На Малой Курильской гряде бывали немногие: во-первых, это погранзона, во-вторых, заказник, так что обычным людям, как говорится, дорога заказана. Там не проложены рейсовые маршруты для местных жителей, туда не возят туристов, чтобы показать им архипелаг Хабомаи, которого нет на наших картах. Там нет инфраструктуры не только туристической, но вообще никакой. Лишь на о. Танфильева сохраняется пограничный ПТН (пост технического наблюдения), да промысловая база рыбаков, получившая всероссийскую известность в 2011-ом году из-за массового отравления метиловым спиртом. Всё, что я слышал про танфильевский ПТН, что царит на нём нескончаемый и невразумительный, как рубежи Родины, "день сурка"; не спиваться в тех условиях - ежедневный подвиг.
Курильчане зовут Малую гряду попросту "грядкой", а острова - "кочками". Зелёный, Осколки, Дёмина, Юрий, Анучина, Грига, Полонского, Айвазовского, Танфильева и ряд "кочек" помельче - все они своеобразны и заслуживают, чтобы на них побывать.
Мне довелось посетить "грядку" в апреле 2020-го от Курильского заповедника, инспектором которого я являлся, в составе группы из трёх человек. Мы отправились туда с целью учёта морских млекопитающих (на рабочем сленге - мормлеков) - каланов и тюленей.
Калан - краснокнижный, редкий зверь, похожий и на выдру, и на бобра, самый крупный представитель семейства куньих, размером от метра до полутора, весом 30-40 кило. До начала XX века массово истреблялся охотниками ради высококачественного меха, а сейчас беззаботно плещется в океанских водах на территории заказника. Морды каланов добродушные, отдалённо напоминающие собачьи.
Милые создания, на самом деле: лежат на воде, раскинув лапки, обвязавшись водорослями поперёк пуза, чтоб не унесло волной, и с любопытством наблюдают за нашими действиями.
Действовали мы активно - на всё про всё было отведено лишь два дня, относительно погожих, втиснувшихся меж штормовыми прогнозами. Погода на Курилах вообще непостоянна, а в море особенно.
Из-за запрета на передвижение на лодке в открытом море (можно было ходить лишь вдоль берегов), большую часть пути мы прошли на рыболовецком судне. Добравшись до Малой Гряды, мы выгрузили лодку, мотор, топливные баки, рюкзаки, вёсла, выгрузились сами, распрощались с командой и принялись за дело.
Каланов мы видели, в основном, в воде, в одиночку и парами - они качались на волнах беспечными купальщиками, лёжа на спинах, словно на надувных матрасах, реже на берегу, тюленей встречалось гораздо больше.
На учётной территории было представлено два вида тюленей - антуры и ларги. Главное отличие, видимое невооружённым глазом - окраска. Антуры тёмные, с белыми овальными кольцами и пятнами, ларги - светлые. Взрослая особь размером под два метра, весом около полутора центнеров.
Учёт вёлся двумя способами. Сначала мы на лодке подходили к бухточке, в которой, как отдыхающие на сочинском пляже в бархатный сезон, вповалку лежали тюлени, и фотографировали их на расстоянии. Затем придвигались (самые осторожные особи при нашем приближении ныряла в океан, а по мере сокращения дистанции следом спешили многие другие) и считали "по головам". Подсчёт мормлеков, находящихся в воде, неточен - они то и дело ныряют и появляются в непредсказуемых местах, к тому же не всегда понятно, кто какого вида.
Обычно мы использовали второй способ: высадившись на острове, разделялись и обходили его пешком вдоль берега по-над обрывом. Осторожно подкравшись к краю, смотрели на бухту сверху: тёмные антуры и светлые ларги напоминали сардин в банке, лежали, не шевелясь, подставив бока весеннему солнышку, и не ждали дурного. На всей "грядке", включая Шикотан, нет хищников, крупнее лис, и мормлеки привыкли к относительной беззаботности. Однако звука мотора они боятся. Каланы, на их фоне, вели себя, как полные фаталисты - выныривали рядом с бортом, рассматривали нас большими блестящими глазами.
Тюлешки тоже любопытные - всплывали, наблюдали неотрывно, но издали. Знакомый водолаз Александр с Сахалина рассказывал, что в работе нередко сталкивался с интересом тюленей. Например, однажды они с напарником собирали трепанга - беспозвоночное, похожее на огурец коричневого цвета, продолговатое и в пупырышках; оно же "морской женьшень". В России спросом не пользуется и в продаже его не найти, хотя в Азии в 2021-ом году за килограмм сушёного трепанга (приблизительно 10 кг сырого) давали 800 долларов по закупочной цене. Один из самых ценных донных ресурсов Южных Курил. Так вот, Александр, подняв со дна подходящего трепанга, неожиданно получил удар в плечо. Тяжело мотнувшись в воде, выронил добычу, ругнулся про себя, думая, что напарник глупо разыграл, обернулся - а позади никого не было! Развернулся вокруг своей оси - разглядел напарника метрах в сорока, а рядом никого... От волнения взопрев под неопреном, Александр посмотрел вверх и замер на вдохе: над ним вертикально завис антур, крупная пучеглазая голова которого оказалась напротив лица водолаза. Такая встреча могла закончиться печально для человека - мормлек способен, шутя, вырвать загубник, неловким разворотом сломать маску, а вместе с ней и нос. Горло Александру перехватило и он, боясь шелохнуться, уставился в немигающие глаза тюленя. Страшноватые гляделки длились до тех пор, пока водолаз мог удерживать дыхание, наконец, лёгкие стиснуло, Александр резко, с всхлипыванием, вдохнул и тут же выдохнул, выпустив мощный фонтан пузырей. Как оказалось, антур того и ждал: качнувшись в сторону, пропустил эту струю мимо и, круто развернувшись, рванул следом, играючи закручивая спираль вокруг. Поднявшейся от разворота волной водолаза отбросило на спину и он лежал, глядя на тело тюленя, вьющееся в морской толще, подсвеченной солнцем. Потом встал и продолжил работу, как ни в чём не бывало. Но ведь бывало...
За два дня мы навестили острова Юрий, Дёмина, Зелёный и прошли на лодке вокруг близлежащих. Первый день случился ясным: на севере удавалось разглядеть очертания Большой Курильской гряды, по другую сторону был неплохо виден японский берег, на котором высилась белая башня.
Белоснежная "Башня ностальгии" на мысу Носаппу - около ста метров скорби по утраченным "Северным территориям", как японцы называют эти клочки суши. От мыса меньше четырёх километров до о. Сигнальный, откуда уже начинается Россия.
Японцы, с которыми у нас со времён Великой Отечественной не заключён мирный договор, относят "грядку" к уезду Хабомаи округа Немуро префектуры Хоккайдо.
Это выражение "архипелаг Хабомаи" сохранилось с 1956-го, когда была подписана Совместная Декларация СССР и Японии, и поныне всплывает в разных источниках, хотя мало встретишь людей, понимающих что это и где оно. На одной из карт данный географический объект даже был изображён отдельным островом.
Хабомаи в переводе с японского "Плоские острова" - примерно за сотню тысяч лет до Большого Ледникового периода они оказались под водой и море сгладило ландшафт. Сейчас "кочки" больше напоминают блинчики, а вернее толстые рыже-серые оладушки. Скалистые берега и пологие, поросшие типичным для Южных Курил бамбучником, невысокие "плоские" сопки, маленькие бухточки, полное отсутствие деревьев - то, что бросается в глаза, когда смотришь с лодки. Впрочем, окажись мы там летом, "оладушки" были бы зелёными. Не зря самый крупный из них (более половины всей суши архипелага, суммарная площадь которого около ста квадратных километров) назван этим цветом.
На второй день над океаном стоял туман такой плотности, что, глядя в сторону Хоккайдо, не видно было ни зги, будто Страна восходящего солнца сорвалась с якорей и ушла в свободное плавание. Если в "Башне ностальгии" были посетители, то напрасно они припадали к биноклям, пытаясь рассмотреть желаемое - в этот день Курилы были потеряны вторично.
Наша поездка пришлась на весну и заняла два дня, за время которых я увидел тюленей и каланов больше, чем за всю предыдущую жизнь.
Немалая часть территории Южных Курил стала заповедной ещё в советское время, и первым был образован заказник "Малые Курилы", включивший в себя т. н. Хабомаи с акваторией вокруг, что стало хорошей новостью для морских млекопитающих. Каланов в 1999-ом году было обнаружено всего 6 особей, а в 2020-ом мы насчитали уже 354.
На вторые сутки мормлеки начали мне сниться. Во сне наша лодка так же, как наяву, обходила скалы и миновала рифы, над нами пролетали топорки и бакланы, истерично вопили чайки. Я так же пробирался по обрывистым берегам, проваливаясь и застревая ногами в норах, созданных гнездящимися птицами. Вокруг стелилась равнина без деревьев и кустарников с невысокими сопками и пологими спусками. В конце апреля бамбучник на островах был желтоват, а кое-где в разнотравье виднелись синеватые листья нераспустившихся лилий. Хотел бы я побывать там летом, когда они расцветут.
Малые острова сохранили следы прежних времён, характерные для Южных Курил - бетонные и каменные основания зданий, руины построек, периметры расформированных застав, огороженные ржавыми рулёжками, заросшие окопы... И ямы непонятного происхождения, быть может заброшенные с тех пор, когда здесь обитали японские рыбаки, а может оставленные ещё айнами. И куски лодок, залежи поломанных чилимниц (ловушек для креветки), горы спутанных сетей и прочее, что теперь природа последовательно и терпеливо забирала обратно.
Эта противоположность нынешнего запустения и былой цивилизации напомнила мне, как в 2019-ом году мы мостили и гатили дорогу на кордон "Саратовский" (на севере Кунашира) с инспектором В. Карповым, который рассказывал по пути - тут, мол, был посёлок и вот тут, и ещё там, на сопке... А мы с ним таскали булыжники, деревянные чурбаки и валили их в топкую грязь, как будто в 18-ом веке, посреди леса с буреломами и высокотравьем, где не было ни малейших признаков присутствия человека, кроме этой дороги и кордона. Сильный контраст, как везде на Курилах.
Несмотря на весеннее однообразие пейзажей, каждая "кочка" запомнилась чем-то своим, особенным.
Пробираясь по скалистому берегу самого крупного из островов Дёмина, я услышал шипение откуда-то сбоку. Сперва не понял, что это было, и продолжил путь, но звук повторился. Стоя на метровом валуне, я вгляделся и обнаружил внизу слева калана - его тёмная, чуть блестящая шкура почти сливалась с серым камнем, на котором он лежал, и только белая подвижная мордочка выдавала. Калан настороженно крутил головой, привстав на лапы, и, судя по всему, готовился броситься в воду. Видя это, я заговорил со зверем, медленно и ласково, как с кошкой, протяжно удлиняя гласные: "Ах ты мой хоро-оший... краси-ивый... пуши-истый калашка! Не бо-ойся, всё хорошо..." Тем же голосом, обращаясь к нему, я инструктировал отставшую напарницу, чтобы оставалась на месте и не спугнула зверя. Аккуратно спускаясь с валуна, я не прерывал общения с ним и настолько втёрся в доверие, что мормлек улёгся на спину и начал приглаживать голову: мол, погоди-погоди, не фотографируй, сейчас я причешусь и стану совершенно неотразим! Наверное, это была самка. Возможно, то же подумала напарница (которая была к тому же моей женой) и решительно двинулась вперёд, а фотогеничный калашка, едва услышал шум, сиганул в океан и был таков. Женщины... Не выносят конкуренции!
Высадившись на острове Юрий, мы застигли на берегу новорождённого щенка антура. Он был мал и практически беспомощен - когда наша лодка приближалась, два десятка тюленей попрыгали в воду, а детёныш даже не заметил всеобщей эвакуации. Лежал себе, как ни в чём не бывало, и, похоже, спал. В начале мы приняли его за мёртвого и занимались выгрузкой - мёртвый не убежит, а вот лодку коварная стихия может утащить. Высадка всегда сопровождается активной беготнёй - десантируемся на берег, подтягиваем лодку, вытаскиваем на песок баки, вещи, снова тянем... потом переодеваемся, сменяя водозащитную одежду на более удобную и ходибельную. В процессе высадки "антурёнок", видимо, проснулся и вдруг обнаружил, что рядом не сопит заботливая матушка, согревая его тёплым боком, а вблизи раздаются пугающе незнакомые звуки. Обернувшись на шум, щёнок всматривался в нас подслеповатыми, словно затянутыми плёнкой, глазами. Ничего не поняв, испугался и закричал тонким голосом. Удивительно, но плач детёныша тюленя был чрезвычайно похож на человеческий: "Ма-а-а-а!.. Ма-а-а-а!..." И тут же из группы мормлеков выделилась его "ма" - пока другие держались в отдалении, высунув тёмные лоснящиеся головы, один антур рванулся к берегу и заметался на мелководье, разрываясь между страхом и материнским инстинктом. "Ма-а-а-а!.. Ма-а-а-а!" - плакал щенок, но ма не приходила и он, жалобно крича, неуклюже пополз к воде. Он был ещё совсем слаб и проволочившись полтора метра, замер и затих. Мы, тем временем, продолжали выгрузку. Очнувшись через минуту, детёныш вновь заплакал и, собравшись с силами, поволок своё непослушное тело дальше. Так повторялось трижды. Наконец, он выбрался на литораль, до спасительных вод оставалось несколько человеческих шагов, его мать напрочь извелась и почти выскакивала на берег: посмотрит на него, потом на нас, опять на него, подплывёт, снова на нас - будто спрашивает позволения.
- Да можно, можно! Забирай! - сказали мы. И тюлениха, словно впрямь только ждала этих слов, выбросилась на песок, очень проворно шкандыбая на своих нескладных ластах, подтолкнула щенка к воде и плюхнулась следом.
О. Юрий запомнился мне ещё одним, далёким от естественнонаучных открытий, фактом - я нашёл на берегу запечатанную четырёхлитровую бутылку японского виски. Такие подарки получаешь нечасто! Вообще берег на Южных Курилах называют "отлив" (даже во время прилива), на Северных - "прибойка", на Камчатке и на Командорах - "лайда", а мне полюбилось словечко "отливторг", ведь ни в каком тамошнем магазине не найдёшь такого ассортимента нужных вещей, как на берегу. Разные бывали находки: кофе и стройматериалы, мебель и пирожные, фрукты и канистры, поплавки и осьминоги... Ясное дело, ассортимент богаче там, где меньше посетителей. Малый Курильский "Отливторг" в этом смысле идеальное место. Хотя охотников до продовольственных "товаров" везде хватает. Того же осьминога лисы и птицы с удовольствием разберут на запчасти. Лис в этих краях много. Если на Кунашире за сезон мне удавалось сфотографировать всех медведей, постоянно обитающих на патрулируемом участке, то для того, чтобы составить "картотеку" рыжих плутовок, живущих на о. Зелёный, потребовался бы год. Хотя остров в длину лишь десять километров! И весь расчерчен дорожками шириной с подошву мужского сапога - лисьими тропами. Идти по ним приходится по-лисьи, ставя ступни в одну прямую.
За неполный день на Зелёном мы повидали немало этих хищниц. Причём, все встреченные были хороши собой, упитанны и пушисты - не то, что на Кунашире, где часто попадаются на глаза облезлые, заражённые всякими паразитарными болезнями. Хотя питание на островах разительно не отличается - звери так же роются в кучах морских выбросов на берегу, перебирают преющие водоросли в поисках съестного, поедают падаль.
На Зелёном мы обнаружили мёртвую косатку, выброшенную на сушу. На наветренной стороне от неё дышалось тяжко. Почерневшее китообразное лежало на левом боку, оттопырив плавник, а молодая рыжая симпатяга-лиса вгрызалась ей в спину, отрывая кусок за куском, и чавкала неприлично громко. Оглядывалась на нас с подозрением - такие большие звери, наверное, много съедят! Отбежала, лишь когда мы подошли почти вплотную, присела неподалёку и смотрела очень неодобрительно: что, мол, ещё за новости? Вас здесь не стояло! Занимайте очередь!
На "грядке" люди появляются не каждый год, и не на каждой "кочке", так что целые поколения зверей могут вырасти, не зная человека.
Раньше на острове была погранзастава, но остались от неё только лошади - одичавшие, живущие вольно на забытой земле, они, как и лисы, являются основным населением о. Зелёный. Первыми, кого мы узрели с лодки, подходя к берегу, были две гнедые, пасшиеся на фоне заброшенного маяка. Они смотрели на нас бесстрашно, не как лисы, опасающиеся неведомого, и не как тюлени, не так давно переставшие быть целью массового браконьерского промысла. Может сохранялась в лошадях какая-то наследственная память о людях, с которыми жили столько лет?.. которые кормили и холили; которые били, а иногда отстреливали; которые жили рядом, а потом почему-то ушли? Гнедые смерили нас долгим взглядом, потряхивая гривами и хвостами, словно размышляя - не те ли это люди, которые ушли?.. - а потом отвернулись и склонились к траве. Не те.
|