Аннотация: Написано для конкурса "Пороки Протагониста", в котором нужно было изобразить отрицательные черты характера положительного героя, не меняя фабулу выбранной сказки
Он лежит у моих ног, огромный, мохнатый, пышущий жаром и так отвратительно воняющий псиной. Он спит. Теперь у него появилась привычка: засыпать на полу у моей кровати, так он показывает мне свою верность.
Господи, как же он жалок. Сопит, причмокивает своими страшными рваными губами, подобно уродцу, спящему в брошенной люльке. Ему мешают желтые клыки; сейчас мне кажется, они даже стали меньше, чем в день нашей первой встречи. Этот день мне вовек не забыть: никогда, нет. Вечно я буду помнить красный воск от свечи на расколотом мраморе, сумасшедшие глаза моего отца за ржавой решеткой; вечно буду ощущать запах сладкой гнили вокруг, запах ветхости, старости, запах насилия и боли. Я металась по клетке, подобно раненой птице, молила, кричала, заклинала, но все было тщетно, он за меня решил мою судьбу. "Позволь мне проститься с ним", - шептала я, - "Позволь мне увидеть его в последний раз", - но он усмехнулся и небрежно кивнул рогатой головой в сторону окна - там, внизу, его дьяволы-слуги, издеваясь над моим отцом, уносили его из замка.
Я, обезумевшая от страха и горя, готова была прыгнуть с этого окна, но он впечатал меня в холодную стену и прорычал: "Я сохраню ему жизнь, если ты сохранишь свою".
Мое лицо ошпарило зловонное дыхание, вырывавшееся из его пасти, и именно в ту секунду я придумала свою месть.
Чудовище, ненавидимое всем живым, бесцельно влачившее свое существование сквозь вехи времени, монстр, отродье, проклятый всеми живыми; он ничего не боится и не знает боли; всякое чувство, кроме ненависти, ему чуждо. Клинок и меч для него - избавление, а, значит, мое оружие должно отравлять его вечно, быть ему наказанием и после смерти.
Я взглянула в его желтые, кошачьи глаза, взглянула честно и открыто, как могла смотреть только Белль из маленькой французской деревушки; кроткая Белль, живущая в своих глупых книжках про прекрасных принцев. И он не смог воспротивиться мне, возможно, впервые в своей жизни, он испугался.
В своем мрачном замке он отвел мне самую большую и светлую комнату, одарил меня самыми редкими жемчугами; с каждым днем он влюблялся в меня сильнее, а я лишь играла свою роль обреченной пленницы. Он больше не смотрел в мои глаза, он боялся моего взгляда, избегал его, будто я была ведьмой. О, как забавляло меня это представление, ни одной колдунье не под силу то, что я сотворила с этим косматым чудовищем. Капля за каплей я выпивала из него свободу, гордость, достоинство; я кромсала на куски его силу, и вот теперь на коврике около кровати спит мой верный пес, мой личный монстр.
Какое убожество! Опять слышится его безумный шепот - "спасет от заклятия... Спасет... Заклятие...". Он все время твердит про какое-то заклятие, страшное черное колдовство, омрачившее его жизнь. Мне думается, он просто сходит с ума, что не очень мне по душе - непредвиденное сумасшествие может испортить мой превосходный план, который стоил мне так дорого!
Он отвратителен мне. Однако, когда он откроет, полные звериного огня, глаза, я улыбнусь ему, скажу доброе слово и засмеюсь от какого-нибудь его нелепого комплимента.
***
Теперь он слаб, обессилен, почти полностью выпит до дна. Я поняла это, когда он подарил мне волшебное зеркало. Оно показывает все, что я захочу увидеть. Мне не понадобилось и секунды на раздумье, я срывающимся голосом произнесла: "Покажи мне отца". Голубоватая дымка заструилась по зеркальной глади и я увидела то, что страшило меня больше всего на свете: папа лежал на старой ободранной кушетке, окруженный моими сестрами и братьями, его лицо было белым, как смерть, поджидавшая его у порога. Я знала, он не смог оправиться после всего, что случилось с ним здесь, в этой дьявольской цитадели, после всего, что сделало с ним чудовище.
Я медленно подняла взгляд от зеркала к глазам монстра и со сладостной местью отметила, что он до сих пор страшится смотреть на меня. "Мой отец болен, он умирает..." - прошептала я, глотая беспрестанно бегущие слезы.
Он отвернулся от меня и произнес: "Ты свободна, Белль. Ты можешь уйти, если хочешь этого".
Жаль, он не увидел того холодного стального блеска в моих глазах, жаль, не осознал всей глубины моей ненависти к нему; быть может, это его бы спасло.
"Я вернусь" - медленно поговорила я, содрогаясь от грядущей казни моего лютого отродья. Все эти месяцы я жила ради этой мысли, ради этих слов, ради своего возвращения. Мой отравленный меч уже занесен над его головой, осталось лишь его опустить...
***
Мне никто не поверил.
Я ликовала от счастья: наконец-то это стадо суеверных баранов сыграет мне на руку! Никто не поверил, что чудовище умеет любить и хочет открыть свое сердце. Мужчины похватали палки, топоры, мечи и клинки и отправились к черному замку. Но чернее всего было мое сердце в тот день, когда я скакала во весь опор к монстру, его судьба была в моих руках.
Я нашла его в самой высокой башне, лежащего на каменном полу. Его туша была пронзена тремя стрелами, на камни тихо капала алая кровь. Такая же алая, как розы в его саду. Я опустилась на колени рядом с ним и в страхе отпрянула - угас звериный блеск в больших желтых глазах, теперь он смотрел на меня так, как смотрит человек, знающий, что пришел его последний час. "Ты вернулась..." - прохрипел он, аккуратно касаясь моей щеки своей мокрой от пота и крови лапой. "Я не могла поступить иначе"", - и это было правдой, я должна была вернуться и увидеть его таким. Слабым, беспомощным, убитым. Такой он сделал меня в первые дни заточения, таким я жаждала сделать его до конца дней.
Однако, вопреки всем моим планам, он улыбался. Я никогда не видела улыбки чище и светлей, чем в ту роковую минуту, когда я поняла, что своей игрой сделала его сильнее, чем прежде. Он не боялся меня, он больше не был зол на свое проклятье; я внезапно почувствовала, что он был прощен.
Нет, нет, мерзкая тварь, я не отпущу тебя на свободу. Я заставлю тебя отстрадать все мои слезы, и слезы отца.
Он умирал. Я плакала от переполнявшей меня злости. Смерть виделась мне несправедливым наказанием для чудовища, он заслуживал гораздо большего, гораздо худшего. Я исступленно смотрела на его рваный камзол с едва заметной эмблемой - гербом. Гербы есть только у знатных семей, выходит, когда-то, отродье было не одиноко...
И вдруг, все детали, подобно витражной мозаике, сложились в единую картину: он убивал случайных пленников, потому что среди них не было женщин. Упрямому монстру было достаточно одной моей просьбы, чтобы он отпустил отца и оставил вместо него меня. Он никогда не прикасался ко мне, ему нужно было мое сердце, а не тело. Страшное заклятье, которого он боялся больше, чем моего взгляда, превратило его в чудовище.
Серый холодный блеск вновь вспыхнул в моих глазах. Я обхватила шею монстра и прошептала, с наслаждением вдыхая сырой, пропитанный кровью, воздух: "Я люблю тебя..."