Музыка стихла к полчетвертого утра и вся веселая компания, зевая и оглядывая заставленный пустыми бутылками и грязными тарелками стол, стала разбредаться по кроватям. Еще какое-то время из коридора была слышна какая-то суета, открывались и закрывались двери, кто-то уронил телефон, при этом громко рассмеявшись, но вскоре все совсем смолкло.
Мы остались вдвоем в полной тишине. Ей не хотелось спать, а мне не хотелось спать без неё. Так мы и сидели по разным концам широкого стола, под тусклым желтым светом небольшой лампочки, висевшей над дверным проемом. Можно было бы зажечь остальной свет, но делать это было незачем, хватало и того, что можно было различить силуэты вещей на столе.
Она сидела неподвижно с опущенной головой, так что лицо её при всем желании разглядеть без нормального освещения я не мог. Казалось, будто бы душа её куда-то ушла, а тело, в ожидании души, обмякло и стало совершенно обезличенным. Мне было грустно видеть её такой. Еще каких-то полчаса назад, среди множества людей она была такой живой и отзывчивой, поэтому мне казалось необходимым о чем-то с ней заговорить, иначе она могла совсем исчезнуть, растворившись в окружавшей нас тишине. Но я не знал, как начать разговор, и просто сидел, потягивая остатки рома, глядя на неё.
От безысходности я уже собирался вновь включить музыку, но в тот момент, когда я встал и подошел к колонке, на кухню зашла хозяйка Катя, вспомнившая про свою ответственность за сохранность дома. Перекрыв газ и осмотрев хмурым взглядом замусоренный стол, явно отгоняя от себя скучную мысль об утренней уборке, Катя сообщила мне, что нам досталась кровать наверху и там постелено. Немного постояв, прислонившись к стене, Катя боролась со сном, будто бы пытаясь впитать хотя бы остатки уже давно улетучившейся живой разгульной атмосферы, но, поняв, наконец, что атмосфера теперь напоминала больше поминки, чем вечеринку, Катя в последний раз оглядела кухню и с удовлетворенным видом отправилась, наконец, спать.
И вновь наступила тишина, но теперь уже я набрался храбрости сказать хоть что-то.
- Пойдем, покурим, что ли - с надеждой предложил я.
Она подняла голову и, будто бы приводя сознание в порядок, смотрела рассеянным взглядом куда-то сквозь меня. Через несколько секунд её взгляд, видимо, наконец, смог различить меня, её лицо оживилось и она тихим голосом, который еще не успел до конца вернуться оттуда, откуда вернулось её сознание, сказала:
- Пойдем.
Ночь выдалась светлая. Ярко светились алмазной крошкой звезды; лунный свет посеребрил дома, деревья и заборы, а роса в траве искрилась как лють в морозный зимний день. Весь дачный поселок уже давно спал, и только мы вдвоем нарушали тишину ночи, медленно ступая по скрипящим половицам крылечка. Закурив мы сели на ступеньки и, к моему удивлению, она сама заговорила.
- Слишком рано все пошли спать. - Сказала она, и в её голосе чувствовалось глубокое сожаление - Я хотела еще немного посидеть, поболтать с ребятами.
Она немного помолчала, стряхивая пепел с сигареты. Так и не сделав не единой затяжки, она заложила её в губы и закончила мысль:
-Хоть ты остался, а то как-то совсем тоскливо было.
- Ну, я тоже пока не хочу спать. - Едва сдерживая зевоту, говорю я - К тому же, не очень хочется просыпаться от того, что ты будешь залезать в постель. - Сказав это, я как самый невинный дурак покраснел, но она этого, слава богу, не заметила.
- Нет, такого бы не случилось. - Она еле заметно покачала головой, так что локон её каштановых волос, лежавший на плече, упал на грудь. - Если бы ты уснул, то я бы, наверное, уехала домой.
В этот момент я был уверен, что мое сердце разорвется от счастья, как перекачанный воздухом шарик. Я был рад тому, что она осталась здесь благодаря мне, хотя и понимал, что сказанные ею слова значат совершенно другое. Я бросил окурок, посмотрел на неё и удивился тому, как красива она была сейчас. Призрачный свет отражался от её бледной кожи, делая её похожей на одну из звезд, сияющих теперь на небе, таких же ярких и далеких. Она мне всегда казалась существом неземным, но сегодня отчего-то это чувствовалось особенно отчетливо.
Чтобы взбодриться, я попытался сделать глоток рома, но, видно от того, что я был занят другими мыслями, я совсем забыл долить его в свой стакан перед выходом. Это было плохо, ведь если я не буду пить, то вскоре начну трезветь, а значит, стану совсем сонным и начну мерзнуть. Сидя на неудобной деревянной ступеньке, я думал, что же лучше: сходить и налить еще стакан или не двигаться, не нарушать то странное состояние, когда двое, сидящие под луной, могли найти ту незримую нить, что свяжет их в моменте, позволив забыть о мире, что существует вне этого состояния? И, конечно, никакого подобного состояния не было, как бы я ни хотел, чтобы оно наступило, но оставлять её, хоть на секунду, мне тоже не хотелось.
Тем временем, она докурила и положила окурок рядом с собой, затем, обнаружив, что стакан она с собой не взяла, обратилась ко мне:
- Нальешь мне чего-нибудь? А то мне так не хочется вставать.
- Конечно - с радостью, что больше не надо ломать голову, ответил я.
На кухне, я разлил полные бокалы рома, отыскал на стуле свою кофту и вновь вышел на крыльцо. Я передал ей стакан и попытался накинуть на неё кофту.
- Мне не нужно - только и ответила она.
Ну, конечно, ей не нужно ничего от меня. Почему-то мне снова стало стыдно.
Я закурил и сел рядом.
- Знаешь, - говорит она, - глядя сейчас на небо, я вспомнила, как в детстве открыла новую звезду.
- Неужели, - я сразу же поверил ей, - может, покажешь, где она?
Она покачала головой.
- Нет, её теперь уже не увидишь.
- Что же с ней случилось?
- Исчезла. - И вновь это горькое сожаление в голосе. - Я в то время любила глядеть в старый запыленный телескоп, стоявший без дела у нас на даче. Знаешь, мой отец, когда еще был жив, был астрономом-любителем, и весь чердак у нас был увешан картами звездного неба. Для меня это было своего рода игрой: я глядела на звезду, а потом сверялась с картами на стенах и так, одну за другой, я вычеркивала звезды, хотя делать это, конечно, можно было практически бесконечно.
Так продолжалось довольно долго, пока однажды, покрыв крестиками одну малюсенькую карту с парой сотен звезд, я, как обычно, увидев звезду, сунулась в карту, но её там уже не нашла. Я много дней ходила по чердаку, осматривая все карты, что были на нем, даже попросила маму купить новую карту того участка, который мне был нужен, но и на ней ничего не нашла.
Поначалу я была немного растеряна, но со временем привыкла и, уже забросив свою игру, каждую ночь только и делала, что смотрела на мою звезду. Я была так рада тому, что в этом огромном мире, есть что-то такое, о чем знаю только я, а потому никогда никому не говорила об этой звезде.
Даже спустя пару лет, каждую звездную ночь я выходила на балкон, уже в квартире, в которую перевезла телескоп, и смотрела в него, убеждаясь, что моя звезда все еще на небе.
Она смолкла. Слушая рассказ, я осушил стакан и уже протрезвел. Веки потяжелели, да и все тело стало будто каменное. Чтобы не заснуть, я хотел закурить, но как назло сигареты закончились.
- И что же? - спросил я, уже зная, каков конец рассказа.
- Да ничего, однажды ночью, после тяжелого дня в школе, я по привычке подошла к телескопу, но звезду не увидела. - На её лице появилась усталая грустная улыбка - Смешно говорить, но я тогда всю ночь, как полоумная вертела телескопом, в надежде узнать в какой-нибудь из многочисленных звезд свою, думая при этом: А вдруг, она просто переместилась куда-то. Такая сильная паника во мне поднялась.
Луна скрылась за облаками, и теперь стало совсем темно. По времени уже вот-вот должно было рассветать. Я сказал:
- Давай-ка теперь спать.
- Ты иди пока, а я еще покурю тут, хочу немного одна посидеть.
Я зашел в дом и только теперь понял, насколько сильно замерз. Я быстро поднялся на второй этаж, забрался под одеяло и, хотя совсем этого не хотел, тут же уснул.
Проснулся я уже за полдень, в кровати я был один. Спустившись вниз, на кухне я встретил веселую опухшую от похмелья компанию, распивавшую кофе.
Я спросил Катю, которая в это время перемывала посуду: