Межиньш Пётр Янович : другие произведения.

Солнцевей

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


  
  

Пётр Межиньш

  
  
  
  
  
  
  
  

Солнцевей

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Рига Светоч 2010

  
  
  
  

ЛОДОЧКА ЖАСМИНОВОГО ЛЕПЕСТКА

  
  
   Истинная поэзия всегда живопись слова, музыка мысли, гармония "палитры и резца"... Открытия в себе... Радость или грусть открытий - не важно, важно, что это всегда шаг вперёд, в блуждание поиска своей Звезды.
   Самое главное в поэзии Петра Межиньша - сама её величество Поэзия. Наверное, не всем, кто возьмёт в руки книгу "Солнцевей", откроется она мгновенно. Можно пить из родника и лишь утолить жажду. А можно услышать его журчание, запомнить лодочку жасминового лепестка и сладость прозрачного глотка.
   Эй, души родные! В книге этой всё для вас! Автор говорит с вами "с омеднённого шпиля ниспадающих огней", с "камышового плота", где вы уже сами плывёте-летите, переворачивая страницы... Спасибо за внимательность! Низкий поклон за любовь к Поэзии!
  
  

Людмила Межиньш,

Член Союза писателей России

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   *Библиографические справки: Сборники стихов автора Петра Межиньша:
   "Яблони плещутся в зорях", 1990 г.
   "Мелодии мысли", 1996 г.
   "Путь к себе", 1998 г.
   "Колодец Бога", 1999 г.
   "Зарождение бурь", 2000 г
   "Раздвигая печаль", 2000 г.
   "Река мгновения", 2001 г.
   "Радостный свет", 2002 г.
   "Золотая свирель", 2004 г.
   "Мир волнующих строчек, 2006 г. - сборник публицистических статей автора о поэзии.
  
  
   **Краткие биографические данные: Пётр Янович Межиньш родился в 1941 г., 10.12., в г.Елгаве (Латвия). Мать - из русской староверческой семьи, отец - латыш. Отец Петра Межиньша, Янис Янович Межиньш воевал в рядах Советской Армии в ВОВ и погиб в последние дни войны, под Тукумсом (в Курляндском котле). Похоронен под пос.Джуксте в Братской могиле. Детство Петра Яновича прошло в детском доме, в г.Риге. Затем учился в ж/д училище, закончил Строительный техникум, учился в Московском Полиграфическом институте (Рижский филиал). В 1988 г. Создал в Риге "Союз литературных объединений" (в дальнейшем "Союз литераторов "Светоч") и был избран его председателем. В 2006 г. "Светоч" приняли в Международное Сообщество Писательских Союзов (Россия, г. Москва).
   П.Я.Межиньш - член Исполкома МСПС (Москва)
  
  
  
  
  

Мой свет меня зовёт

  
   * * *

Мой свет меня зовёт,
мой свет
   во мне стремится
в протяжные поля,
в дыханье знойных рос,
где, воскрешая день,
касается зарница
шелкОвых губ коня
под пение колёс.
Уводит колея
разбуженной печали
в молитву милых глаз,
в зелёный солнцевей...
Ромашковый прибой
качает на причале...
Струятся купола
пчелиным сном полей.
  
  
  
   *  *  *

Видишь, звёзды осыпает
шёпот лунного жасмина?..
В тёплом шёпоте витает
нежный запах сновиденья?..
Видишь -- бродит по дорожке?..
И -- цветут следы босЫе?..
И безбрежная дремОта
затопила всё вокруг?..
Видишь, как дрожат ресницы,
как мерцает сна улыбка,
На губах парит и тает
лепестками звёзд жасмина, --
выше лёгких крыл деревьев,
выше лунных шпилей ночи?..
Аромат скользит по пальцам
и плывёт, лаская, в сон...

Камышовый плот

  
Многовёсельный камышовый плот.
Плёс по щиколотку перехоженный.
Пескари на дне разевают рот.
Колесо с небес катит Боженька.
Стройный наигрыш вод
   ведут гребцы.
Мимо сон плывёт можжевеловый.
И распев крючков разнесли певцы
про солёный день солнца спелого.
Солнца щупальца -
   до земных корней -
с прибаутками да с приплясками...
Под кувшинками стайка окуней...
Сталь булатная жарко лязгает.
Камышовый плот.
   Островерхий звон.
Берег парусный размывается,
и песок унёс лето под уклон...
Камышовый плот отдаляется...
  
  
  
  
   *  *  *

Осыпаются лунные скрипы в песок.
Колесо продавило слепой горизонт.
И туманом взбухает озёрная гладь,
и на сонной дороге
   пылинка зажглась...
Мерный шаг, мерный бег, мерный взлёт...
Горизонт, горизонт, горизонт...
Тёплой пылью
   устелена мирная мгла,
тишиною пахучей на травы легла...
Обод крутится в небо... Поёт голосок, 
и не знает свой путь,
   и не знает свой срок...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   *  *  *
  
   памяти мамы - Устиньи Терентьевны Межиньш-Румянцевой
  
Святая, ловишь
   созвездья губами...
Память -- голыми нервами,
память в сонном сознании,
   как пламя,
как звук отгоревшего лета.
Где-то остались
   давние запахи цвета --
чуткая тонкая гамма...
Мама -- вечная женщина,
как ты божественна, мама!
Здесь шелестят, шепчут листья,
   как лица.
В синих стёклах тихой синицей
волненье твоё отразится.
Ты не волнуйся -
   будет, как будет...
  
  
  
  
   Люди пришли для успеха...
Смеются блюдца,
   как звонко смеются --
потеха -
   люди пришли для успеха,
а не споткнуться и окунуться
в зарево слёз
   и туманность планеты.
Где ты, святая, где ты,
где твоё солнце -
   не вижу, не вижу?!
Слово на слово -
   бусы созвездий нанижу,
слово на слово -
   горит воспалённая память.
Плачет ночами душа -
   плавится камень,
плавится камень
   холодной ежовой защиты.
Квиты, судьба,
   кровью добрейшею квиты!
  
  
  
  
   Святая, дай
   созвездья слов пощупать губами,
дай пройти этот сладкий экзамен!
Я созвучен
   с твоими волнами, память,
с небом всем сущим созвучен.
   * * *

Ниспадали огни
   с омеднённого шпиля,
с омеднённого шпиля -
   на хребтины камней.
Размывая закат,
   море волны крушило,
море волны крушило
   на стальной крутизне...
На стальной крутизне
   сколько слов не допето,
сколько слов не допето...
   Пена ищет пролом...
  
  
  
  
   Потемнели ветра
   и не видно просвета,
и земля без ответа,
                     лишь звезды уголёк...
Лишь звезды уголёк,
   словно призрак янтарный,
Словно призрак янтарный
   или выход куда...
Или выход куда -
   вдаль за грани удара,
вдаль за грани удара,
   где другая вода...
Где другая вода и другая дорога,
и другая дорога притекает ко мне...
И другие огни ниспадают отлого
с омеднённого шпиля
   на хребтины камней.  
  
   *  *  *

Ночь не спит, во мне не спит,
и взволнованные звёзды
по крови плывут небесной;
  
  
   передумывают думы,
раздувая в сердце пламя,
чтобы утром солнцем брызнуть,
растворившись в синей сказке...
Ночь, ворочаясь, вздыхает,
каждый миг перебирает:
от сознательного слова,
от истока до потока...
В лунных волосах погоня
за бегущим ветром листьев,
проносящим по аортам
запахи цветенья утра.
В росной свежести сирени
переливы самоцветов.
Этот сад внутри потока,
в сотах ночи вызревает,
и в ключе бурлит, не дремлет,
ночь со дна на звёзды смотрит,
каждый камешек считает...
Как же мне не волноваться,
если ночь во мне не спит.
  
  
  
  
   *  *  *

Отшумел  большак,
отколёсился.
Заросли  травой
тропки-тропицы.
Где-то  там  вдали
путь  другой  лежит,
путь  другой  бежит
резво-молодо.
Колесо  поёт
о  другой  мечте,
о  других  цветах
синеглазия.
Что  им  тот  большак?
Он  забыт  в  траве,
он  хранит  в  груди
песни  древние.
Что  им  тот  большак --
проезжающим
по  своим  путям,
за  своей  мечтой,
  
  
  
   им, 
   уверенным 
   победителям,
до  конца  свой  путь
не  изведавшим?
Опалённых  дней
им  пока  не  жаль,
прошлый  тот  большак
лишь  травой трава...
А  куда  он  вёл,
знает  ветер  лишь
да  седая  пыль
перемётная...
   *  *  *

Опять  мотыльковая  ночь
наполнена  лунным  настоем, 
и  пряным  духмяным  настроем 
шуршит  мотыльковая  ночь.
  
  
  
  
  
   И  спят  под  водой  облака,
и  звуки  струятся  сквозь  тело.
И  кажется, что  обмелела,
впитавшая  звёзды, река.
И  камня  движенья  легки,
ему 
   все  подвластны  вершины...
И  мёдом  облиты  долины.
И  беды  мои  далеки.
Мне  дух  говорит -- оцветочь
душой теневое  пространство,
неси  молодое  убранство
в  свою  мотыльковую  ночь...
И  вновь  мотыльковая  ночь 
наполнена  лунным  настоем,
и  пряным  духмяным  настроем 
шуршит  мотыльковая  ночь.
  
   *  *  *

Синим  небом  глаза  поют.
Цветом  яблонь 
   сердце  возносится,
  
  
   словно  не  спешит  на  юг
жёлтой  грусти  разноголосица,
Словно  не  ветер  вплетает  сон
в  гривы  коней  берёзовых.
Радость  моя  сотней  солнц
над  морем  листвы  розовым.
Радость  моя  выше  птиц
облаком  белым  полощется,
и  отзывается  светом  лиц
звонких  сердец  рощица.
   *  *  *

За рощей белогривой,
где звуки расцвели,
звучали переливы
колёсной колеи.
У огненной подковы
отдельная стезя,
и путь её - в кленовый, --
в осиновый - нельзя...

  
  
  
  
   Стрекозьи карусели
у солнечной земли
травинками свистели
колёсной колеи.
Колёсики блеснули:
на спице слово - жить!
Кузнечики всплеснули
и в поле - фить-фиить!
   *  *  *

Среди  бурьяна,
кирпича
вечерний  сумрак
пролезал,
и  ручеёк  тянул,
журча,
на  тонких  травах
небеса...
  
  
  
  
  
  
   И  улыбались  нам
цветы
в  том
   незапамятном
году.
И  сердце  ёкало
в  груди,
средь  звёзд,
в  единственном
саду.
Хмельной  огонь 
   летел к  огню.
Волна  взбегала
на  волну.
И  ветер  в  звёзды
окунал
очей  зелёную
страну.
  
  
  
  
  
  
  
  
   *  *  *

Я  только  руками 
   к  листам  прикоснусь
и  строчки,  поющие, 
   сами  ложатся.
Я  только  руками 
   к  листам  прикоснусь
и  сразу  дорога  лесная  витает
средь  гроздьев  берёз 
   и обветренных  сосен,
и  снова  надежду  вдыхаю 
   как  прежде,
и  вам 
   свою  радость  лесную 
   вручаю,
как  только  руками 
   к  листам  прикоснусь.
  
  
  
  
  
  
  
   Весь  путь 
   у  порога  недавнего  детства,
где  смехом  лучились 
   глазастые  лица,
где  правда 
   ещё  не  казалась  жестокой,
где  каждая  тропка 
   ногам  подпевала,
где  зори  на  росах 
   лучились, как вёсны,
и  звонкое  солнце 
   во  ржи  ночевало.
И  голос  далёкий 
   средь  ветра  колосьев
летел,
   наполняя 
   волнистые  строки
всей  жизнью,
   что  в  каждой  кровинке  таится,
весами  играя,
   ловя  равновесье...
  
  
  
  
   И вот  он  опять 
   в  плоть  живую вселится,
как  только  руками 
   к  листам  прикоснусь.
   * * *             

Прильну к ладоням
   тёплых рощ, 
Живительных криниц.
Как пахнет  солнцем
   синий дождь
Берёзовых ресниц!
Как льётся 
   в певный бел-кувшин
Серёжек перезвон!
Какая на душе светлынь,
Как будто вновь рождён!
Какая ласковая речь
Водиц  лесных озёр.
Как тучам вольно
   течь и бечь
В страну весёлых зорь.
  
  
   И хорошо по росам плыть
Среди полей в межень,
Нести целительную прыть
Со смехом в новый день.
   *  *  *

Я живу в терему расписном,
Там, где солнце садится на соты,
Где гудят многозвонные своды
Синевы над пропетым песком.
Я живу в терему расписном:
Золотистом, летящем, иконном,
Где восходы встают за окном,
Тянут к небу святые ладони.
Я живу у небесных дверей,
Где разносятся песни по Раю,
Где и сам, словно песня, летаю,
С каждым днём всё светлей
   и добрей...
  
  
  
  
  
   Я живу у небесных дверей.
Я из взгляда Творца вырастаю
Среди ласковых суш и морей,
Чтобы выпустить лучшую стаю
Добрых мыслей на волю скорей.
Я живу у небесных дверей,
   Там, где солнце садится на соты,
   Где гудят многозвонные своды
   Синевы над пропетым песком.
   Я живу в терему расписном.
   *  * *

Лебяжьи крылья жасмина
   тянутся к Тебе,
обдавая ароматом
   земляничной поляны.
Синяя дорога,
   выстилая облака,
ложится к Твоим ногам.
  
  
  
  
  
   Пройдёшь царицей,
   не касаясь земли,
плывя на дыхании
   ресниц солнца.
Твой взгляд,
   словно лепестки жасмина,
нежно касаясь,
   поёт в моём сердце.
  
   *  *  *

Я принесу Твоим губам
   колодец неба
   на ладонях любви.
Послушай,
   как стучит пульс
   солнца моей души.
Из пульса
   течёт река
   моей нежности,
  
  
  
  
  
   это её волны
   бурно проносятся
   по моему сердцу,
закручивая
   взволнованный вихрь
   волос ветра...
   *  *  *

Садов Твоих смущать не стану,
дождём упавшим на колени
средь зелени кудрей...
Я только прикоснусь...
И слёзы в облаках растают.
Я только прикоснусь
к Твоим губам
   губами неба моего.
Но Ты об этом не узнаешь,
лишь солнца зайчик
   заиграет
в глазах Твоих
   улыбкой озорной.
  
  
   *  *  *

Воз небесный и звёзд светляки.
Трав коленчатых шорох сухой.
Хаос струнный, ладоней листки.
Запах сена и сон пуховой.
Мотыльковой луны сеновал.
Мыслей, мошек невиданный рой.
Я в окно к этим звёздам летал,
слов слеплял
   удивительный строй.
Но шуршит спелых лун окоём,
млечный сок заплывает в окно
и взволнованно в сердце поёт,
и танцует на солнце ночном.
   *  *  *

В ловушке звёздной
   меркнет лунный свет,
луна лягУшачьи глаза
   в заливе прячет.
  
  
  
   Тростник задумался
   и в дудочку не дует...
Вдруг
   отразился мальчик
   в озёрной песне пчёл,
его свирель
   загадочно свистит...
Я узнаю себя,
   мелодию не знаю.
А серебро свирели
   нежный звук выводит...
Кузнечик  вечера,
   волшебник ожиданья, --
в берёсте книжной
   тропки и луга,
и ягодное лето на губах,
и рыбка золотая
   у причала
песчинки дна
   молитвенно считает,
и в звёздном свете
   птицею парит
над самоцветами
  
  
  
   и лунным перламутром.
Сыграй мне, мальчик,
   про мою судьбу.
Берёз качели
   тишину качают...
Ты знаешь то,
   что я ещё не знаю,
не знаю, иль
   забыл в плену дорог.
   *  *  *

Я помню дом и запах божьих свеч
над вдохновенным шорохом бумаги
и жестяные капли сонной влаги
в поварне магий воли высших сфер.
   Там по ступеням снежной тишины
сходила ночь
   к моим бессонным струнам.
И тени шелестели светом лунным,
и взад-вперёд ходили вдоль стены.
  
  
  
  
   *  *  *

Здравствуй,
   лес мой белокрылый!
Здравствуй, милый сон
На постели белой стылой -
Под  метельный звон!
Помнишь, залы кружевные
Ты мне распахнул
И повёл в места грибные
Под зелёный гул?
В небесах гуляет мутность,--
По земле молва.
За твою густую мудрость
Прячутся слова.
Про кого поёшь, иглица?
Что таишь, кора?
Ты меня не бойся, птица
Белого пера.
  
  
  
  
  
  
   Здравствуй,
   песенка-рябина!
Здравствуй, ливень-клён!
И от брата, и от сына
До земли поклон.
Здравствуй,
   лес мой белокрылый!
Здравствуй, милый сон
На постели белой стылой
Под  метельный звон!
   *  *  *

Светом вспыхивает птица,
волны облаков срезая.
В сосны тишина садится,
тишина береговая.
Звук небесного простора
и печаль впитали крыши...
А мечтанья -- солнца горы,
поднимающие выше...
  
  
  
  
   *  *  *

Среди упругих строк
   найду порыв-полёт,
студёного ручья
   ветвистый жгучий пламень.
Волнистый тонкий слог
   потоком вод течёт,
иль рушится, круша,
   отвесный глыба-камень.
Певучие круги,
   вибрации стихий
в изгибах языка
   стрекочут летним лугом.
Бегут из-под руки
   по бел-полям стихи,
щебечут в высь слова,
   взмывая друг за другом.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   *  *  *

Моё безмолвье переплыть
стремятся
   крылья грустной стаи.
Из полуночи вырастая,
их звёзды собраны в углы...
Их голоса стремятся прочь...
Их тени тишина роняет,
и силуэты освещает
луной окутанная ночь.
   *  *  *

Я  хлебом  весь  пропах,
я  небом  весь  пропах.
Спешу, ломая  страх,
по  ветру - нараспах.
Несу  свой  долгий  груз.
Из  глаз  струится  грусть...
Я  вовсе  не  игрун,
среди  железных  груд.
  
  
  
   Я, просто, соловей
с  берёзовых  ветвей.
Сто  солнц  в  моей  листве,
мир  звёздный  в  голове...
Я  хлебом  весь  пропах,
я  небом  весь  пропах,
спешу, ломая  страх
по  ветру - нараспах.
   *  *  *

Ты всю ночь
   дышал жарким ветром,
мой котёнок, пушистый брат,
прежде, чем
   далеко уйти в себя
и не прыгнуть назад,
прежде, чем расслабить
небо голубых глаз,
и задохнуться болью - враз.
  
  
  
  
  
   Я ещё долго гладил
твой ненаглядный шёлк,
и нежностью плакало сердце,
и горечь струилась со щёк.
Прощай, мой котёнок вечный!
Струна твоя не звенит...
Вобрала
   земля в бесконечность
жизни твоей магнит.
   *  *  *

Посреди немой тоски,
посреди глухого люда,
о судьбе подумать жутко
посреди немой тоски.
Прожигать по мелочам
дни так больно,
   милый Боже,
напевая что-то бодро, --
в глубине тая печаль.
  
  
  
  
   В глубине таю печаль
среди взлётов и падений,
от нехватки дней и денег
в глубине таю печаль.
Выдыхаю день с мольбой,
отгоняя грусти стаю...
Много ль
   в этой жизни знаю,
выдыхая день с мольбой?
Посреди немой тоски,
по дороге зыбкой-шаткой
ты куда, судьбы лошадка,
посреди немой тоски?..
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Я - кровь земная

  
   *  *  *

Я - кровь земная,
вздох давно забытый,
теку на голос взорванных миров,
форсунками выплёвывая ярость.
И гонит сны по трубам яркость,
играя взвинченной слезой,
тасуя пропасти цилиндров,
в порыв истачивая жизнь.
Кружит упругость, пеня дни.
Огни вскипают
   в пузырях движенья.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   *  *  *

Плывет золотой
   трансформаторный ветер,
поёт сердцевиной туманная сталь
о том, что несут желтоглазые ветви
далёкую память, любовь и печаль.
И волны вздымает гудящее море.
Частицы, как молнии,
   рыщут в мозгу.
Душа ещё просит, душа ещё молит
на этом цветном и на том берегу.
О чём это ты,
   трансформаторный гений,
в осенней купальне
   листом шелестишь?
Что знают о мире поющие гены,
что знает о мире кричащая тишь?
  
  
  
  
  
  
  
   Есть вера лампады
   в движенье и масле,
где осени солнце зажгло огонёк?
Что в этой воздушной
   и трепетной массе,
миров утвержденье
   иль новый намёк?
   *  *  *
  

Погружённый в сон
   виноградной лозы,
ты протекаешь по её завиткам
бусинкой сладкой слезы,
поднимая
виноградинки взгляда
   к облакам.
твоя тень гуляет под кронами
                        озёрных рощ
пока ты течёшь,
         поднимая выше и выше
свой
   солнцестремительный рост,
  
  
   пока дышишь зелёным
          хлорофиллом солнца.
Звучит для рыб
   соло теневой фантазии,
и танцует высоко
    в синеглазии неба стриж.
Вот-вот, и ты воспаришь
над виноградным
   градом росы,
но качаются весы
 на самых верхних этажах,
и уже некуда дальше спешить.
Надо жить,
   то взлетая, то падая...
   *  *  *

Средь говора страниц
тропы холмистой гул,
ледовых птиц изгиб,
язык шершавых улиц,
слогов колючий вкус,
медовые слова
  
  
   и пропасти вершин
завистливого взгляда...
Но есть и торжество
взлетающих высот,
черёмуховых бус
значенье в многоточье.
И лазерная мысль
мир новый создаёт,
зовёт, ведёт опять
страна воображенья.
   *  *  *

Песчинок бег на острие воздушном.
Кристаллы летних
   крЕмнистых вершин.
И реки угасают в море душном,
кочующем над пропастью песчин.
И города молчат под гнётом вечным.
И шеи гор оцеплены песком.
И камень говорит в тумане млечном
былой песчинки чёрствым языком.
  
  
  
   Течёт по руслу огненная лава,
но каменное сердце не горит.
Шипит ручей
   железной пастью ржавой.
И дух песчаный над судьбой парит.
   *  *  *

Осыпается внутри
дерево в уединенье.
Взгляда ветер
ждёт цветенье,
зажигая фонари.
Крона падает в листок.
Соком поле колосится.
Камень сам в себе резвится,
в нём смеётся топот ног.
Мне тот камень не догнать,
расцветает в нём пустыня...
В снежном солнце
   небо стынет
и над ним никак не встать.
  
  
  
   * *  *
  
Мимо ухает филином звёзд паровоз.
Станционной судьбой
   дует ветер колёс.
Суетятся вагоны - коробов барабан,
коробов барабан ёмкой ночи таран.
И тревогу в груди не унять, не понять.
Колея с колеёй разбежались опять.
Колея с колеёй -
   мимо лунных огней, --
в холод чуждых очей,
                в дебри слёзных речей.
   *  *  *

Опять наверх всходить
   по лестнице вчерашней,
в звенящие ступени
   пространством топоча.
И вновь полынный бред -
   на поднебесной башне,
и в ангельских словах -
   пчелиная свеча.
  
   Но не всегда - полынь,
   колокола кукушки,
бывает,  ангел пляшет
   на нежной нити дня,
и соловьём звучит
   болотный зов лягушки,
и солнцем дышит ночь
   малиновых полян
   *  *  *

Распахнутый дождь, калиткою - в сад.
Бормочет листва, прорастая глазами.
А памяти слёзы летят и летят
на грохот булыжный
   с обрыва возами.
И падает пламя на бункер войной...
Ползёт любопытство
   в неведомость страха.
А ужас гипнозом стоит за спиной...
Куда ж ты, куда ж ты,
   малюточка-птаха?
  
  
  
   Куда ж ты, куда?.. Но падает клин...
Задёрнута снова прорехи завеса.
И сонные капли в туман потекли...
И нет ни войны, ни дождя и ни веса...
   *  *  * 

Трудно петь о любви
Если плачут вокруг
   от беды,
Если нищим губам
Снится хлебная мякоть...
А жестокость других,
Яд копя, торжествует...
Трудно петь о цветах,
Если плачут цветы, --
Плачут жизни цветы,
Плачут
   в наших сердцах...
Стонет кровью земля
От натянутых жил...
  
  
  
  
  
   От безумья
   огонь выгорает...
Если птица рыдает
В рабской
   плоти людской,
Как же
   солнце восторга
   нести?
   * * *
Вот, ещё осталась сонная пыль,
сонная пыль в горсти,
   с берегов бездны, где пил воздух
   испуганной птицы,
где взывали о помощи
   лепестки цветов,
ловящие свежесть ветра,
где молчали, говоря,
   пересохшие губы реки,
и о чём-то нашептывала
   лунная страница,
              запахом тревоги дыша...
  
  
   Вот, ещё осталась
   сонная пыль в горсти,
сонная пыль с берегов бездны,
где пил воздух
   испуганной птицы...
Где манил к себе
   ладонь скользящей дороги...
Где жёлтое молчание крыш
   отразилось в глазах.
Вот, ещё звенят звенья цепей
   на пучках издёрганной травы,
да светоч вдали пылает,
да вот
   эта сонная пыль в горсти --
пыль познания себя,
   пыль с берегов бездны
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   *  *  *

Подвода везёт камни
   для стен страха,
туда, где тень праха
   уже давно витает в жилах,
   где живы ещё кандальники
   вчерашних галер,
где болят колокола
   согбенных колен...
Плен глубок...
   Запутан клубок...
И дремучесть безразличия
   накопилась в аортах.
На стёртых ободах
   нервы дорожной пыли...
Всплески забыли,
   где какой поворот следов
                       жизни былой.
Стрелой рассечена
   связь времён.
  
  
  
  
   Истлели тряпки знамён,
   порох имён
и боевая сталь
   прошлых калек.
Чёрная пыль
   шкворней телег
   сползла в грязь.
Крутясь на осях подвод,
   её бесноватая речь
   визжит.
Но не иссяк воздух
   коварных свеч,
впитался он в скрип
   позвонков дорог,
в каждый взмах и вздрог
   ветра седых небес.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   *  *  *

В  белом  аромате  густом,
над  кустом, 
   вздохи  пчелиных  лет.
След  здесь  прошёл  волной 
и  надо  мной 
   дышит  ушедший  след...
В  листья  ушли  дома, 
в  туман  устремился  путь...
Пусть  не  знают  слова, 
знает  листва  и  синева 
   ветра  суть.
Спутниковая  связь... 
Спутались  ленты  дат.
Не  виноват  мой  сад, 
   не  виноват...
Назад 
   не  повернуть  колеса,
и  голоса  стёрлись, 
   и  аромат,  аромат...
  
  
  
  
   *  *  *

Сколько  окон  вплывает 
   в  туманный  рассвет,
и  напрасных  дверей 
   озаряются  крылья.
Каждый  выбрал 
   свой  цвет,
каждый  выбрал 
   свой  след,
каждый  ветер 
   развеян  был  пылью...
Даже  звёзды  впитали 
   раздумья  чернил.
Вихри  осени 
   в  перьях  павлиньих.
Изменяется  свет,
   изменяется  мир...
  
  
  
  
  
  
  
   Синий  взгляд 
   меж  высот 
   свой  маршрут 
   прочертил
в  отблеск  рельса 
   и  солнечных  линий.
   *  *  *

Из осколков минувшего
склеивается сон
мелодии плача и смеха.
В цветах и шипах
склоны вдоль тропы,
петляющей над морем.
Приливы и отливы
промыли гроты
счастья и горя
в сердце горном.
Сменяются краски,
  
  
  
  
  
   Линяет музыка
весеннего ливня
на листьях клёна,
стоящего над обрывом.
Она не пахнет
мелодией детства.
Она опадает
с ещё зелёными,
не успевшими
понять жизни листьями.
   *  *  *

И кровь приступала,
безумно крича и звеня,
по зубчатым стенам
   взбиралась
ослепшая, щерясь...
И рушилась в пропасть
стальная литая броня.
И ум топоры разделяли
на тонкие щепки...
  
  
  
   *  *  *

На  высоковольтных  проводах
вода  свои  лучит  лампады.
Взлетать  легко,
   но  больно  падать.
Лета -- то  рай,
   то  злыдень  ада, --
высоковольтная  вода.
Куда  несёт  тебя, куда
по  проводам, где  птицы-боги
дороги  знают, цель  дороги?..
А  мы  нежны, как  недотроги,
по  нам  опасно  бьёт  капель.
Нам  больно  плакать  или  петь,
жалеть  себя...  Кто  пожалеет?
И  одолеет  эту  грусть
и  груз  в  себе  преодолеет,
и  новую  найдёт  игру?
Игрун  высок -- да  я  о  птице!
На  спице  можно   уместиться
удобно, прочно, как  шашлык...
Иглы  отточена  стихия...
  
  
   Лихие  свой  находят  стон,
и  закусон  вчерашний -- вон...
Сон  жизни -- это  тоже  сон --
высоковольтная  стихия.
   *  *  *

Вожак потока белых струн,
он масло чтит в святой лампаде,
добавит жар во взлёт сонате
и лёгкость в пену звонких сбруй,
и не ослабнут жилы спайки,
когда догонит слабина,
и не ослепнет глубина
в скользящем крике
   чёрной чайки.
   *  *  *

У собственной пропасти стоя,
Искать своё имя в горсти,
Искать, как погибшую Трою,
Незримое что-то нести.
  
  
   И бережно кутая память,
Не всю, а искринку её,
Шагнуть в себя -- с края,
   и падать,
Теряя немое быльё...
Внизу уже светится лава,
И острые пики камней...
Но кто-то большой,
   величавый
Склонился
   в мелькание дней.
И время ледышкой застыло.
И ниже упасть -- не дано.
И вспомнилось сразу -
   что было,
И всё, что забылось давно.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   *  *  *

Лодку вмиг перевернула
и отбросила стихия...
Я глотал солёный воздух,
бился
   с хлёсткою волной...
Всё искал далёкий берег,
в небеса глядел глухие,
долго плыл и очутился
между морем и землёй.
Думал:
   вот он милый берег,
вот оно, моё спасенье
и не знал, что оказался
я на гиблой полосе.
И душа, ликуя, пела
о счастливом
   воскресенье...
Пену сбросил, обнажился
острый камень на косе.
  
  
  
  
   Рвался к берегу, но волны
в море
   вновь меня тащили.
Рвался в море,
   но на камни
волокла, шипя, вода;
и, швыряя на утёсы,
силы страшные давили...
Собиралась подо мною
хладной пасти пустота.
Долго мучила стихия --
между берегом
   и морем, --
между жизнью,
   между смертью,
перекручивая зло.
Но спасительное чудо
приподняло на опору,
и прибрежная дорога
мне  подставила крыло.
  
  
  
  
  
   *  *  * 

Не увернуться в чешуйчатой хляби,
канули звёзды в мокрую злость.
Мечется музыка
   в клеточке крабьей,
тысячи молний
   в  мозгу пронеслось.
Ночь расплескала пьяное зелье
и превратила раздолье в тюрьму.
Болью распластанный
   миг безземелья
всех поглощает по одному.
В  пенном  хрипящем 
   безумном  кипенье
кровью последней
   надежда зажглась.
Блекнет солёное губ онеменье
перед молитвой омолненных глаз.
  
  
  
  
  
  
   *  *  *   

Здесь льдины берегов
   разбрызгивают свет,
и грохот бега дней
   намотан на колёса.
И сколько ни проси,
   не получить ответ
от снежных облаков
   задумчивого плёса.
Стремится снегопад
   молитву рук воздеть
сквозь бесконечный бег
   теченья дна по небу.
Встают леса толпой,
   и ветер дует в медь,
и пение следов
   течёт, плывёт по снегу.
  
  
  
  
  
  
  
  
   *  *  *

Пение цепей
   в лепете песка
   стелется.
Тень лица
   ворожит губами
   колодца.
Колодка сердца
   колотится,
   взбираясь
на вершину райского ада,
   без конца и края,
умирая и возрождаясь
   из песка кровью.
По многословью мыслей
   бредя,
в жаровне бреда,
   воздетый светом
   торжества
на пытку дней,
   в огне агоний мучаясь.
  
  
  
   Такая участь -
   быть земней песчинки,
брошенной в пустыне.
   *  *  *

Я строю незримые стены.
Они всё выше и выше.
Уже день опускает
   усталые веки...
Свобода? Да она за этими
высокими стенами
всё равно во мне живёт.
А там, с другой стороны,
   её нет.
Там, только
   тень от свободы.
Да, я узник этого
   противоречивого мира,
связанный
   условностями, правилами,
спектаклями и законами...
  
  
  
   Но за этими,
   растущими в небо, стенами,
я - свободен...
  
   *  *  *

Чёрствый песок
по полынному солнцу течёт
и печёт
   миражей зелёное стадо.
И надо
   сплетать из жажды 
петляющих мыслей
   слова...
Слова слагаю в цепочку,
   шаги,
минуя
   минаретов миражи,
и милости в молитвах
   минусуя,
стремлюсь
   куда-то мимо пустоты,
в её песках буксуя.
  
  
   Надеясь
   где-то свежести глотнуть,
из тяжести шагов
   сбежать в оазис...
И тянется, как бред,
   верблюжий путь
средь
   беспощадно-жгучей,
   вязкой мази,
пустынных дней-ночей,
   и я ничей,
совсем ничей,
   в неуловимости
   чего-то ждущий.
В иллюзиях моих очей
свою стезю прочтёт идущий,
слагая сон, какой-то сон,
как жаль,
   что не продлится он.
  
  
  
  
  
  
   *  *  *

Хлюпать тропкой
чужеродной
   в дымь времён...
Несвободный
   и голодный
плеск знамён.
Несвободный
   и холодный
выход в свет.
Выгод нет
в орущем пекле,
выгод нет.
Беглый рыск
немого страха
в дырах пор.
И рыдает
   ропот аха,
как топор.
  
  
  
  
  
   *  *  *

Зелёное святое ликованье, --
цветущие, поющие миры.
И каждое далёкое преданье
на зеркале таинственной игры...
И звёздные пророческие знаки,
и рокот барабанный табунов,
которые растаяли во мраке
и через годы отразились вновь.
И я из тех легенд
   и древних былей,
и я в песчинке бездну вам несу,
чтоб знали вы,
   что даже в слое пыли
найдёте мира древнюю красу.
   *  *  *

В дыхании прошлого метался,
ветром раздувая угли,
и колотился в окна
пустыми хлопотами.
  
  
   И на кресте дорог стоял загадкой,
пытаясь впустить в себя солнце.
Одиночество
   бездомностью скулило в груди.
В зарослях города, 
на его ветках
двигалось равнодушие,
растягиваясь в ожидания
у плачущих каменных сердец.
В дупла мёртвого огня,
в двери страстного мгновения
протекали травы трепетного сна
сквозь глаза грусти...
  
   *  *  *

Очнись, под общей крышей
   стылого жилья,
когда перекручена
   жизни пружина...
Непредсказуема сила поворота
в этот безумный развал и разлом отживших лет,
  
  
   в этот развал и разлом страстей...
Очнись! Что ты скажешь им,
не верящим
   в истрёпанное слово?..
Что скажешь им,
живущим во власти
   слепого шага, --
им -- в поддакивающее
   несогласие, --
им, идущим по краю искушения?..
Что скажешь?.. Очнись!..
В сумятице мыслей
   жизни тревожной
причина для оправдания найдётся,
найдётся -- даже если
   виноват сам, виноват сам... 
Очнись! На перетоке крутом
   думающее безумие,
радетели былых запретов -
   оборотни...
К чему нам петь чужую песню, --
беззвучно молиться,
   взывая к совести хищника, --
  
  
   и вглядываться долго в лица,
пытаясь в них себя прочесть, --
про совесть говорить,
   про страх, про честь?..
Очнись, пока антоновки запах
витает у границы отчуждения, --
пока дух доброго слова витает,
и -- смутная тяга
   на пыльном вокзале
от горьких отходящих поездов...
Доколе раскидистый ветер
будет играть в наших жилах?
Доколе ветер будет играть?..
Очнись! Стань собой, только собой!
Не беги за толпой!
Не примеряй чужие слова и лица!
Стань собой!.. Очнись!..
  
  
  
  
  
  
  
  
   * * *

Сбежать из хляби
   вечерних теней,
Травинкой сквозь корку снега
Прорваться,
   продышаться к солнцу!..
Скорей сбежать
   из хляби вечерних теней!..
Пусть зачмокает сонная одурь!..
Скорей сбежать
   из хляби вечерних теней!..
Сквозь рёв миров, кумач кумиров,
Мельканье дней!..
Сбежать из хляби
   вечерних теней!..
Где пустоши
   попирая ветровой метлой,
Метёт ледяной суховей, --
Скорей сбежать
   из хляби вечерних теней!..
Из горсти горечи колкой
   среди камней,
  
  
   Скорей, в звёздное окно сердца,
В ласковый полдень огней,
Скорей сбежать
   из хляби вечерних теней!..
   *  *  *

Насквозь давно
   просвистанный
простор берестяной
ветрами мускулистыми
и вьюгой жестяной.
Краснеют жерла дульные
и сечень -- наголо!
Куда же вас, огульные,
за край поволокло?
Дорогою неторною
за вздыбленный вихор,
замяли и заторкали
и выгнали силком.
  
  
  
  
  
   Ну, где же очи Ирия?
Ну, где его знамень?
Да сколько биты, пыраны...
Кипит пустая звень..!
Не ласкою гонимые
(в крови гуляет зверь),
пропитанные гимнами
и порохом потерь...
Размётан мир порушенный,
и я свой путь толку,
ненужный и закруженный...
Куда? За кем, бегу?..
   *  *  *

Соломенный
   и сломленный корабль...
Заломленные шапки-паруса.
Солёные, зелёные кораллы.
Потерянные в шквалах голоса.
Ныряет солнце в сонную пучину
и смотрит, щурясь,
   в сочной глубине...
  
  
   Соломенная грусть
   покрыта тиной,
да колосок последний на спине.
И ветер в поле
   звёздочки полощет.
И ноздри раздувает
   лунный конь.
Колёсный бег
   в себя впитала площадь.
На дне волны
   горит слепой огонь.
Но не поджечь
   соломенный корабль.
Он вечность простоял
   на полосе...
И по нему шагает
   храбрый крабик...
И василёк жемчужится в росе...
  
  
  
  
  
  
  
   *  *  *

Снимая с дерева бумажный шёлк,
оса ковчег папирусный возводит.
А под землёй
   огонь далёкий бродит,
вливая в лаву блёсткий перещёлк.
Парит ковчег, раскачивая ветку,
и плавит мысль, --
   по формам разольёт...
И в солнечность хлебов плывёт,
не доверяясь взбалмошному ветру.
И сам весь - мысль,
   и сам весь плоть,
воображенье и вершин создатель,
оса, ковчег, поэзии мечтатель,
слуга идей, энергии Господь...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   *   * *

В чуланы дворов попрятались звуки.
Прищуры  проулков опасно пусты.
Протянешь вперёд осторожные руки,
спускаясь
   по лестнице звёзд с высоты.
Пространство остыло
   от прежнего смеха,
бетонные чрева туманно черствы,
но прячется в клумбе
   подобие смеха
дневного светила
   средь сонной листвы.
Прочтёшь в пустоте
   деревянного слуха,
что вовсе не ждали
   почтенных вестей.
И капает кран
   обличительный глухо
в одной из упрятанных в ночь
   крепостей.

Они

  
Они  глядели  штыками  вперёд,
они  в  огне  сжигали  дни,
они  разрывали  криком  рот...
А  кони  летели - ура, догони!
Они  пропадали  во  мраке  идей -
сердце  пробито 
   и  звёзды  в  глазах.
Найти  человека  среди  людей
совсем  не  просто,
   когда  все - "за"...
Хлеба  и  воли! -
   крик  из  рванья.
В  землю  впиталась 
   кровавая  соль.
В  поле  лоснится  крик  воронья.
В  сердце  разруха 
   бродит 
   и  боль.
Лбами - о  камень,
   лбами - о  лёд...
  
  
  
   Порохом 
   слово  прошло  по  губам.
Целится  дуло...
-- Стой, кто  идёт!?
-- Это  идёт  слепая  судьба!
   *  *  *

По жилам бессонно кочующих вод
погибшая песня плывёт и плывёт.
Она проплывает
   средь пасмурных снов
толпы одиночества злых городов.
И шепчут асфальты, машины, огни,
что боль укачали кипучие дни,
что пуля зловещая стала трухой,
и песня другая помашет рукой...
Вода беспокойства -
   глоток синевы, --
погибшая песня гуляет в крови.
В ней буйная сила и тяжесть свинца,
и что-то родное из песни отца.
  
  

Рессоры качались

  
   *  *  *

Рессоры  качались,
   скрипели  и  пели.
Колёса  в  булыжник  стучали 
   в подскок.
И  дикие,  в  пене,  лошадки 
   хрипели,
и  охал  сиденьем 
   спешащий  ездок.
Лошадки  умчались, и  запахи  лета
уже  заметает  другая  пора,
но всё ещё   музыка  цоканья  где-то,
и  нищая  скрипка  скулит  из  двора.
И  гибкая  грация 
   сходит  на  камень, --
азартно  спадают  колечки  волос...
И  поезд  вздыхает, сверкая  боками,
и  пышет, нутром  исходя,  паровоз.
  
  
  
   Всё  было  и  не было -
   вроде  приснилось --
ходячая  музыка, пенье  весны,
лохматый  точильщик  и  в  искрах  точило,
в  тени,  у  сараев  журчит  дровяных.
   *  *  *

Вот  наш дом
   тридцать три,
и колодец двора,
В этом доме семьёй
жили в нашем вчера.
Здесь мальчишки
медовую грушу трясли,
деревенское лето
квохтало вдали.
Я гляжу, как волнуется
наше окно......
Это было недавно
и было давно?..
  
  
  
   Помнят имя  моё 
этажей города,
чердаков полумрак,
звонких крыш высота...
Я на лестнице чёрной
ещё постою,
трону памяти  дверь,
дверь когда-то - мою,
Прошепчу - здравствуй,
памяти нашей страна.
А в ответ - двери скрип
и опять тишина...
И опять тишина,
словно не был я здесь,
словно сдут  пустотой,
словно вышел я весь,
словно не было дней
тех счастливых кольца,
словно здесь моего
не видали лица.
  
  
  
  
  
   *  *  *

Как быстро уносится вдаль
рессорная бричка
за веткой сиреневых искр
нараспашку.
И спица пылает на солнце,
как спичка,
и тонкие пальцы взволнованно
дали отмашку.
И воздух плывёт за тобой
синеглазый...
И каменной речи
извозчик, мыча, отвечает.
И цокот подков наполняется
уличным джазом.
И в белой вуали
фигурка на бричке
всё тает и тает...
  
  
  
  
  
  
   *  *  *

И ветер - вдоль улиц, и пальцы
   на замше...
И холод - затравленный пёс.
И письма пылают
   в нетопленом замке,
в камине утраченных слёз.
Звук цоканья звёзд
   на колёсах пролетки,
и эхо божниц фонарей
не слышат дворцы
   и голодные клетки
средь толп городов-пустырей.
   *  *  *

Вьюга летит в туннеле.
Лица заснежены, стены...
Сердце живёт в апреле.
Сердце поёт вдохновенно.
  
  
  
  
   Там, на другой орбите
вьюга ему не преграда, --
там подпевают птицы
Солнышка и Снегопада.
Там не дрожат берёзы
от суетени колёсной,
и окунают звёзды
пёрышки в солнечный   
воздух.
   *  *  *

Здесь ветер толп
   кипит между домами,
и свет неона в музыке горит...
Бежит вокзал
   за резкими свистками.
Стеклянных стен
   взмывают пузыри.
Железный гул вползает
   в мир огромный.
Смычковый бег в смятенье
   и слезах.
  
  
   Спешат шаги.
   Порхают крылья комнат.
Сверчки поют на башенных часах.
Кочующая дрожь в груди тумана,
и нищенский холод
   в пропастях-глазах,
и сквозняки гуляют по карманам...
Вокзал. Подвал. Бездушия базар...
   *  *  *

Взбираюсь
   по солнечной башне,
взираю на прожитый день.
Цветные простые стекляшки
зажаты в горячую жмень.
Несёт колея кочевая
за синюю даль покрывал,
и крутится песнь осевая, --
бездверный
   с подножкой трамвай...
  
  
  
  
   Задворки, пути, подворотни
вдыхают гудрон горячо,
и целятся цепко погодки
в стекло смотровое лучом.
Сверкнули,
   вздохнули, махнули,
исчезли в сети ветровой...
Скрипят по асфальту ходули,
и пахнет весёлой весной.
И пёрышек скрип
   намагничен,
как в небо направленный
   шпиль.
И ветер зелёный кисличный
сметает загарную пыль.
И небо глазастей, синее,
но только впитало тоску...
Ключи от сокровищ имею,
но тайны открыть не могу...
  
  
  
  
  
  
   Пора бы на землю вернуться,
стекляшки разбить кирпичом,
но кружится синее блюдце
в цветочном жужжании
   пчёл...
   * * *

Скрылся, виляя,
   трамвайчик заречный,
Искры взметая
   средь юной листвы.
Вальс пролетает
   над вечностью млечной
И растворяется в нашей крови.
Слышишь, как сердце резвится,
   ты слышишь
Это поющее пламя костра?
Мы поднимаемся выше и выше,
Нас омывают лучи и ветра.
Вальс расцветает.
   Божественны струны.
Музыка всюду, и нет ей конца.
  
  
   Мимо проносятся
   звёзды и луны,--
Мы уплываем -- лицо у лица.
   *  *  *

Не рвите цветик маленький,
росою околдованный,
в каменья между шпалами
детиночка закованный...
Меж дрязгами да трясками
бегут часы печальные.
Не сказочно, неласково
горят огни вокзальные...
Вагоны за вагонами --
со сварами, товарами...
Вы рельсы закопчённые
не трогайте, сударыня!
Вы были долго в спаленке, --
теперь почти незрячая.
Не троньте цветик аленький
рукой своей горячею.
  
  
  
   И станьте милой, прежнею,
в небесно-лёгком платьице...
Не троньте травку нежную,
ведь ей как людям плачется.
   * * *

Там город весь дрожит,
в камнях и стёклах
   прячется от гуда,
шевелится забытая посуда...
А здесь стекает лунная река
В поющие от радости глаза...
Плывёт в тумане
   тёплая избёнка,
улыбками оконцев шевеля, --
сквозь шёпоты
   соснового дождя,
по Млечному пути,
вдоль дремлющего сада...
  
  
  
  
  
   Мерцает на пути
   веча или лампада,
добрые глаза
   решительного взгляда...
И парус крыши
   в отблеске летит
среди листвы
   в медовые просторы
и отблеск
   серебрит заборы...
   *  *  *

Здесь воздух домов стародавний,
знакомый гравюрный пейзаж,
резные притихшие ставни
и жизней прошедших мираж.
Задворков курчавые прутья
виденьями в память ведут,
любовь итальянскую крутят...
А в памяти знойный верблюд,
  
  
  
  
   верблюд на картонной коробке
среди минаретов и пальм.
И видится - шаг неторопкий
и взгляд озирающий даль.
Задворки не знают пустыню,
верблюжью тоску не несут,
кошачьей здесь пахнет полынью
да ветер моторы грызут.
А там, где дворцы и фонтаны,
восточный шербет подают -
глядит на сады и барханы
пустынь шелковистых верблюд.
Но этот мне мир заповедан.
И голуби время клюют.
А мир на картонке - неведом...
Ах, добрый, двугорбый верблюд!..
   *  *  *

Тени звучных вернисажей
и порханье хрупкой скрипки,
и простуженных пейзажей
тусклый взгляд сырой и липкий.
  
Ну, а всё же нежность дышит
из булыжной клетки тесной,
и любви касаньем вышит
твой полёт, смычок небесный.
   *  *  *

Побежали мимо клёна
огнеглазые сверчки -
тачки, брички, фаэтоны,
фонарей слепых очки.
Запах хлеба кислосладкий.
Скрипки лязг - по мостовой.
Грохот огуречной кадки.
Скрежет жести листовой.
Лошадей ритмичный цокот,
скрипы скачущих рессор.
И девиц зазывный хохот,
и оклеенный забор...
  
  
  
  
  
  
   Закружился табор детский
и умчался с криком в ночь,
но залаял пёс соседский --
все мельканья
   сдёрнул прочь.
   *  *  *

Вот  ливень 
   лавиной  течёт  с  фонаря,
и  в  липком  тумане 
   рекламы  горят...
И  я, словно  бог,
   иду  по  воде,
в  холодной  и  мокрой 
   немой  пустоте.
Но  кто-то  следит 
   и  вбирает  мой  жест
и  мимику  звуков...
   Гляжу  я  окрест:
лачуга ночная, 
   глазочек  огня...
  
  
  
   Мой  остров  спасенья 
   надёжней  меня.
Хоть я  могу
   и  пройти  по  воде,
но  точка  опоры  земной -
   не везде....
   *  *  *

Сторонняя  страна 
   за  стенкой  дней  дощатых.
   Рычит  надрывно  кран,
   врываясь  в  разговор.
И  сытая  щека 
   красна, как  сок  томатный.
И  лыбится, лоснясь, 
   болванчик  восковой.
Вот, снят  игривый  грим,
   и  брошена  игрушка.
Не  надо  лгать себе,
   притворно вторя  роль.
  
  
  
  
   В  окошке  на  часах 
   не дразнится  кукушка.
Известны  все  шаги -
   и  поперёк, и  вдоль.
   *  *  *

Край шторы свесил губу.
Ветер дует в трубу -- бу-бу,
со свиста переходит на вой...
Качает фонарь головой...
Не погода -- жуть.
Мне бы уснуть, ветер повернуть,
наладив сна путь.
Но кто-то катится по волнам
и не даёт спать
   ни здесь, ни там...
На волнах ветра кто-то дрожит
и по волнам бежит,
и дышит, и дышит, словно гроза,
и свет кидает в глаза...
И, словно призрак седой,
трясёт фонарь бородой.
  

Кошка

  
"Ты всегда в ответе
за тех, кого приручил..."
Экзюпери "Маленький принц"

Вот и всё. Ворошат и таранят
Старый мир,
   но для сердца родной...
И мелькнёт за оконным экраном
Чья-то кошка,
   метнувшись стрелой...
Все уехали. Кошка осталась.
Здесь кормили её молоком...                                 
Всё искала хозяев, металась, --
А теперь мир летит кувырком...
Вот она сиганула с окошка,
И обрушился старенький дом...
Плачет  сердце -
   бездомная кошка,
О разрушенном  доме своём.
  
  
  
  
   *  *  *
   И прежде чем из вспышки света
возникнет слово, трепет, гром,
порывы  чувственного  ветра
себе расскажут о своём.

Последний стон струны печальной,
последний миг, последний след...
И многозначное молчанье
струит из глаз восторга свет.
   *  *  *

Этот город занесённый,
шубой снега утеплённый.
Сух, как щепка, крутобокий,
погрузился в снег глубокий...
С колокольни ветрогонной
раздаётся гул стозвонный
в карк вороний -
   голос медный, --
под луной холодной бледной...
  
  
   Детский голос под иконой.
Огонёк горит оконный.
И бежит тропа с уклона
на искристый берег сонный.
Не унять мне зимний холод.
Не понять мне этот город.
Не услышан жизни всплеск...
Гончий берег. Волчий лес.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Один миг

  
   *  *  *

Я над городом лечу.
     Я сегодня сердцем полню
Золотых колоколов
          голубые колокольни.
Синевой пропитан звон
          затопляющей сирени.
Одуванчиков прибой
     тянется к душе весенней.
Ветром песню запою,
смехом солнца
   звонко брызну...
Я восторженно цвету,
убыстрённый чувством жизни.
Я восторженно расту
       и купаю душу в смехе.
Я пытаюсь залатать
       будней серые прорехи.
  
  
  
  
   *  *  *

И пока с корабля не снесло берега
молодая волна
   с криком чаек внутри,
про вершины цветов, 
   буревые снега,
не молчи, мудрый лес,
   шелести, шелести.
Не прижата ль
   зелёная память твоя
якорями к солёному
   долгому дну?..
Шёл, холодные звёзды глотал
   и туман,
сохраняя  зелёного смеха весну,
нёс на крыльях сквозь штормы
   в твои терема...

Шелести, милый лес,
   шелести, шелести...
  
  
  
  
   *  *  *

Садов подлунный собеседник,
молитвенник цветов  раскрыт.
И крыльев клинопись весенних
скользит с надоблачной горы.
И в мареве цветных созвучий
ты слышишь летопись племён,
язык огня из недр сыпучих
и голоса любви имён.
Вздыхает магма. Тлеет сланец.
Струятся эхо
м звуки с крыш.
Души молитвенной посланец,
ты светом ветра говоришь.
   *  *  *

В мотыльковых платьях вишни.
Ранний росный мелкобисер.
И туман на ветках виснет,
виснут праздничные мысли.
  
  
  
  
   Тонко девушки смеются
на дорожном повороте.
И небес поющих блюдца
из картин Буонаротти.
Ах, какая зорька выси,
и в груди паренье солнца.
Я впервые в утро вышел
по тропинке невесомой.
  
   *  *  *

За бортом лодки -
   мелодия затаённой воды.
Тропа раскачивает
   лунную тень куста.
Мимо проплывают
   звёздные рыбины.
Тростниковая флейта
   выдыхает из груди
   нежность.
О чём говорит мне
   воды ночная даль?
  
  
  
  
   *  *  *

Запахи дюнного солнца -
   на скрипе песка.
Волны смывают
   солёную даль с языка.
Ивовой чайкой мой смех
   в золотой вышине.
Каждое слово
   впадает в потоки корней.
Капли дыханья легли
   серебром на лады.
Вечность хохочет
   сверкающим ртом
   молодым.
Камни вздыхают
   от говора влаги морской.
Тучному стаду -
   солнечных дней водопой...
  
  
  
  
  
  
   *  *  *

Хищным воздухом дыша,
красотой шипов сверкая,
струн коленчатых душа
дух крылатый примеряет.
Солнце в пасти земляной
золотом воды пылает.
Ветер в скрипке слюдяной
гимн поёт над спелым Раем.
   *  *  *

Наборы хитиновых азбук -
надкрылья, животики, ножки,
невиданных стартов дорожки,
раскраски, засады и маски...
Всё пишет невидимый писчик
и крутит кино без отчёта,
компьютер космический слёта
наметил кому кто есть пища...
  
  
  
  
   Вершины ползучих иерархий,
кислот муравьиная куча,
крылатых несметная туча,
обманчивых мордочек бархат...
   * * *

Где же эта дорога лесная
Среди шелеста птичьего рая,
В горьком запахе хвойного смолья,
В синеглазье озёрном раздолья?..
Вдоль омшелых пригорка рогожек,
Вдоль берёзовых жёлтых серёжек,
Где зелёные детские боги
Распахнули мне радость дороги...
Вроде тех же тропинок ресницы?..
Или, может быть, это мне снится?..
Те же сосны, трава-недотрога...
Где же радости прошлой дорога?..
  
  
  
  
  
  
   *  *  *

Ржавой гари ветер сух.
Жар распахнутых надкрылий
держит солнце на весу
всей отвагой сухожилий.
И жемчужная гора
высь несёт к речному броду.
Мотыльки как веера
ветер гонят к небосводу.
Над мушиною ордой,
над планетами пылинок
отзвук ластится водой
и поёт в листве кровинок.
  
   *  *  *

Поёт легонько тонкая тростинка.
Река волною гладит голыши.
Блестит в ладонях солнце
   у кувшинки,
и стрекоза ныряет в камыши...
  
  
  
   Лети, лети, покуда есть силёнка,
спеши, спеши, пока сияет свет! 
Явилась на день бабочка-подёнка,
и даже рта у бедной твари нет. 
И годы  пролетают час за часом.
Вот кончился весёлый перепляс...
И теплоход поёт
   печальным басом,
за ним улитка дует в контрабас.
  
   *  *  *

Янтарных сосен
   смуглые колени...
И ярусное пение о благе...
Зелёных парусов летит ватага.
Песчаные валы дробятся в пене.
О, разомлевший призрак лени!
О, ветер тлеющей бумаги!
И на ветвях телесных стяги
висят, как лунные растенья.
Свистит морское поддувало.
И облако в костре лазури,
  
  
   и чайки носятся над шквалом.
И сонный берег, очи щуря,
глядит вперёд из-за штурвала,
но щёки напрягает буря.
   *  *  *

Сладок воздух тростника,
звук его в зелёной трости,
диких трав сухие ости,
трон шатучий паука...
Бабочка не любит блох,
их кровавое влеченье,
против взгляда и теченья
шелестит крылатый слог.
Муравьиные войска
тлю пасут в тени листочка.
Промелькнут
   на красном точки,
ножки божьего жучка.
  
  
  
  
  
   Самолётик слюдяной
на небесном отраженье.
Мошек знойное сверженье
кровью ржавой топяной...
   *  *  *

Водомеркой скользит
   синий час по воде,
и во взгляде поющем
   тишины аромат,
словно свежий бутон
   после долгих дождей,
словно звёздный поток
   на рассветных холмах...
И янтарные слёзы
   в чешуе золотой
на ветру парусов
   в хвойном облаке дюн.
И зелёного неба
   солёный глоток,
и песчинками солнц
   извивается вьюн...
  
  
   *  *  *

Ветка облаком дышит,
и полна голосами.
И узор её вышит
Твоими глазами.
дождь и запонки ветра
прицепились, качаясь.
Дышит облаком ветка
и на вздох отвечает.
   *  *  *

Эта  быль  песка 
   и  вроде  небыль --
только  воспалённая  тоска.
Эта  быль  близка -- чужое  небо,
небо -- сковородка  и  тоска.
Нет  воды 
   среди  вселенской  суши.
Души  преданы 
   и  нет  пути  назад.
  
  
  
   Тормоза...  Дороги  и  "вертушки",
и  глаза  глядят  судьбе  в  глаза.
Пыльные  наседки -- "бэтээры"
каменный  ощупывают  сон.
Стон  машин
   и  даже  пепел  серый --
издаёт  безумной  жажды  стон.
Чуждый  запах,
   вой  студёной  ночи
в  кровь  впитались 
   дымной  гарью  звёзд...
Взорван  мост,
   и  тлеют  мыслей  клочья,
но  в  обход  идёт 
   наш  пыльный 
   И  песок  по-птичьи  окликает,
осыпает  камни  тишина...
взвод.
Опалённая  от  края  и  до  края,
затаилась  в  сумраке  война...
  
  
  
  

Восточный сад

  
Перезрелых звёзд плоды
пали в сонные сады,
потому ль глаза открылись
светозвёздныее твои?    
И дыханьем сладких роз
Олунённый сад зарос,
потому ли ночью снится
белый плеск твоих волос?
  
   *  *  *

Луной распАхнутые двери
у перекрёстного столба,
где серебро струится в берег,
где дышат сотами хлеба.
Витает пеною молочной
берёзы дух над головой.
Взывает колокол височный
к своей кручине вековой.
  
  
  
  
  
   * * *

Гул распростёртого моря в  глазах...
Те уж уплыли, -- кто мог рассказать,
Сколько сквозь годы воды утекло...
Высохшей речки витает крыло...
   С пеной последней
   мечтательных вод...
Пристани вечность
   сквозь пустошь зовёт...
Долго с тревожной печалью глядит
В даль смоляную тиши впереди...
Смыла за борт быстрых лет череда
Трапы, ведущие в  даль -- в никуда...
Лодка моя увязла в песок...
Лишь под мостом корабля голосок...
Время печалью навылет прожгло...
Высохшей речки витает крыло...
  
  
  
  
  
  
  
   * * *

Огни срывают пыль трущоб...
И вспышки стёкол
   набухают гулом...
И поезда труба сосёт дорогу,
Сосёт дорогу, сотрясая ночь,
Гоняя пыль во мраке чердаков,
Во мраке чердаков,
   листая книги...
Листая книги
   сгинувших касаний,
Касаний пальцев
   трепетных живых,
Крестящегося света мимолётно,
Спешащих в ночь
   безудержных оконц,
Безудержных икон
   моей поспешной жизни,
Икон сердец
   моих родных людей...

По  дороге  в  Юрмалу

  
В ночи вертлявая электричка
   ломает голос.
Тишина раскололась
меж тусклых вокзалов
   и звёздных полей.
У меня на лунное море билет,
на огней закатных балет
над волнами пышущих стай...
Шорох бредёт по кустам.
и на листах
   звонких колёс смех.
Во тьме мычанье
   в баянный мех, --
что-то о суме и о тюрьме,
сквозь пляску теней на полу...
И, подпирая скулу,
старушка клюёт зёрна сна,
и снится ей, наверно, весна,
и вишен
   свадебный танец в саду...
  
  
  
   В том синем глазастом году,
когда смеялась её юная высь...
Кадр, остановись!
   Покажи крупно её глаза.
Тише, не разбудите её,
   тормоза!
Да-а! Я еду туда, где вода...
Да вот, уже опоздал -
   увидеть закатный балет.
Но где-то ещё остался след,
как отзвук из прежних лет.
   * * *

Звезды дуновение
   коснулось моих ресниц,
Коснулось, и я вынырнул
   из цепкого озера сна,
И окунулся в утрений
   небесный свет.
  
  
  
  
  
   Восторженный смычок
   рассветного луча пел,
Пел, трогая тишину
   осторожным голосом,
Пел тихую
   журчащую радость
С прозрачно-
   солнечными
   смешинками на дне...
В колоколах души
   пел звонким светом,
Цветком росинки
   на ладони лета...
В пахучих тонких
   омутах полей,
В дыхании
   ветров цветущих пел
  
  
  
  
  
  
  
  
   * * *
  
   В отраженье лунных свечек
   проявлялся взгляд наяды.
   Боль продал свою кузнечик.
   Вечно будет сердце радо...
   Чтоб не плакать
   звёздной кровью,
   в травах волн
   не биться в берег,
   под небесной цепкой кровлей
   не искать чужие двери...
   Смех- ему - глаза наяды,
   мотыльковых туч скольженье,
   в переливах роз наряды,
   лунных свечек отраженье...
  
   *  *  *

А по полю - ветер,
носятся пушинки...
Одуванчик вспыхнул
и отцвёл в мгновенье.
  
  
   Паруса забора,
аж до неба избы,
аж до неба край мой
летом весь объят...
К сердцу припадает
солнце удивлённо
нежным взглядом леса...
Яблоком звенит...
Семечки да щёчки,
бусы да серёжки...
К речке быстрокрылой
голоса бегут...
   *  *  *

К туману дом причалил
и покачивается на канате дороги.
В груди тумана птица шелестит, --
ключи теряет и опять находит...
И парус мокрый стога
            правит в невесомость,
шуршит извилинами струнок луга,
  
  
  
   и мачта в огоньках росинок
упорно в небо направляет штырь.
Но скоро ветки вечера
сквозь окна прорастут и,
в сон вползая, крылья заполощут.
И лошадь из тумана прибежит
и позовёт в заоблачные страны.
Я не хочу бродить
   в судьбы туманах,
   Я отзовусь
   на звёздный звон копыт,
   *  *  *

Ночь
За окном
Шёпот снега
Вплывает
Сквозь
Лень ресниц
Бессилье
Тела
  
  
  
   Ночь
Шуршит
Обрывками
Мыслей
И действий
Ночь
В блаженстве
Лени
Слегка
Согнув
Колени
Парит
В расслабленном
Тумане
Сна
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   *  *  *

На барже флаги разного белья.
По палубе снуёт
   проворный шкипер.
И башнями встают
   кирпич и шифер...
А за рекой скворцы поют в полях.
Над палубой качается гамак,
и юный ангел крылья поправляет,
мечтами в облаках своих летает
и не находит райские дома.
Молодка пар вздымает котелка...
И на цепи волну хватает якорь.
И в рынду шкипер
   весело зазвякал,
на ивах закачался свет в шелках.
Семейная идиллия плывёт,
флотилия на лодочках утиных,
и золото находит среди тины
и отражение лугов зовёт.
  
  
  
  
   *  *  *

Запуталась тропа в листве,
и тень легла
   на крылья входа.
Идёт задумчивая мода,
соломы сноп на голове.
Она, как дразнится поёт,
как вызов дню её рулада,
травинки оглушает сада
вишнёвой страсти
   спелый рот.
Вбирает солнечный поток
её восторженная брошка.
Глядит в озёрное окошко
соломы дерзкий завиток.
  
   *  *  *

В пылу стеклянных батарей,
под сводом тяжести колонной
взывает колокол бетонный
к железным рыбам кораблей.
  
  
   Их якоря в одной цепи,
их рундуки глазам закрыты,
а крабов панцирные свиты
устроили желанный пир.
И водяных оранжерей
наполнены вуалью грузы,
летят над пропастью медузы
как тени донных фонарей.
   *  *  *

Один миг над медовым омутом,
где крылатым светом
   полыхал мотылёк,
и небесный стог дышал
неостывающей
   песней кузнечиков...
Где тёплая банька впитывала
берёзовую тишину...
Один миг -- в жизнь...
  
  
  
  
  
   * * *

Над светлеющим полем
дорога клубится.
Звонко катятся звёзды
с колосьев тугих.
Кружевами тумана
луна колосится...
И дубрава за пазухой
солнце хранит.
Дышит сердце земли
под ладонью
в груди необъятной,
дышит гулом берёз
и весельем ручья у межи.
Сладко грезить до слёз
средь молитвенной ржи
ароматной...
Как извилист рассвет
в этой мирной
зелёной тиши!..
  
  
  
  
   *  *  *

Эта  прозрачная 
   белая  тишь
в  солнце  тягучем, 
   колосе  спелом,
в  диком 
   огне  колокольчика 
   белом, --
взгляде  высоком, 
   как  песенный  стриж.
Эта  прозрачная 
   белая  тишь,
В  даль  уходящая, 
   в  ласковый  лепет
нежной  ромашки -
   посланницы  неба.
Доброй  печалью 
   парит  выше  крыш
эта  прозрачная 
   белая  тишь...
  
  
  
  
   Берег  мечтаний 
   речки  пречистой...
Тает  в  тумане 
   родимая  пристань.
Речка  журчит. 
   Сонный 
   шепчет  камыш...
Эта  прозрачная 
   белая  тишь...
   *  *  *

Пой, мохнатый мой шмелёк,
медвежонка друг летучий.
Не пылит ли стебелёк
под седой дорожной тучей?
Не последний ли цветок
басом трепетным целуешь,
и пока тебе светло 
звук цветной
   в лугах фильтруешь?
  
  
  
  
   Ничего не обещай
этим ласковым соцветьям,
ведь не вечно длится рай
каждого на этом свете.
Нежный шёлк твоих полос
в струнах солнечных кипенья.
Умести всю тяжесть слёз
в час крылатого гуденья.
Умести всю радость дня
на парящую вершину,
ветром крыльев наклонясь
над цветущей луговиной.
   *  *  *

Ночь, раскалённая
   звёздным огнём,
искры роняет в задумчивый пруд.
 Лунные яблони над забытьём
в синюю дымку, как павы, плывут.
  
  
  
  
  
   Падает яблоко новой звездой,
ахнув тихонько в сплетении трав.
Прячут купавы огонь золотой,
счастье по новой звезде загадав.
  
   *  *  *

И рассекает обруч, серебрясь...
И правит обручем
   воздушная травинка.
И между нами тайна, связь.
Бежит по солнцу радости тропинка.
Ах, обруч, обруч, лёгкий мотылёк.
Весна из-под ладони улетает.
Пустеет поля тонкий стебелёк,
и тает радость голосистой стаи.
   *  *  *

Рассыпан прежний пыл
путями упований,
но дорог  свет рябин,
их нежное звучанье.
  
  
   Златые кружева
кружат в дорожной свее.
Душа пока жива,
ей только холоднее.
В крутые виражи
вертеть судьбу
   заброшен...
Окошко продыши
на ласковые рощи.
Ты видишь, расцвели,
зовущие, у ската,
рябины фитили,
летящие куда-то.
  
   *  *  *

Паруса ветров озябли.
Волны хлещут в рукава.
Но летит-летит кораблик,
держит путь на острова.
  
  
  
  
  
   День стекает по бушлату,
расправляет струны клёш...
Позвонков гудит фарватер,
что поёт, не разберёшь.
Брызжут молнии оскалы,
их глаза, как бурава.
Не разбиться бы о скалы!
Где же, где же острова?
Грозный гром
   не смог ответить.
И вода гремит о щит.
Это ангел шепчет светлый
или альбатрос кричит?
А вдали мечта-кораллы,
счастья звонкого слова.
И летит-летит кораблик,
держит путь на острова...
  
  
  
  
  
  
  
  
   *  *  *

Всё переполоскал ветер
Прочапала кленовая грусть
За окном
В пересохших тапках ночи.
Тш-ш... Тиш-шь...
И глаза сомкнулись...
-- Грустно -- подумал пруд
И проглотил звезду.
   * * *

Прислушайся!..
Слышишь?..
Это свет опадающих цветов
    сквозь душу течёт,   
горьким запахом
             тревожа дыханье...
  
  
  
  
  
  
   Мир с каждым цветком
        становится задумчивее,
Словно звуки трепетной травы
и негаснущего древа
   среди сна,
из вихря которого
               родились цветы...
Слышишь,
перешлёпы камня по воде,--
и серый гвалт,
            облепивший шпили,--
движенье пустырей
           по влажному песку?..
Музыка,
ты живая человеческая речь...
Музыка  осени,--
золотозыбь,
золотосыпь...
Слышишь,
как падает,
падает -- этот лист родной,
падает, где-то,
   внутри воспаряя?..
  
  
  
   *  *  *

Лодки сон ушёл в песок.
Парус ветра - в зазеркалье.
Дотлевают уголёк
на осеннем листовале.
В небостое над водой
протяжённо вязнут кряжи.
И в настой низин густой
проникает дух коняжий.
Кто под гатью зыблет вздох
сквозь упавшее затишье?..
Наваждения росток
колдовской узор колышит.
   *  *  *

Я слушаю, как море дышит,
и мощь воды
   цветные сны колышит,
как в ночь роняет капли -
   лунный сок,
как пробуют песчинки голосок,
  
  
   как тишина
   кошачьем ходит шагом,
как под рукой
   в тиши поёт бумага...
И космы сосен за окном шуршат,
в часах бегут колёсики, спешат...
   *  *  *

Печалью глаз вдыхая осень,   
над колоннадой звёзд всхожу,
вдоль клёнов, лип
   и вечных сосен,
и в храме арочном дышу.
А клинопись уводит в небо,
за море двигая закат.
И волн вздыхает старый невод,
и дюны духов шелестят.
  
  
  
  
  
  
  
   *  *  * 

Листьев тучи, ветра ворох,
капель бисер - наугад...
И пылает звёздный порох,
и шуршит небесный скат.
Что напрасно плакать в сито,
дёготь слёзный разводить.
Я найду средь тусклых ниток
не поддавшуюся нить.
Уголёк искрится воли,
и стрелы направлен клин...
И смычок наканифолен,
звук срывает с губ земли.
   * * *

Милый мой, милый, хороший,--
Слышишь,-- ветер скачет по роще?
Дней золотых наряд изношен...
Холодно мне, милый, хороший
  
  
  
  
   Каждый день -- на другой похожий, 
И торопится прочь,
   словно прохожий,
Горькой заботой объят,
   запорошен,
Каждый день на другой похожий...
Милый мой, милый, хороший,
Холодно, холодно,
   годы -- короче...
Мир мой тревожен,
   мир мой раскрошен,
Никто не поможет,
   милый, хороший...
Край мой расхватан,
   край мой заброшен...
Тяжко душе жить
   с тревожною ношей.
Тяжко душе -
   дом души заколочен...
Тяжко мне, тяжко,
   мой милый, хороший.                            
  
  
  
  
   *  *  *

Раскалённой листвы
понеслось колесо
через кочки и рвы
обомлевших лесов.

В небо выплеснул птиц
хмурый дуб у межи.
Песня звонких криниц
между пальцев бежит.

Дрожью канувших лет
холодит -- обдаёт:
листьев сбитых букет,
птиц озябших отлёт.
   *  *  *

Ты наполняешь смыслом камень,
бросая волны на песок.
Ты точишь вЕтрами-веками
его натруженный висок.
  
  
   Он несговорчивый, ненужный,
седым туманом напоён.
Он, горький шлак
   среди жемчужин,
лежит в молчание своём.
Тебя томит порой сомненье:
а может нужен сердцу он
для упоительного пенья,
с водой и небом в унисон?
   *  *  *

По листьям шуршащим
          осенней пурги
вдоль ржавых
       шершавых
             решёток
                   шаги,
вдоль сонных каштанов,
        дрожащих вершин,
вдоль глуше
  по лужам журчащих
                  машин...
  
  
   Сквозь пригоршни крошева,
           шёпот  дождя,
в чешуйчатой площади
          след бороздя,
не шибко плетёшься...
      О чём же грустишь?
Не горше ли песня?..
     Как дышишь, малыш?..
   * * *

Напрасно -- не надо, зови ни зови,
обманутый тенью
   случайной любви...
У каждого разная в  жизни печаль
и разная песня, несущая в даль...
Себя за своё малодушье кори...
Не солнце горит, а горят фонари...
Морозные иглы тревоги в крови...
Напрасно -- не надо,
   зови ни зови...
  
  
  
  
   Не склеить
   без трещин сосуда,
   прости, --
зазубрины сердца
   придётся нести...
А колкость тревожно
   несётся в огни...
Других ты не трогай,
   себя лишь вини, --
что  ищешь по свету
   пустые цветы,
зовёшь красотою
   лишь тень красоты...
Размытые взгляды
   в дали,  не лови...
Напрасно -- не надо,
   зови ни зови...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   * * *

Никли бульвары -
   к решёткам прикованы...
Воды темнели
   в прудах заколдованных.
Падали  жёлуди с круч...
Лица на листьях
   старели неистово,
Ветер, меняясь,
   их перелистывал,
Был он то ласков, то крут...
Храм с колоннадой
   белой берёзовой
Выплыл из дымки
   серебряно-розовой, --
Солнца последнего дух...
И над кручиной
   крушиною гордою
гроздья  роняла 
   с  улыбкою  горькою
Девочка  робко  из  рук...
  
  
  
  
   *  *  *

За кипящими огнями
в горном небе речка тонет.
И, моля, к ногам склоняет
сырость жёлтые ладони.
Тлеют солнечные губы
на ветвях усталой речи.
Только ветры дуют в бубен,
пряный день клоня на вечер.
Стылый вздох в кустах таится
средь немого отреченья.
И парит как память птица,
птица летнего свеченья.
  
   *  *  *

Листопад шуршал в дождях.
Речка ветра дула в трубы.
Пели облачные губы
о простуженных путях.
  
  
  
  
   Хляби плыли под водой,
поднебесья не касаясь.
Поднималась духов стая,
облетая дом пустой.

Зимнее утро

  

Бездомные ветра
От белизны слабеют.
В бездонности ведра
Колодец  леденеет.
                                                                                          Вода под синим льдом
Ослабшим пульсом
   бьётся.
Взошло к трубе,
   на дом,
Простуженное солнце.

  
  
  
  
  
   И яблони в саду
не спят
   под зябкой дрожью,
а под гору  бредут
К пруду
   по бездорожью...
   *  *  *

Сосен длинное мельканье,
и коней горячий бег.
Мчатся бешеные сани
под свистящий знойный снег.
Для метели нет отсрочки.
Гулок город, как орех.
Через ямы, через кочки,
через впадины прорех...
Просят пить сухие губы,
тело сонное знобит.
И вползает ветер в шубы,
ярой тьмой в снегу кипит.
  
  
  
  
   *  *  *

На листках стихов и дум наброски,
день за днём -- листок идёт к листку.
И мелькают чёрные полоски,
пропадая в пляшущем снегу.
Поздний час окошка оторочен.
Снежный голос  раму затрусил.
В огоньке исчез, спеша, обходчик,
и во вьюге ночи магазин.
Я сижу средь царственного храма,
я играю царственную роль...
на стекло ложится белый мрамор,
проступая сквозь густую смоль.
   *  *  *

Ещё пока звенит литьё,
стекает стеарин...
Течёт, метёт жильё-быльё, --
святые декабри...
  
  
  
  
   И лунный мёд в снега протёк,
в деревья и дома...
И ясень тени распростёр
в серебряный туман...
И вьюга носится вдоль шпал...
снега, снега, снега...
Горит, горит свечи тюльпан...
В глазах -- тоска-тоска...
Какой тревожный жизни сон
разносит угольки...
Какой полынною слезой
полны глаза Богинь...
Хоть всё вокруг очеловечь
иль оправдай в миру,
но жизни тайну не извлечь
из беглых тонких струй...
И ветер горек и колюч,
заносит путь, клубя,
моих мечтаний колею,
и памятью трубя...
  
  
  
  
  
   Метёт, метёт во мне самом,
летя сквозь годы, дни...
Зовут в судьбине непростой
живых надежд огни.
   *  *  *

Там полощутся
   в брызгах дельфины,
в изумрудах солнца -- вода.
Там в павлиньих рощах -
   маслины,
и гуляют эльфы в цветах.
Край далёкий,
   подаренный Богом,
в самоцветах сверкает
   огней.
Я нашёл эту землю и трогал,
и купался, но только во сне.
  
  
  
  
  
  
   А с утёса глазели газели,
и светилась  цветами  трава.
И  взывали златые свирели
к бирюзовым средь волн 
островам.
   * * *
  
   Богу Ветров помолюсь, поклонюсь...
   Снежные сосны. Снежная Русь.
   Вьюжного храма даль глубока.
   В белой молитве искрится река.
   Бездна вихрится, пылает, гудит...
   Руки ночные судьбы - впереди...
   Лики стогов, тени струнных божниц.
   Свист ледяных трепыхается птиц.
   В струях полей шелестят вороха.
   Белая память... Седые верха...
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Камланья дикий мёд

  
  
   *  *  *

Каменья, комья  буден.
Камланья  дикий  мёд.
Коровий  старый  бубен
сквозь  сон 
   тревогу  бьёт.
-- Восстань,
   восстань  скорее,
молчание  стряхни!
Средь  зарева  кипрея,
клич  в  беговые  дни.
Возьми  свои  игрушки
у  капищных  границ.
Под  рокот  колотушки
зажги  огни  божниц.
  
  
  
  
  
  
   Шепчи  стихотворенье,
сливаясь 
   с  гимном  звёзд, --
в  озноб  овечеренья
и  в  белый  зов  берёз.
  
   *  *  *

Птицей хвойною
             полощется
Меж корягами
в даль бегущий день,
Меж багульника --
   в голубичный край,
В знойность вереска,
В кружевную вязь
   песнопений птиц...
С опадающих
         золотых небес
Мёдом радостным
   растекается,
Даль глубокая
      синью плещется,
  
  
   Как по камушкам
 трель несёт ручей,
Тайной сладостной,
тайной сказочной...
   *  *  *

Сквозь тягучую ночь,
через хлипкую грязь
звёзд катились глаза,
страх глотая в пути.
И шептала луна:
"Помоги-ка мне, князь,
с вами эту судьбу
разделить и пройти..."
И горели костры,
ночь пугая огнём.
И звенела, искрилась
кровавая сталь...
И ломилась лавина
пожарищ жнивьём,
чтобы сердце в груди
разорвать, разметать...
  
  
   Помоги,
   храбрый князь!
Помоги, Святовид!
Волчья ночь впереди,
позади - дети спят...
Пусть дружина твоя
град святой отстоит...
Вспыхнет кровью
   смола,
и поля закипят!..
   *  *  *
 
Слышишь, у  бойниц,
в  синей  роздыми,
шелест  крыльев  птиц,
ставших  звёздами.
Под  покровом  ночь
заметеленым...
Уходи-ка  прочь,
 коль  не  велено!..
  
  
  
  
   Там  не  в  камень -
   в  снег
запрессованы
восемь  человек,
смотрят  совами.
Ты  ни  друг, 
   ни  враг, --
не  во  времени!..
Что  для  них 
   твой  знак
в  этой  темени...
   *  *  *

Куда  ведёт  ночная  глушь,
коровий  путь 
   средь  лунных  луж?
Коровий  путь, иди, бреди,
от  злой  напасти  огради!
Тропа  течёт  наверх  и  вниз...
Небес  дома, а  в  них  огни,
  
  
  
  
   и  звёздный  отблеск 
   на  рогах...
За  поворотом  берега...
Переливается, как  ртуть,
в  глазах  плывёт 
   коровий  путь.
Коровий  путь, иди, бреди,
от  злой  напасти  отведи!
   *  *  *

Коржавой топи гнус
над кочками огней
взрывает старый бред
и пламенем тревожит.
В языческом кругу
на капище ведун
среди теней и древ
лик призывает божий.
И медный гул встаёт,
и мёд льняной струится,
течёт в родную речь,
как солнце по стихам.
  
  
   Поёт седой ведун,
щебечет словно птица.
И люд хвалу поёт
своим родным Богам.
   *  *  *

На болоте бурелом, бурелом...
На болоте облака, облака...
Славно некто
   разом лес прополол,
словно кто-то
   пролетел, просверкал...
Брёвна стрелами
   направлены вдаль,
дескать, тут он,
   кто судьбу предсказал...
Проходи вперёд,
   коль жизни не жаль,
Там, в трясине,
   всё найдёшь, что искал.
  
  
  
  
   На болоте буруны, буруны...
На болоте
   некто чёрный бурлит...
И шевелятся пни-горюны,
дескать, что же тут
   шуметь и бурлить?
Сосны в омут удивлённо глядят,
будто этот, непонятный, утоп...
Что тут надо
   облакам-лебедям?.. 
Им не справиться
   с проклятой мутой...
На болоте указатель пути... 
Возмущённое окно пузырит...
Из болота
   чёрный машет: "Иди!" 
Зубы скалят
   из-за пней упыри.
Усмехаются: "Иди!" -- упыри...
  
  
  
  
  
  
  
   *  *  *

Тут цветут под небесною сферой
светоносные люди -- цветы.
В час лиловый акации сквера
серебром голоса налиты.
   Прорастая
   сквозь тьмы невозможность,
расписные расправив листы,
освещают -- пути бездорожность
светоносные люди -- цветы.
Их слова,
   как лекарства, целебны,
руки их-- через пропасть мосты,
лица светятся солнцем и небом.
Вы божественны, люди-цветы!
   *  *  *

Полощусь ветрами хвойными
Да туманами распевными.
Приходите, коль изволите,
Доброту дерев узревшие,
  
  
   В терема мои высокие,
В белостволье царства зрелого,
Где витают над осокою
Духи капища бестелые.                                                          
 Я свою здесь боль вытаскивал,
По опушкам, рощам хаживал...
Лес меня лечил, обласкивал...
Приходите, сбросьте тяжести.
Сбросьте боль свою дурманную
Да с крутого светла-берега
В бурну реченьку туманную,
Наполняясь ясной верою.
Наполняясь доброй младостью,
Прорастая в небо взмахами,
Над зелёными палатами
Выпуская радость птахою.
   На дороге  возрождения,
Посредине лёта летнего,
Посреди лугов свечения,
Полощась цветными ветрами...
  
  
  
   *  *  *
  
Л. М.
  
Солнцем сердца благовея,
осиянная, молись!..
Перед заревом кипрея
мысли в небо вознеслись.
Добротой душа открыта
песне песен неземной.
Позабытая обида
где-то ходит за спиной.
Губы шепчут виновато:
-- ты прости меня, прости!
Мне нужна твоя пощада...
Ох, и тяжко боль нести!
Боль
     надломленной былинки
среди гибельной грозы,
замирая у тропинки
от божественной красы.
  
  
  
  
   Звёздной песней благовея,
осиянная  молись,
пред иконою кипрея,
лаской солнечной
                 продлись!
   * * *
  
   Памяти друга
  
На розовых кораллах,
в зелёном тёплом море,
стоит волшебный город
средь солнечных цветов.
Живут здесь только звуки,
и проплывают тени
того, что раньше было
и кануло давно...
И пролетает ветер,
солёный быстрый ветер,
песчинками, сверкая,
уносит за собой
  
  
  
   таинственные звуки,
таинственные тени, --
летят, летят  по небу
к стране соей родной.
Играя филигранью
средь пурпура, лазури, --
таинственные письма
рассыпаны везде.
Быть может, эти письма
ты мне, мой друг, читаешь?..
И шепчешь мне о счастье?..
Иль шепчешь о беде?..
А я тебя не слышу,
я думаю, что ветер,
Зелёный, нежный ветер
запутался в листве.
А он твой вздох проносит
Сквозь солнечные рощи
и  к розовым кораллам
стремится в синеве.
  
  
  
  

Ночная сказка

  
Слышишь,
   леший гложет  камень
возле речки у  межи?
Видишь, месяц за стихами
заплывает в камыши?
Сердце где-то -- гулко-гулко
между небом и землёй.
Вдоль по лунным переулкам
чья-то тень идёт за мной:
то кидает в чащу птицу,
то валежником хрустит,
то берёзу-кружевницу
в злую ведьму превратит...
Шепчет что-то,
   в спину дышит,
Чёрно-белым мельтешит...
Чёрный путь
   крестами вышит,
белый - звёздами расшит.
  
  
  
  
  
   *  *  *
  
Следопытом 
   тайный путь отмечен,
на  тропе то вверх,
   то вниз идущей.
Каждый камень
   знает час и место,
каждый камень
   временем задуман.
Даже, если толпами лавины
всё срывают вниз неудержимо,
даже этот путь уже отмечен
на широкой памяти ладони,
даже этот путь кому-то нужен, --
горечью сметая упованья,
испытать посаженое семя...
Горную дорогу пролагая,
следопыт найдёт себе уступы,
за которыми 
   вершина мирозданья,
  
  
  
  
   или просто 
   путь во тьме проложит,
чтоб другим 
   средь звёзд светлее было,
чтобы солнце дней 
   живых ласкало,
каждое задуманное слово,
каждый след,
   идущий в ненапрасность.
   *  *  *

Подъезд, ступеньки
   и квартира, --
ты входишь воздухом,
   незрим.
Взгляд неземного пассажира
телесным днём не опалим.
Нет для тебя закрытой двери,
вплываешь, лампочки горят,
и комнаты твоих империй
перед тобой как сны парят.
  
  
  
   Витает память по альбомам,
по переулкам давних лет,
по милым лицам и знакомым.
Вот и находишь свой портрет...
Два снимка,
   ты ещё мальчишка...
А гиря падала на дно...
Вот здесь,
   закладки в умной книжке, --
билеты на сеанс в кино...
Лететь над миром - вся наука,
дарить по капелькам полёт.
Твоя надзвёздная пичуга
пронзает пламя, воду, лёд...
   *  *  *

Уходит  корабль  заката,
сгущается  мрак  впереди,
былыми  огнями  объятый
и  с  трепетным  солнцем 
   в  груди.
  
  
  
   Былые  огни, как  прощанье,
как  мира  отжившего  дух
и, словно  полны  обещаньем
вернуться  в  нежданном  году.
Они  всё  не  могут  поверить,
что  сердце  сгорело  на дне,
и  в  прошлое  заперты  двери,
и  жизнь  вся  прошла,
   как  во  сне...
Что  нет  и  огня,
   только  призрак
остался, как  отблеск  зеркал,
от  прежней 
   взволнованной  жизни,
где  каждый  о  чуде  мечтал.
   *  *  *
 
--Я из невидимости 
   ростком зелёным
пробьюсь и прикоснусь к тебе,
   любовь  моя!
  
  
  
   Я появлюсь
   и ветками раздвину тучи,
чтоб солнышком
   притронуться теплей.
От холода я заслоню собой,
   чтоб ветер  жгучий
не ранил
   нежных пальчиков твоих, 
и лист отдам я самый лучший,
как сердце на ладонь
   тебе, любовь моя!
--Любимый мой,
   давно я солнцем  греюсь,
тобой сияю,
   милый мой, родной,
твоей мечтой
   в полях пшеницей зрею
и рядом вьюсь дорогой полевой!
Любимый мой,
   тобой я отразилась
и засияла ярче и звончей,
  
  
  
  
   и на губах
   росинкой растворилась
от сладости и нежности речей!..
--Любовь моя,
   я чувствую, я знаю
что рядом ты,
   что здесь твои лучи,
любимая, к тебе я проявляюсь,
тобой дышу,
   пылая сквозь мечты!..
--Любимый мой,
   я из невидимости
ростком зелёным
   к тебе пробьюсь!..
--К тебе, моя любовь, к тебе!..

   * * *
  
   С белой скатерти солнце скатится,
   упадёт в траву высоченную,
   высоченную многоокую:
   где кузнечики чтут небесный храм,
   чтут небесный храм -
   жарко молятся;
  
  
   Где целует шмель золотую вязь,
   золотую вязь шелковистую;
   где дыхание крыльев мотылька,
   крыльев мотылька - бархатистое;
   Где берёзы взгляд у межи парит,
   красотой манит глубь озёрную...
   Я по струнам троп
   голосом пройдусь,
   голосом пройдусь,
   песней поклонюсь,
   песней поклонюсь небу и земле...
  
   *  *  *

Хлебный привкус на губах
от ржаных душистых строчек.
Дышит мне в лицо судьба
со следами многоточий.
В колосистых остях стрел -
долгий гул медовых капищ
медным звоном запестрел,
с языка небес закапал.
  
  
  
   Вызвень льющихся страниц
солнца утреннего лада,
васильковый свет божниц
с араматным звукопадом.
   *  *  *

-- Говори, любовь моя, говори!
Всё скажи, что хотела сказать.
Я возник из текущей зари.
Я не смог прах быстрей разорвать.
Ветры в листьях ещё прячут ночь.
Звёзды впутались в пряди волос.
Я сумел
   смертный плен превозмочь,
хоть всё тело быльём проросло...
-- Косы шёлковы вмиг расплету.
Слышишь, милый, как сердце поёт.
Я по сердцу в твой шёпот войду...
Хорошо нам на листьях вдвоём.
-- Говори, любовь моя, говори!
  
  
  
  
   Иль молчи! Я молчанье пойму.
Мы стоим над рекой у перил,
а река вся в туманном дыму.
Говори, любовь моя, говори!
Я от слов твоих нежных отвык.
Время-миг, как свечи стеарин.
   Сладок мне твой певучий язык.
Говори, любовь моя, говори!..
   *  *  *

Ты прости меня
   и напои живой водой,
я не плачу, это дождик, Боже мой!
Это брызги звёзд озёрной синевы,
это всхлипы
   капель звонких мостовых.
Это плачут колокольные верхи,
это плачут золотые петухи...
Ты прости и от беды меня прикрой,
я дышу тобой, небесный Боже мой!
  
  
  
  
   Ясноглазые Твои шепчу слова
и как эхо отзывается листва...
И орган в груди играет духовой
и травинка скрипки ветра,
   Боже мой!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Кипенье звёзд

Твои глаза

(Романс из музыкального цикла "Метель")

сл. Петра Межиньша      
муз. Г.еоргия Свиридова

   Пуста  река. 
Снега,  снега...
Ослепшим 
   бегом  дней 
владеет  ветер.
Но есть любовь
твоя на свете,
и в душу милые
глядят глаза.

  
  
  
  
  
  
   И  ночь,  и  день -
метель,  метель,
её мятежный   дух 
сжигает  свечи.
Живёт во мне
твой образ вечный,
как солнца лучики
в твоих глазах.

Костёр  зажгу 
на  берегу,
в метельной
   музыке -
печаль о лете.
В озноб огня
стучатся ветки,
а сквозь метель
   глядят
твои глаза.

  
  
  
  
  
   Метель встаёт,
метель поёт,
колёса памяти
вихрит и вертит...
Твоя любовь
зовёт и светит,
и говорят со мной
твои глаза
   *  *  *
 
Серебряный восторг
за край сиренью плещет,
по стенкам хрусталя
    соломинкой шуршит.
Игривый мотылёк
   на лучике трепещет...
И звуками пестрит
тетрадка сквозь графит.
  
  
  
  
  
  
   И золотая пыль
парит над сонной рамой,
и золотая тень
     витает на стекле...
И кажется, вдали 
за самой крайней гранью 
необходимый миг 
     родился на Земле.
И зелени размах
пылает нужным словом,
и на полу пыльца,
как отзвук вечных крыл.
И видится, что там,   
за тем солёным склоном,   
слепящий пташий луч
     волшебник оперил.
   *  *  *

Вьюга крУжится
слегка опояшет,
семицветная дуга
звонко пляшет.
  
  
   А вокруг огни, огни --
огонёчки!
Ой, куда ж мои вы дни?
Ой, денёчки!..
Погоди,
   звоночек, млеть,
хоть немножко!
Не гони меня ты в сеть,
путь-дорожка,
по землице -- по сырой
да со склона,
словно белое перо
ветром с клёна.
Вдоль сухой травы
   пускать Иван-чая,
прогоняя и опять
привечая.
Всё яснее небеса,
всё милее...
И родные мне глаза
я жалею.
  
  
  
  
   *  *  *

Отгулял осенний лист у оград.
Белым заревом дохнула зима.
И над городом звенит звездопад,
Превращая все дома в терема.
Я забыл, что обожгли холода,
Что безумно лгут ветра-трубачи...
Опаляет мертвым светом звезда,
О тепло ломая иглы в ночи...
И мне видится -- иду по весне,
Словно белая сирень расцвела,
И соловушки свирель в тишине
Лунно-светлую печаль повела.
Нежно-бархатный
   халат мотылька
Извивается в игре плясовой.
Раскрывается цветок у пенька,
Наполняя всё вокруг синевой.
  
  
  
  
  
  
   *  *  *

Размыты реки берега
    таинственным
           звёздным настоем.
Уносит-уносит река
       печальное эхо живое,
и ночи бескраен полёт
в речную тревожную душу,
и солнце земля отдаёт,
и пламень рассвета
   разбужен...
   *  *  * 

Сосенки Алёнушки.
Прозелень овса.
Рыжего подсолнушка
жаркая оса.
  
  
  
  
  
  
   Струй студёных
   высверки.
Тропки млечный дым.
Молодые высевки -
цветом золотым.
Белые красавицы
долгострунных кос.
В переплёске плавится
шёлк зелёных слёз.
Облака глубокие
пьют глазами пруд.
Думушки высокие
о земном поют.
   * * *
  
   Вечерних колосьев ржаная жара
   вплыла и накрыла истомой.
   И звёзд опрокинутых в реку гора
   встаёт синевой из потёмок,
  
  
  
  
  
  
   встаёт под луной
   дурманной травой,
   кустами в ползущем туманце,
   водой ключевой
   из-под камня живой,
   кружащейся в искровом танце.
   Я, тишь рассекая,
   взметну лунный плеск,
   нырну в полноводные звёзды.
   И эхо укатится в облачный лес
   и в брызги рассыплется хлёстко.
  
   *  *  * 

Я дверь отворяю, -- бредут караваны,
бредут караваны и солнце печёт...
Другую открою - бушуют бураны,
и мглистая речка по льдинам течёт...
К окну подбегаю, там сад зеленеет
и радость купает в медовых цветах.
К другому окну, -- там лужи желтеют,
и медные ветры гудят на дубах...
  
  
  
   Сбегают мгновенья,
   как тени по стенам,
и волны дробятся об скалы, гремя.
Весны половодье несёт перемены,
и росные травы туманно дымят.

На берегах моей любви

  
На берегах моей любви
сок земляники на ладонях,
и в звёздный шелест
   входят кони
на берегах моей любви.

Зови меня, мой сон, зови
в поток медовый соловьиный,
в туманы утренней долины -
на берегах моей любви.
  
  
  
  
  
  
  
   Звучанья дальних половиц
плывут стезёй
   в речную память,
они хранят былое пламя
на берегах моей любви.

Там рук певучих алфавит,
и хлебный вкус глубокой речи,
смеётся детских губ кузнечик
на берегах моей любви.
   *  *  *

Мне камни твои -- глубоки.
Далёки твои пароходы.
На детской печали реки
колышутся светлые воды.
И в солнечной памяти струй,
песчаного неба - с ладони, --
заводит мой берег игру
на белом
   улыбчивом склоне...
  
  
  
   *  *  *
              Л.М.                                                      
Как жгуч плач твоих глаз.
Мне слёзы,
   душой молясь, глотать.
Воздух,
   тревожных волос атлас
будет во мне песней звучать.
Смех океана, в тебе лучась
солнцем, горит в моей синеве.
Касанья и взгляда волнует вязь
и крови пленительной весть.
  
   *  *  *

Сном домишко скособочен,
цепким пухом оторочен,
нахлобучив шапку снежную,
слышит музыку утешную...
  
  
  
  
  
   Дымом улицы запружены,
небом памяти завьюжены -
с паровозами пыхтящими,
с проводочками гудящими...
В этом княжестве аляповом,
в этом ветре многоламповом
Где же рай мой
   шустрый маленький?..
Прежний свет
   закрыли ставенки.
   *  *  *

Наверх -- по изношенным
   ступеням скрипения!
Наверх -
   по кошачьей пахучей лестнице 
                   терпеливого пения!
Наверх -
   на причердачный, не дачный,
                            третий этаж!
Наверх -- туда,
   где праздник детский наш!..
  
  
   Вот, напротив друг дружки
   две квартиры --
седьмая -- Шировы -- 
   квартира тёти Кати,
веселой улыбки
   в цветущем платье,
и квартира восемь -
   дверь к моей бабушке...
Просим!
   Заходите в мир высоких 
           кружевных перин --
это я приглашаю себя -
   заходи, господин!
Заходи, голь перекатная
   улицы Лачплеша!
Заходи, носа не вешай!..
Бабушка, расскажи:
   а во время войны
тебе было страшно в этом 
деревянном царстве жить?
Солнечные платья -
   когда стреляют -
на "Зингере" шить?..
  
  
   Бабушка, а через улицу
   православная церковка,
как это немцы
   её не сожгли?..
Ведь кровавые ветры
   по земле мели!
Ты говоришь -
   евреев по этой улице
                     в гетто вели,
люди
   не рады были "гостям",
страх бродил
   по костям, жуткий, 
          безумный страх...
Иссохших слёз прах,
   прах ужаса
         в кошмарных снах.
Бабушка, бабушка Катя,
ты говоришь, на "Казачке"
стояли наши "катюши" -
это,
   когда уже бежали немцы
  
  
  
   и звучала песня
   "Расцветали яблони и груши"...
Я слышу, как скрипят ступени,
как бабушка уходит вниз...
Лучи солнца
   пробиваются сквозь щели,
бабушкиного солнца лучи,
   и запах свечи,
и того последнего лета
   приметы всё тают и тают
клочками далёкой
   детской сказки,
последней
   бабушкиной ласки...
Тает мой босоногий сон...
  
   *  *  * 

Как мимолётен одуванчиковый миг.
Всё уже створки летних песнопений.
Глоточек мал, а тайный свет велик,
и всплеск один
   средь жёлтого кипенья.
  
  
   Ещё тепло и синий взгляд высок --
как хорошо пока надежда греет...
Ещё хрустальный слышен голосок
средь солнца молодого и кипрея.
Ещё пока лишь чувствуется тень
не здесь,
   а где-то распустила крылья...
Ещё не вечер, а весёлый день,
и ветер говорит
   с дорожной пылью.
  
   *  *  * 

Ветер по травинкам
   входит в реку,
тонко камышинками шурша.
Катит небо лунную телегу,
над зеркальной книгою дыша.
И берёзок длиннополы тени.
Млечный купол держат берега.
Перед чудом пали на колени
мятные духмянные стога.
  
  
  
   Я живой земной
   кузнечик счастья
и травинки каждой музыкант.
Я забыл о буревых ненастьях,
лунный гимн слетает с языка.
  
   *  *  *

Кипенье звёзд, мерцая, прочь   
бежало  звучно  под  мостами.
И  жадно  всасывали  ночь
цветы  припухшими  губами.
И  всплески  белые  руки
витали  в  бледном  отраженье.
И  листья  лунные  сирени
порхали,  словно  мотыльки.
И  мирно  в  разности  спала
густая  рябизна  вокзала,
под сводом неги и тепла,
и прежний свет во сне листала.
  
  
  

Содержание

  

Мой свет меня зовёт

  
   6 Мой свет меня зовёт
   7 Видишь, звёзды осыпает
   8 Камышовый плот
   9 Осыпаются лунные скрипы в песок
   10 Святая, ловишь
   12 Ниспадали огни
   13 Ночь не спит в моей груди
   15 Отшумел  большак
   16 Опять  мотыльковая  ночь
   17 Синим  небом  глаза  поют
   18 За рощей белогривой
   19 Среди  бурьяна
   21 Я  только  руками
   23 Прильну к ладоням
   24 Я живу в терему расписном
   25 Лебяжьи крылья жасмина
   26 Я принесу Твоим губам
   27 Садов Твоих смущать не стану
   28 Воз небесный и звёзд светляки
   28 В ловушке звёздной 
   30 Я помню дом и запах божьих свеч
   31 Здравствуй
   32 Светом вспыхивает птица
   33 Среди упругих строк
   34 Моё безмолвье переплыть
  
  
  
  
   34 Я  хлебом  весь  пропах
   35 Ты всю ночь
   36 Посреди немой тоски

Я - кровь земная

  
   38 Я - кровь земная
   39 Плывет золотой
   40 Погружённый в сон
   41 Средь говора страниц
   42 Песчинок бег на острие воздушном
   43 Осыпается внутри
   44 Мимо ухает филином звёзд паровоз
   44 Опять наверх всходить
   45 Распахнутый дождь, калиткою - в сад
   46 Трудно петь о любви
   47 Вот, ещё осталась сонная пыль
   59 Подвода везёт камни
   51 В  белом  аромате  густом
   52 Сколько  окон  вплывает
   53 Из осколков минувшего
   54 И кровь приступала
   55 На  высоковольтных  проводах
   56 Вожак потока белых струн
   56 У собственной пропасти стоя
   58 Лодку вмиг перевернула
   60 Не увернуться в чешуйчатой хляби
   61 Здесь льдины берегов
   62 Пение цепей
   63 Я строю незримые стены
   64 Чёрствый песок
  
  
  
  
   66 Хлюпать тропкой
   67 Зелёное святое ликованье
   67 В дыхании прошлого метался
   68 Очнись, под общей крышей
   71 Сбежать из хляби
   72 Насквозь давно
   73 Соломенный
   75 Снимая с дерева бумажный шёлк
   76 В чуланы дворов попрятались звуки
   77 Они
   78 По жилам бессонно кочующих вод

Рессоры  качались

  
   79 Рессоры  качались
   80 Вот  наш дом
   82 Как быстро уносится вдаль
   83 И ветер - вдоль улиц, и пальцы
   83 Вьюга летит в туннеле
   84 Здесь ветер толп
   85 Взбираюсь
   87 Скрылся, виляя
   88 Не рвите цветик маленький
   89 Там город весь дрожит
   90 Здесь воздух домов стародавний
   91 Тени звучных вернисажей
   92 Побежали мимо клёна
   93 Вот  ливень
   94 Сторонняя  страна
   95 Край шторы свесил губу
  
  
  
  
  
   96 Кошка
   97 И прежде чем из вспышки света
   97 Этот город занесённый

Один миг

  
   99 Я над городом лечу
   100 И пока с корабля не снесло берега
   101 Садов подлунный собеседник
   101 В мотыльковых платьях вишни
   102 За бортом лодки
   103 Запахи дюнного солнца
   104 Хищным воздухом дыша
   104 Наборы хитиновых азбук
   105 Где же эта дорога лесная
   106 Ржавой гари ветер сух
   106 Поёт легонько тонкая тростинка
   107 Янтарных сосен
   108 Сладок воздух тростника
   109 Водомеркой скользит
   110 Ветка облаком дышит
   110 Эта  быль  песка
   112 Восточный сад 
   112 Луной распахнутые двери
   113 Гул распростёртого моря в  глазах...
   114 Огни срывают пыль трущоб...
   115 По  дороге  в  Юрмалу
   116 Звезды дуновение
   118 В отраженье лунных свечек
   118 А по полю - ветер
   119 К туману дом причалил
   120 Ночь
  
  
  
   122 На барже флаги разного белья
   123 Запуталась тропа в листве
   123 В пылу стеклянных батарей
   124 Один миг над медовым омутом
   125 Над светлеющим полем
   126 Эта  прозрачная 
   127 Пой, мохнатый мой шмелёк
   128 Ночь, раскалённая
   129 И рассекает обруч, серебрясь...
   129 Рассыпан прежний пыл
   130 Паруса ветров озябли
   132 Всё переполоскал ветер
   132 Прислушайся!..
   134 Лодки сон ушёл в песок
   134 Я слушаю, как море дышит
   135 Печалью глаз вдыхая осень
   136 Листьев тучи, ветра ворох
   136 Милый мой, милый, хороший
   138 Раскалённой листвы
   138 Ты наполняешь смыслом камень
   139 По листьям шуршащим
   140 Напрасно -- не надо, зови ни зови
   142 Никли бульвары
   143 За кипящими огнями
   143 Листопад шуршал в дождях
   144 Зимнее утро
145 Сосен длинное мельканье
   146 На листках стихов и дум наброски
146
Ещё пока звенит литьё
   148 Там полощутся
   149 Богу Ветров помолюсь, поклонюсь...

Камланья дикий мёд

  
150 Каменья, комья  буден
   151 Птицей хвойною
   152 Сквозь тягучую ночь
   153 Слышишь, у  бойниц
   154 Куда  ведёт  ночная  глушь
   155 Коржавой топи гнус
156 На болоте бурелом, бурелом...
   158 Тут цветут под небесною сферой
158 Полощусь ветрами хвойными
   160 Солнцем сердца благовея
   161 На розовых кораллах
   163 Ночная сказка
   164 Следопытом
   165 Подъезд, ступеньки
   166 Уходит  корабль  заката
   167 Я из невидимости
   169 С белой скатерти солнце скатится
   170 Хлебный привкус на губах
   171 Говори, любовь моя, говори
   172 Ты прости меня

Кипенье звёзд

  
   174 Твои глаза
   176 Серебряный восторг
   177 Вьюга крУжится
   179 Отгулял осенний лист у оград
   180 Размыты реки берега
   180 Сосенки Алёнушки
  
  
  
  
   181 Вечерних колосьев ржаная жара
   182 Я дверь отворяю, -- бредут караваны
   183 На берегах моей любви
   184 Мне камни твои - глубоки
   185 Как жгуч плач твоих глаз
   185 Сном домишко скособочен
   186 Наверх -- по изношенным
   189 Как мимолётен одуванчиковый миг
   190 Ветер по травинкам
   191 Кипенье звёзд, мерцая, прочь   
  
  
  
  
  
  
  
  

Межиньш Пётр Янович

  

М. Солнцевей: Стихотворения. - Р. "Светоч". 196 с.

  
  
  
  
  
  
  

Л, N 2-0048, формат 60Х84/16, бумага офсетная

  
   No Межиньш Пётр 2010 г.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   6
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"