Аннотация: ГИБЕЛЬ БОЛГАРСКОГО CУДНА "СТРУМА" С 768 ЕВРЕЙСКИМИ БЕЖЕНЦАМИ НА БОРТУ У ПОБЕРЕЖЬЯ ТУРЦИИ В ФЕВРАЛЕ 1942 г.
История Второй мировой войны на море изобилует примерами того, как жертвами атак подводных лодок или авиации становились суда, уносившие с собой в пучину тысячи людей, не являвшихся комбатантами, т.е. участниками боевых действий. Символами подобных трагедий стали названия советского госпитального теплохода 'Армения' (потоплен 7.12.1941 у берегов Крыма гитлеровским торпедоносцем Не-111, более 5,5 тыс. погибших, в основном - раненые и медперсонал), японского транспорта 'Джунио Мару' (торпедирован британской подлодкой HMS 'Трейдвинд' на пути к Суматре, 5 620 погибших, в основном - голландские военнопленные и подневольные рабочие из Индонезии), немецких лайнеров 'Вильгельм Густлов' (потоплен 30.01.1945 у балтийского побережья Померании подлодкой С-13, от 5 348 погибших, большая часть - беженцы) и 'Кап Аркона' (затонул 3.05.1945 в Любекском заливе в результате штурмовки истребителями-бомбардировщиками 'Хоукер Тайфун' Британских Королевских ВВС, около 5 тыс. погибших, в основном - узники нацистских концлагерей). Но этот печальный список гораздо длиннее, и не последнее место в нем занимает маленький болгарский моторный шлюп 'Струма', погибший 24 февраля 1942 г. в Черном море у устья пролива Босфор вместе с находившимися на его борту 768 беженцами-евреями из Румынии и 10 болгарскими моряками (спасся всего один человек). На сегодняшний день господствует мнение, что судно было потоплено торпедой, выпущенной советской подлодкой Щ-213 под командованием старшего лейтенанта Дмитрия Денежко. При этом история мучительной одиссеи пассажиров 'Струмы', равно как и обстоятельства ее гибели, остаются мало известными широкой общественности повсеместно, за исключением, пожалуй, Израиля. Предлагаемый читателю очерк стал попыткой по возможности объективно и подробно рассмотреть события, предшествовавшие морской трагедии, разыгравшейся у устья Босфора 24 февраля 1942 г. Вопрос о том, можно ли приписывать советским подводникам потопление 'Струмы', нельзя считать закрытым до тех пор, пока не изучены все аспекты этого ужасного события и не предоставлено слово всем доступным свидетелям.
В Румынии, где проживало более 750 тыс. евреев, антисемитские настроения правого крыла правящих кругов были традиционно сильны. В 1940 г. с приходом к власти правительства Йона Антонеску (тогда еще не маршала), быстро сконцентрировавшего диктаторскую полноту власти в своих руках, Румыния начала сближение с "третьим рейхом"; неизбежно последовали административное наступление на права еврейской общины и жестокие нападения на евреев со стороны активистов право-националистических организаций. Летом 1941 г., после начала агрессии гитлеровской Германии против СССР, когда Румыния выступила на стороне немцев, волна нацистских репрессий против евреев докатилась и до этой восточноевропейской страны. Началась массовая депортация в концентрационные лагеря еврейского населения с занятых румынскими войсками территорий Бессарабии и Буковины, сопровождавшаяся гибелью десятков тысяч из них. В самой Румынии евреи-мужчины в массовом порядке отправлялись властями в так называемые 'лагеря принудительного труда'. После того, как в конце 1941 г. по требованию немецкой стороны 'кондукэтор' (глава государства, вождь) Антонеску ликвидировал последний официальный орган, защищавший права диаспоры - Еврейский совет Румынии, у румынских евреев не осталось иллюзий в отношении своего будущего. Те, кто еще оставался на свободе, или бежал из лагерей, стали отчаянно искать путей выезда на 'историческую родину' (Эрец-Исраэль, как называли ее искавшие новой жизни люди) - в находившуюся под британским мандатным управлением Палестину. Румынские правительственные чиновники, одни - из жажды наживы, другие - из соображений гуманизма, поначалу не препятствовали выезду евреев из страны при условии, что их имущество и капиталы переходили в собственность государства. Активное участие в организации эмиграции принимали различные сионистские организации, перешедшие на нелегальное положение; в случае со 'Струмой' это был знаменитый военизированный молодежный союз 'Бетар' ('Бейтар', 'Брит Иосеф Трумпельдор').
Из Румынии, окруженной союзными гитлеровской Германии странами или оккупированными территориями, еврейским беженцам был открыт только один путь - по охваченному войной Черному морю до турецких проливов Босфор и Дарданеллы и далее по не менее опасному Средиземному морю - к побережью Палестины. Учитывая, что спасавшиеся от гибели еврейские семьи готовы были заплатить за билет на пароход любые деньги, де еще и взять на себя материальную сторону улаживания 'эмиграционных формальностей' с румынскими властями, для 'деловых людей' в Бухаресте и Констанце открывались, прямо сказать, блестящие возможности. Одной из кампаний, фрахтовавших в 1941 г. суда для отправки румынских евреев на 'историческую родину', стала контора с красочным названием 'Бюро путешествий 'Турисмус Мондиаль'. Она была создана неким Жаном Панделисом, греком по происхождению и стоматологом по профессии. Авторы, обращавшиеся к трагедии 'Струмы', расходятся в характеристиках этого человека: одни представляют его как жадного авантюриста, бессовестно наживавшегося на беде людей, другие - наоборот - как предпринимателя, искренне пытавшегося помочь жертвам 'холокоста'. Очевидно одно: к осени 1941 г. фирма Жана Панделиса успешно отправила в Палестину три судна ('Хильда', 'Тайгер Хилл' и 'Дарьен'), доставивших туда несколько тысяч человек. При этом стоимость поездки первоначально составляла 30 тыс. румынских лей (около 100 долларов США) на человека, не считая 'сопутствующих расходов' на 'бакшиш' и 'чаевые' пограничным и таможенным чиновникам. Определенной выгоды хитроумный сын Эллады достигал, фрахтуя самые старые и находившиеся в чудовищном техническом состоянии пароходы, которые вряд ли подходили даже для каботажных плаваний в относительно спокойных черноморских водах. Тем не менее, после 'косметического ремонта' этих посудин еще хватало на один рейс, после чего агент 'Турисмус Мондиаль' Георгиос Литопулос, курсировавший между Стамбулом и Палестиной, продавал их. Даже за такие плавучие гробы ('Тайгер Хилл' вдобавок получил повреждения, столкнувшись с британским эсминцем в порту Хайфы) еще можно было выручить некую сумму, и она шла на 'развитие предприятия', а также на гонорары агенту и экипажу. По здравому разумению, балансировавший на грани закона бизнес бывшего зубного техника едва ли приносил ему сверхприбыли и являлся смесью авантюризма, алчности и благих намерений.
Подготовка фирмой Панделиса четвертого транспорта беженцев в Палестину началась в сентябре 1941 г. с публикации обычного объявления в газетах. Тогда же для этих целей был зафрахтован ветхий болгарский моторный шлюп 'Струма'. Следует отметить, что это судно, в годы своей мрачной старости использовавшееся в качестве баржи для перевозок скота, знавало и лучшие времена. Спущенный на воду в 1867 г. в Ньюкасле (Великобритания), шлюп, носивший тогда название 'Македония', был некогда красавцем-парусником, проданным Османской империи и применявшимся высокопоставленными турецкими чиновниками в качестве 'представительского' и посыльного судна на Черном море и на Дунае. Шлюп с деревянным корпусом длиной 46 метров, водоизмещением 144 брт (некоторые источники приводят иные данные - 257 или даже 464 брт, однако последняя цифра маловероятна, учитывая габариты корабля), нес парусное вооружение и небольшой вспомогательный паровой двигатель. После освобождения Болгарии в 1878 г. корабль вошел в состав ее торгового флота и был переименован в 'Струма'. В 1937 г. 'Струма' прошла модернизацию: парусное вооружение и паровой котел убрали, обветшавшие борта обшили железными листами и, главное, установили старый дизельный двигатель австро-венгерского производства реальной мощностью 80 'лошадок', находившийся в крайне скверном состоянии. Этому агрегату, снятому с полузатопленного на Дунае брошенного буксира, было суждено сыграть впоследствии зловещую роль в судьбе судна и его пассажиров. Уже после фрахта компанией 'Турисмус Мондиаль' шлюп спешно переделали под 'пассажирское судно': деревянными перегородками разбили трюм, из которого еще не выветрился отвратительный запах навоза, на крошечные клетушки-каюты и установили там восьми-десяти ярусные нары. К услугам пассажиров и команды имелась цистерна для хранения питьевой воды, а спасательные средства ограничивались двумя старыми шлюпками. По воспоминаниям пассажирки 'Струмы' 22-летней сотрудницы архитекторского бюро Медеи Саламович, судно в его новом обличье более всего напоминало 'свежевыкрашенную конюшню на остове средневековой каторжной галеры'.
Единственным относительным достоинством 'Струмы' являлся ее болгарский экипаж из 10 человек. Дело в том, что с приходом на Черное море Второй мировой войны объем торгового судоходства резко сократился, и в соседней с Румынией Болгарии, номинально являвшейся невоюющим государством, сидели без работы сотни опытных моряков, при чем ходивших ранее именно на небольших каботажных судах. Избыток предложений на рынке морской рабсилы позволил 'арматору' Панделису за небольшую плату навербовать довольно сносную команду даже для такой развалюхи. Капитаном 'Струмы' стал Григор (Григорий) Горбатенко (в некоторых источниках - Гарбатенко), сын выходца из России, его помощником - болгарин Лазар Диков. Оба они имели многолетний опыт плавания в акватории Черного моря и Дуная. Кроме того, Горбатенко, по некоторым данным, в молодости служил в Морской полицейской службе Болгарии (Морската полицейска служба; после поражения страны в Первой мировой войне заменяла Болгарии ВМС), то есть приобрел также некоторые навыки военного моряка.
Между тем, в условиях ужесточавшихся с каждым днем репрессий против евреев в Румынии выход 'Струмы', первоначально намеченный на 30 сентября, постоянно откладывался. По мере преодоления бюрократических препон кардинально росла и стоимость проезда. Один из зарегистрировавшихся последними пассажиров написал дочери в Америку, что заплатил за два билета на бывшую баржу для скота уже 750 тыс. румынских лей, что примерно соответствовало 'стоимости каюты первого класса трансатлантического лайнера'. Очевидно, глава фирмы 'Турисмус Мондиаль' Панделис предполагал, что его дальнейшую деятельность по вывозу евреев из страны власти могут пресечь, и был намерен напоследок 'урвать жирный куш'. Немало средств, вероятно, ушло и на получение разрешения на выход 'Струмы'. Однако, как гласит старинная румынская поговорка, 'даже ворота Рима открываются золотым ключом', и 25 ноября искомое разрешение было получено. При этом таможенные службы тщательно перетрясали багаж всех пассажиров в поисках денег и драгоценностей, и тотчас изымали все найденное. На борт было позволено взять только по 10 кг багажа на человека, плюс - питание в дорогу, которое каждый должен был обеспечивать себе сам. И, тем не менее, не было недостатка в желающих вырваться из кровавых жерновов 'холокоста' даже ценой всего своего состояния. К 12 декабря 1941 г. в Констанце отплытия 'Струмы' ожидали примерно 790 человек, в том числе - более 100 детей.
Пассажиры 'Струмы' представляли собой весьма репрезентативный срез еврейской диаспоры Восточной Европы. Среди них были представители крупной и мелкой буржуазии, технической и гуманитарной интеллигенции, люди творческих профессий, простые ремесленники и фабричные рабочие, студенты и учащиеся, даже семейная пара укротителей львов и пилот гражданской авиации. От нацистов бежали целые семьи: в списках плывших на 'Струме' встречается и по пять, и по восемь, и даже по одиннадцать человек с одинаковыми фамилиями. Младшей из пассажирок, Анишоаре Штейр, не было еще года от роду; старшему, Смилу-Вольфу Львовщи - исполнилось 69 лет. Преобладали выходцы из 'старой' Румынии, Буковинцы и Бессарабии, однако встречались также беженцы из Польши и Югославии. Особую категорию пассажиров составляла большая группа членов молодежной сионистской организации 'Бетар', в целях конспирации добиравшихся на 'Струму' поодиночке, но сразу же объединившихся после отплытия. Это были крепкие и решительные парни, прошедшие военно-спортивную подготовку в лагерях движения, которые направлялись в Палестину, чтобы вступить в Британскую армию и сражаться против гитлеровцев. Среди 'бетаровцев' был и единственный выживший при потоплении 'Струмы' - 19-летний Давид Столяр из Бухареста, ранее учившийся в Париже и сумевший выбраться из трудового лагеря в Румынии.
12 декабря 'Струма' приняла на борт беженцев и их скудный багаж, 'арматор' Панделис и капитан Горбатенко обменялись прощальными рукопожатиями, натужно застучал древний дизельный 'движок', и судно вышло из порта Констанца. Оно следовало под панамским флагом, к которому при транснациональном фрахте судов традиционно предъявляется меньше всего претензий. Кроме того, флаг нейтрального латиноамериканского государства должен был, согласно законам и обычаям войны, обеспечить 'Струме' защиту в охваченной боевыми действиями акватории Черного моря. Жестокая ирония судьбы заключалась не только в том, что сражающиеся насмерть стороны плевать хотели на всякие 'международные формальности', но и в том, что именно 12 декабря 1941 г. Панама объявила войну Германии и Италии (т.е. формально - и их союзникам Румынии и Болгарии). Находящееся в румынском фрахте судно с болгарским экипажем вышло в море под флагом противника...
Проблемы начались сразу же после выхода с рейда. Дряхлый двигатель отказал, и все попытки болгарского механика Дамяна Стоянова запустить его не увенчались успехом. Капитану пришлось при помощи флажкового семафора вызывать из Констанцы бригаду ремонтников на баркасе. Для оплаты труда последней пассажирам 'Струмы' пришлось собрать несколько золотых колец и часов, т.к. 'арматор' Панделис уже отбыл в Бухарест, а возвращаться в румынский порт для улаживание всех формальностей беженцам отнюдь не хотелось. В конечном итоге судно продолжило путь и после утомительного, но прошедшего относительно благополучно плавания по Черному морю у вечеру 14 декабря вошло в турецкие территориальные воды и достигло устья Босфора. Здесь произошла встреча с плавающей миной - одной из множества сорванных осеннее-зимними штормами с минрепов и носившихся по черноморским просторам в эти дни. Сигнальщик 'Струмы' вовремя заметил опасность, и судно, дав 'полный назад', сумело избежать рокового столкновения. Однако после этого дизель снова заглох и, вопреки отчаянным усилиям экипажа, окончательно отказывался оживать. Чтобы не создавать опасной ситуации, дрейфуя без хода на оживленной морской трассе, капитан 'Струмы' приказал отдать якорь и поднять сигнал об аварийной ситуации на борту.
Согласно режиму судоходства в турецких проливах, гражданские суда имели право свободного прохода через них; три предыдущих судна Панделиса проделали этот путь беспрепятственно. Можно предположить, что дорожившее своим нейтралитетом правительство Турецкой республики не стало бы чинить препятствий и 'Струме', имей она возможность продолжить путь. Более того, первые действия турецких пограничных властей свидетельствовали об их стремлении поскорее избавиться от 'нежелательной' морской гостьи. На помощь 'Струме' подошел сторожевой корабль службы Береговой охраны Турции (Sahil Guvenlik Komutanaligi); после коротких переговоров его командира с капитаном 'Струмы', аварийное судно было взято на буксир и в ночь с 14 на 15 декабря отведено на рейд Стамбула. Турецкие власти обещали наутро прислать специалистов для ремонта дизеля. Людям, бежавшим из охваченной войной Восточной Европы, пока что представилась приятная возможность осмотреть живописную панораму сияющих огней ночного мегаполиса и слушать отдаленную музыку, долетавшую из увеселительных заведений на стамбульских набережных. Впрочем, на палубу разрешалось выходить только по сменам, в порядке строгой очередности: капитан Горбатенко опасался за остойчивость своего утлого судна, если бы все беженцы разом высыпали из трюмов. Тем не менее, как рассказывала впоследствии Медея Саламович, настроение у всех было в эту ночь приподнятое, и будущее представлялось несчастным людям в самых радужных красках...
Утром 15 декабря 1941 г. на 'Струму' прибыла бригада механиков турецкой Береговой охраны. Осмотрев вышедший из строя двигатель, они пришли к выводу, что восстановлению он не подлежит. Начальник ремонтной партии, молодой военно-морской инженер, даже назвал дизель 'музейным экспонатом', выказав отменное чувство юмора, вряд ли понятое пассажирами 'Струмы' в их нынешнем положении. Так возникла 'проблема 'Струмы', в конечном итоге приведшая к трагедии 24 февраля 1942 г...
Капитан Горбатенко незамедлительно съехал на берег и известил о неприятностях стамбульского представителя фирмы 'Турисмус Мондиаль' Георгиоса Литопулоса. Капитан потребовал, чтобы фирма выполнила свои обязательства и обеспечила ремонт 'Струмы' или зафрахтовала новое судно. Однако Литопулос ответил, что не располагает средствами для найма нового судна, а ремонт 'этого корыта' бесперспективен. Будучи по-своему честен, представитель 'арматора' выдал сумму, необходимую для выплаты жалованья команде, и заявил, что наниматель считает ее обязанности выполненными. Вернувшись на судно, Горбатенко обрисовал ситуацию своим людям, и они приняли решение не покидать борт 'до окончания плавания'. Здесь нужно отметить, что поведение болгарских моряков, на протяжении эпопеи 'Струмы' делавших все возможное для спасения пассажиров, с точки зрения морского кодекса чести было почти безупречным.
Турецкие власти больше не имели правовой возможности 'спускать ситуацию на тормозах', и после нескольких дней томительной неизвестности 20 декабря 'Струма' была официально поставлена в карантин. Для пресечения всех связей с берегом на круглосуточное дежурство возле судна встал катер Береговой охраны. Турецкие власти поставили в известность о случившемся посольства Великобритании (как страны, в подмандатную территорию которой направлялась 'Струма') и Румынии (как страны фрахта). Общий смысл турецкой ноты был примерно таков: 'Судно в столь плачевном состоянии мы в Мраморное море не выпустим. Решайте проблему сами, господа!'
Надо сказать, что сначала дипломаты продемонстрировали подлинно джентльменское отношение к судьбе 790 еврейских беженцев со 'Струмы'. Румынский консул (вероятно, Е. Михай) заявил, что больше не рассматривает находящихся на 'Струме' как субъектов Румынии; таким образом, он фактически исключил возможность их депортации, означавшей неизбежную отправку в концлагеря. Британский посол в Стамбуле Хью Начбулл-Хьюджессена 20 декабря направил в Форин-офис (МИД Великобритании) предложение 'не перекладывать ответственность на турецкое правительство и позволить беженцам продолжить свой путь в направлении Дарданелл и далее - в Палестину, где они, несмотря на свой нелегальный статус, могли бы получить гуманное обращение'. Если бы британская сторона вняла этому предложению, технически обеспечить транспорт 790 человек из Турции в Палестину не составило бы труда. Турецкое правительство выразило готовность содействовать переправке пассажиров 'Струмы' в Палестину по морю или по суше, если англичане согласятся принять их. Фактически для разрешения проблемы было достаточно внятного 'да' из Форин-офиса. Однако британская дипломатия, в годы Второй мировой войны не раз пятнавшая свою репутацию пренебрежением к жизням людей, искавших у нее защиты, действовала в своих худших традициях...
По свидетельствам западных историков, министр иностранных дел Великобритании Энтони Иден выразил 'огорчение' позицией своего посла в Турции и тотчас заметил, что 'в Палестине эти люди нам не нужны'. Верховный комиссар в Палестине сэр Гарольд МакМайкл пошел еще дальше, лицемерно заявив, что многие беженцы со 'Струмы' не являются 'обладателями востребованных профессий' и потому будут 'непродуктивным элементом населения'. Кроме того, подчеркнул благородный сэр Гарольд, он должен 'предотвратить проникновение нацистских агентов под прикрытием беженцев', а значит - не впустит никого. Судьбу изгнанников со 'Струмы' решила настороженность британской правящей верхушки масштабами роста еврейской иммиграции в Палестину, рука об руку с которой шла борьба за создание государства Израиль. Не желая терять свои нео-колониальные владения, 'коварный Альбион' нередко препятствовал репатриации евреев даже в самые мрачные годы Второй мировой войны. Однако открытого отказа принять пассажиров с застрявшего на стамбульском рейде судна лондонская дипломатия долгое время не оглашала, повесив 'дамоклов меч неизвестности' над их головами.
Тем временем положение на 'Струме' катастрофически ухудшалось. Запасы провизии, взятой беженцами в дорогу, быстро иссякли. Имелось, впрочем, небольшое количество продуктов, предназначавшихся для питания экипажа, из которых капитан распорядился выдавать скудный ежедневный паек, однако этого могло хватить лишь на краткое время. Среди сотен мужчин, женщин и детей, сгрудившихся в ужасающей тесноте и антисанитарии в неотапливаемом трюме, начались инфекционные и простудные заболевания. Дипломированных врачей среди пассажиров хватало, но вот медикаментов практически не было. И, тем не менее, люди отказывались сдаваться отчаянию и безысходности. В первые же дни своего 'заключения' на судне они создали нечто вроде общины во главе с пятью наиболее уважаемыми старейшими пассажирами, находившимися в постоянном контакте с капитаном и совместно решавшими насущные вопросы. Обеспечение порядка и несение вахт совместно с болгарскими матросами взяли на себя молодые члены 'Бетара'. Для привлечения к себе внимания общественности и прессы беженцы изготовили из простыней и вывесили на бортах 'Струмы' плакаты с международным сигналом бедствия 'SOS' и призывами: 'Помогите нам!' на английском, турецком языках и на иврите. Вопреки всему, жизнь на судне входила в привычное русло: прогулки на палубе, уборка в помещениях, гигиенические мероприятия и раздача скудной пищи проводились по четкому расписанию. Регулярно совершались все религиозные обряды иудаизма. Профессиональные преподаватели открыли для желающих курсы по изучению иврита и английского языка. Если позволяла погода, молодежь даже устраивала на палубе танцы, а 'бетаровцы' соревновались с болгарскими моряками в силовых видах спорта (чаще других победителем выходил обладатель богатырского сложения и боксер-любитель помощник капитана Лазар Диков). Новый 1942-й год был отмечен бурно, с уничтожением всех нашедшихся на борту запасов алкоголя; очевидно, самым частым пожеланием, звучавшим тогда, было: 'Дай Бог добраться в Эрец-Исраэль!' Медея Саламович свидетельствует, что, поздравляя пассажиров, капитан Горбатенко сказал им от имени команды: "Даю слово, что мы будем с вами до конца и сделаем все, чтобы вы добрались до этой Палестины!"
Драматическая история 'Струмы' вскоре привлекла достаточно пристальное внимание. О судьбе еврейских беженцев, запертых на рейде Стамбула, с сочувствием писали не только в местной прессе, но и в ведущих мировых газетах (в частности, в 'Нью-Йорк Таймс'). В Палестине еврейские общественные организации провели несколько массовых манифестаций, требуя от британских властей предоставления пассажирам 'Струмы' въездных виз. В Турции также нашлись организации и частные лица, готовые по мере сил помочь беженцам. Турецкое отделение 'Красного полумесяца' при финансовой помощи иудейской общины наладило доставку на 'Струму' продовольствия (в основном помощь состояла из сухарей, порошкового молока, бобов, риса и питьевой воды), медикаментов (по запросам, составлявшимся медиками на борту) и угля для топки плит на камбузе. Ответственным за поставки был назначен чиновник еврейского происхождения Симон Брод. 'Красный полумесяц' также организовал полулегальную эвакуацию в больницы на берегу нескольких тяжело заболевших детей и Медеи Саламович, у которой критически осложнилось течение беременности. Экипаж катера турецкой Береговой охраны, с которым у обитателей 'Струмы' успели установиться человеческие отношения, не стал препятствовать вывозу больных; после этого катер был сменен. Медея Саламович, потерявшая из-за тяжелой болезни ребенка, а мужа - на 'Струме', тем не менее, нашла в себе силы впоследствии добраться в Палестину и рассказать о трагедии. К сожалению, с ее уходом с судна сильно оскудевают данные о происходившем на борту: Давид Столяр, единственный выживший при крушении, крайне лаконичен в своих воспоминаниях. В январе 1942 г. судно было разрешено покинуть также пятерым пассажирам, имевшим старые британские визы. Директор турецкого представительства англо-американской нефтяной компании "Сокони Вакуум Ойл" Арчибальд Уокер сумел добиться въездных виз для своего бывшего коллеги из Румынии Александра Сегала, его жены и ребенка.
Под влиянием общественного мнения, британский Форин-офис 16 февраля 1942 г. вроде бы тоже сделал шаг навстречу беженцам. Посол Хью Начбулл-Хьюджессен заявил, что, 'к сожалению, по соображениям безопасности запрет не может быть снят, но дети в возрасте от 11 до 16 лет со 'Струмы' могут быть впущены в Палестину'. Однако эта добрая весть оказалась удивительно бесплодной. На следующий день официальный представитель британского МИД поспешил выразить сомнение в ее целесообразности. 'Рассматривается ли возможность того, что взрослые сами не позволят своим детям уйти?' - вопросил он. Западные авторы полагают, что у британских властей попросту не нашлось свободного корабля, чтобы послать его за детьми со 'Струмы'. Тем временем терпение турецкого правительства, опасавшегося осложнения отношений с Гитлером, иссякало. Оно в ультимативной форме потребовало от Великобритании согласия или отказа на транспортировку беженцев в Палестину. После того, как вразумительного ответа не последовало в течение нескольких дней, турецкая сторона решила выпроводить 'Струму' обратно в Черное море. Все историки, впоследствии выяснявшие обстоятельства принятия этого решения, как правило, сталкивались с пресловутым 'принципом пирамиды': вышестоящие турецкие инстанции ссылались на 'инициативу снизу', а нижестоящие - на 'приказ сверху'. Так или иначе, но в том, чтобы 'Струма' исчезла из территориальных вод Турции, в феврале 1942 г. были заинтересованы очень многие должностные лица страны...
23 февраля 1942 г. к 'Струме' подошли несколько моторных баркасов с 150-ю военнослужащими Береговой охраны и Жандармерии (Jandarma) Турции (по другим данным, их было около 200). Закинув на борт судна веревочные трапы с 'кошками', вооруженные винтовками с отомкнутыми штыками десантники начали взбираться на палубу. По воспоминаниям Давида Столяра, пассажирам стало ясно, что это начало конца. Женщины и дети плакали, старики молились. 'Бетаровцы', среди которых был и Столяр, образовав 'живую цепь', оказали турецким военнослужащим отчаянное сопротивление. Им удалось столкнуть передних штурмующих в воду, в возникшей свалке несколько человек с обеих сторон получили незначительные травмы. Впрочем, противодействие 'бетаровцев' было вскоре сломлено, несколько из них - схвачены, остальные укрылись среди пассажиров. Следует отдать должное туркам: при захвате 'Струмы' они не применяли оружие. Несколько прозвучавших выстрелов были произведены в воздух капитаном судна и его помощником из личных револьверов, чтобы навести порядок среди впавших в панику людей. Турецкие офицеры тотчас конфисковали оба револьвера. После того, как 'Струма' перешла в руки десантников, они загнали беженцев в трюмы, а экипаж - в рубку, обрубили якорный канат и приняли тросы с подошедшего буксирного корабля Береговой охраны 'Алемдар'. На буксире судно вывели из пролива Босфор, после чего турецкие военнослужащие перешли на 'Алемдар', и он отошел от 'Струмы', оставив ее на произвол волн, течения и воюющих сторон. Арестованные 'бетаровцы', по некоторым данным, были также уведены на 'Алемдар' и позднее оказались в турецкой тюрьме 'за сопротивление властям'. К сожалению, не удалось обнаружить информации о том, когда эти храбрые парни были освобождены и куда после этого направились. Логично предположить, что они приняли активное участие в борьбе за провозглашение и защиту независимости Израиля и, возможно, погибли в боях, чем и объясняется отсутствие их свидетельств. Всего до 24 февраля 1942 г. 'Струму' покинули примерно 20 беженцев. На момент гибели на ее борту находились 103 ребенка, 269 женщин и 417 мужчин, включая болгарских моряков.
Лишенная хода 'Струма' до утра 24 февраля беспомощно дрейфовала вдоль побережья европейской части Турции. Можно только предположить, какое отчаяние владело в эти часы людьми, теснившимися в ее переполненных трюмах. Перспектива быть выброшенными течением на болгарский берег не означала спасения. Несмотря на то, что царь Болгарии Борис III и правительство страны сумели спасти от 'холокоста' всех болгарских евреев (ограничившись их поражением в правах и трудовой повинностью), на 'лиц иудейского происхождения', не имевших болгарского подданства, это благородство не распространялось. Беженцы со 'Струмы' не могли не знать об участи своих соплеменников из оккупированной болгарскими войсками Македонии, депортированных в нацистские концлагеря... Григор Горбатенко и большая часть его людей почти все время находились в машинном отделении, тщетно пытаясь 'оживить' дизель. Вероятно, в случае успеха, капитан 'Струмы' рассчитывал повторить попытку прохода через турецкие проливы. Однако его планы, как и последние часы мужественного экипажа и пассажиров 'Струмы', скорее всего, останутся навсегда окутаны тайной. Достоверно можно говорить лишь о том, что утром 24 февраля 1942 г. у европейского побережья Турции пролег путь еще одного капитана с украинской фамилией - командира подводной лодки Щ-213 советского Черноморского флота (ЧФ) Д. М. Денежко.
27-летний старший лейтенант Дмитрий Денежко был одним из самых молодых командиров средних подлодок типа 'Щука' на Черном море. Выпускник военно-морского училища им. Фрунзе (1937) и спецкурсов комсостава ВМС РККА (1939), он вступил в командование Ш-213 в июле 1939 г., т.е. имел вполне неплохой командный стаж. Немногие доступные воспоминания и документы характеризуют Д. Денежко как неплохого моряка, смелого и амбициозного офицера, способного пойти на риск.
Щ-213, которой бессменно командовал старший лейтенант, принадлежала к серии Х подлодок типа 'Щ', была построена на судостроительном заводе ? 200 (г. Николаев) и вступила в строй ЧФ 31.10.1938 г. История этой подлодки изобилует авантюрными эпизодами. В начале войны, пройдя текущий ремонт на заводе-производителе (быстрое продвижение германско-румынских войск к городу не нарушило график ремонтных работ, запланированных еще в мирное время), Щ-213 под командой старшего лейтенанта Денежко ушла из Николаева уже буквально под вражеским огнем, за несколько дней до падения города. Вступив в начале сентября 1941 г. в строй 4-го дивизиона подлодок ЧФ, 7 сентября она вышла из Феодосии в свой первый боевой поход в район мыса Эмине (Болгария). В 1941 - начале 1942 гг. командир Денежко и его экипаж совершили три боевых похода общей протяженностью 56 суток. 21 сентября Щ-213 успешно уклонилась от атаки трех румынских гидросамолетов (2 'Савойя-Маркеитти' SM.55, один 'Кант' 501z), сбросивших на нее около десятка глубинных бомб; под Новый год она едва не погибла на минном заграждении в районе мыса Олинька, более 30 раз коснувшись 'плавучей смерти' - минрепов и корпусов мин. Однако до своего четвертого похода, в который лодка вышла 20 февраля 1942 г. из Туапсе, ей не представлялась возможность атаковать надводную цель. Тем не менее, экипаж, прошедший такой солидный боевой путь, никак нельзя считать неопытным. Несомненно, с началом войны он принял в свои ряды некоторое количество резервистов, однако в целом это был еще 'предвоенный', кадровый экипаж. Командира Щ-213, закончившего два военно-учебных заведения и имевшего 2,5 года командного стажа, также никак не назовешь недостаточно квалифицированным. Быть может, по уровню подготовки и опыту советский 'подплав' в первый год Великой Отечественной войны несколько уступал 'серым волкам папы Денница', своему главному противнику, однако он был, во всяком случае, не хуже британских подводников. Словом, встречающиеся порой в публицистической литературе либерального толка заявления о 'низком качестве' советского флота к подводникам явно не относятся.
Районом четвертого боевого патрулирования Щ-213 была определена так называемая 'позиция ? 38'. Согласно введенной в действие Военным советом ЧФ 13.02.1942 г. 'нарезке позиций', включавшей восемь секторов действий подлодок, 'тридцать восьмая' простиралась от мыса Кара-Бурну (граница Турции и Болгарии) на севере на юго-восток до устья Босфора. При этом примерно с осени 1941 г. для моряков-черноморцев действовало негласное распоряжение, по некоторым данным, исходившее от самого Сталина, согласно которому нейтральное судоходство фактически объявлялось неприятельским. В связи с тем, что германское командование активно фрахтовало для доставки по Черному морю стратегических грузов (в первую очередь - жизненно необходимой промышленности Третьего рейха хромовой руды) турецкие и болгарские суда, советскому 'подплаву' был отдан приказ, сущность которого лучше всего выражает строчка из матросской песенки времен Второй мировой войны: 'Топить их всех!'
Следуя духу этого указания поздним вечером 23 февраля 1942 г., Щ-213 провела атаку и одержала свою первую победу. Обнаружив к югу от мыса Кара-Бурну турецкую парусно-моторную шхуну 'Чанкая' (водоизмещением, по различным данным, от 164 до 216 брт), старший лейтенант Денежко приказал атаковать ее торпедой из надводного положения, а когда торпеда уклонилась от курса, отдал приказ задействовать артиллерию. За 29 минут два 45-мм орудия Щ-213 с дистанции 2-4 кабельтовых выпустили по шхуне 55 снарядов и добились большого количества попаданий, в результате которых шхуна затонула. Большая часть экипажа с началом обстрела успела удрать на шлюпке. Нужно отметить, что 'Чанкая' являлась 'законной целью': как и множество других мелких судов, она находилась в немецком фрахте и ходила из Стамбула в Варну с грузом хромовой руды. Но 23 февраля она, скорее всего, выполняла обратный рейс и шла из Бургаса с грузом стройматериалов...
Окрыленный удачей, командир Щ-213 продолжил поиск в том районе, где в это время находилась несчастная 'Струма'. Итак, для советской стороны ситуация выглядела следующим образом. На рассвете 24 февраля 'Щука' погрузилась, чтобы не быть обнаруженной, и продолжила идти под перископом. Согласно рапорту Дмитрия Денежко, примерно в 10.30 по московскому времени (советские вооруженные силы воевали 'по Москве'; местное время было на час раньше) примерно в 9 милях севернее входа в Босфор (в точке 41®18' с.ш. / 29®19' в.д) было замечено судно, идентифицированное им как 'крупный транспорт водоизмещением ориентировочно 7 тыс. брт, шедший со стороны пролива без сопровождения со скоростью около 3 узлов'. Относительно флага старший лейтенант не совсем уверенно указал: 'Вероятно, болгарский'. В 10.45 по московскому времени по судну с дистанции 6 кабельтовых из носового 533-мм торпедного аппарата была выпущена одиночная торпеда. Через минуту раздался мощный взрыв и командир Щ-213, осмотрев поверхность моря в перископ, записал, что наблюдал погружение судна, затонувшего за короткое время с дифферентом на нос. Место гибели объекта атаки было определено как 41® 26' с.ш. / 29® 10' в.д. В представлении к наградам военком подлодки политрук Алексей Родимцев отметил: 'Особенно отличились старшины Жернов и Носов, а также торпедист краснофлотец Филатов'... В 1960-х гг. немецким историком Юргеном Робером и его французским коллегой Клодом Оэном была выдвинута версия, что жертвой этой торпедной атаки стала беззащитная болгарская шхуна с 769 еврейскими беженцами на борту. Позднее ее повторили и некоторые другие исследователи, зачастую не обременяя себя доказательствами. В частности, не совсем представляя из-за 'железного занавеса', о чем идет речь, советский историк Г.И. Ванеев в своей книге 'Черноморцы в Великой Отечественной войне' (М., Воениздат, 1978) записал на счет Щ-213 'вражеский транспорт 'Струма' водоизмещением 7 тыс. тонн' (sic!!!)...
Однако попытаемся восстановить картину последних часов 'Струмы' и находившихся на ее борту людей. В момент гибели судно находилось, по различным данным, в 9 милях (западные историки) или в 4-6 милях (турецкие источники) севернее входа в пролив и дрейфовало с неработающим двигателем в видимости берега. На рассвете 24 февраля, когда почти все беженцы спали в своих помещениях, капитан и большая часть команды находились в машинном отделении, а на палубе были только помощник капитана Лазар Диков и еще несколько человек, утлый корпус судна потряс страшный взрыв. Некоторые источники определяют время гибели 'Струмы' как 9.00 по местному времени, но не совсем понятно, откуда взялись эти данные. Единственный уцелевший со 'Струмы' Давид Столяр сообщает, что взрыв прогремел 'рано утром, на рассвете', а восход солнца в Стамбуле 24 февраля происходит в 6.47 по местному времени. Так как Столяр в этот момент спал на своей койке, он не смог определить, в какой части корабля произошел взрыв. Судно сразу же начало быстро погружаться. Сохранивший самообладание парень сумел выбраться на палубу и прыгнул в море. Едва отплыв от судна, он мог наблюдать, как оно стремительно затонуло, высоко задрав корму. Большая часть беженцев, находившиеся во внутренних отсеках, погибли при взрыве или не сумели выбраться и были унесены 'Струмой' в ее глубокую могилу. Вероятно, вместе с судном встретили свою смерть его мужественный капитан и большинство членов экипажа. Тем не менее, десятки людей все же успели броситься в море и теперь судорожно цеплялись за плавающие обломки. Но, несмотря на близость берега (около 4 миль), помощь не приходила. Температура воздуха в тот день не превышала +6 градусов Цельсия, следовательно, вода была еще холоднее. Ослабленные недоеданием и скверными условиями жизни на судне, беженцы, среди которых было много женщин, детей и стариков, не могли продержаться долго. 'Один за другим люди замерзали и шли на дно', - вспоминал Давид Столяр. Сам он сумел выбраться на довольно большой обломок палубы и кутался в свою мокрую кожанку, представлявшую хоть какую-то защиту от ветра. Заметив плававшего на сорванной двери помощника капитана Лазара Дикова, Столяр помог болгарину взобраться на свой импровизированный плот. 'Мы разговаривали, пели и кричали до самого вечера, - рассказывал Давид Столяр. - Мы боялись, что, если уснем - замерзнем насмерть'. Тогда-то Диков и рассказал своему товарищу по несчастью, что перед взрывом он якобы заметил след от торпеды; помощник капитана был уверен, что 'Струму' потопили. Потом смертельный сон сковал обоих; наутро обессиленный Давид Столяр все же пришел в себя и увидел, что на обломке остался он один. Вероятно, несмотря на свою богатырскую силу, помощник капитана сдался холоду, сорвался в море и утонул. Единственный выживший со Струмы был уверен, что обязан своей выносливостью подготовке, полученной в тренировочном лагере движения 'Бетар'.
Утром 25 февраля обломок, на котором находился полуживой Столяр, принесло течением к турецкому маяку Силе. Смотритель маяка Мустафа Айя заметил терпящего бедствие; вместе со своим сыном и четырьмя служащими Береговой охраны Турции, дежурившими на наблюдательном посту у маяка, они спустили на воду гребную лодку и спасли погибающего. Простые служаки отнеслись к пережившему кораблекрушение со всем возможным участием, однако с передачей в руки официальных властей последнего пассажира 'Струмы' ждали новые испытания. По обвинению в 'незаконном въезде в Турецкую республику' он оказался в тюрьме, где провел шесть недель. Затем, при содействии Симона Брода из турецкого 'Красного полумесяца', Столяр был все-таки освобожден и депортирован с Палестину, где его 'взяли в оборот' офицеры британской контрразведки, подозревавшие в каждом въехавшем еврее 'шпиона или диверсанта'. В конечном итоге Давид Столяр все же сумел вступить в британскую 8-ю армию. Он сражался в Египте и в Ливии в составе одного из штурмовых подразделений Королевских саперов, занимавшемся проделыванием проходов в минных полях для своих наступающих войск. После всего пережитого, снимать мины под шквальным огнем немцев и итальянцев парню было уже не страшно... По окончании Второй мировой, вступив в Армию обороны Израиля (ЦАХАЛ), Столяр снова дрался на арабо-израильской войне 1948 г. 'Смерть уже дала мне отсрочку', - шутил отчаянный сапер и вызывался на самые опасные задания.
В 2009 г. Давид Столяр, единственный спасшийся со 'Струмы', по сведениям израильской прессы, был в полном здравии и проживал в США.
Итак, сопоставив сведения о торпедной атаке Щ-213 утром 24 февраля 1942 г. и о гибели 'Струмы' на рассвете того же дня, можно заметить существенные нестыковки в версии о том, что советская подлодка потопила судно. Во-первых, не соответствует время: Щ-213 выпустила торпеду в 9.45 по местному времени, а 'Струма', вероятно, погибла гораздо раньше - 'ранним утром'. Во-вторых, старший лейтенант Денежко, опытный и хорошо подготовленный командир, стреляя по цели с идеальной дистанции (6 кабельтовых составляет менее 1,2 км) не мог настолько по-дилетантски ошибиться и принять маленький шлюп за транспорт водоизмещением 7 тыс. брт. Спору нет, подводники всех воевавших сторон, как настоящие охотники, любили несколько преувеличивать тоннаж своей 'добычи' - но не настолько же! Показательно, что тоннаж потопленной им накануне шхуны 'Чанкая' командир Щ-213 определил в рапорте относительно адекватно: около 300 брт. (реально 164 или 216 брт). К тому же отечественные любители военно-морской истории подсчитали, что, если Щ-213 в то утро действительно стреляла по 'Струме', торпеда бы прошла мимо: она была выпущена с упреждением 13,5® в расчете на цель, идущую со скоростью 3 узла, а 'Струма' дрейфовала без хода. Имеется еще одно важное свидетельство в оправдание советского 'старлея' и его экипажа. Израильский публицист Д. Малкин в начале 1970-х гг. встречался с бывшим старшиной с Щ-213 Носовым, работавшим в то время на Ленинградском заводе авиационных двигателей. Ветеран рассказал, что судно, которое 24 февраля 1942 г. атаковала севернее устья Босфора его подлодка, 'было, кажется, румынским транспортом', при том он не мог утверждать, что оно было потоплено. Предположительно, живописуя гибель цели, командир Щ-213 следовал примеру множества других подводников Второй мировой, самолюбие которых после неудачной атаки не позволяло признаться даже самим себе, что торпеда 'ушла за молоком'. И, наконец, снаряженная в 2000 г. на поиски обломков 'Струмы' экспедиция морских археологов, обследовавшая дно в указанном старшим лейтенантом Денежко месте потопления жертвы его атаки, не обнаружила обломков надводного корабля (была найдена российская подлодка 'Морж', пропавшая в апреле-мае 1917 г.).
Впрочем, не совсем понятным моментом является болгарский флаг на объекте атаки Щ-213. Известно, что, находясь на рейде Стамбула, капитан 'Струмы' узнал, что Панама, под флагом которой ходило судно, формально находится в состоянии войны с Болгарией. Григор Горбатенко распорядился снять панамский флаг, и за время своего нахождения в карантине 'Струма' не несла никаких флагов, кроме сигнальных. Это подтверждается единственной доступной ее фотографией в этот период. С выходом в море 23 февраля 1942 г. мог быть снова поднят болгарский флаг: психология моряка такова, что 'ходить под флагом' является для него делом чести. В то же время, насколько известно, в первой половине дня из устья Босфора в Черное море вышло несколько кораблей, в т.ч. большегрузных, под румынскими и турецкими флагами, но ни одного - под болгарским. Смущает также описание гибнущего судна, сделанное старшим лейтенантом Денежко: оно в целом совпадает с рассказом Давида Столяра о последних минутах 'Струмы'.
Словом, на основании вышеизложенных фактов можно предположить, что Щ-213 вряд ли могла потопить 'Струму', т.к. вышла в торпедную атаку гораздо позднее, на более внушительную цель и при этом промахнулась. Хотя все же остается небольшая вероятность того, что лейтенант Денежко грубо ошибся в записи времени, идентификации судна и расчете угла пуска торпеды, зато с почти полутора километров через перископ безошибочно опознал болгарский флаг.
Что же, в случае, если Щ-213 не виновна, стало причиной гибели 'Струмы', унесшей 778 жизней? Турецкие власти, начавшие безрезультатную спасательную операцию только после того, как корреспондент 'Нью-Йорк Таймс' в Стамбуле передал сообщение о взрыве и потоплении судна, довольно вяло провели расследование и в апреле 1942 г. сделали свое заключение: 'торпеда или плавающая мина'. Вероятность того, что 'Струма' подорвалась на плавающей мине, очень высока потому, что такие смертоносные 'гостинцы' часто носились в те дни по волнам в районе турецких проливов. Спустя несколько месяцев на плавающей мине погибла со всем экипажем (38 моряков) подлодка ВМС Турции TCG 'Атилай'. Однако в предсмертном признании помощника капитана 'Струмы' Дикова фигурировала все же торпеда (другой вопрос, способен ли был моряк в ту минуту адекватно воспринимать события). В пользу торпеды свидетельствовала и нота ТАСС, опубликованная в газете 'Правда' от 26 февраля под заголовком: 'Новый акт гитлеровского зверства. Гитлеровцами торпедирован пароход с 750 беженцами'. Несмотря на ряд фактических неточностей, эта статья более-менее адекватно пересказывала эпопею 'Струмы' и возлагала ответственность за ее гибель все-таки на подводную лодку, только 'фашистскую' (потопление шхуны 'Чанкая' там же было списано на 'ложь немецко-фашистской пропаганды'). В то же время командование советского флота не могло не знать, что на Черном море в феврале 1942 г. действовала только одна подлодка противника - румынская 'Дельфинул' (две другие - 'Рекинул' и 'Марсуинул' - на боевые патрулирования не ходили). Очевидно, у румынских подводников нашлись бы более существенные задачи, чем гоняться за старой посудиной с еврейскими беженцами.
Но все 'прописанное' в 'Правде' имело для советского человека авторитет непререкаемой истины. Именно с этой истиной и пришлось столкнуться старшему лейтенанту Дмитрию Денежко и его экипажу, когда 11 марта 1942 г. Щ-213, 'наведя шороху' на турецкое каботажное судоходство близ Босфора, вернулась на базу в Туапсе. К сожалению, не удалось обнаружить документальных подтверждений тому, проводилось ли командованием ЧФ расследование обстоятельств торпедной атаки 24 февраля и гибели 'Струмы'. Судя по всему, проводилось, и довольно жестко: ведь флибустьерские подвиги 'старлея' Денежко заставили СССР оправдываться на международном уровне. Во всяком случае 'позиция ?38' у турецких берегов после этого советскими подводниками практически не использовалась. Но, опять же для поддержания официальной версии, никаких штрафных санкций против экипажа Щ-213 применено не было. Более того, на подводников пролился щедрый дождь правительственных наград в виде орденов Боевого Красного знамени и Красной звезды для особо отличившихся и 'дежурных' медалей 'За боевые заслуги' для остальных.
Старший лейтенант Денежко явно не относился к тем "бравым" офицерам, которые всегда готовы прикрыть самые неприглядные дела сакраментальной фразой: 'Война все спишет!'. Согласно послевоенным воспоминаниям старшины с Щ-213 Носова, после возвращения из похода 'командир находился в очень подавленном состоянии'. На построении экипажа он однажды заявил, что всю ответственность за атаку 24 февраля 'берет на себя одного'. Очевидно, 'старлей' сам допускал возможность, что это его торпеда оборвала 750 жизней невинных людей, однако отчаянно пытался докопаться до истины. Ночи напролет в своей каюте он изучал карты и что-то записывал. Наиболее правдоподобный ответ на вопрос о том, причастна ли Щ-213 к гибели 'Струмы', смог бы со временем дать ее командир. Война не оставила ему времени. 24 марта 1942 г. пикирующие бомбардировщики люфтваффе Ju-87 осуществили налет на военно-морскую базу ЧФ в Туапсе. Старший лейтенант Денежко находился на борту плавбазы 1-й бригады подводных лодок ЧФ 'Нева' (бывший испанский лайнер 'Эссекибо', прибывший в СССР в 1937 г.), получившей тяжелые повреждения в результате попадания 250-кг авиабомбы. Пробив ходовой мостик и верхнюю палубу, бомба взорвалась в офицерской кают-компании. Командир Щ-213 Дмитрий Денежко был среди погибших при взрыве. Это стало для старшего лейтенанта 'выходом чести', однако его личное расследование обстоятельств атаки 24.02.1942, которое могло бы восстановить доброе имя Щ-213, так и не были закончено.
Щ-213, переведенная во 2-й дивизион подлодок ЧФ и получившая нового командира - капитан-лейтенанта Николая Исаева, успела осуществить еще один выход на патрулирование и неудачную попытку прорваться в осажденный Севастополь с грузом боеприпасов, горючего и продовольствия. Она пропала без вести в своем шестом боевом походе. Вероятнее всего, 14 октября 1942 г. лодка была потоплена глубинными бомбами с немецкого большого охотника Uj-116 'Ксантен' и двух 'раумботов' (тральщиков-охотников) после неудачной торпедной атаки восточнее Портицкого гирла Дуная. Рассматриваются также версии гибели подлодки на румынских минных заграждениях или вследствие аварии. Из 43 моряков, для которых Щ-213 стала подводной могилой, большинство участвовали в роковой атаке 24 февраля у устья Босфора. Щ-213 повторила судьбу 'Струмы'... Общей участи избежали только старшина Носов и четверо краснофлотцев, переведенных ранее на другие места службы.
Подведем итоги. К сожалению, нельзя с полной уверенностью утверждать, что Щ-213 не потопила 'Струму'. Однако гораздо меньше похожа на правду обратная версия. Причина гибели маленького болгарского судна с 778 мирными людьми на борту, скорее всего, навсегда останется тайной, покоящейся в морских глубинах, как и тысячи подобных ей трагедий. Что же до роли в этих событиях советской подлодки Щ-213, ее командира и экипажа, о которой до сих пор ведутся споры, то здесь уместно вспомнить строчки из стихотворения Киплинга в известном переводе Константина Симонова: