То, что лежало под ногами, было твердым, неровным, местами почти полностью заросшим травой - ноги ломали хрупкие стебли, не оставляя иных следов на пересохшей земле. Вокруг едва заметной тропы облаком темноты застыла ночь, душная даже в лесу, одна из череды коротких жарких ночей сезона зноя, когда истосковавшиеся по воде растения желтеют, а над болотами черно-серым саваном стелется дым торфяных пожаров.
Мутные огоньки созвездий устало мерцали над кронами огромных сосен. С трудом разлепляя слезящиеся глаза, звезды лениво и безразлично смотрели сверху на темную фигуру человека, мягко и уверено ступающего в ночи. Они видели все: чернеющий лес, едва различимые тени деревьев, странным узором переплетающиеся на земле, и еще три тени, притаившиеся и глухо переругивающиеся в зарослях малины на спуске к ручью.
Когда путник приблизился к засаде, звезды промолчали, не предупредив ни его, ни тех, кто, обнажив тускло блеснувшую сталь, затихли перед броском. Звезды всегда молчат - им нет дела до людей.
Как только одинокий человек оказался меж трех когтей, бандиты (а кто это еще мог быть, кроме бандитов?) одновременно напали на него, с хрустом вываливаясь из кустов. Первый разодрал себе левую щеку, второй попортил рубаху, оставив внушительных размеров клок на несговорчивой ветке, третий оцарапал правую руку от кисти до локтя (малина в тех краях растет злая - крупная и сладкая, но с твердыми, как железо, шипами в треть пальца длиной).
Нападавшие действовали быстро, рассчитывая на внезапность, но этого оказалось недостаточно: жертва рванулась к ближайшему из них, перекатом ушла от атаки в голову, и, оставив за спиной оседающее в пыль тело, прыжком вернулась на прежнее место. Тот из бандитов, кто был справа, поднял меч, чтобы защититься от удара сверху, но был разрублен поперек корпуса. Другой широко замахнулся и упал на спину, пораженный кинжалом, брошенным с левой руки.
Три мгновения короткого боя, три трупа в иссохшей траве и неподвижная фигура человека, стоящего посреди дороги. Человек поднял глаза и встретил холодный взгляд далеких светил, безжалостный и безличный, проникающий в самую глубину души и немного презрительно освещающий ее илистое дно. Он не знал, что звезды - это раскаленные шары, он не знал, что звезды - это тоже солнца, он не знал, что Солнце - всего лишь одна из звезд. И человек в недоумении смотрел на них, непостижимых, мерцающих в вышине, и на этих троих, темными кучами тряпья лежащих под соснами, и на заросшую дорогу, спускающуюся к подернутому туманом ручью.
Затем он встал на колени, вонзил вскрикнувший меч в твердую почву и долго молчал, не зная, каким богам теперь молиться. С рождения он знал только одну дорогу - дорогу воина, только один звук - рассекающий небо крик ястреба, только одну ласку - прикосновение ветра к щеке. И сомнение, возможно, шевельнувшееся в стальной груди, не дало всходов - воин выдернул меч, бережно вытер его, забросил в ножны за спиной, встал и той же мягкой походкой продолжил путь...
Я встретил его у подножия одного из многочисленных холмов примерно в двух днях пути от места ночного боя. Он вежливо уступил дорогу, но не смог сдержать удивления, не заметив на мне оружия (все-таки он был еще так молод). Мы разговорились, и он поведал историю своего пути. Узнав, куда тропа ведет меня, он любезно предложил себя в качестве провожатого, ссылаясь на мою беззащитность.
Он понравился мне, этот высокий черноволосый парень. Мне кажется, что я уже встречал его где-то... Или, может быть, еще встречу? Прошлое и будущее смешались в моей голове, так тяжело различить их порой!
Мы расстались, церемонно поклонившись друг другу. Через положенное время я пересек ручей, поднялся по склону и набрал немного малины (от трупов не осталось и следа, как будто они растворились в шуме сосен - лишь лоскут материи в кустах свидетельствовал о сражении).
Я всегда прохожу позже или раньше - в этом особенность моей дороги, но если однажды мне суждено встретить во тьме три железнозубые тени, я также, как и он, вынужден буду убить их или умереть. Так есть ли разница между нами: теми, кто подстерегает в ночи, и теми, кто идет к ним на встречу? Между воином, стремящимся к смерти в бою, и мной, проходящим мимо?
Если только намерения имеют вес, если только сердце притягивает сердце, а иначе весь этот путь лишен смысла, и зря тогда мой меч лежит на дне морском, покрываясь ржавчиной под слоем песка и ила!
Не знаю, правильно ли я поступил тогда, оторвав от себя кусок собственной плоти, разорвав душу на две части и предав одну из них соленой воде. Но выбор, сделанный однажды, сделан сердцем, а значит другого пути нет, и пылить мне дальше по пустынной дороге одному, пока ноги несут это тело вместе с его полной сомнений головой.