею. Тяжелые темные волосы заколоты на макушке, открывая тонкую беззащитную шею. Эта шея на какой-то момент пробудила в Гилберте эмоции, которых он от себя не ожидал. Но они прошли, стоило Мире обернуться. Ей всегда плохо давалась "игра лицом". Вот и сейчас каких-то долей секунды не хватило, чтобы Гил поверил, что она тут истосковалась и все глаза выплакала его, своего спасителя, дожидаючись.

- Может, ты расскажешь, что у вас тут происходит?

- Я попала в немилость у Королевы, и она решила убить двух зайцев одним ударом: меня наказать и твоё сердце заполучить. Отдай ты его уже, она ж не отстанет!

- Что значит "Отдай"? - возмутился Гил. - Ты вообще соображаешь, что предлагаешь?

- Я - соображаю, - широко улыбнулась Мира. - Сердце - это ж не этот никому не нужный орган, перегоняющий кровь. Зачем он Королеве? Есть она его что ли станет? Ты смешной! Сердце - это нечто иное. Суть, вдохновение, душа. Но ты ж ею давно не пользуешься. Пишешь с одним мастерством. И меня вот спасать не стал, - тут она обиженно замолчала.

- То есть Королева - это Дьявол и хочет мою душу?

Мира попыталась сохранить обиженное выражение, но не удержалась и расхохоталась. А следом за ней расхохоталась и служанка. Гил вздрогнул, услышав за спиной этот лающий звук: он совсем забыл, что девушка стояла там. Она смеялась, широко раскрывая рот, и Гил увидел, что у неё нет языка. Девушка, заметив, что он смотрит, смущенно закрыла рот и прикрыла лицо руками.

Всеобщее веселье прервало появление Джона Смита, эсквайра. Он, запыхавшись, с извечным своим дипломатом, приковылял откуда-то из глубин темницы.

- О, добрый день, мистер Сказочник! Рад вас видеть!

Гил испытал неловкость за то, как они расстались в прошлый раз. Он говорил себе, что вообще не звал в гости этого крокодила, но все равно стало немного стыдно.

- Я тоже рад вас видеть, мистер Смит!

- А я-то как рада, - подала хриплый от смеха голос из-за решетки Мира.

И, не сговариваясь, все трое обернулись в сторону Служанки. Та улыбнулась, подтверждая, что тоже, мол, рада, и от коллектива ни в коем случае не отрывается.

Эсквайр достал из дипломата массивную связку ключей, словно из плохого фильма о средневековье, и долго выбирал нужный, чтобы отпереть Миру.

- Вы свободны. Но зайдите к королеве перед уходом. Она очень просила.

И Мира, не прощаясь, упорхнула. Гил подался было за ней, но эсквайр толкнул его под колени. Совсем не сильно, но Гил упал аккурат в дверной проем камеры. Дверь тут же захлопнулась и ключ мгновенно повернулся в замке. Эсквайр долго и, казалось, искренне извинялся, но отпирать наотрез отказался. Вскоре и он и Служанка ушли. На удивление, камера оказалась не менее удобной, чем выглядела. Гил успел только подумать, что понятия не имеет, что ему теперь делать, но уснул, едва коснувшись головой подушки.

Пробуждение, и так не сулившее ничего приятного, оказалось совсем мерзким.

Ледяная вода, которой его окатили, отдавала металлом еще более ощутимо, чем окружающий воздух, но и без того удовольствия не приносила. У изголовья кровати стояли два амбала. Один держал пустое ведро, второй, похоже, ведро полное

- Не надо! Я проснулся! - взвился с постели Гил.

Второй посмотрел на своё ведро, на Гила, - да и вылил всё ему на голову.

- Ну вот что вы за люди? - пробурчал Сказочник себе под нос, и тут же схлопотал тычка в рёбра. Он вскрикнул больше от неожиданности, чем от боли. И сразу последовал второй тычок, гораздо более ощутимый. С третьего он упал на пол. Скорчился, прикрыл голову руками и приготовился к худшему. Но амбалы явно попинывали его в полсилы, без особой охоты. Довольно быстро им это надоело, и один из них поддел Гила начищенным до блеска ботинком. Гил понял, что это приглашение подниматься и на удивление легко справился. Едва он встал, рот заткнули какой-то грязной тряпкой, а руки связали грубой веревкой.

Гила повели вглубь тускло освещенных коридоров. После столь гадкого пробуждения и побоев, голодный и мокрый, он плохо понимал, куда они идут, но все равно предпринимал редкие и вялые попытки вырваться. После каждой такой его награждали весьма болезненным ударом.

В комнате, куда его привели, стоял такой густой туман, что очертания всех предметов размывало. Но не сложно было догадаться об их назначении. Пыточная. У дальней стены стоял широкий стол. За столом сидела Королева. По-прежнему милая и домашняя, в аккуратном платье. Рядом сидел тип с синюшным лицом удавленника. Он что-то тщательно выводил большим красивым пером на темном пергаменте. Чуть позади Королевы стояла Служанка и с отрешенным видом чистила какие-то блестящие инструменты.

Все это Гил разглядел за доли секунды, пока амбалы вели его к столбу посреди комнаты. Они развернули его лицом к столбу, крепко привязали за запястья, пояс и ноги и, кажется, ушли.

Казалось, вечность после этого ничего не происходило, а потом он почувствовал, как с него срезают одежду. Лезвие слегка касалось кожи, и только. От этого ледяного лезвия и от этого липкого ужаса по коже Гила бежали мурашки, и волосы потихоньку поднимались дыбом. Это длилось ещё одну вечность. А потом раздался щелчок хлыста. Сперва Гилу показалось, что раздался он где-то далеко, на другом конце комнаты, но тут подоспела запоздавшая боль. Потом ещё и ещё раз. Потом перерыв. Потом снова несколько ударов. Потом снова перерыв.

- Тебе больно, мой мальчик? - свистящий шепот у самого уха.

Удар.

- Больно?

Удар.

- Так почему же ты молчишь? - шепот издевался, шепот смеялся.

Удар.

- Надумал отдать сердце?

Удар.

Гилберт неистово замычал, изображая желание обсудить любой вопрос. К пыткам он не был готов. Королева до последнего казалась такой добродушной. Он всё думал, что это лишь запугивания. У него в голове стучало "Забирайте сердце, только отпустите, прошу вас". Но возможности сказать это ему не давали.

Удар.

Еще удар.

Холодная вода.

"Как я не потерял сознание от боли?" - поражался Гил. Ведь он столько раз писал эти слова: "И сознание милосердно погасло". Почему же, почему оно не гаснет? И почему они его не отпустят, ведь он на всё согласен!

Эти мысли всё кружили, кружили в его голове, а ласковые руки тем временем развязывали верёвки, вынимали кляп из онемевшей челюсти, мазали спину чем-то приятно снимающим боль.

Поняв, что может говорить, Гил закричал:

- Не надо, не надо больше, возьмите сердце! Больно ведь не будет? Пусть только не будет больше больно! - он старался говорить связно, но слезы душили его и слова перемежались со всхлипами.

Королева указала на секретаря-удавленника.

- Не можем. Вот из-за этого. Он всё пишет. Пишет, что это не добровольно, а вынуждено и под пытками.

Из последних сил Гил вскричал:

- Так зачем же это?

- Ты посмел мне перечить! - Королева ответила уже от самой двери.

Дверь за ней захлопнулась, и Гил обессилено расплакался в теплых объятиях Служанки.

Перестав плакать, он обратился к девушке с вопросом, как же ему быть? И неужели это будет длиться вечно? Но та лишь с сожалением развела руками: то ли сказать не могла, то ли и вовсе не знала.

С этого дня Гилберт зажил странной жизнью. Половину дня в своей камере он жил почти как обычный человек. У него была удобная кровать, его вкусно кормили, ему принесли хороших книг. Раны, благодаря чудесной мази, которую не забывала нанести Служанка, не болели. А половину дня он проводил в зале пыток, где Королева или кто-то из ее подчиненных испытывали на нем приемы всех палачей мира. На нем осталось живого места, кроме лица, наверное, которое Королева милосердно не трогала. Хотя она намекала, что приберегает для него нечто особенное и многозначительно поглядывала в угол, где лежали несколько инструментов, перед предназначением которых фантазия Гилберта пасовала.

Гил ужасно корил себя за то, что не согласился на сделку сразу, как только её предложили. Теперь он не представлял, как исправить положение. И ещё он часто думал о том, издевались ли они над Мирой, пока она сидела в этой камере. Он тут же одергивал себя, убеждал, что она была всего лишь наживкой, но не верил в это до конца. Он не один раз пытался поговорить с Королевой, спросить, что он должен сделать, чтобы это прекратилось, но она лишь смеялась.

Однажды он проснулся не от одного из привычных изуверских средств, имеющихся в арсенале амбалов. Он сам удивился своей чуткости, но сон слетел с него от потока свежего воздуха, потянувшегося из слегка приоткрытой двери с лестницы.

К камере подкралась Служанка. Она прижала палец к губам, призывая Гила молчать. Да он и сам старался быть тише воды, поняв по её испуганному виду, зачем она пришла. Девушка отперла дверь камеры. Когда ключи слегка звякнули, их обоих прошиб ледяной пот, но, похоже, этот звук показался громким только им. В коридоре никого не было. Там никогда никого не было. Гилу казалась странной эта беспечность, но он подозревал, что тут принимают участие силы более могущественные, чем охрана из плоти и крови.

Покинув гостеприимную камеру, Гил двинулся было в сторону лестницы, по которой и он и Служанка пришли сюда, но она настойчиво потянула его вглубь, в сторону камеры пыток.

"Я уже не раз видел этот сюжет, - подумал Гил. - Сейчас меня снова будут пытать, да еще и издеваться, что я решил бежать"

Внутренне поджавшись, приготовившись ко всему, он переступил порог пыточной камеры, но там никого не оказалось. Служанка жестом попросила его подождать, а сама направилась к ящику со всякой всячиной.

- Мы хотим захватить с собой несколько пыточных инструментов, чтобы бежать не с пустыми руками? - уныло пошутил Гил.

Служанка на секунду прервала своё занятие, строго на него глянула и снова вернулась к поискам. Вскоре в её руках оказались несколько белоснежных свечей, огниво, и холщовый мешочек... с солью!

Увидев, как она сыплет соль на пол, Гил обрадовался, как никогда в жизни.

Звездное небо и мгновение вечной пустоты показались Гилу такими родными, что он расплакался, как не плакал уже много дней после первых пыток.

Из пустоты они, держась за руки, шагнули на залитую солнцем лесную лужайку. Гил припал к траве и не хотел подниматься с неё никогда. Служанка дала ему немного времени, но потом настойчиво потянула в сторону. Пройдя совсем немного, они оказались у неприметной лесной избушки, со всех сторон заросшей кустами. Если бы Служанка на неё не указала, Гил бы прошел мимо.

Служанка подняла руку для стука, но дверь распахнулась на долю секунды раньше. За дверью стоял высоченный мужчина с густыми седыми усами. Он как-то совсем не по-мужски вскрикнул, всплеснул руками и сгрёб Служанку в объятья. Гил отшатнулся от резкого движения, но тут же увидел слезы, блестевшие на морщинистых щеках, и до него начало доходить.

Закончив обнимать дочь, седой великан обратил свой взор и на Гила

- А ты кто будешь? - с подозрением спросил он.

Спросить-то спросил, но уже заводил гостей под крышу. И вновь Гилберт с удивлением наблюдал, как Служанка умудряется делать всё одновременно: она доставала из печки горшок, накрывала на стол, успевая то тут то там прибрать приметы холостяцкого житья-бытья.

- Я... видимо... Сказочник, - Гилберт впервые назвал себя так и прислушался к ощущениям. Нет, не нравилось ему это имя. Хорош сказочник, в такую жуткую сказку угодил.

- Ого! - значительно поднял брови старик и больше ничего не сказал.

Только тогда Гил начал проникаться важностью своего непрошеного звания.

Вскоре все трое уселись за стол. Они ели, а старик расспрашивал дочь о том, что приключилось. Она отвечала быстрыми жестами. Гил удивился: из слов отца он понял, что Служанка не виделась с ним много лет, с момента поступления на службу. Но ему почему-то всегда думалось, что это безумная Королева отрезала девушке язык. Но судя по тому, как легко отец понимал её, случилось это давно и к разговору жестами он привычный.

Наблюдая за этим странным разговором, где говорила только одна сторона, Гил задумался о своём. Он представил, как теперь они заживут в этой избушке втроём. Как они с отцом будут уходить на охоту или рыбалку, возвращаться голодные, но с добычей, а дома будет ждать их Служанка, с аппетитно пахнущим варевом в котелках, с доброй улыбкой для обоих, с ласковыми руками для него. Он полностью погрузился в эти мечты о жизни, которой никогда не хотел, и даже немного задремал от тепла, сытости и покоя. Но отоспаться ему не дали.

- Ну что ж, Сказочник, прощай! - отец крепко тряс руку ещё не до конца проснувшегося Гила. - Береги мою дочь.

И подтолкнул его к кругам на полу, которые неизвестно, когда успела насыпать Служанка. Дальше был десяток звездных небес, которые он даже научился различать, десяток вечных пустот, которые все как одна были вечными и неотличимыми. Гил понял, что они бегут, и будут бежать ещё долго, чтобы запутать следы. Вряд ли Королева так просто откажется от добычи, на которую потратила так много сил. И эта передышка в родном доме - это просто подарок судьбы. Ведь там наверняка станут искать в первую очередь. И что тогда сотворят с бедным стариком? Гил спросил у своей спутницы об этом, но она сделала непроницаемое лицо и даже жестами не показала, думает ли она о том, что ждет её отца.

Спустя не один день этот бег прекратился. Они оказались в совершенно чужой стране, на другом континенте. Служанка объяснила, что в Королевстве прошел больший срок, чем на настоящей земле, всё уже забылось и быльём поросло. Да и мало у Королевы власти в такой дали от родных стен. Поэтому, они могли спокойно обустраиваться на новом месте.

Постепенно кошмар отступал. Гил снова начал писать и его книги продавались огромными тиражами. В его героях появилась настоящая жизнь, хоть теперь и казалось, все они какие-то надломленные. Он вспоминал о пережитом, только когда кто-то неосторожно интересовался, почему он женился на немой, ведь такой видный жених мог найти себе жену без дефектов. Гил не сразу научился не бить таких любопытных, или хотя бы не слать их куда подальше. Он сам не знал, сколько в его чувствах к Служанке было благодарности, а сколько - любви. Но знал, что никому и никогда не позволит её обидеть.

Через пару лет у них родился сын, и Гил пребывал на седьмом небе от счастья. Он носил на руках жену, заботился о малыше и перестал видеть в редких кошмарах подвалы королевского дворца. А вот жена его с каждым днём мрачнела всё сильнее. Гил сваливал её настроение на послеродовую депрессию.

Однажды, укачивая двухмесячного крошку Алекса, Гил стал рассказывать ему сказку о том, как они с его мамой познакомились. Он закончил он свою невероятную историю такими словами:

- Знаешь, малыш, ради тебя, я бы, не задумываясь, отдал своё сердце!

Малыш не понимал, но улыбался так, что Гилу казалось, мир становится светлее.

А на следующий день почтальон принес письмо. На тонкой, пахнущей розами и ещё чем-то дурманящим, бумаге, каллиграфическим почерком было выведено:

"Добрый день, мистер Сказочник!

Мы прослышали, что вы, наконец, готовы отдать нам своё сердце. Это очень любезно с вашей стороны. Мы не сердимся, что нам пришлось так долго ждать. В конце концов, сердце, в котором пробудилась любовь, гораздо дороже того чёрствого обмылка, который мы надеялись получить изначально.

С любовью,

Ваша Королева.

P.S. И за то, что так на долго умыкнули мою Служанку, мы тоже не сердимся"

Гил перечитал послание несколько раз, не веря прочитанному.

- Это какая-то злая шутка, - твердил он под нос, заходя в комнату, где Служанка должна была кормить сына.

Её в комнате не оказалось. Малыш лежал в кроватке и начинал морщиться и хныкать от голода. И вскоре взревел сереной. Гил машинально подхватил его на руки, стал укачивать, приговаривать что-то успокоительное.

И внезапно понял, что ничего к ребенку не испытывает.

Ни любви, ни даже сочувствия. Только тупое раздражение от громких звуков. И злость на Служанку, за то, что оставила его с ребенком одного.

До него не сразу стало доходить, что же произошло.

А когда дошло, что Королева, наконец, взяла своё - он удивился, но не ужаснулся.

Это показалось ему мелкой досадной неприятностью, с которой вполне можно жить.

Гилберт Нид отправился на кухню, заварить чай, ведь как раз пробило пять часов. А его сын всё продолжал кричать.