Сегодня мне опять приснился кошмар. Не из тех кошмаров, которые моментально будят тебя, а какой-то долгий и вязкий, как трясина. Не помню его содержания, только проснулся я нервный и весь в поту.
В складках одеяла нащупал телефон. Откуда он там взялся, я не знал. Скорее всего, будильник снова трезвонил все утро, пытаясь разбудить меня, но я раз за разом затыкал его и так и не проснулся. На экране высветилось: "тринадцать сорок пять", а еще четыре пропущенных звонка будильника.
"Не так уж и плохо, но можно было бы и пораньше" - подумал я.
За окном уже давным-давно была зима. Небо было совсем голубое, без облаков, с отливом изумрудно-зеленого и желтого на горизонте. Должно быть через полчаса-час стемнеет. Голова гудит, а мысли все никак не соберутся в кучу - верный признак того, что я вчера выпил лишнего.
Солнечный свет, не стесняясь, разливался по комнате. Голые стены искрились в нем, и казалось, будто я проснулся в кварцевой пещере.
"Надо бы начинать день" - пробормотал я себе под нос.
Хотя глазам было жутко больно в этом царстве света, я все-таки поднялся с постели и поплелся в ванную. Там я умылся и соскреб с языка горький осадок от вчерашнего вина. На кухне вскипятил чайник и заварил быстрорастворимый кофе с молоком и сахаром. Прикусив одно шоколадное печенье, надел пальто, тапки и пошел на балкон, закуривать первую сигарету.
Отсюда открывался абсолютно типичный, для спального района Москвы, вид: уходящее вдаль шоссе и несколько прилепленных друг к дружке однотипных панелек, отгораживающих район от остального большого города. Внизу стояла, засыпанная снегом, коробка футбольного поля, по ней, вытаптывая какие-то странные узоры, ходил мальчонка с рюкзаком за спиной. Видно уроки закончились, друзья разбрелись на секции или просто ушли домой, а ему домой идти не хотелось. Может быть, дома его ждал выговор за плохие оценки, а может быть, его там просто ничего не ждало, вот он и мял снег, не зная как скоротать время.
Я смотрел на это, курил, потягивал кофе и думал: "Чем бы сегодня заняться?". Из чашки густо валил пар, придавая моему незамысловатому напитку, некую таинственность и даже изысканность. По небу медленно, где-то очень высоко, проплывал самолет, оставляя за собой белый след. Всеми силами я пытался просмаковать этот момент, но, как назло, вкуса сигареты я почему-то не чувствовал, она лишь обжигала горло, а ноги, даже в тапочках, быстро окоченели от промерзшей плитки, поэтому стоял я, переминаясь с ноги на ногу.
Так и не решив чем заняться, я выкинул окурок в окно, одним большим глотком допил кофе и вернулся в комнату.
От одного только вида голых стен, в груди что-то начинало съеживаться, а по мозгам, словно бы полоснуло чем-то острым. Так занималась ежедневная скука, и мне нужно было срочно найти от нее спасение.
В университет я не ходил уже два месяца. Странная вещь, в первые месяцы учебы я старался быть прилежным студентом, посещал каждую пару, писал конспекты и всю домашку сдавал в срок. Я даже в школе так не усердствовал. Но в один день, проспав первую пару, я понял, что больше не пойду в университет. Тогда мне показалось, что во мне просто что-то переклинило и потому я больше не хочу туда ходить. Сейчас же я понимаю, что так должно было случиться с самого начала, ведь, поступая в университет, я сам не знал, зачем это делаю.
Вообще же, если говорить о моей жизни, то раньше она всегда представлялась мне рекой, по которой я плыву в деревянной лодчонке. Меня несет легкое, но уверенное течение, над головой светит солнце или блестит луна со звездами, а по берегам раскиданы деревья, на ветвях которых сидят самые разные птицы. И вот я, нежусь на солнышке, или же, скривив лицо от холодного ветра, плыву по этой реке, слушаю пение птиц. Иногда, конечно, на реке встречаются и пороги, но моя лодчонка все их уверенно проходит, так что мне даже и тревожиться не приходится...
Чуть меньше года назад я закончил школу. Закончил её абы как, ведь в основном я отдавался течению и совсем не задумывался о том, что вскоре начнется взрослая жизнь. Стоило мне сдать выпускные экзамены, как меня будто бы слегка заштормило. Тихая река принесла меня в открытое море, которое было отнюдь не спокойным. Нужно было решать в какой университет поступать, а ведь баллы у меня были низкие, поступать-то почти и некуда. После месяца метаний, я, наконец, решился поступить на платное отделение филологии одного столичного вуза. Затем началась и спустя месяц закончилась эпопея с поиском жилья. Только под самый конец августа, за три дня до начала учебы нашелся хороший вариант. Тут, благо, помог одноклассник, с которым в последние дни лета мы договорились снять квартиру на севере Москвы, цена была чуть выше желаемой, но, деля на двоих было вполне терпимо. Так я стал студентом и квартиросъемщиком в столице. Хотя, конечно, сказано грубовато, ведь платили и за учебу и за квартиру мои родители, но я почему-то совсем не испытывал угрызений совести за то, что так глупо использую их средства. Не испытывал поначалу, но теперь, оставив университет, каждый понедельник получая деньги на еду, от злости на себя был готов тут же рвануть в родной город с повинной, и покаяться перед отцом и матерью за собственную глупость. Но уже через минуту я одумывался, ведь по приезде домой меня ожидала бы череда вопросов, упреков и наставлений, возможно даже большая ссора, а здесь я был, вроде бы, в безопасности. Утешал себя в собственной слабости и надеялся на то, что со мной вдруг произойдет откровение.
Так я пришел ко дню сегодняшнему.
После бурного лета меня словно бы вынесло в мертвые воды, где нет ни течения, ни ветра, ни берега на горизонте, ни даже пения птиц.
Немного походив по квартире в раздумьях, я вернулся к себе в комнату. В комнату с голыми стенами. Каждый раз, как я просыпался в ней, или просто оказывался в ней, она всегда была одна и та же. В одном углу стоял потрепанный жизнью платяной шкаф без одной дверцы, оставленный прошлыми жильцами, в другом углу, напротив входной двери, стоял письменный стол, который я купил за полторы тысячи в онлайн магазине, совсем не удобный, но он хотя бы исполнял свое прямое предназначение. Рядом со столом - раскладная кровать, с тоненьким матрасиком, из-за чего поначалу я не мог заснуть - деревяшки врезаются в спину и то и дело трещат, когда переворачиваешься с боку набок, но теперь уже привык к этому. Раньше на стенах висели обрывки обоев, которые больше напоминали свисавшую паутину, но от них я избавился. Новые же обои я так и не поклеил. Еще в комнате был выход на балкон, что для меня было, поначалу, большим плюсом, но после первых же морозов я пожалел о том, что вовремя не заменил деревянную дверь, с трещиной на стекле и поломанной петлей, на новую - пластмассовую.
В этой комнате я прожил уже полгода, а последний месяц так и вообще почти не выходил из неё, но все так и не мог привыкнуть к ней. В этой комнате чувствуешь себя как какой-то беженец-эмигрант, здесь нет ничего, что давало бы почувствовать тепло и уют, или хотя бы того, что можно было бы назвать "моим". И в этой самой комнате мне предстояло провести, еще бог весть знает сколько дней. Конечно, я сам виноват, что не обставил комнату, не привел её в божеский вид, но почему-то каждый раз, когда я задумывался о том, чтобы поклеить обои или починить дверь на балкон, меня будто бы покидали силы. Здесь мне казалось, что это лишь мое временное пристанище, хотя насколько временное - не знаю.
Безделье все сильнее сдавливало мне горло. В голову начали лезть разные противные мысли, которые, в общем-то, весьма здравые, но от того еще более мерзкие и болезненные. Мысли эти были то об учебе, то о поиске работы, в целом, о будущем, а уж о нем мне думать совсем не хотелось. Сколько ни думал, все равно ничего дельного не придумал, лишь все сильнее и сильнее впадал в уныние и даже презирал себя. Презирал себя за то, что не могу, как нормальный человек определить свой дальнейший путь.
Тщетно пытаясь выбросить бестолковые мысли из головы, я наматывал круги по комнате. В конце концов, не выдержав, я спешно переоделся, накинул пальто и шарф и вышел из дома. Холодный воздух и усердное передвижение ногами обычно возвращали мне душевное равновесие.
В лифте со мной спускался парень лет четырнадцати - сосед с верхнего этажа. Он не сразу заметил, что я вошел в лифт и с озабоченным лицом давил прыщи перед зеркалом. Увидев меня, парень сделал вид, что поправляет прическу и, откашлявшись, отвернулся от зеркала. Я тоже сделал вид, что не заметил этой сцены, как и желтых капелек гноя на зеркале.
На улице уже почти стемнело, лишь последние лучи солнца, где-то за домами, тонули в надвигавшейся бездонной тьме ночи. Паренек, давивший прыщи, сел на лавочку возле подъезда, достал телефон и уставился в него так, словно весь мир вокруг него тут же исчез.
Навстречу мне шли люди возвращавшиеся домой с работы или учебы. У кого в руках были пакеты из ближайшего универмага, у кого за плечами рюкзаки. На шоссе, как это обычно бывает в это время суток, случился затор и водители, все как один, встревоженно или даже раздраженно смотрели на светофор, ожидая зеленый свет.
Глядя на все это я одновременно и злорадствовал и завидовал. Ведь я только что проснулся, неспешно начал свой день, и шел теперь по улице, не имея совершенно никаких рутинных забот. С другой стороны, ведь я шел, совершенно не понимая куда иду, а главное - не знал, зачем мне возвращаться домой, а ведь люди вокруг уж точно знали зачем они возвращаются домой или тревожатся о чем-либо.
Пройдя вдоль трассы, я свернул в парк, обошел замерзший пруд и вышел к церкви. К этому моменту я уже понял, что никаких интересных идей в моей голове так и не придумается, а потому пошел обратно, той же дорогой, которой и пришел. На обратном пути я все искал ответ на вопрос: "Зачем же мне возвращаться домой?". Дойдя до дома я так и не нашел ответа, но раз уж пришел, то стоит и войти, наверное.
Заходящий в нашу квартиру человек видел перед собой две двери, ведущие в мою комнату и комнату соседа, гардероб слева и большой аквариум, в половину стены между прихожей и кухней. Как-то раз, по-пьяни, мы с соседом залили в него воду, рассудив, что в стоячей воде, со временем, появятся водоросли и всякая растительность. Водорослей не было видно, только вода стала какой-то мутно-коричневой. Поглядев немного на аквариум, я зашел в комнату, принадлежавшую соседу.
Сосед, в противовес мне, был человеком дела. Еще в школе он твердо решил, что станет программистом и, отучившись, уедет работать на Запад. Для этого он прилагал много усилий: с отличием окончил школу, поступил на один из лучших IT факультетов в стране, ежедневно ходил на учебу и по вечерам занимался по онлайн курсам всяких международных программ. К слову, совсем ботаником он не был. Внешне был похож то ли на столичного денди, то ли на рок-звезду (каждый день по-разному). В общении же открыт, может даже чересчур; с парнями он "свой в доску", с девушками - ловелас, не имеющий никаких развратных намерений. Люди тянутся к нему со страшной силой, от чего попойки в нашей квартире случаются чуть ли не ежедневно. О таких людях как он обычно говорят: "лучшие из нас", и, думаю, это похоже на правду. Наблюдая со стороны, мне только и хотелось спросить у него:
"Откуда у тебя столько сил на все это?"
Его комната была уже совсем обжита. У большого окна стоял удобный широкий белый стол со стойками для тетрадей и книг. Над столом висел постер из какой-то игры, на котором был изображен катер, рассекающий по морским волнам. Высокий, тоже белый, шкаф во всю стену, служил хранилищем, как для одежды, так и для прочитанных книг, инструментов, гаджетов и всякой другой всячины, которую люди забрасывают в шкафы, думая, что когда-нибудь она пригодится. Напротив этого шкафа стоял диван-кровать, на котором я с блаженством укладывался спать, когда сосед ночевал у друзей. И, конечно же, в его комнате висели новенькие обои медового цвета.
Я посидел на мягком диване, полистал книги из шкафа, все уже зачитанные до дыр и пошел на кухню. Было уже семь часов, и сосед вскоре должен был вернуться, но я на всякий случай написал ему, спросив, скоро ли он придет домой и придет ли вообще. Ответа сразу не последовало, и я решил, пока жду его приготовить то ли завтрак, то ли обед, то ли ужин.
В морозилке лежала купленная вчера на развес куриная грудка и упаковка овощной смеси, вытащив их я заметил в глубине отсека, давно забытую, бутылку водки.
Готовка была для меня, сродни пешей прогулки, приятным, чисто механическим процессом, во время которого ненужные мысли не лезли в голову, от того, наверное, я и любил это дело.
Мелко нашинковав лук с морковью я свалил их на разогретую сковороду, затем кубиками нарезал курицу, посолил и поперчил её и, когда лук подрумянился, закинул мясо и стоял над плитой, помешивая все это дело. Когда курица побелела и затвердела, разорвав пакет, я засыпал овощную смесь с рисом. Только сделав это я подумал, что, наверное, мне бы стоило сначала разморозить овощи в микроволновке, но было уже поздно и я решил, что уже будь что будет. Так же стоя и размешивая что-то вроде паэльи, я вдруг почувствовал запах гари. На самом дне сковороды пригорел лук, от чего, вода, из размороженных овощей начала чернеть. Я стал перемешивать еще быстрее, соскребая со дна угольки лука.
Тут со мной случилось что-то странное. Я вдруг почувствовал себя оркестрантом на тонущем Титанике, который, поняв, что смерть уже неизбежна, решил "помирать, так с музыкой". Во внезапном припадке игривого фатализма, я стал пританцовывать и громко, в голос, петь "Никого не будет в доме" из "Иронии судьбы". Окончательно поняв, что блюдо уже никак не спасти, я просил деревянную лопатку в сковороду, размашистым жестом открыл морозилку и достал водку. Сцедив оставшуюся в бутылке жидкость в стакан, я получил всего каких-то грамм двадцать.
Решив, что такое даже закусывать не надо, я осушил стакан. Действительно, даже вкуса не почувствовал.
Почерневшая рисовая каша с курицей и овощами была готова. Я положил себе небольшую порцию, а остальное оставил соседу или себе на завтра. Сев за стол, я заприметил на подоконнике со вчера недопитую бутылку вина и проделал с вином то же самое что и с водкой, только вина набралось теперь на полстакана. Еда, на удивление, оказалась съедобной, и даже вкусной. Так что я даже положил себе еще немного добавки. Жива здесь, я разучился много есть, теперь мне хватало одного-двух приема пищи, чтобы быть сытым весь день. Должно быть это от того, что я за день почти не растрачивал энергии, а еще много пил и курил.
Прихлебывая жиденький черный чай после еды, я смотрел в окно на ночной город. Из кухни вид был совсем иной, нежели с балкона. Шоссе, вливавшееся эстакадой во МКАД - огромную неуемную реку, сверкающую светлячками фар и со стойким гулом автомобильных двигателей. Видна была и станция, мимо которой медленно, с каким-то цепным грохотом, тащился товарный поезд. Напротив выхода со станции стоял новенький, мерцающий всякими экранами с наружной рекламой, торговый центр с большой парковкой, прилепленной к нему сбоку. Неподалеку от торгового центра был разбит парк, с теплым светом фонарей и большим количеством деревьев, покрытых снегом, как зимней листвой, за парком же стоял достраивавшийся жилой комплекс, в некоторых домах которого уже вовсю кипела жизнь.
На улицах было полно народу. Разобравшись со всеми дневными делами, они теперь беззаботно гуляли или ходили по магазинам, и у всех на лицах было выражение усталого, но беззаботного довольства. Даже автомобилисты, выезжавшие с парковки торгового центра, были уже не напряженными и нервными, а спокойными. Казалось, всех этих людей уже совершенно ничего не волнует. Для них этот день уже скоро закончится и все они, вернувшись по своим теплым и уютным домам, поужинают и лягут спать, чтобы завтра начать новый день, наполненный рутинными обязанностями, может быть и скучным, но уже привычным и легким.
Вся эта картина была пропитана жизнью и жизненным теплом, от чего мне почему-то стало грустно.
Наконец пришло сообщение от соседа. Написано было так:
"Мы скоро будем!"
"Значит, опять гулянка" - подумал я и в этот же момент раздался звонок в дверь.
Я сложил пустые бутылки в пакет, чтобы казалось, будто все это было выпито когда-то давно и кем-то другим. Уловка глупая, но на такие мелочи обычно никто не обращает внимания, а мне, почему-то, очень не хотелось выглядеть в глазах моего соседа алкоголиком. Снова раздался звонок, и я пошел открывать дверь.
Шумная компания почти что ввалилась в дверной проем. Из чьей-то портативной колонки гремела какая-то популярная песенка. Перекрикивая музыку, ребята обсуждали какой-то смешной случай, произошедший у них в университете (все они учились вместе), и громко смеялись, постоянно дополняя историю новыми подробностями.
Сам не зная зачем я спросил моего соседа:
- По какому поводу?
На что он, снимая пальто и шарф, ответил:
- Пятница же! - при этом он очень широко улыбнулся.
"Значит сегодня пятница" - эхом пронеслось у меня в голове. - "это хорошо" - хотя что в этом хорошего я не знал. Мне не было никакого дело до того пятница сегодня или понедельник. Все дни были на одно лицо.
Раздевшись, компания прошла, гремя бутылками, прошла на кухню, оставив после себя в прихожей шесть пар зимней обуви, две женских и четыре мужских. Девушки уселись за стол, а парни либо выставляли на стол алкоголь и закуски, либо ходили по квартире, в поисках недостающих стульев. Сосед вручил мне пакет, в котором лежало три банки пива и упаковка чипсов. От чипсов я отказался, но пиво принял с большой благодарностью и отправился к себе в комнату, предварительно сказав, что на плите есть еда.
Кто-то из девчонок крикнул мне в след:
- Ну посиди с нами, что как неродной?
- Может позже - буркнул я себе под нос и закрыл за собой дверь.
Еще я услышал, уже из-за двери, как та же девушка спросила соседа:
- Почему он всегда уходит от нас?
- Такой уж он. Ну так, есть кто-нибудь будет?
Очутившись один, я, наконец, почувствовал легкое опьянение, от которого пить захотелось еще сильнее. Открыв пиво, я вышел на балкон, чтобы не слышать музыку и шум из квартиры.
Было уже десять часов и людей во дворе совсем не было. Только внизу, в футбольной коробке, был виден непонятный узор, вытоптанный утренним (или дневным) мальчишкой. Иногда проезжали одинокие машины в сторону МКАДА, люди за рулем выглядели измученными и усталыми, но в целом, было совсем тихо. Говорят, что Москва никогда не спит, но вот был город, спящий мертвым сном. Окна соседних домов погасли, на чистом небе висела одинокая луна, без звезд, и казалось, будто все уже так и останется навсегда.
Я курил одну сигарету за другой и все больше погружался в пьяную меланхолию. Я задумался о том вопросе, который задала та девушка моему соседу. И правда, почему я всегда стараюсь сбежать от этой компании? Ведь каждый раз, запираясь в своей комнате, я слышу через дверь их смех и голоса, увлеченные разговором, и каждый раз мне хочется присоединиться к ним; стать частью этого торжества лихой студенческой жизни. И все-таки, когда я прихожу к ним, я чувствую себя лишним. Сидя где-то сбоку я лишь молча наблюдаю за людьми, которые слишком сильно отличаются от меня. Они говорят о том, как тяжело им готовиться к экзаменам, обсуждают, кто с кем и когда переспал или решают, какую бы подработку им лучше найти, чтобы совмещать с учебой. И вот слушая это, я понимаю, что мне здесь не место. Но где тогда?
Допив пиво, я уже был изрядно пьян. В порыве глупой жалости к себе, я пытался заставить себя разрыдаться, но не смог, слезы почему-то не хотели течь из глаз. Меня лишь начало трясти, то ли от холода, то ли от усталости.
Спустя еще полчаса я пошел на кухню. Народ переместился в комнату соседа. Судя по звукам перекатывающихся игральных костей, они играли в какую-то настольную игру. На столе стояла бутылка вина, выпитая наполовину. Приглядывая за дверью, чтобы никто не вышел из комнаты, я налил себе полный стакан и тут же выпил его, чтобы хмель продержался подольше. Затем я оделся и вышел на улицу.
В пьяном полубреду я шатался по улицам, напевал строчки из песен Цоя и Башлачева, снова через силу пытался заплакать, а потом, не сумев этого сделать, так же через силу смеялся над самим собой. Пару раз я спотыкался и падал в сугробы, от чего пальто насквозь вымокло. В конце концов, я уселся на лавочку возле замерзшего пруда и, все еще бормоча какую-то песню, уснул.
Разбудил меня телефонный звонок. Это был сосед.
- Ты где там? - очень участливым голосом, как заботливая мать, спросил он.
- Да так, гуляю...
- Понятно, я скоро спать пойду, ребята уже разошлись по домам.
- Хорошо, иду домой. Спокойной ночи!
- Ага.
Голова болела так, будто мои мозги прокручивали через мясорубку. Я дрожал от холода и от усталости. Просидев на лавочке еще пять минут, я встал и пошел домой. Пошел только потому, что там теплее.
Открыв входную дверь, я увидел соседа, достающего из аквариума пустые пивные банки. Он стоял в трусах тапках и кофте; явно уже собирался лечь спать, но тут увидел мусор в аквариуме и стал убираться.
Держа в руках пивные банки, из которых на пол лилась мутная вода, он оглядел меня с ног до головы, а затем тихо сказал:
- Дурак ты.
После этого, наконец, избавившись от мусора, он зашел в комнату и пробурчал "Спокойной ночи".
Скинув тяжелое от влаги пальто на пол, я, не умывшись и не раздевшись, улегся в кровать. Деревяшки подо мной уныло затрещали, и трещали каждый раз, как я переворачивался с боку на бок.