Ночь опустилась на город. Безоблачное небо искрилось мириадами звезд и только полной луны не хватало для всеобщего счастья. Я вышел на работу. Спустившись пешком с восьмого этажа моего дома, лифт чинили уже второй месяц, я вышел из подъезда. На меня дохнуло морозным воздухом. Двор был пуст - безмятежность укрытая легким белым одеялом. Здесь мне делать нечего. Пространство около своего нынешнего жилища я выработал еще много лет назад. Осмотрелся. В моем квартале все спокойно. Если зрение не помогало в работе, я пользовался интуицией. Сейчас она подсказывала мне идти прямо, никуда не сворачивая. Не став ей перечить, зашагал вперед. Я жил в спальном районе на окраине города, может не самое престижное место, но людям здесь вполне спокойно. В этом есть и моя заслуга.
Я двигался в сторону центра города. Перейдя через дорогу, вышел к большому парку. Здесь мне стало понятно, что интуиция и на этот раз меня не подвела. Внешне все тихо, и для любого обывателя, если бы таковой проходил сейчас мимо, все выглядело нормальным. Я видел совершенно другую картину. Над деревьями бушевал пожар. Красные всполохи уходили узкой линией из центра парка и на высоте пары метров от крон самых высоких деревьев, превращались в едкий красно-желтый дым, расползаясь во все стороны.
"Гнев": подумал я. Если пока виден только огонь, значит, конфликт еще разгорается и есть шанс его ликвидировать без последствий для окружающих. При активной фазе конфликта сделать практически ничего нельзя. Дым превращается в красный огонь, затем происходит взрыв. Это было самым опасным. Если обычный человек, не видящий в астральном спектре, попадал под такое воздействие, его организм реагировал мгновенно. И хорошо еще, если он отделывался легким недомоганием. Я углубился в парк. В обычном спектре все здесь очень даже симпатично: сосны подернуты инеем, пахнет хвоей, под ногами уютно хрустит снежок. Только чувствительный и внимательный человек или экстрасенс мог ощутить легкое напряжение царящее вокруг. Нездоровую ауру этого места. И чем дальше я приближался к центру парка, тем сильнее становилось это напряжение. Наконец стали слышны голоса "Это ты мне, козел?", "А за козла ответить придется", "Я за себя отвечу, а ты?"
Прямо посреди пустующего ночью футбольного поля стояли две группы молодых людей. Кучки, в одной было шесть человек, в другой пять, стояли друг напротив друга. Они источали крайнюю агрессивность. Они готовились выяснить отношения. Я смотрел на них в астральном спектре. Все красные, кроме двух парней с одной и с другой стороны - те излучали липкий синеватый цвет страха. Ночью парк всегда становился местом разборок, торговли наркотой и других темных дел. Неудивительно, что наши доблестные служители, порядка такими же группками патрулирующие улицы, огибали его стороной. Я уже пару раз подумывал о том, чтобы поставить здесь барьер, но все мешкал, не хотелось тратить столько сил на такие пустяки, ведь никогда не знаешь, с чем придется столкнуться завтра.
Заметив мое приближение, парни обратили свое внимание на меня. Раздались приглушенные голоса: "Чей он?" Пошушукавшись с полминуты и поняв, что я не принадлежу к их группам, в мою сторону послышались угрожающие реплики. "Вали отсюда, пока цел"! Когда до молодых людей оставались пару-тройку шагов, ко мне на встречу вышел высокий широкоплечий детина, лет двадцати. По наглому и уверенному виду, я узрел в нем лидера одной из кучек.
- Ты кто такой? - спросил он. - Огрести захотел?
- Молодой человек, огоньку не найдется? - сказал я, протянув ему скомканный рулончик разноцветной бумаги.
Он сжал кулаки и готов был, как следует мне навешать, но я очень внимательно смотрел ему в глаза, поэтому его гнев немного смягчился. Достав зажигалку, он щелкнул кресалом, и мой рулончик с одной стороны стал ровно тлеть, источая еле заметный аромат. Я положил самокрутку себе в рот, кивнул парню и пошел между двумя группками. По пути я усиленно выдувал из самокрутки весь имеющийся в ней заряд, по моим подсчетам его должно хватить. Меня проводили, молча глядя в спину. Одно это являлось хорошим знаком. Сойдя с футбольного поля, я обернулся. Красный пожар сменился серым туманом. Парни, не понимая смотрели по сторонам, через пару мгновений лидеры группок что-то сказали друг другу и, пожав руки, разошлись, уводя людей. Я облегченно выдохнул.
2
В мире нас осталось очень мало. На каждую крупную страну в регионе приходилось где-то по два-три человека. В центральной части России оставался только я. Каждый новый цикл, время когда геополитическая обстановка в мире менялась, создавались и распадались империи, переделывался мир, мы снимались с насиженных мест и селились там, где наша деятельность оказывалась важнее всего. Я не знаю, когда это началось и не представляю, чем закончиться, единственное, что я могу - делать свою работу, и делать ее хорошо.
Вот уже вторую неделю меня одолевало неприятное чувство надвигающейся угрозы. Я не представлял чем это вызвано. Пробовал заглядывать в астрал, но ничего интересного там не находя, возвращался назад. Может у меня просто депрессия? Что ж, вполне возможно, учитывая то, чем я занимаюсь. А может это интуиция, которой я привык всегда доверять?
Я шел по центральной площади города. Ярко светило солнце. Хотя днем я обычно не работаю, но иногда нужно проверять обстановку и в это время суток. Над городом витала свежая золотистая аура предпраздничного настроения. Сегодня двадцатое декабря и скоро намечалось празднование нового года. В сочельник мне особенно хорошо, ведь это самый любимый праздник всей страны. На площади рядом со статуей вождя усопшей империи воздвигли огромную елку, и теперь рабочие на подъемниках, наряжали ее. Я остановился, пару минут полюбовавшись приятным действием, потом зашагал дальше.
На подходе к самому большому кинотеатру города, заметил, как над ним возвышается фиолетовый смог. Это плохой знак, жалость, смешенная с ожиданием чего-то плохого. Сначала я подумал про акцию одной из оппозиционных политических партий, но подойдя к кинотеатру, понял, в чем дело. Неподалеку от входа стоял мужчина средних лет, облаченный в черную рясу. Он нараспев орал про грядущий конец света и календарь индейцев майя. Представитель одной новоиспеченной секты старался, как мог. В астрале он выглядел как дымовая шашка. Источал фиолетовый смог, который подхватывал народ, и, усиливая ответной эмоциональной реакцией, гнал в пространство. Такие люди - самые опасные. Ведь идея о какой-то беде остается просто идеей, пока она не начинает завладевать умами простых людей. Сектанты выступали агентами хаоса, сами того не ведая - сеяли панику, а она усиленная в головах людей и привлекала из пространства реальные беды. Так произошло с эпидемией чумы в Европе средневековья, и со всеми крупными войнами, включая две последних мировых.
Воздействовать на сектанта я не стал. Ему и так хорошенько промыли мозги. Вместо этого я подошел к и так недобро поглядывавшим на него охранникам кинотеатра.
- Извините, но я жду своих друзей, мы хотим посмотреть кино, - начал я. - Они сами из другого города приехали, их может шокировать такой субъект. А ведь это лучший наш кинотеатр.
Охрана отреагировала правильно. Вежливо пообещав мне решить вопрос, они направились к смутьяну. Культурно договориться с ним не получилось, но пара крепких затрещин, возымели действие. Через мгновение все успокоилось. Поблагодарив охрану, я пошел дальше. А ведь это далеко не первый случай таких пророчеств в нашем городе. Тут я вспомнил, что за неделю до этого последователи секты "Дети судного дня" устраивали целую акцию у стен городской администрации. К счастью там мое вмешательство не потребовалось, все решил отряд омоновцев. Тут я вновь поежился. Что-то здесь не чисто.
3
Двадцать пятое декабря. Скоро новый год. Люди активно закупают подарки для своих родных и близких. Мне приятен общий настрой, но интуиция по прежнему твердила мне о грядущей надвигающейся опасности. За прошедшие пять дней я сумел разыскать главный штаб "Детей судного дня". Он находился в заброшенном, полуразрушенном двухэтажном доме на окраине города, который готовили к сносу. Я стоял в десяти метрах от входа - висевшей на честном слове двери покосившегося подъезда. Дом источал черный смрад безысходности. Конечно, большинство из сектантов были счастливы, но это внушенное им счастье столь смехотворно, что их подсознание все прекрасно понимало, но сделать ничего не могло. Сознание несчастных полностью контролировалось лидерами зомбированных.
Содрогаясь от отвращения, я открыл дверь и вошел внутрь. Загаженный подъезд ничем меня не удивил, я начал восхождение по облупившейся бетонной лестнице. Со второго этажа слышалось монотонное гудение десятков мужских и женских голосов. Видимо читали мантры или еще что-то в этом роде. Я поднялся по ступенькам и вышел на лестничную клетку. Здесь располагались всего четыре квартиры. Закрыта только самая дальняя дверь, откуда и доносились голоса, остальные были приоткрыты. Я заглянул в первую попавшуюся квартиру. Древняя двушка. Там царила разруха, мусор на полу, битые стекла. В коридоре обнаружил склад каких-то тюков. Не став выяснять, что в них, вышел из квартиры, направился в соседнюю. Здесь оказалось гораздо чище. На полу даже лежали старые, полинявшие ковры, на которых, свернувшись в позе эмбриона, расположились четыре человека. Трое мужчин и одна женщина, все закутанные в черные балахоны. Они были в бессознательном состоянии. Воздействовать на них не имело никакого смысла, я направился дальше.
В третьей квартире находился всего один человек. Молодая девчонка лет семнадцати стояла и смотрела в окно. Одетая все в тот же черный наряд, только капюшон спущен и ее хрупкие плечи тоненькими струями обтекали золотистые волосы. На улице медленно шел снег, оконные стекла покрыты узором. Я заглянул в астрал. Девушка зомбирована, это я видел очень четко, но было в ней и что-то еще. Я пока не разобрал, что именно. Услышав мои шаги, она обернулась. Тут я понял, в чем дело, и от этого мне стало не по себе. Это она...
* * *
Грохнуло. Где-то рядом взорвалась пороховая бомба. С потолка посыпалась штукатурка. За окном кричали на французском языке. Русская речь исчезла с улиц Смоленска еще 18 августа 1812 года, когда генерал Багратион оставил город великой армии Наполеона. Сейчас двадцать пятое число, город наполовину выгорел, но отдельные очаги сопротивления еще оставались на улицах. Я сам являлся одним из таких очагов, пока шальная пуля не задела мою жену. Она умерла у меня на руках час назад. Я сидел перед ее телом не в силах что-либо больше сделать.
- И почему ты не ушла из города вместе с остальными? - сказал я Лизоньке. Казалось, что она спит. Светлые волосы спадали на подушку, глаза закрыты. Если бы не большое красное пятно на платье, можно действительно подумать, что она видит сладкий сон и не хочет просыпаться.
На лестнице раздался грохот тяжелых сапог. Вслед за этим дверь в мой дом, заколоченную крест-накрест досками, сотряс мощный удар. Я облегченно выдохнул. Видимо отряд моих крепостных, державших оборону на первом этаже все-таки пал. А ведь хорошо они держались, даже пушка имелась, так славно била картечью, не один десяток французов в капусту порубила. Жалко моих, но я оказался даже рад такому развитию событий.
- Лиза я иду к тебе, - сказал я, погладив жену по голове.
Поднявшись на ноги, я повернулся лицом к входной двери. Вытащив из ножен свою старую фамильную саблю, с которой мой дед еще на Осман-пашу ходил, я стал ждать. Дверь сотряс еще один мощный улар, очевидно, били тараном. Потом еще, от которого доски жалобно заскрипели. И наконец, грохнуло, и дверь с грохотом свалилась на пол. С диким криком в комнату влетели солдаты в расписных сине-белых мундирах. Одного я с размаху полоснул по животу, он с диким криком повалился на пол. Второй видимо считал себя неплохим фехтовальщиком. Увернувшись от парочки напористых выпадов и отбив совсем уж наглый рубящий в голову, полоснул его от плеча до бедра. Он повалился на пол. В комнату вбежали еще солдаты, но я был готов рвать их зубами, только не подпустить к телу жены. Сразив еще одного, я допустил ошибку, сабля застряла в груди молодого француза. Мгновение, пока я вытаскивал ее, оказалось достаточно, чтобы меня сбили с ног, обезоружили и занесли над моей грудью длинный кинжал. Я уже приготовился уйти в мир иной, как вдруг все перед глазами одновременно и померкло и взорвалось мириадами ярких красок. Хотевшие меня убить французы оказались ярко красными, от них шел неприятный запах и сильный жар. Одновременно с этим дневной свет померк, превратившись в светло серый сумрак.
Затем произошло нечто и вовсе странное. Занесший для удара кинжал француз изменился сначала в цвете - потеряв яркость и посерев, затем в лице - стал безмятежно спокоен. Еще через мгновение та же метаморфоза произошла и с остальными солдатами, желавшими отомстить за убитых мною товарищей. Еще через мгновение они покинули комнату, все кроме одного. В дверном проеме застыл пожилой высокий офицер в форме с золотыми эполетами. Он как-то странно смотрел на меня, после чего перевел взгляд на мою жену, затем тяжело вздохнул и также вышел вон. Это единственный француз, не имевший цвета. Он походил на дневной свет, такой же серый и сумрачный. Когда воцарилась тишина, я ошалело вскочил на ноги и посмотрел на свою жену. То, что я увидел, заставило меня вскричать, не от испуга, нет, скорее от удивления. Лизонька сидела на кровати, наполовину погруженная в свое же тело. Она смотрела на меня и улыбалась. Ее взгляд выражал всю печаль нашего мира, но она улыбалась мне. Я протянул к ней свою руку, она протянула в ответ. В тот момент, когда наши пальцы соприкоснулись, видение исчезло. Мир снова встал на свои места. Предо мной лежало бездыханное тело моей супруги, я находился один в пустой комнате. Невольно слезы брызнули у меня из глаз. Я дико закричал...
4
Точнее это не совсем она, а ее реинкарнация. Душа моей Лизоньки сейчас переживала новое рождение в стоящей передо мной девушке. Но этого оказалось достаточно, чтобы впервые за двести лет по-настоящему взволновать меня.
- А вы кто? - спросила девушка.
- Я? - сказал я, сам немного задумавшись над этим. - Я друг.
- А, - успокоилась блондинка. - Вы наш новый брат? Или только хотите вступить в наши ряды, я права?
Я подошел к сектантке, прижал ладони к ее голове и посмотрел в глаза.
- Немедленно возвращайся домой, слышишь, немедленно бросай всю эту гадость! - сказал я. Мне было точно известно, что девушку дома действительно ждали любящие родители, уже три дня обзванивающие все, что только можно в поисках своей дочери.
Да уж, с зомбированными обычное воздействие не удавалось. Промытые мозги тяжело усваивают любую информацию, даже мою. В коридоре послышался скрип открываемой двери, голоса сектантов читающих мантры стали чуть громче, потом снова затихли, в такт захлопнувшейся двери. Пора воспользоваться средством по круче. Я достал самокрутку. Сколько себя помню, всегда любил курение. Мой дедушка, близкий друг грузинского князя всегда курил отменный табак, ведь торговые караваны из Азии проходили через его таможенное ведомство. Он то и научил меня курить. Помню, мама очень злилась на него, но он смеялся в ответ. Сейчас в моих руках самокрутка, в которой среди прочих неведомых простым людям ингредиентов находились примеси того самого табака. Достав из кармана зажигалку, я щелкнул кнопкой, синий столбик пламени вырвался из моих рук и моя сигарета сладко затлела. Затянувшись, я с наслаждением выдохнул. Помещение наполнилось приятным терпким ароматом. Девушка круглыми глазами смотрела на меня. В астрале она сейчас походила на свечку. Чистая искрящаяся душа в юном теле, коптила пространство густыми чужими, навязанными ей мыслями.
В квартиру зашел высокий седовласый мужчина в черном балахоне. На его лицо я не смотрел. Он мне не интересен. Сейчас надышавшись моего чудодейственного кумара он забудет все, что происходило в этой комнате, также как и эта девушка.
- Курить вредно, - послышался голос сектанта за моей спиной. На первый взгляд обычный голос, но что-то в нем было такое, что заставило меня обернуться.
Я не видел его цвет, он блеклый, как дневной свет в астральном спектре. Его лицо не изменилось с тех пор ничуть. Он остался таким же, как и двести лет назад.
- Дитя мое, Светлана, иди к братьям и сестрам, нам с заблудшей душой нужно поговорить, - мягко сказал глава секты.
Так вот как ее теперь зовут, Светлана. Я повторил про себя ее имя. Девушка, излучающая свет. В астрале так оно и выглядело. Она поклонилась ему и выбежала из комнаты. Только после того, как дверь за ней захлопнулась, мы начали разговор.
- Кто ты? - сказал я. - Я помню тебя, двести лет назад ты присутствовал при моем втором рождении. Тогда я стал чистильщиком. Так кто ты?
Старец, отвернулся от меня и подошел к окну.
- Сам ты как думаешь? - сказал он.
- За это время я виделся только с двумя чистильщиками, они все мне рассказали о нас, научили всему, - сказал я. - Я много думал о тебе с тех пор. Ты тоже чистильщик?
Старик усмехнулся.
- Думаешь, кроме чистильщиков никого больше нет? - спросил он, все также глядя в окно.
- О чем ты? - спросил я.
Старик повернулся ко мне.
- Если я чистильщик, зачем занимаюсь тем, чем занимаюсь? - сказал он. - Зачем пудрю мозги людям, увожу их из семей?
Я молча смотрел на старика. Смутное ощущение тревоги, которое я чувствовал все это время, сейчас было особенно сильным. Очевидно, что-то должно случиться, и случиться прямо сейчас.
- Мне рассказывали когда-то про загрязнителей, - сказал я. - Но сказали, что вас еще меньше, чем нас. Лично я не встречал ни одного. Ты один из них?
- Да, - сказал старик. - Я твоя полная противоположность. Только я гораздо старше тебя.
Я усиленно думал. Передо мной стоял один из нагнетателей хаоса, сила столь загадочная, что я даже не мог понять, что мне сейчас делать.
- Какое отношение ты имеешь ко мне? - спросил я. - Что ты делал двести лет назад? И почему сейчас ее душа снова здесь?
Старик улыбнулся.
- А ты подумай, молодой человек, - сказал он. - Если ты закреплен за одной территорией и интуитивно знаешь это, то тоже самое делаю и я. Две противоборствующие стороны изначально были равны, но постепенно чаша весов переходит на нашу сторону, не смотря на то, что нас в мире осталось только двое. А на счет тебя и твоей супруги, сначала я думал, что все это лишь случайность. Что поделать, был моложе, многого не понимал. Сейчас я вижу, что этот козырь дан мне про запас, чтобы осуществить то, что случиться в канун нового года. А сегодня, заметь ровно двести лет, как мы впервые увиделись, твой юбилей, между прочим.
- В новый год не случиться ничего особенного, - сказал я.
- Ты сам в это не веришь, - сказал старик. - Ты же чувствуешь это, я знаю. Я вижу это.
- Отпусти девчонку, - сказал я.
- Нет, - сказал загрязнитель.
- Я не прошу, - сказал я. Мой голос стал твердым, чужеродным.
- Я вижу, - улыбнулся старик. - Но ты ее не получишь.
Одним прыжком я оказался возле окна и изо всех сил ударил прямым в челюсть загрязнителя. Удар получился знатным. Основателя секты отбросило в дальний угол комнаты, нормальный человек после такого не поднялся, но он и человеком-то не был. С большим трудом старик сумел подняться на ноги. Его губа разбита, бровь рассечена от падения, но он нашел в себе силы улыбнуться.
Я ждал.
- Неплохо для чистильщика, - сказал он.
Что произошло дальше, я не успел сообразить, настолько быстро все произошло. Только, что старик стоял в углу комнаты, и вдруг твердый кулак уже врезается мне в живот, заставив впервые за двести лет почувствовать, что такое настоящая боль. Потом меня взяли за шиворот и как слепого котенка начали бросать по комнате, считая мной углы. Устав терпеть унижения, я рванулся изо всех сил, и, сумев таки зацепить шустрого для своих лет загрязнителя, отбросил его к окну. Мы смотрели друг на друга, тяжело дыша. По моему лицу текла кровь, я чувствовал, что у меня сломано два ребра, а в правой лодыжке у меня торчит осколок какого-то строительного мусора.
Загрязнитель стоял и улыбался, а я был готов разорвать его на части, прямо как тогда двести лет назад, французских захватчиков. И тут неожиданно меня осенило. Я перешел в астрал. Старик оставался таким же блеклым существом, но вот со мной творилось неладное. Я посмотрел на свои руки, затем оглядел себя. Я светился ярко красным свечением, которое уходило далеко за пределы этого здания глубоко в пространство. Впервые за все свое бытие чистильщиком я испытывал гнев. Даже не просто гнев, а ярость, во мне пылал все пожирающий костер, в котором легко можно сгореть. Что такое гнев чистильщика я боялся даже представить. Перейдя в обычный спектр, я опустил руки и улыбнулся. Улыбка сразу же спала с лица загрязнителя.
- Я понял, старик, - сказал я.
- Что ты понял?! - вскричал он. - Ты еще сопляк! Ты ничего не можешь понимать.
- Я понял, что ты знаешь больше меня, - сказал я. - Очевидно чистильщик еще не конечная стадия, мы можем превратиться в таких, как вы, я прав? Достаточно только предать свою природу.
Старик рванулся ко мне и с размаху влепил мне такую оплеуху, что я, сделав сальто назад грохнулся на пол. Я не стал подниматься, даже когда он лупил меня ногами. Вместо этого я вспомнил Лизоньку, все свои чувства, которые пронес через века. Подумал о той девочке, которую как приманку использовал загрязнитель, чтобы сделать из меня своего союзника и нарушить сформировавшееся равновесие. Все это судьбы, простые человеческие судьбы, из которых складывается наша реальность. Незаметнее их нет ничего, но и важнее тоже. Нужно только уметь ценить свои самые простые моменты.
Я открыл глаза. Пустая и холодная комната. Окно распахнуто, вокруг тишина. Мои раны зажили, как это и должно быть. Перейдя в астральный спектр, я оглядел себя. Ровное белое свечение, как всегда. Ну, что же хорошо. Дом наконец-то опустел и стал по-настоящему заброшенным.
5
Право на выбор. Наверное, это единственное, чего нет у чистильщиков. Ты не решаешь, стать или не стать им. Это просто происходит и все. Своеобразный форс-мажор вселенских масштабов, полностью меняющий твою жизнь. Вернее сказать не меняющий, а полностью стирающий ее. Ведь та жизнь, который жил я и мне подобные, не имела ничего общего с человеческой. Скорее ее можно сравнить с существованием призрака, у которого остались едва различимые следы людской сути, но только следы.
Я со счастливой улыбкой на лице наблюдал, как Светлана вернулась домой. Как обнимает ее мать, как радуется отец. Пусть сейчас эта девушка не имела ко мне никакого отношения, но мне все равно было приятно. Развернувшись, я пошел прочь от высотного дома, в котором на первом этаже находилась квартира девушки. Моя интуиция сейчас молчала. Только я сам понимал, что впереди у меня еще очень много работы, и конечно скоро новый год...