Лебедь кровавого века, или курортный роман прапорщика Гумилева
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Написано в соавторстве с Еленой Юрьевной Раскиной, идея Алексея Васильева. Сценарий художественного фильма о крымском этапе жизни и творчества поэта-воина Николая Гумилева летом 1916 г., когда он находился на излечении в военном лазарете в Массандре и работал над драматической поэмой "Гондла" (текст: http://gumilev.ouc.ru/gondla.html).
|
ЛЕБЕДЬ КРОВАВОГО ВЕКА,
или курортный роман прапорщика Н.Гумилева
ПЕРВАЯ СЕРИЯ
Сцена первая
Лето 1916 года. Ялта уже охвачена предчувствием грядущих потрясений, в Массандре, - затишье перед бурей. Дача в Большой Массандре. Ольга Мочалова - молодая и красивая "литературная барышня", начинающая поэтесса - задумчиво сидит на ступеньках террасы над сборником стихов Н.С.Гумилева "Жемчуга", с тихой грустью перелистывает страницы. Мирная тишина, розовый закат, цветут шиповник и жасмин. Скрип калитки, вбегает Варвара Монина, двоюродная сестра Ольги, хорошенькая, бойкая, лукавая, возбужденно рассказывает:
Варвара: Я гуляла по Нижней Массандре и, знаешь, кого встретила?! Поэта Гумилева, твоего любимого! По которому ты заочно с ума сходишь! Все книжки его читаешь... Гуляет себе по аллеям в санаторном халате, а походка, словно шаги Командора! Монументальная!
Ольга: Откуда же ты узнала, что это он? В Нижней Массандре много военных, отдыхающих - и в халатах, и в офицерской форме... Даже дезертиры попадаются! Они сейчас тысячами с фронта бегут...
Варвара: Он мне представился, Оля! Да я и фотографию его у тебя видела! Сидела я на скамейке, читала стихи Тэффи. Знаешь, "Семь огней". Он спросил: "Юмористикой занимаетесь?". Я в ответ: "Это стихи". Он удивился, сказал, что немногие знают Надежду Александровну Бучинскую, Тэффи, как поэта, а не как юмориста. Потом представился. "Я поэт Гумилев...". Любезничал со мной, предложил прийти к нему в палату. Он в Массандре на излечении, после фронта, после тяжелого воспаления легких.
Ольга: Прямо-таки любезничал? И палату прийти предложил? А ты, конечно, согласилась?
Варвара: Вовсе нет. Зачем мне это нужно? Мне он не понравился. Холодный и торжественный, как статуя! Я только спросила: "У вас в палате что, архитектура какая-то особенная?".
Ольга (огорченно): Как жаль, что Николай Степанович не мне это предложил, я бы пришла....
Варвара (с лукавой улыбкой): Вот ты и иди!
Ольга: Куда, в палату?
Варвара: Нет, в парк! Завтра в шесть он будет ждать у входа в парк!
Ольга: Тебя ждать, не меня!
Варвара: Будет ждать меня, а придешь ты! Так даже интересней! Разыграем его! Ты у нас - нежная, пасторальная, ты ему больше подойдешь! А я - дерзкая, грубая, смешливая, зачем я ему? Он так и сказал: "Вы, Варенька, больше похожи на Леру, а мне нужна Лаик...".
Ольга: Какая такая Лаик?
Варвара: Пьесу он пишет какую-то. То ли о древних ирландцах, то ли о древних исландцах, то ли обо всех сразу... Там две героини. Лера и Лаик. Одна - злая, резкая, точно, как я! А другая - нежная, фиалковая, ну точно ты! Или это одна героиня - только двоится, как оборотень. Я не поняла толком. Твоему Гумилеву сейчас Лаик нужна, вот ты к нему и иди! Сядешь на скамейке у входа в парк, как мы с ним договаривались. Книжку Тэффи возьмешь, как я! Вот весело будет!..
Ольга: А если он не увидит тебя - и мимо пройдет?
Варвара: Не пройдет. Я велела ему на скамейке сидеть и меня дожидаться. Скамейка особенная. У самого входа в парк.
Ольга: Так уж и велела? С какой стати ты ему приказываешь?
Варвара: Женщина всегда приказывает! По праву красоты. Это как у мужчин право сильного. Ты, дурочка, пока этого не понимаешь. Когда-нибудь поймешь...
Ольга: Хорошо, я пойду. Я очень хочу познакомиться с Николаем Степановичем.
Варвара: Вот и знакомься, на здоровье! Делюсь! Цени мою доброту! Потом расскажешь, как все прошло... (Уходит, смеясь)
Сцена вторая.
Массандровский парк на окраине Ялты. На набережной играет военно-морской духовой оркестр. Пожилой капельмейстер показан крупным планом, это тот же актер, который будет играть Конунга в драматической поэме Н.С. Гумилева "Гондла", вставном элементе сценария. Прогуливаются отдыхающие, сестры милосердия с ранеными, продавцы вразнос торгуют цветами и прохладительными напитками, бегает мальчишка-газетчик и т.д. По аллее вразвалочку идут двое надменных молодых людей, лузгающих семечки.
Один из них - солдат тыловой команды (Он же - Лаге в драматической поэме Н.С. Гумилева "Гондла"), второй студент-"революционер" (он же - Ахти в драматической поэме Н.С. Гумилева "Гондла"). Они подходят к скамейке, на которой сидит Ольга Мочалова, ожидающая Гумилева. Ольга перелистывает книгу Тэффи и мечтательно улыбается в предчувствии встречи с Гумилевым. Парочка подходит к ней, заводит грубый, наглый разговор. Студент забирает книгу, садится рядом, солдат - с другой стороны. Ольга пытается встать и уйти, но они удерживают ее.
Внезапно на ее лице появляется радостная улыбка. Слышен негромкий, но уверенный голос Гумилева: "Верните книгу, господа, и встаньте, когда разговариваете с дамой!".
Студент (вызывающе): А вам что за дело? Я вправе разговаривать с ней так, как мне хочется.
Гумилев: Извольте принести извинения барышне и убирайтесь. Это приказ.
Студент (задиристо вскакивает): Сейчас отсюда уберетесь отсюда вы! Время ваших приказов прошло, наступает наше время! (к солдату) Что стоишь, свободный товарищ? А ну-ка, влепи золотопогоннику!..
Солдат: Вот сам и влепи, коли сможешь.
Гумилев (дает студенту пощечину): Не сметь оскорблять погоны фронтового офицера. А это - лично от меня... (замахивается, но студент уворачивается и отскакивает)
Студент (издали показывает карманный пистолет): Ну, сволочь, холуй царский, еще свидимся! (солдату) А ты, Коваленко, трус и предатель дела революции! (убегает)
Гумилев (с улыбкой): Да, в сравнении с германской артиллерией игрушечный револьверчик фирмы "Лефорше" производит эффект! (к солдату) Подожди... Коваленко? Григорий?! Второго эскадрона лейб-гвардии уланского?
Солдат (с широкой улыбкой протягивает руку): Здоровеньки булы, Николай Степаныч! А я тебя сразу узнал!
Гумилев: Эх, Григорий, ты же фронтовик, кавалерист! Как прикажешь понимать твое поведение? Не я ли рассказывал тебе тогда, в Польше, что солдаты - наследники рыцарей, и, стало быть, должны благородно относиться к женщине... А ты?!
Солдат (К Ольге, становясь навытяжку): Вы извиняйте меня, барышня! Не больно-то красиво вышло. Сказився я за два года без бабской кампании... Выбачьте, без дамской! Напугал вас?
Ольга: Я ничуть не испугалась! Тем более, я верю, что такой храбрый рыцарь не мог бы обидеть даму. А другой - непременно защитил бы меня!
Гумилев: К вашим услугам, сударыня... А ты, Гриша, какими судьбами здесь, в Массандре? В лазарете? Ранен, болен?
Солдат: Так точно, Николай Степаныч, в лазарете, четвертый месяц в нестроевой команде... Доктору здешнему поклонился золотым портсигаром, что на германском лейтенанте взял, фельдфебелю грошей поднес - и любо дорого! Негодный к строевой. Службишка не пыльная, знай - жри да спи!
Гумилев: Как это понимать?
Солдат: А очень даже просто. Как германец меня в пятнадцатом годе под Кашиловцами наскрозь прострелил, послали меня сюда на поправление здоровья. Ну, поправил, вокруг осмотрелся: а тут словно о войне и слыхом не слыхивали! Богатеи да дворяне, чистая публика, тудыть ее, мационы гуляют, вина дорогие жрут, с бабами на авто над морем катаются... Горя им нет! А мне, что ж, обратно на войну?
Гумилев: В четырнадцатом году ты не боялся войны. Неужели теперь честной солдатской смерти бояться стал?
Солдат: Обижаешь, Николай Степанович! Смерти не боюсь... Устал я, сил моих нема больше! Ты ж сам в окопах сидел, мерз да болел, вшей кормил, в мокрой шинели неделями гнил, ноги в худых сапогах морозил, брюхом с поганой жрачки болел... А эти господа - сытые, жирные, холеные! Мошну грошами на военных подрядах да заказах набили, наворовали, а солдат - околевай!!! Речи про царя да про отечество они мастаки говорить, мол, помирай за них, а у самих сынки все по штабам в аксельбантах сидят! Не за что мне на такой войне воевать! Вон, хлыщ этот волосатый, что от тебя побег, все одно верно говорит: напились богачи-кровососы кровей народных на этой войне... Не с немца, с них нам взыскать пора за страдания наши!
Гумилев: А когда немцы к тебе в дом придут, ты тоже так скажешь?!
Солдат: Сказывают, скоро и в Германии революция случится, и немецким солдатам тоже не за что станет воевать. Как и нам.
Гумилев: Григорий, и не стыдно тебе петь с чужого голоса? Ты же с четырнадцатого года воюешь с немцами, должен был узнать их! Нет, нечего рассчитывать на то, что завоевательный германский дух смирит какая-то мифическая революция... Они не оставят своей жажды покорить земли на востоке! Наши земли, Гриша: Украину, Беларусь, Россию! Потомки Барбароссы и тевтонов не бросят вековой мечты сесть здесь господами-завоевателями, а нам предоставить участь своих слуг. Мы сможем остановить это нашествие только победив их в войне, победив жестко и окончательно - раз и навсегда! Если мы не одолеем их сейчас, нашим детям придется снова воевать с Германией, и новая война будет во много раз более страшной, чем та, которую прошли мы с тобой....
Ольга Мочалова (удивленно): Откуда вы, господин Гумилев, про это знаете?
Гумилев: Предчувствия - это глаза души, как говорил Наполеон. А вы, барышня, откуда изволите знать мое имя?
Ольга: Я ваши стихи давно знаю и люблю. И вашу фотографию видела. А Варя Монина, моя двоюродная сестра, сказала, что вы в парк вечером придете. Вот вы и пришли...
Солдат: Ну а я - пошел, что ли... (передает Ольге книгу) Держите, барышня! Бывай, Николай Степаныч! Заварил ты в моих мозгах кулеш - не расхлебать... (Уходит).
Гумилев: Значит, вы, барышня, вместо Вари пришли?
Ольга (опустив глаза, тихо): Вместо Вари... Вас это очень огорчает?
Гумилев (с улыбкой): Напротив, это меня радует. Варя рассказывала мне про вас. Вас зовут Ольга Мочалова. Но я думаю, что вас зовут по-другому.
Ольга: Как же?
Гумилев (после минутного молчания, вглядываясь в ее лицо): Ваше имя - Илояли. Нежно, женственно и ритмично. Так звали героиню "Голода" Кнута Гамсуна.
Ольга: А, может быть, Лаик?
Гумилев: Откуда вы знаете про Лаик? А, догадываюсь, Лера, то есть Варвара, рассказала?
Ольга: Да, это Варя.
Гумилев: Вы действительно похожи на героиню моей пьесы. Светлую, чистую. Вы - Лаик из лебединого рода. А ваша двоюродная сестра Варя - точно Лера. Ей бы на коня, да копье в руки! Пойдемте, прогуляемся к морю, и я расскажу вам про мою новую пьесу! Если вам, Оленька, это интересно...
Ольга: Конечно, интересно, Николай Степанович! Я так люблю ваши стихи. И тоже пишу, немного...
Гумилев (с ласковой улыбкой): Пишете? А еще что делаете?
Ольга: Бросаюсь в море, не сняв часы с руки, плаваю с дельфинами, бормочу стихи по ночам... Я - шалая!
Гумилев: Шалая?! И с дельфинами плаваете? Ну, точно Анна Андреевна!
Ольга: Анна Андреевна? Ах да, Ахматова! Она тоже плавала с дельфинами?
Гумилев: Еще как! В юности ее называли черноморской русалкой. Я и называл. Но давайте сейчас не о ней, давайте о вас!
Ольга: Пойдемте к морю, Николай Степанович!
Гумилев и Мочалова выходят к морю, к скалистому берегу. Гумилев цитирует С.Н. Сыромятникова (этой цитатой начинается драматическая поэма "Гондла"): "В Исландии, на этом далеком северном острове, принадлежащем скорее Новому, чем Старому, свету, столкнулись в IX веке две оригинальные, нам одинаково чуждые культуры -- норманнская и кельтская. Там, почти под северным полярным кругом, встретились скандинавские воины-викинги и ирландские монахи-отшельники, одни вооруженные -- мечом и боевым топором, другие -- монашеским посохом и священной книгой.
Эта случайная встреча предопределила, казалось, всю дальнейшую историю острова: историю духовной борьбы меча с Евангелием, которое Переродило мощных морских королей IX века в мирных собирателей гагачьего пуха, рыболовов и пастухов наших дней".
Говорит о том, что завершает в санатории работу над "Гондлой" - пьесой об ирландском королевиче-поэте, крестившем жестоких и воинственных исландцев, и его невесте Лере-Лаик, которая двоилась, была и доброй, и жестокой, и светлой, и темной - и Лаик, и Лерой. Начинается экранизация собственно "Гондлы" - сцена свадебного пира. Далее "Гондла" идет в сокращенной версии, основные сцены пьесы.
Вставной элемент 1.
ПОСТАНОВКА ДРАМАТИЧЕСКОЙ ПОЭМЫ Н.ГУМИЛЕВА "ГОНДЛА", ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ.
Сцена третья.
Гумилев и Мочалова у моря. Сидят на больших камнях. В руках у Гумилева листы рукописи.
Ольга: Странно, когда я смотрю на море, то, кажется, сейчас увижу корабли викингов, увенчанные резными головами с драконов... Или ладью с белым парусом. Вы так удивительно читали, Николай Степанович! Я себе все так ярко представила...
Гумилев: Так уж и все? И Гондлу? И Леру с Лаик? Узнали в Лаик себя?
Ольга: Быть может, я и похожа на Лаик. Только Варя - не Лера! Лера должна быть еще сильнее, ярче! Как царица... У Вари нет такой силы. Знаете, Лера похожа на Анну Андреевну, Ахматову, вашу жену... Такой я ее представляю по стихам...
Гумилев (с добродушной улыбкой): Вот так Оленька, вот так тихоня! А ведь вы угадали! Лера действительно похожа на Анну Андреевну, и я обеими сыт по горло! Хочется тихой нежности, как у вас... Хорошо, что вы тогда пришли вместо Вари!
Ольга: Но ведь вы любили Ахматову. И, наверное, до сих пор любите...
Гумилев, задумчиво: Знаете, Оленька, я хочу рассказать вам одну историю. Много лет назад, когда я был неопытным юнцом, когда мне было столько лет, как вам сейчас, я был до смерти влюблен в Анну Андреевну. Тогда она была не Анной Ахматовой, прославленной и обожаемой, а только Аней Горенко, красивой и капризной, дьявольски гордой. И ей очень нравилось мучить меня. Я тогда заменял ей публику. Вот однажды в Севастополе, в Стрелецкой бухте, мы стояли у моря, как сейчас стоим с вами. Море выбросило на берег тела мертвых дельфинов, и Аня сказала...
Ольга: Что же она сказала, Николай Степанович?
Сцена четвертая.
Ретроспекция. Май 1907 года. Севастополь. Стрелецкая бухта. Гумилев и юная Ахматова, тогда еще - Анна Горенко, на берегу, смотрят на туши мертвых дельфинов в волнах прибоя.
Анна (сухо и строго, подчеркивая обращение на "вы"): Я не люблю вас, Николай, и не могу быть вашей женой. У меня есть другой. Или другие. Неважно. Может быть, завтра я убегу с негром из цирка, а, может быть, выйду замуж за своего репетитора, Демьяновского. Или за Сергея фон Штейна, ему после смерти Инны так одиноко...
Гумилев: Инны? Вашей сестры?
Анна: Ну и что? Помните, как у Пушкина: "Я выбрал бы другую, когда бы был, как ты, поэт...". Сначала Сергей выбрал Ольгу Ларину, то есть Инну, а потом выберет Татьяну...
Гумилев: То есть вас?
Анна: Именно. А, может быть, и это чепуха. Может быть, я люблю того, о ком вы вообще ничего не знаете.
Гумилев: Голенищева-Кутузова. Я знаю. Мне говорил ваш брат Андрей.
Анна: И что же он еще говорил?
Гумилев: Что вы запутались в своих романах. Но я не хотел верить!
Анна (резко): Так поверьте! Давно пора!
Гумилев: Эти мертвые дельфины как наша любовь...
Анна (внезапно переходя с официального "вы" на дружеское "ты"): Как твоя любовь, Коля! Я всегда любила тебя только как брата. И как друга.
Гумилев: И всегда представляла меня мертвым. Я помню, как ты написала: "Пришли и сказали: "Умер твой брат!".
Анна (подхватывая): "Не знаю, что это значит. Как долго сегодня кровавый закат / Над крестами лаврскими плачет...".
Гумилев (задумчиво): Может быть, однажды так и будет... К тебе придут и скажут, что меня больше нет!
Анна, испуганно: Нет, Коля, нет, живи долго! (Пытается его обнять, но Гумилев отводит ее руки)
Гумилев: Мне не нужна жалость, Аня! И дружба тоже. Мне нужна любовь.
Анна: Пойдем к нам на дачу, Коля. После переговорим (уводит его)
Сцена пятая.
Снова Гумилев и Мочалова на берегу моря в Массандре.
Ольга: Она любила вас, по-своему. Я имею в виду Анну Андреевну.
Гумилев, сухо: Я так не думаю.
Ольга: Только ей нравилось играть вами. И собой. И другими. Вот и Варя такая же... Знаете, она про меня и вас стишок сочинила. Противный такой.
Гумилев: Какой же?
Ольга: А вы не обидитесь?
Гумилев: Ну что вы, Оленька... Читайте!
Ольга (отходит в сторону и принимает картинную позу, читает):
Ольга Мочалова
Роста немалого
В поэта чалого
Влюбилась, шалая.
Гумилев (сквозь смех): Ну и язва она, ваша Варя! Ладно, пусть я - чалый, все-таки кавалерист! Но вы-то почему роста немалого? Вы же - не каланча. Вы очень изящны. А вы и вправду в меня влюбились, Оленька?
Ольга (тихо, опустив глаза, краснея): Правда.
Гумилев: Спасибо, Оленька. Я знаю, вы для меня - певучая. И вас зовут Илойяли. Или Лаик.
(Гумилев обнимает ее, Ольга не противится. Поцелуй).
Сцена шестая.
Дача в Большой Массандре. Вечер. Ольга открывает калитку, заходит, видит, что на ступенях террасы сидят двое - Варвара Монина и студент-революционер, тот самый, который приставал к Ольге в парке. Ольга демонстративно поворачивается и хочет уйти, но Варя останавливает ее.
Варя: Оля, как кстати, что ты пришла! Вот, мой новый знакомый как раз хотел принести тебе извинения... Как я поняла, он невольно обидел тебя в парке?
Ольга: Можно сказать и так. Однако бестактность поведения этого господина уже была наказана...
Студент: Прошу вас не называть меня "господином"! Мы как раз боремся за то, чтобы человек больше никогда не был человеку господином!
Ольга: Как же тогда называть вас?
Варвара: Его зовут "товарищ Аркадий"!
Ольга: А настоящее имя как?
Варвара: Запрещено говорить. В целях конспирации. Товарищ Аркадий приехал специально, чтобы вести пропаганду среди солдат в лазарете в Массандре, вдохновлять их на борьбу за естественные права человека. И, ты представляешь, у него уже такие блестящие успехи!
Ольга: Видела я его успехи! Естественное право человека вы, "товарищ Аркадий", понимаете как право брать все, что заблагорассудится?
Варвара: О чем ты говоришь?
Ольга: О нашей встрече в парке. Варя, твой товарищ Аркадий повел себя как настоящий разбойник. Меня защитил Гумилев.
Студент (напыщенно): Как видно, вам не понять красоты свободных, истинно революционных отношений между полами, скинувшими оковы обывательских приличий! Когда ваш отпетый реакционер Гумилев нагло помешал мне, я был намерен объяснить вам вихревую метафизику этого процесса...
Ольга: Какого процесса?
Студент: Процесса того, как свобода необратимо овладевает темными народными массами!
Ольга(издевательски): А я-то подумала, что вас куда больше занимал процесс овладения одинокими девушками в парке!
Студент: Не советую вам так острить, Ольга! Мы ведь вам ни малейшего зла не причинили.
Ольга (резко): А вполне могли бы, если бы не вмешался Николай Степанович! И еще подлее, что вы пытались внушить ваши мерзкие идеи этому славному простому солдатику!.. Коваленко, кажется?
Студент: Всегда знал, что таким экзальтированным богемным особам, как вы, по душе неотесанная вонючая солдатня!
Ольга: Глядите, как бы вам и от меня пощечину не получить! И не вздумайте пугать меня вашим оружием! Варя, где ты его нашла, этого хама?
Варвара: Не оскорбляй товарища Аркадия, Оля! Мы познакомились сегодня днем в кафе на набережной. Не знаю, о чем ты говоришь, но со мной он вел себя достойно и уважительно.
Ольга (недоверчиво пожимая плечами): Значит волк превратился в ягненка... Ненадолго, конечно.
Варвара: Ты лучше послушай, что он говорит!
Ольга (снисходительно): Отчего же не послушать?
Студент: Скоро, очень скоро вы поймете, Ольга, что народным массам и, в первую очередь, солдатам, как их наиболее страдающей в данный момент части, не по пути с эксплуататорским царским режимом! Долг всех прогрессивных людей России - остановить эту кровавую бойню, на которой наживаются капиталистические хищники всего мира. Любой ценой! К счастью для нас, солдаты сами больше не хотят воевать...
Ольга: Любой ценой? Даже ценой того, что германцы придут сюда, в Крым? Или в Петроград?
Студент: Наслушались бредней вашего верноподданного поэта-оборонца? Когда произойдет мировая социалистическая революция, больше не будет ни границ, ни войн...
Ольга: Ну пусть она сначала произойдет! А пока армии приходится воевать, несмотря на все жертвы и страдания, чтобы защитить всех нас!
Варвара (вмешиваясь в разговор): Что за газетную чушь ты говоришь, Оля! Товарищ Аркадий прав: России нужно выйти из войны, и как можно скорее.
Ольга: А какой ценой выйти? Мировая война не похожа на петербургский трамвай, из которого каждый может выйти, когда ему вздумается...
Варвара: Совсем тебе вскружил голову этот Гумилев. Даже говорить начала его словами. Точно чеховская Душечка...
Ольга: А ты заговорила словами своего нового друга... Ой, прости, "товарища"! Или и ты уже стала революционеркой, Варя? Раньше я этого за тобой не замечала!
Студент: Барышни, зачем же ссориться! Приходите лучше завтра в Нижнюю Массандру, к лазарету. Там будет собрание пребывающих на излечении нижних чинов, которые возмущены неравными условиями содержания для них и для офицеров. Между прочим, я буду произносить там речь, призывая к борьбе против самодержавия и империалистической бойни!
Варвара (восхищенно): А вы не боитесь - так открыто?
Студент: А кого мне бояться, Варвара? Мы теперь сила! Некому с нами бороться! Или почти некому. Верные псы режима - по большей части на фронте перебиты, червей кормят.
Ольга: А вы-то сами почем не на фронте?
Студент: Я принципиально не участвую в войне, которую ведет преступный царский режим! (Встает со ступенек и, расхаживая по двору дачи, говорит назидательно и важно): Попомните мое слово, вскоре поднимется мускулистая рука рабочего класса - и ярмо деспотизма разлетится в прах! Вот тогда придет наш звездный час, Варвара. Все, что раньше принадлежало аристократии и капиталистам, по праву достанется нам, вождям революционного народа! (Снова садится на ступени террасы и жестом хозяина обнимает Варю за плечи. Варя с улыбкой принимает этот его жест).
Ольга (грустно): "Ты смотрела, и ты улыбалась, веселей и страшнее огня..."
Варвара (удивленно): Что? Что ты говоришь?
Ольга: Ничего, Варя, когда-нибудь поймешь. Прощайте, товарищ Аркадий. А к лазарету я завтра все же приду, но совсем по другой причине! (Уходит в дом).
Варвара (к студенту): Влюбилась-таки в своего поэта! Шалая!
Студент: Видите ли, товарищ Варя, мы, революционеры - тоже поэты! Поэты всемирного разрушения, вселенского торжества ликующего сверхчеловека над растоптанной религией ханжей!
Варвара (восторженно): Вы словно древний воитель-викинг, Аркадий!
(Из дома доносятся звуки рояля)
Студент: Кто это у вас играет?
Варвара: Госпожа Калюжная, сестра поэта Брюсова. Она тоже снимает комнату на этой даче.
Студент-большевик: Поэты, ну надо же, одни поэты кругом! И я... А вы, Варя, случайно не поэт?
Варвара, смущенно: Я тоже пишу стихи, Аркадий.
Студент (игриво): Признавайтесь, наверное, какую-нибудь туманную декадентскую чепуху? Про незнакомок, незнакомцев, звезды и закаты?
Варвара: И про это тоже. А хотите, я вам почитаю?
Студент: Не имею ни малейшего желания слушать. Вы бы лучше написали стихи, более актуальные для сегодняшнего момента!
Варвара: Для чего?
Студент (заговорщически): Для нашей борьбы, разве не понятно? Для революционной печати!
Варвара: Я не умею - для листовок...
Студент: А для чего тогда умеете? Для девичьих альбомов выпускного класса гимназии?
Варвара: Зачем вы так? Для поэтического сборника или для альманаха...
Студент: "Сопли в сиропе"! (хохочет) Знаем мы ваши альманахи! Ну, ничего я вас переучу, товарищ Варя! Перекую, как говорится у нас в революционных кругах!
Варвара (с манящим смехом): Ну ладно, перековывай, товарищ Аркадий!
Студент: Прямо сейчас и начнем, товарищ Варвара! Промедление смерти подобно, как учит нас товарищ Ульянов-Ленин! (Берет ее за руку и, хихикая, быстро уводит в дом).
Сцена седьмая.
Нижняя Массандра. Лазарет для раненых, поступающих с фронтов Первой мировой. Солдатская палата. Импровизированный митинг. В дверях палаты стоят любопытные. Говорит "товарищ Аркадий". Он - в центре палаты, остальные слушают, сидя на койках или стоя вокруг него. Под потолком плавают клубы табачного дыма.
Студент: Товарищи солдаты! Стоглавая гидра царской реакции все теснее сплетает кровавые кольца козней вокруг нашего многострадального народа! Миллионы братьев в серых шинелях посылаются кровопийцами-генералами на убой ради того, чтобы богачи-толстосумы и всякие дворянчики-графчики жирели на вашей крови, как окопные вши! Мерзостная золотопогонная гадина...
Первый солдат, с перевязанной рукой: Золотопогонная гадина это, конешно, ладно сказано! А ты-то сам, товарищок, вшей окопных-то видывал?
Второй солдат, на костылях (смеется): Куда им! Им ихний папаша в присутствии белый билет справил, по всей форме!
Студент (оскорбленно): У меня, товарищи, слабая грудь, я получил медицинское освобождение от воинской повинности! А если среди вас имеются несознательные элементы....
Первый солдат (встает с угрожающим видом): Хто имеется? "Или-мент-ты"? Да я тя за такие слова и одной рукой расшибу! Меня, егорьевского кавалера...
Вчерашний солдат из парка, Коваленко: Охолони, кавалер, твое геройство нам известно. Ты лучше, товарищ Аркадий, зараз нам скажи, как твои революционеры думают за права простого солдата стоять, а то вовсе житья нам тута от офицерья да докторья разного здесь не стало...
Казак с перевязанной головой: Верно гутаришь, Гришаня! Ворье в лазаретном начальстве сидит, мать их растудыть! На пайке нашей, инвалидной, наживаться не сумневаются! То борщу недолив, то хлебушку недодача! Верно я говорю, братцы? (Одобрительный гул голосов). Халаты выдали - рванина! Туфли - вот! Подметки, ить, картонные! К девкам пойтить стыдно!
Второй солдат: А нам, может, и в парку сходить погулять охота, где публика различная развлекается! В таком тряпье напужаем мы только господ отдыхающих, чисто прокаженные... И в кофейню не впущают, винца крымского скушать!
Студент: Если для вас, товарищи, обывательские развлечения и скотское стремление набить брюхо выше идеи социальной справедливости, я презираю вас! Вы - рабы, и заслуженно находитесь в рабском состоянии.
(Возмущенный шум голосов)
Коваленко: Ты, товарищ Аркадий, рабами нас сволочить не моги! Мы на фронтах кровь проливали! Коли не скажешь, как нам равного с офицерами обращения в лазарете добиться, так проваливай, геть на двир!
Студент: Есть одно средство завоевать равноправное обращение, товарищи! Отказывайтесь возвращаться на фронты империалистической войны!
Третий солдат, "лежачий раненый", с койки: Ишь ты, отказывайтесь! Умный знашелся! Хлопцы, да це ж буде дезертирство - "отказывайтесь"! Зараз пид суд да в крепость...
Студент: Нужно оказывать решительное сопротивление, товарищи! Не идти на фронт - и все тут!
Третий солдат: А офицерье тоби - пулю меж глаз, "и усе тут"!
Студент: Значит, товарищи, надо первыми повернуть ваши солдатские штыки против кровожадной золотопогонной гидры! Поотшибать ей когтистые лапы, чтоб зареклась посягать на ваши естественные права!
Коваленко: И яйца поотшибаем, коли нужно!
Первый солдат (смеется): Эка ввернул! Офицерью яйца поотшибаем! Молодец, Гришаня, ядрено сказанул, в тютельку!
Второй солдат: Ну, православные, вы всех господ офицеров-то погодите под одну гребенку ровнять! Офицер офицеру - рознь, все равно что человек человеку. Есть которые к нашему брату со всем уважением, и на фронте, и тут! А вы сразу - гидра!
(В дверях палаты появляется Гумилев, в офицерской форме, с двумя георгиевскими крестами на груди)
Гумилев: Какие у вас, право, занятные зоологические сравнения, братцы! Сами придумали, или вот (указывает на студента), господин штатский надоумил?
Студент: А, господин Гумилев? Пришли послушать? Сравнения для вашей дворянской шайки мы еще лучше придумаем, дайте время! Не все же вам про жирафов писать!
Первый солдат (с интересом): А што это, вашблагородь, - "жирафа"?
Гумилев (выходя в центр палаты): Есть такие звери, если вы интересуетесь. В Африке обитают. Но к делу это не относится. Я вам про другое сказать хочу...
Студент: Заткните глотку, господин поэт, а то, стоит мне только сказать одно слово этим товарищам, и они быстро заставят вас замолчать! Не забывайтесь - вы здесь один, а нас - сила!
Коваленко: Ты б краще сам хлебало завалил, товарищ Аркадий. А то мне боевого друга моего, Николай Степаныча, слушать мешаешь.
Второй солдат: Говорите, вашблагородь! Мы вам верим.
Казак: Любо!
Гумилев: Благодарю, господа! Но мне нечего сказать кроме того, что мне стыдно за вас. Тем, кто отказывается воевать, когда миллионы их братьев идут на смерть, я отказываю в чести! Не думал, что мне придется говорить это вам, героям стольких сражений!
Коваленко: Не говори мне за честь, Николай Степаныч! Расскажи за честь своим друзьям-офицерам... Которые шли с нами в огонь, а стоило затихнуть бою - знову принимались сволочить и скотинить солдата!
Первый солдат: "Их благородия", ядрена вошь! А благородно, коли ротный с солдатского жалованья по гривеннику себе отрежет?
Казак: По мелочи же воруют, чисто совести в них нет!
Третий солдат: А як письма наши батькам да бабам читают и рядки вымарывают - це благородно?
Гумилев: Благородство, друзья мои, это личное качество. Увы, на войне выяснилось, что у слишком у многих оно было напускным. Но если оно есть у вас, то вы не бросите сейчас ради ваших мелких обид нашу армию и дело. Мы должны выиграть эту войну и закончить ее в Берлине! Вы тут говорили о гидре... Германия должна испытать полное и безоговорочное поражение, иначе она соберется с силами и снова пойдет войной - в первую голову против России. Не сейчас, быть может, но через десять, через двадцать лет, но все повторится снова! Так что, братцы, если вы продолжите бунтовать - один Бог знает, чего можно ждать от остальных! А если останетесь русскими солдатами и честно вернетесь на фронт - вы спасете не только отечество, вы спасете от войны поколение, которое придет за вами!
(Солдаты молчат, на их лицах видны следы тяжелого раздумья)
Студент (истерически): Вы подлец, Гумилев! Вы сорвали мне агитацию вашими декадентскими футуристическими прогнозами! Ничего, я с вами сейчас посчитаюсь... (выхватывает револьвер)
Коваленко (перехватывает руку студента): Не балуй!!
Гумилев (отнимает у студента оружие): А ну - марш отсюда, господин провокатор, пока я не вызвал комендантский патруль...
(В дверях появляется несколько офицеров-выздоравливающих, вместе с ними - Ольга)
Поручик со шрамом на лице: Ого, Николай Степанович, я вижу, вы опять в окружении поклонников! Надеюсь, они не докучают вам своими аплодисментами? А то эта милая барышня прибежала к нам в необычайном волнении и собрала вам в помощь настоящее ополчение...
Ольга (бросается к Гумилеву): С вами все в порядке, Николай Степанович?! Я так волновалась за вас!
Гумилев: Оленька, милая, не стоит волнений! Я жив и почти здоров. Видимо, моя жизнь еще нужна Господу Богу!
Ольга: У нас вчера был этот человек! Студент... Товарищ Аркадий! Он говорил, что в лазарете будет митинг! Я так испугалась, что будет столкновение между солдатами и офицерами, что прольется кровь...
Усатый подъесаул: Вот оно как, станичные? Буза, значится? (Студенту) А ну, раб божий, дай-ка помогу тебе на баз выйтить! (Хватает студента за шиворот и выталкивает из палаты).
Гумилев: А зачем этот товарищ Аркадий был у вас на даче?
Ольга: Он приходил к Варваре. У них роман.
Гумилев: Оказывается, у мадемуазель Вари плохой вкус. Знаете, этот мальчишка похож на Ахти из моей новой пьесы. Такой же хитрый, грубый и способный на предательский удар в спину. Удивительно, что Варя увлечена им... Она ведь так похожа на Леру, и ее герой видится мне как Лаге - смелый, дерзкий, но, простите, неумный... Гораздо хуже другое, трагичнее, я бы сказал...
Ольга: Что именно, Николай Степанович?
Гумилев: Что у целой России роман с таким Ахти... Скоро, боюсь, очень скоро наступит такая смута, которую не видали и во времена Гришки Отрепьева!
Ольга: Неужели ничего нельзя спасти?
Гумилев: Молитесь, Оленька, молитесь! Трудные времена наступают, страшные... Но надежда есть. Господь не оставит нас! Если мы его не оставим...
Ольга: Вы прочитаете мне еще что-нибудь из вашей пьесы? Я уже успела соскучиться за всеми ними - и за царевичем Гондлой, и за Лаик...
Гумилев: Ну если так, то я к вашим услугам! И я - и мои герои! Пойдемте отсюда на вольный воздух, к морю! (Гумилев берет Ольгу под руку, они идут по длинному коридору лазарета, а вслед им злобно смотрит "выздоравливающий" солдат).
Вставной элемент 2.
ПОСТАНОВКА ДРАМАТИЧЕСКОЙ ПОЭМЫ Н.ГУМИЛЕВА "ГОНДЛА", ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ.
Сцена восьмая.
Берег моря. Гумилев и Мочалова.
Гумилев (задумчиво): "И за призраком легкой свободы погналась неразумно земля..."