В воскресный день на улочках Лалели относительно безлюдно. Большая часть магазинчиков либо выходные, либо открываются очень ненадолго, так сказать, чтобы торговый дух не успел застояться за целый день. И потому, любители и покупатели текстиля обычно посвящают воскресенье прогулкам и осмотру близлежащих достопримечательностей. Порой, самые усердные челноки, в порыве скупого любопытства, устремляются в центральные торговые комплексы, но как правило возвращаются недовольными. Та же коллекция в местах доступных широким массам по розничным ценам не представляет для них никакого интереса. К тому же, натренированные держать лицо молодые продавцы бутиков не выдерживают сравнения с оптовым обаянием порой хамоватых выходцев из бывшего союза: всех тех югославов, сербов, хорватов, молдаван, договориться с которыми не представляет проблемы, поскольку этот странный район в чужой стране - хоть и является одним из стариннейших в городе - все также говорит на все том же великом, могучем, пусть сильно захромавшем языке, и, существует на потребу сильнейшей и навсегда неутолимой человеческой страсти. Страсти "советских" женщин, помнящиx о вещах производствa фабрики Володарского. В этой части Стамбула шикарно одетая дама всегда имеет шанс услышать:
- Женщина, скажите, если не секрет, платьице где брали?
Шикарная дама лучезарно улыбнется и бросит невзначай:
- Ах, ну это не здесь, а в дорогом магазине.
В воскресенье здесь редко встретишь яркую блондинку с огромными мешками в руках, которая на высоченных каблуках ковыляет по криво вымощенному пути. Постояльцы дешевеньких гостиниц не торопятся подниматься из-за стола за завтраком, а работники забегаловок не так оглушительно зазывают прохожих. Пройдет день и на улицах снова будет царить суета, будут звенеть колокольчиком торговцы жареной рыбы, рядом будут горланить: "Очень, вкусный сладкий апельсиновый сок!", сновать неумытые мальчишки-носильщики и такие же неумытые и согнутые мужики с тележками, похожие на старых мальчиков. Воздух наполнится азартом купли-продажи, жадно будут гореть глаза разношерстной покупательской способности, а хозяева магазинчиков сонно потягиваться с непривычки высыпаться.
Сегодня же я просто решила прогуляться по тихим переулкам с чисто вымытыми витринами. Гламурная мостовая пресекалась порушенной временем старинной лестницей с бесчисленным количеством ступенек, за которой велись строительные работы. Я уже подумывала поворачивать обратно, когда взгляд уткнулся во что-то смутно знакомое: гостеприимно распахнутая дверь, в принципе, явление довольно привычное для здешних мест, необычной была вывеска со вкусом подобранной надписью "Пианино".
Внутри магазинчика было очень светло и просторно, небогатый ассортимент в целом оставлял приятное впечатление. На редкость красивый продавец сидел за конторкой, взгромоздив ноги на кассовый аппарат, и пил пиво.
Я кивнула, он нахмурился из-за своих туфлей с крокодильими носами, и требовательным тоном спросил:
- Ты кто?
- Я - гость.
Он довольно ухмыльнулся:
- Меня Нило звать. Угадай, кто я!
Вот и познакомились.
- Юг, - чего тут гадать?
- Не понимаю?
- Привет, Югославия!
Нило хитро прищурился:
- Откуда знаешь? Ты тоже что-ли? Не похожа совсем.
Честно говоря, все просто. Еще не видела ни одного несимпатичного югослава. Природа что-ли у них такая.
- Я, вообще-то, полу-серб и полу-хорват.
Я расхохоталась. Варфоломей был наполовину эрделем, наполовину легавой, причём обе половины были худшие*. Нило недоверчиво уставился исподлобья, но вникнув, оценил иронию, подобрел, достал еще 2 банки пива и пустился на чем свет ругать то, что сталось с его родиной и, тех, кто в этом поучаствовал. Вспомнили Югославскую посуду, шмотки, Дубровник - выяснилось, что он там с роду не бывал, а сам он из Боснии, когда началась война эмигрировал в Италию, а затем перебрался в Стамбул. Одет он был, как провинциальный турецкий мачо - ужасающий оскал туфель дополняли черные брюки и шелковая сорочка в черно-серую полоску, от которой тоска брала за горло и никак не хотела отпускать .
- Я симпатичный, да? - допытывался Нило, весьма довольный собой и моим вниманием. Что поделать, все-таки люблю все красивое. В ответ на подобного рода откровенность торговец одеждой получил пару советов, насчет того, как ему самому следует одеваться. Ей богу, то, что над "прилично" застегнутым до верхней пуговицы воротом сорочки находилось лицо с точеными чертами и изумительными зелеными глазами в золотую крапинку, казалось просто зрительной иллюзией.
- А что, туфли, чем плохие? Хорошие туфли, отличные! Я за них 300 баксов платил!
- Да на кого ты в них похож! - не уступала я.
Он уже стащил с ноги обувку и бил ею об стол:
- Ты ничего не понимаешь, это же модно!Твою мать... Выбросить? Я выброшу, смотри, - он помчался к выходу на улицу, размахивая туфлей.
Башмак вылетел за дверь. И тут же влетел обратно, скатился по ступенькам и замер у ног хозяина, нагло задирая нос. В магазин спустились ни о чем не подозревающие клиентки из Польши.
- Хау мач?
Нило невозмутимо натянул крокодилу на причитающуюся конечность и одарил клиентуру свирепым взглядом. Полячки нетерпеливо повторили вопрос.
- Сколько маек будешь брать? - буркнул Нило.
- Один.
- 75 долАров,-- назвал он цену майки раз в десять превышающую ее стоимость.
Спроваживаемые клиентки намека не поняли и попытались торговаться:
- За пятнадцать давай.
- 100 долларов! - гаркнул незадачливый продавец.
Полячки недоуменно переглянулись, и, ворча что-то по польски, ретировались.
- Да, валите, валите. Чего вообще приперлись? Отдыхать не дают. Ну их на хрен. Щас закрою дверь, пускай не ходят. А ты бери, что хочешь.
Не успел он вернуться за стол, как дверной колокольчик опять зазвонил, на лестнице показались черные до полу одеяния. Нило лихо вскочил и помчался к ним, выкрикивая:
- Закрыто, не видите? Не работаем!
Черные подолы подмели ступеньки, стали разворачиваться. Характерно, по восточному растягивая слова женщины на ходу пытались спросить, куда еще можно отправиться за товаром.
- Езжай в свою деревню, темнота. Страшная какая, бабайка, ишь за барахлом приперлась. Тарантула! - неслось им вслед.
Потом зашел арендатор за платой, его он тоже выгнал, заявив, что сегодня воскресенье, а по выходным он не отдает кредитов, и вообще, пускай приходит через месяц - у него шабат**.
Вконец Нило так измотался, выпроваживая клиентов, как назло валивших будто сговорившись, что совсем напился. Он аккуратно снял свои дорогие туфли, лег на гору текстильных изделий и позевывая заявил:
- Tы тоже иди, а то я буду спать.
- Слушай, так у тебя все украдут, запри магазин потом спи.
- Го&но кушают!
С этим ободряющим напутствием я отправились гулять дальше. С Нило в тот вечер все обошлось, хочется верить, благополучно. Впрочем, что верить? Я знаю точно. Как-то проходила мимо его магазинчика, он стоял на лестнице, одетый в футболку и скромные джинсы, и довольно ухмылялся своими лисьими глазами.
* Мэри Поппинс, глава третья - Мисс Ларк и ее Эдуард
** Игра слов : описанное событие имело место в феврале месяце, который в переводе на турецкий звучит, как Шубат.