Аннотация: История социальной программы Иностранного легиона Франции по поддержке и размещению получивших тяжелые увечья или пожилых одиноких бывших легионеров.
Много лет назад, работая над историческим путеводителем по Франции, мне довелось заняться историей Дома Инвалидов в Париже (Hôtel des Invalides), этого блестящего эксперимента Короля-Солнце Людовика XIV в области социального обеспечения бывших военнослужащих XVII в.
Однако роскошный век короля Людовика давно ушел в прошлое, а в высокотехнологичном и безжалостном ХХ в. проблема заботы государства об искалеченных или попросту одиноких старых солдатах и офицерах была столь же далека от благополучного решения. Стоит вспомнить хотя бы общемировой феномен "потерянного поколения" Первой мировой или тысячи впавших в нищету инвалидов Великой Отечественной войны в СССР (отчасти эта проблема решалась направлением их в специальные медучреждения, в т. ч. на о. Валаам). Надо признать, что Франция, чья показная верность идеалам гуманизма очень часто лицемерна, в этом отношении действительно демонстрировала реальные шаги. Дом Инвалидов в Париже прошел со своей благородной миссией через века, со временем превратившись в общенациональную программу поддержки увечных и престарелых военных. После Первой мировой войны появились передовые методики реабилитации израненных телом и душой солдат, а для воинов-калек были созданы специальные поселения-коммуны, где они могли жить и по возможности работать, не "травмируя" близких своим видом.
Первый пациент Дома Инвалидов Первой мировой войны, солдат 24-го колониального пех. полка Жан-Мари Каужоль (1889-1928); сфотографирован с пожилым ветераном Франко-Прусской в 1915 г.
После Второй мировой войны, в которой Франция потерпела быстрое и позорное поражение от нацистской Германии в мае-июне 1940 г., а в последующих боевых действиях и антифашистском Сопротивлении участвовала, мягко говоря, очень ограниченно, проблема тяжелораненых военнослужащих не достигла таких размеров, чтобы потребовалось усовершенствование имеющихся социальных и военно-медицинских учреждений.
Новому смелому эксперименту в этой сфере Франция обязана своим колониальным войнам 1930-50-х гг., которые покрыли эту самую харизматичную демократию "старой Европы" очередным несмываемым позором; однако даже на позорных войнах солдаты сражаются и получают тяжелые увечья, а негативное настроение в обществе отнюдь не способствует потом их социализации.
Капрал Иностранного легиона Домбровский (поляк) помогает раненому капралу Бойкову (болгарин, русский?) в горах Алжира, сер. 1950-х гг.
***
Легенда гласит, что идея о постройке в Париже масштабного приюта для военных инвалидов родилась у Короля-Солнце после встречи на дорогах прекрасной Франции с толпами молодых калек в лохмотьях когда-то красочных мундиров. Точно так же в 1933 г. 1-й инспектор (факт. командующий) Иностранного легиона Франции (Légion étrangère), генерал Поль-Фредерик Ролле по прозвищу "Папаша Легиона", прибыв морем в командировку в Марсель, был поражен мрачным сборищем "клошаров (нищих) с медалями", часто со следами тяжелых ранений, спавшихся вповалку в заброшенных складах на пристани. Наметанным взглядом человека, прослужившего 33 года в Легионе, "Папаша" сразу узнал своих. Раздавая увесистые пинки и удары тростью, генерал с помощью адъютанта и ординарца выстроил "вшивую роту" в две шеренги и разразился гневной речью, точных слов которой история не сохранила, но смысл примерно ясен: "Как вы смеете, подонки, позорить Легион, кончайте бродяжничать, отправляйтесь жить в созданные для вас, козлов, государственные приюты, с устройством помогу!".
Бывшие легионеры, которым, наверное, произошедшее показалось продолжением кошмарного сна, отвечали, что почти все они не французы, и республике на них плевать. Не лишним будет отметить, что в первой половине ХХ в. Иностранный легион Франции оправдывал свое названия, комплектуясь по большей части из иностранцев, а от "титулярной нации" туда попадали в основном маргинальные элементы. Генерал Ролле выслушал сбивчивые оправдания опустившихся, полубезумных, искалеченных товарищей по оружию и буркнул: "Обещал помочь - значит помогу!", после чего торопливо направился по служебным делам.
Поль-Фредерик Ролле недаром носил свое прозвище. Грубиян и ругатель, несдержанный на тумаки проштрафившимся подчиненным, он был старательным и честным офицером и по мере сил, вернее, выше меры сил заботился о бедолагах-легионерах. Несколько кавалерийских наскоков генерала Ролле на компетентные военные и гражданские институции Французской республики с требованием расширить программу социальной помощи бывшим легионерам провалились. Генерал, обращавший в бегство арабских всадников и пробивавший "линию Гинденбурга", оказался бессилен перед сакраментальным цинизмом бюрократии: "Мы их туда не посылали". Ему оставалось рассчитывать только на структуры и фонды Иностранного легиона, который недаром считают во Франции "суверенным военным орденом в республике". Приказом генерала среди Иностранных полков и полубригад появилась принципиально новое структурное подразделение: служба Морали Легиона (service Moral de la Légion). В ее задачи входило: "с одной стороны, основать в гарнизонах центры приема раненых или больных легионеров, а с другой стороны, заботиться о переквалификации солдат в гражданской среде".
"Папаша Легиона" ген. Ролле лично принимает кандидатов на размещение в Доме Легионеров, 1930-е гг.
Тогда же был основан и специальный приют для увечных или престарелых одиноких легионеров, которому со временем предстояло превратиться в "Дворец инвалидов Легиона". На средства из бюджета Иностранного легиона - дав идеальный повод для спекуляций ретивой французской прессы на тему "злоупотреблений на благотворительности" - было приобретено небольшое поместье Ле-Вед близ Ориоля (Auriol, др. прочтение: Орьоль) в регионе Прованс - Альпы - Лазурный Берег, департамент Буш-дю-Рон, округ Марсель. Первоначально оно представляло собою сельскохозяйственную территорию площадью около 4 гектаров со старинным зданием "шале" (каменное, основательное строение, не дотягивающее до замка-"шато"), не ремонтировавшимся с прошлого века. 8 июля 1934 г. генерал Ролле лично открыл скромный приют ветеранов Легиона. Туда были добровольно-принудительно переселены примерно 150 бывших легионеров, нищенствовавших в Марселе и окрестностях. Меньшую часть из них составляли инвалиды Первой мировой (прошедшие годы и лишения уже уложили множество таковых в бедняцкие могилы), большую - жертвы различных колониальных войн. Примерно каждый третий был ограниченно трудоспособен из-за тяжелых ранений, почти каждый десятый был признан душевнобольным. Для "отлова" некоторых пришлось проводить полицейскую операцию: менять бродяжью вольницу на новую казарму захотелось не всем.
"Интернациональная деревня", приют бывших легионеров в Ле-Вед/Ориоль, 1930-е гг. Обратите внимания на эмблемы Иностранного легиона на воротах.
Осел, запечатленный на фото, еще появится в повествовании.
Условия в Доме Легионеров, как стали неофициально называть это учреждение, поначалу действительно напоминали казарменные. Генерал Ролле был милосерден, но не сентиментален. Вновь прибывших первым делом обмундировали в легионерскую рабочую форму одежды и разбили на отделения и взводы по степени трудоспособности. Где не хватило младших командиров из числа "пациентов", были назначены действующие капралы и сержанты - и только один военный фельдшер. Несмотря на наличие в Иностранном легионе института полевых капелланов разных вероисповеданий, священник в приют направлен не был; возможно, посчитали, что закоренелым грешникам он уже не поможет. Персонал старался держаться с многое пережившими ветеранами уважительно, но твердо, не позволял никаких отступлений от устава. Для упрощения формальных процедур обеспечения первые "постояльцы" были вновь зачислены в Иностранный Легион, при этом их денежное довольствие переводилось для содержания приюта, а питание было организовано в рамках стандартного рациона легионера - удовлетворительно по качеству и достаточно по количеству, но без особых изысков. Выдавалась также ежедневная уставная норма дешевого армейского вина, т.н. "пинара" - 250 гр, которая могла быть заменена в размере 1:3 пивом или 1:2 сидром. Учитывая пристрастие к алкоголю, вынесенное многими ветеранами из горькой и бесприютной жизни "на гражданке", любая 40-градусная выпивка была строго запрещена. Посетители женского пола не допускались, за исключением официальных визитов дам из гражданского попечительского совета. Для выхода "во внешний мир" следовало получить увольнительную.
Первым приложением труда новых старых легионеров стали ремонт обветшавшего "шале" и приусадебное хозяйство. Дом Легионера выживал в значительной степени за счет самообеспечения. Складывается впечатление, что он прошел все периоды становления и развития "большого" Дома Инвалидов в Париже в ускоренной и уменьшенной версии. Подражание создателей приюта для ветеранов в Ле-Вед/Ориоле столичной модели - очевидно.
8 июля 1934 года в Доме Легионеров. По обе стороны от генерала Ролле (в первом ряду, в середине) гражданский директор-учредитель приюта Эли Рамбо и мадам Сильви, вдова офицера Легиона, глава женского попечительского совета.
Генерал Поль-Фредерик Ролле продолжал самым действенным образом заботиться об устройстве и социализации отставных легионеров и после своей отставки в 1935 г. Благодаря трудолюбию ветеранов Легиона и поддержке командования, Дом Легионеров достиг некоторого процветания. В его режиме санаторные правила постепенно заменяли уставные, а в управлении появились элементы солдатской демократии. Управляющего имением, например, избирали на общем собрании. Первым выборным главой в Ле-Вед/Ориоль стал сержант-шеф фламандского происхождения Ван Ден Богаэрте, с отличием служивший в 1923-33 гг. в Марокко и потерявший там кисть руки и ухо. Дом Легионеров обзавелся каменными пристройками, скотным двором, собственным автотранспортом и конным выездом. За счет успешного приусадебного хозяйства существенно улучшилось питание ветеранов. Вот как описывает его очевидец: "Еда вроде бы обычная, но качественная: суп, бифштекс и картошка фри, помидоры по-провансальски, сыр, вишня и клубника, пол-литра вина и кофе". Алкогольный паек вырос вдвое: командование убедилось, что, оказавшись в привычной обстановке казарменного товарищества, вчерашние "клошары" начали не спиваться, а работать.
Обед в Доме Легионеров, 1937.
Корреспондент марсельской газеты Le Soleil Marseille, посетивший ветеранов Иностранного Легиона в Ле-Вед/Ориоль жарким летом 1937 г., описал их жизнь почти в пасторальных тонах:
"Они счастливы, живут и работают дружно, рука об руку. Деревня Ле-Вед является воплощением почти идеальной интернациональной гармонии. Здесь нет ни интриг, ни ссор, ни зависти. Эти люди, героически побратавшиеся винтовками в руках под вражескими пулями, считают себя одной семьей. Все они принадлежат к этой великой семье, которая называется Легион. А Легион для них - Отечество. Отныне, независимо от их происхождения, они просто знают, что отдали свои жизни и сердца Франции, Легиону... Там представлены около пятнадцати национальностей, все европейские державы".
Бывший легионер ухаживает за цыплятами, 1937.
Упоминает журналист и русского легионера:
"Бертельс, русский по происхождению, повоевав во время Великой войны, вступил в белую армию генерала Деникина. С ней он воевал против "красных", намного превосходящих численностью! Настал момент, когда нужно было эвакуировать армию Врангеля. Бертельса погрузили в Севастополь на французский корабль, который доставил его в Константинополь, занятый Союзниками.... Именно в Константинополе он подписал свой первый контракт с Легионом, и затем его отправляли то в Алжир, то в Марокко... После шести лет легиона Бертельс возвращается к гражданской жизни... Там он познает одиночество, нужду. Куда идти? Он находит себя здесь, в "интернациональной деревне", где становится официальным художником Легиона, пишет портреты и эскизы формы одежды..."
"Папаша Легиона" генерал Поль-Фредерик Ролле продолжал навещать Ле-Вед/Ориоль вплоть до своей смерти в 1941 г. в оккупированном гитлеровцами Париже. Поговаривали, что старый генерал не перенес унижения после постыдного разгрома и капитуляции Франции.
***
Дальнейшую историю Дома Легионеров вплоть до 1950-х гг. можно охарактеризовать как "выживание". В период Второй мировой войны финансирование было прервано, а в 1942-43 гг. в Дом Легионеров несколько раз наведывались с обысками жандармы-коллаборационисты, подозревавшие старых легионеров в помощи партизанам-"маки". Автомобиль и лошадей жандармы при этом конфисковали, "великодушно" оставив для поездок в Ориоль за покупками старого осла, помнившего еще "Папашу" Ролле. Рейды прекратились, когда за ветеранов немецкого происхождения "вписалось" командование вермахта. Еще одна уродливая гримаса оккупированной Франции: борцов Сопротивления ловили тоже французы, а гитлеровцы в случае с Ле-Вед/Ориолем их урезонивали.
После войны финансирование было восстановлено, а к развитию социального проекта Иностранного легиона вновь привлек внимание новый наплыв инвалидов колониальных войн Франции в Индокитае и Алжире. С 1950-х гг. в Доме Легионеров начало осторожно принимать участие и Французское государство, но до сих пор ведущая роль в его поддержании принадлежит Легиону.
Раненый легионер, Алжир.
С началом 1950-х гг. забота о бывших легионерах перешла на качественно новый организационный уровень и приобрела гораздо более солидную материальную базу. 12 октября 1953 года министр национальной обороны Франции Рене Плевен (кстати, почетный легионер 1-го класса) и государственный секретарь по военным вопросам Пьер де Шевинье инициировали приобретение на бюджетные средства дополнительных территорий близ существовавшего Дома Легионеров - в Пюилубье у подножия горы Сент-Виктуар. Обоснование сделки гласило: "Для передачи Иностранному легиону для размещения раненых, инвалидов или больных легионеров, которые больше не могут продолжать службу".
Это было обширное поместье, ведшее свою историю с галло-римской виллы, о чем свидетельствовал древний акведук, снабжавший его водой с горы Сент-Виктуар. Здание "шато" (уже настоящего замка, а не "шале") постройки XIX в., правда, нуждалось в капитальном ремонте, однако стояло на основательном фундаменте каменных винных погребов X-XII вв., наличие которых не могло не радовать душу настоящего француза. В поместье было тринадцать гектаров виноградников, восемьсот оливковых деревьев, поля пшеницы, ячменя, огород, а также животноводческое хозяйство и птичник. Окрестные холмы, поросшие дубравами и соснами, представляли удобные пастбища. В настоящее время территория, принадлежащая "Дворцу инвалидов Иностранного легиона", составляет примерно 220 гектаров плодородной земли Прованса, однако не совсем понятно, была ли она вся приобретена в 1953 г.
Учреждение по социальному обеспечению ветеранов и инвалидов Иностранного легиона получило официальное название Института инвалидов Иностранного легиона - L"institution des Invalides de la Légion étrangère, или сокращенно - IILE. Название должно было подчеркнуть значимость возложенной на новое структурное подразделение задачи и ее гуманитарный и медицинский характер. Опять же прямая ассоциация с парижским Домом Инвалидов - в годы после Второй мировой войны его функции принял Национальный институт инвалидов Франции (l"Institut national des invalides).
Эмблема Института инвалидов Иностранного легиона.
12 мая 1954 г. новый комплекс "Дворца инвалидов Иностранного легиона" в Пюилубье был официально открыт генералом Пьером-Мари Кёнигом, в прошлом хорошим офицером 13-й полубригады Легиона, ставшим посредственным политиком-популистом. Высказался он на церемонии уже как законченный "публичный человек": "Создание Института инвалидов Иностранного легиона - это прекрасная мечта, которую давно лелеяли всех те, кто не только командовал этим соединением, но и кто больше всего любил Легион; все те, кто в своих скромных трудах в его имя всем сердцем усвоил, словно святыню, образ мысли, свойственный легионеру, который, как в удаче, так и в несчастье, должен чувствовать себя как дома".
Красиво сказано. Однако до того, чтобы чувствовать себя "как дома", выброшенным на обочину жизни тяжело раненным, больным и просто престарелым легионерам было еще очень далеко. Планы были амбициозны: вместо небольшой сельской общины Ле-Вед/Ориоль создать в Пюилубье масштабный современный комплекс социального и медицинского обслуживания, да еще и окупающееся агропромышленное предприятие в довесок. Имелись сельхозугодья, как обрабатывать которые мало кто понимал: легионеры привыкли копаться в земле, но по несколько иному поводу. Имелось "шато", по сути - развалюха ограниченной вместимости, нуждавшаяся в капремонте; сразу в дело годились только древние винные погреба, и то - пустые.
Однако Иностранный легион в очередной раз доказал, что для него не существует невыполнимых задач, и там, где не хватает умения, он возьмет напором. Первым директором IILE был назначен шеф батальона (чисто французское звание, соответствующее майору) Ле Рош, который определил фронт работ с типично легионерской последовательностью: "В первую очередь - борьба, затем - труд, потом - братство и товарищество".
Новый "колхоз" Дома Легионеров в Пюилубье получил имя капитана Данжу, наверное, самого известного из офицеров Иностранного легиона, командовавшего знаменитой обороной роты легионеров при Камароне 30 апреля 1863 г. во время Франко-Мексиканской войны. Поначалу в этом хозяйстве заправляли "действующие" постояльцы Дома Легионеров; действительно, многие из них в начале жизненного пути были крестьянами, а в своей "интернациональной деревне" довольно успешно вели приусадебное хозяйство. Однако для налаживания товарного сельскохозяйственного производства их навыков оказалось недостаточно. Долгое время "аграрный сектор" IILE приносил одни убытки. Например, вино, которое попытались выпустить на рынок отставные легионеры, оказалось жуткой кислятиной, каковую могли пить только в самом Легионе. Производство оливкового масла шло чуть лучше благодаря капралу в отставке греческого происхождения Тео Теодоридису, до поступления на службу занимавшегося этим делом профессионально, однако и оно не дотягивало до рыночных образцов. Огороды и разведение скота и птицы так и не перешли границ натурального хозяйства. "Колхоз им. капитана Данжу" фактически работал на самообеспечение легионного "Дворца инвалидов" свежими продуктами. Его "внешняя торговля" всегда носила характер благотворительной акции в пользу ветеранов со стороны тех, кто покупал.
Несколько лучше обстояло дело с благоустройством территории и жилым сектором. В первую очередь Легион задействовал собственные "рабочие руки", даже в том случае, если рука была только одна, или имелись другие тяжелые увечья: легионеры, которые рассчитывали на размещение в будущем комплексе в Пюилубье, должны были отработать свое "право на жилье". Официальная историография IILE гласит:
"Как только они прибыли, легионеры (отставные, раненые - М.К.) принялись за восстановление, строительство, расчистку, посадку. Необходимо все усовершенствовать и сделать из этой территории огромный центр реабилитации, боевого братства. Все присутствующие легионеры, вернувшиеся ранеными из Индокитая, были заняты на работах. Эти герои "на вынужденном отдыхе", умудрялись под солнцем Прованса залечить свои раны с лопатой и киркой в руках, на постройке своего дома".
Легионер на строительных работах в Пюилубье.
На строительные работы также активно привлекали партии отпускных легионеров, отправляя их вместо кабака или борделя поработать в Пюилубье "на общественных началах". Кроме того, на постройку нового здания приюта весь действующий личный состав Легиона, от 1-го инспектора до последнего конскрипта, должен был жертвовать однодневный размер денежного довольствия. В Иностранном легионе, где товарищеская взаимовыручка возведена в официальную уставную норму, отказаться не осмелился никто: это приравнивалось к дисциплинарному преступлению. Ежики кололись, но продолжали жрать кактусы Легионеры крыли "проклятую богадельню" на всех языках, но послушно ездили таскать кирпичи и исправно отсчитывали "свои кровные". Разумеется, на столь масштабный проект скромных франков простых служак не хватило, и, согласно официальной историографии, потребовалась "щедрость друзей Иностранного легиона", т.е. спонсорская помощь. Доверительные отношения Иностранного легиона с бизнесом всегда являлись во Франции предметом лихорадочного интереса прессы, но вскрыть их механизмы щелкоперам было не по зубам. Так или иначе, спонсорские деньги были выбиты получены.
Главное здание нового Дома Легионеров в Пюилубье было возведено форсированными темпами, словно укрепленный форт на границе с берберской пустыней. 15 мая 1955 г. генерал Кёниг снова явился торжественно перерезать ленточку и произносить речи на его открытии, уже в своем новом статусе министра национальной обороны Франции. Построенный при активном участии гражданских подрядчиков (о чем в официальной историографии Легиона предпочитают не упоминать) новый Дом Легионеров представлял собою впечатляющее монументальными размерами здание-полуротонду из желтого песчанника протяженностью фасада 210 м. с портиком в конструктивистском стиле. В нем располагалось 90 комфортабельных двухместных комнат для ветеранов с ванными и душевыми, хозяйственные помещения (вкл. кухню, прачечную, магазин и склад), общая столовая, клуб (с баром), библиотека, кинозал, спортзал, лазарет. О последнем, в силу специфического назначения учреждения, следует рассказать подробнее. Согласно расписанию персонала IILE, за ним было закреплено круглосуточное дежурство младшего медперсонала легиона, однако военный врач принимал там пациентов лишь раз в неделю. На случай непредвиденных ситуаций была установлена постоянная связь с Военным учебным госпиталем Альфонс-Лаверана в Марселе (l'hôpital d'instruction des armées Alphonse-Lavéran), а также с больницами в Марселе и в Тулоне. Но туда пациента еще надо было довезти. На месте ветераны Легиона, в большинстве имевшие тяжелые увечья и хронические заболевания, большую часть времени могли рассчитывать только на помощь санинструктора, словно в бою. В этом отношении медицинское обеспечение в IILE было значительно хуже, чем, например, в соответствующих советских медучреждениях, где всегда имелись дипломированные врачи.
Двухместная комната в Доме Легионеров Пюилубье, 1950-е гг.
Административные органы, включая представительства всех социальных подразделений и финансовой службы Легиона, а также ассоциации его ветеранов, разместились в отремонтированном "шато" Пюилубье. Среди обитателей Дома Легионеров замок почему-то получил прозвище "скворечник" (nichoir).
Размещением и повседневными нуждами ветеранов ведал старший унтер-офицер из действующих легионеров (sous-officier supérieur). Он же следил за порядком: первые обитатели жилого комплекса в Пюилубье были по большей части людьми еще молодыми, при этом жестоко искалеченными войной и жизнью, и деструктивные проявления "кафара" (досл.: "таракана", так во Франции в обиходе называю посттравматический синдром) случались регулярно. Для нарушителей благопристойности, как и в парижском Доме Инвалидов в период монархии, были предусмотрены наказания от различных ужесточение режима до "изгнания из рая" (отчисления). Однако по настоящее время "высшая мера" была применена только 17 раз, в большинстве случаев - за кражи у своих; "крысятничество" в Иностранном легионе не в чести, как и везде. С 1950-х гг. были установлены также новые ограничения на продажу спиртного в баре, соответствующие таковым в местах дислокации Иностранного легиона: не более 4 бутылок пива или 0,75 вина "на брата" зараз и строгое табу на 40 градусов. Они действуют и по сей день.
Столовая в Доме Легионеров, 1950-е гг.
Первое заселение нового Дома Легионеров состояло из 123 человек, подавляющее большинство которых вернулись с провальной колониальной войны в Индокитае. Из них были сформированы "дивизии" (в данном случае просто группы) по национальному признаку, в порядке убывания по численности: немецкая, русская (в основном бывшие советские военнопленные, завербованные после освобождения из гитлеровских концлагерей; к ним добавили поляков, чехов и балканцев), испанская, швейцарская, валлонская и "прочие"; всего 20 национальностей. Организация по принципу землячеств позволяла избегать конфликтов, например, между русскими, бывшими красноармейцами, и немцами, среди которых было немало сбежавших в Легион эсэсовцев и битых вояк вермахта.
Население старой "интернациональной деревни" Ле-Вед в это время составляло около 70 пожилых ветеранов. Но, несмотря на шаговую близость двух общин и их принадлежность к общей структуре, их обитатели общались мало: они принадлежали к разным поколениям легионеров и просто к разным поколениям, у них были несхожие интересы и разный менталитет. Проблема "отцов и детей" в IILE существовала всегда.
В новом Доме Легионеров продолжал работать принцип "Папаши" Ролле: размещение в обмен на жалованье. В послевоенное время фиктивное "зачисление обратно в Легион" ветеранов больше не практиковалось, однако оплата "полного пансиона" равнялась примерно 60-70% получаемой ими пенсии по ранению или по выслуге лет (после 15 лет службы); остатки Легион щедро оставлял на посещение "внутренних" бара и магазинчика, действительно дешевых. Появилось и еще одно важное условие: получить пожизненную заботу в комплексе IILE могли только холостяки, либо подписавшие согласие "жить одному" - это чтобы не было соблазна подтянуть "на все готовое" забытых в далеком доме жен и детей. Не принимались также недееспособные инвалиды; впрочем, справедливости ради надо отметить, что по этому пункту часто делались исключения, либо соцслужба Легиона пристраивала совсем уж страшно искалеченных бойцов в профильные госпиталя.
В дополнение к материальной и моральной поддержке, которую IILE оказывал своим подопечным (регулярные посещения госпитализированных пациентов, публикация ежеквартального информационного бюллетеня), с начального этапа функционирования учреждения в нем проводились крупные праздничные мероприятия, приуроченные к памятным для Иностранного легиона событиям, которые были ориентированы на мотивирование действующих легионеров и рекламу корпоративного духа. Организовывались встречи ветеранов со служащей молодежью, которые, как было указано в статуте "помогали обмениваться эпическими воспоминаниями и опытом". Вообще, политика IILE была ориентирована не на "доживание", как в Доме Инвалидов в минувшие века, а, в духе гуманизма Новейшего времени, на поощрения активного образа жизни старых вояк. В Пюилубье прижилась поговорка: "Нет ничего лучше, чем променять ностальгию на занятия".
Производственная деятельность приюта ветеранов Иностранного легиона была организована в 1950-е гг., и с тех пор демонстрирует большую устойчивость и приверженность традиции. Эти два качества - вообще фирменный знак Легиона, типа знаменитого "белого кепи".
В середине 1950-х г. была открыта переплетная мастерская, закуплено полиграфическое оборудование и заключены контракты с рядом библиотек Марселя и региона Прованс на реставрацию старинных книг. Как тут не вспомнить старых солдат королей Людовиков, раскрашивавших гравюры в парижском Доме Инвалидов в XVII-XVIII вв. - преемственность налицо!
С февраля 1958 г. ведет свою историю производство ветеранами Легиона керамических изделий. Тогда первый директор IILE Ле Рош разыскал в Марселе отставного легионера 1-го класса Ги Париса, выпускника Школы изящных искусств, который только что вернулся с неудачной войны в Алжире и пустился во все тяжкие страдал от жестокого посттравматического синдрома. Вытащив несостоявшегося художника из кабака, шеф батальона Ле Рош по-командирски не оставил ему выбора: "Сегодня же отправляйтесь в отведенное вам помещение на первом этаже, посетите мастерскую, доложите мне о своих нуждах, - гласило письменное предписание командира-директора. - Знайте, что для нас важнее всего благополучие наших ветеранов, мы учреждаем предприятие не для того, чтобы наладить торговый оборот, а для того, чтобы восстанавливать боевой дух людей, сломленных жизнью, которые были ранены и травмированы на войне".
Мастерская находилась в одной из хозяйственных пристроек замка, в здании старой маслобойни, где была установлена печь для обжига керамики объемом 3/4 куб.м и другое простейшее оборудование. "Персонал состоит из четырех ветеранов, у одного из которых одна нога, у другого - одна рука, а двое других кажутся целыми, - поделился первыми впечатлениями Ги Парис. - Но приказ отдан, задание должно быть выполнено".
И этот незадачливый легионер "из чистой публики" (таких в Иностранном легионе традиционно не любят и опасаются) оказался абсолютно на своем месте: он руководил керамическим производством до 2000 г., проработав в IILE более сорока лет.
Продукция керамической мастерской, 1960-е гг.
При нем производство было расширено и усовершенствовано, количество квалифицированных мастеров из числа ветеранов к 1961 г. увеличилось до 15-20 чел., мастерская стала производить фирменный "легионерский фарфор", каменную и глиняную скульптуру, керамическую плитку с эмалевой росписью и, в качестве побочного производства, заниматься росписью настенных фресок. Основная тематика изделий - сувениры со знаками отличия, жанровыми сценками и фольклорными сюжетами Иностранного легиона. Изделия керамической мастерской Дома Легионеров легко продаются в сувенирных магазинах в Музее Легиона в Обани, в Пюилубье, Марселе и других местах, а также онлайн. Керамика первой из всех изделий ветеранского производства стала приносить прибыль.
Постепенно IILE обзавелось производствами текстиля, оптики и даже просьба не делать ассоциаций свечным заводиком. Как правило очередная мастерская открывалась, когда среди оказавшихся в Доме Легионеров ветеранов появлялся соответствующий профессионал-энтузиаст. Невольно возникает вопрос: неужели этим людям, чтобы понять свое мирное призвание, надо было сначала долгие годы продавать свою кровь и убивать по приказу Франции?
А вот пищевая продукция "колхоза им. капитана Данжу" завоевала торговую марку только к 1970-80-х гг., при участии приглашенных гражданских виноделов и агропромышленных специалистов. Приобрели потребительскую популярность (очень умеренную до сих пор, в основном за счет легионной экзотики) следующие марки вина, красного, белого и розового: RÉSERVE DU GÉNÉRAL (Генеральский резерв), MAGNUM (револьвер такой есть), ESPRIT DE CORPS (Дух товарищества), CAMERONE (В честь сражения 1863 г., в котором погиб кап. Данжу), CUVÉE DES KÉPI BLANC (Куве Белого кепи), MISS KÉPI BLANC (Мисс Белое кепи; женщин в Иностранный легион принимают с 2000 г.), MONSIEUR LÉGIONNAIRE (Месье легионер) и некоторые другие. Кроме того, пошли в продажу "на вынос" оливковое масло и соленья/варенья.
В череде исторических событий, связанных с развитием социального комплекса IILE, последним из наиболее знаковых стало открытие в 1990 г. в замке Пюилубье музея формы одежды и творчества Иностранного легиона, филиала Музея Легиона в Обани. В основу легла частная коллекция, которую передал в дар ветеранам человек, собиравший ее с 1960-х гг. Забота об экспозиции музея также ложится на "постояльцев".
Тем не менее, как бы не бодрились престарелые и искалеченные легионеры, в их приют часто наведывалась постоянная посетительница - смерть.
В этой печальной связи на муниципальном кладбище Пюилубье в 1962 г. был открыт Военный некрополь, где лежат многие бывшие легионеры, одни в общем склепе, другие в могилах. Первыми вечное успокоение там нашли "Папаша Легиона" генерал Поль-Фредерик Ролле, столько сделавший для своих боевых товарищей-ветеранов; принц Оге Кристиан Александр Роберт Датский, аристократ и блестящий офицер, внезапно поступивший в Иностранный легион в 1922 г. и умерший в 1940 г. обычной легионерской смертью от лихорадки в Марокко; и легионер 1-го класса Хайнц Циммермана, последний погибший в Алжире.
В Доме Легионеров к смерти относятся как к старой знакомой, старые вояки не раз смотрели ей в глаза на полях своих сражений.
Там он жил в тени сухих смоковниц
Песни пел о солнечной Кастилье,
Вспоминал сраженья и любовниц,
Видел то дуэли, то мантильи.
Как всегда, был дерзок и спокоен
И не знал ни ужаса, ни злости.
Смерть пришла, и предложил ей воин
Поиграть в истершиеся кости.
("Старый конкистадор", Николай Гумилев)
___________________________________________________Михаил Кожемякин.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
