Аннотация: Трое в мире, не считая Кая (по мотивам Г.Андерсена)
...считает, что мертвые могут вселяться в живых.
Ерунда! Мертвые могут вселяться только в мертвых...
/Ш.Врочек/
"Вечность"
...и снова пузыри на лужах. Каждый год - одно и то же: чуть раньше или немного позднее, но с наступлением осени обязательно приходят два-три таких дождя. Каждый год, век за веком.
Отец говорил, что пузыри - верный признак долгого ненастья. Он много чего говорил, мой отец. Послушать его, так и жить незачем - ничего нового все равно не узнаешь, все повторяется изо дня в день, а если и не так быстро, то, увы, столь же неизбежно...
Отец думал, что ворон - птица вечная, неподвластная ни времени, ни несчастному случаю - избранный народ. Я не видел его уже полтора столетия и, признаться, не очень-то скучаю - с детства не люблю зануд.
Черные перья, длинные клювы, черные мысли - никуда не деться от этого. Избранный... проклятый мы народ. Потому, что Великая Птица, желая наказать кого-нибудь, не отнимает, а дарует - разум, зрение, вечность.
Это слово: "вечность", и эти пузыри на октябрьских лужах... каркая, Черный дарует еще и память. Память без возможности забыть - проклятье моего рода.
Я помню, как сорвался листок вон с той ветки два года назад, точно между восьмым и девятым ударом часов городской ратуши, и понесло его, понесло вот так, а потом - так (взмахиваю крылом, чтобы показать).
Я помню все, что видел. Все. И этих детей - тоже.
Они бежали по мокрой мостовой, как обычно взявшись за руки, и выкрикивали что-то бессмысленное... Двести тринадцать лет назад, двадцать четвертого октября. Мальчик и девочка (им тогда было лет по двенадцать).
Девочка остановилась и показала на меня пальцем: "Смотри, Кай! Это ворон. Настоящий!" (как будто ворон может быть иным, глупое созданье!). Мальчик хотел было запустить в меня камнем, но она отговорила, крепко взяв его за обе руки и глядя в глаза: "Зачем ты? Он же и так несчастный...".
Ну с чего она взяла? Тот, кто живет вечно - мертв, а мертвые не бывают несчастливы... Но мальчик послушался, а потом вдруг поцеловал ее (я знаю, что тогда он сделал это в первый раз. И не в последний).
Они побрели дальше, притихшие и промокшие, как будто чужие. Я полетел следом, потому что хотел узнать, как ее зовут, эту маленькую и горячую.
Услышал имя на следующий день, сидя на перилах узкого балкончика ее комнаты. Из приоткрытой форточки донесся противный старушечий голос: "Герда! Иди же сюда, безмозглая!", и девочка посмотрела в сторону двери, как будто звали не ее, а потом отвернулась.
Герда. Когда я в последний раз рассказывал эту историю одному почтенному господину, он был недоволен именем... спрашивал, может быть мне почудилось? Может быть, ее звали Мартой, Гертрудой или, на худой конец, Марией? Кха-кха... смешной господин. Вежливый, внимательный. Что-то записывал, а потом оказалось, что он сочинил сказку. Хорошую сказку... глупую, но хорошую.
Я слушал ее в сквере, солнечным (не то, что сейчас) днем, когда все гуляли с детьми и собаками. Одна из человеческих матерей читала своему сыну книжку (толстую книжку с картинками), и я уловил звучание знакомых имен... Ну, конечно же! "Снежная королева" - чего еще можно было ожидать от сказочника. Хоть и предупреждал я его, что так называть не следует. Лучше никак, чем так. Она, конечно, не обидится, но, все же, все же...
Была зима - не того года, когда я видел их бежавшими по лужам, а следующего. Снег таял и серел оттепелью, но к ночи как-то сразу подморозило, и улицы превратились в большой каток. Дети высыпались на лед, как горох из прохудившегося мешка, и почти все - на коньках. Были там и они, шумели и носились вместе с остальными.
Потом, когда стало совсем темно - разошлись по домам, поужинали и легли спать. А на улице начался снегопад. Они лежали и смотрели в окно - каждый в свое - и видели одно и то же - как падает снег.
Чуть позже пришел ветер. Он подхватывал белые хлопья и закручивал их в своих руках, швырял в стены и стекла, наметал под двери и забивал в узкие щели между домами. Кай вскочил и подошел к окну - Герда вскочила, и подошла к окну. Но, несмотря на малую ширину улицы, они не смогли разглядеть друг друга - между ними оказался ветер. Ветер, наполненный снегом до самого неба.
В нем Кай впервые увидел ту высокую белую женщину. Она была прекрасна, как кристаллы льда, и так же утонченна и легка, как снежинка. Она была опасна, как все холодное и острое, и... она посмотрела на него - мельком, мимоходом, даже не заметив, наверное.
Льдинка в сердце... глупый сказочник, то была любовь. Кха... кха... глупая человеческая любовь. Любовь бывает и льдинкой, ты знал об этом, старик?
Он называл ее Вьюгой, Ледяным цветком, Северным сиянием... каких только имен не придумает влюбленный? Теперь ему было больно - всегда больно, когда огонь встречается с замерзшей водой, уж я-то знаю. Ворон вообще знает все.
Герда тоже знала - этого нельзя не заметить. Но она была слишком горячей, кха-кха, слишком ветреной... она кружилась возле него, не подпуская близко. То обжигала улыбкой, то отлетала в сторону, подобно пушинке, когда он становился слишком настойчивым.
Так продолжалось долго. Куда дольше, сказочник, чем это написано у тебя. Целых четыре года (всего мгновение в моей жизни - и как много для человека!).
А потом Кай исчез. Никто не знал, куда он подевался, и вскоре его перестали искать.
Герда думала, что он вернется (он же всегда возвращался!), но прошел год, уже справили новое Рождество, а Кай так и не появился.
Что ей до этих парней, вьющихся вокруг, как мухи над вареньем?! Ей нужен только он: "Кай! Кай! Где ты?!". Кха-кха-кха...
Пурга выла ей в ответ и бросала колючие крупинки в лицо. Тогда Герда закрыла глаза и увидела его: холодного, белого, но живого. Он сидел на зеркальном полу и смотрел в пустоту. Перед ним - горсть льдинок, еще одна - в руке. Так долго, и не тает...
"Он же совсем замерз!" - вскричала Герда и побежала куда-то по сугробам - прямо так, в пальтишке, наброшенном на платье (ведь вышла-то она всего на минуту, посмотреть, как ветер играется снегом).
Так пропала Герда. В городе скоро забыли и о ней - память людей коротка. Но не мог же я оставить девочку одну посреди зимы? Хотя, почему не мог... Мог. Какое мне дело до людей? Никакого. А вот ее - не оставил.
Я полетел следом и, когда она поняла, что совсем заблудилась и замерзла, закрыл ей глаза крылом и перенес в другой мир, туда, где на скользком ледяном полу играл со льдинками ее Кай.
Конечно, я мог бы доставить ее прямо к нему, но... нет, не мог. Не потому, что вороны - жестоки или любят наблюдать за чужим страданием. Позже объясню, зачем я поступил так (если вообще понадобится что-то еще объяснять, когда я закончу).
Я отпустил Герду в саду небольшого замка, среди фруктовых деревьев (в этом мире всегда лето, и только на севере - вечная зима). Сам же полетел в замок, где жила тогда моя прелестная подруга... ну, о ней не будем, все давно уже быльем поросло. Кха-кха...
Дальше все было, как в сказке: подземелья, принцессы, кареты, разбойники...
Да, кстати о разбойниках.
Когда Герда, вместе с золоченой каретой и всем добром, подаренным ей королем, попала в лес, ее вовсе не хотели ни убивать, ни отпускать (вспомним, что она была пусть и не слишком красива, но зато чем-то чертовски притягательна для человеческих самцов. К тому же ей только-только исполнилось семнадцать...). Местное мужичье быстро нашло бы ей применение, кабы не острый нож и не менее острый язык дочери главаря.
Чем приглянулась бандитке Герда? Да не все ли равно... Достаточно того, что разбойница защитила ее и сделала (да, именно так - сделала) Герду своей подругой. Они вместе шатались по лесу, выслеживая животных, на которых не охотились, а лишь изредка ловили для развлечения. Они болтали ногами в быстрой речке и разговаривали обо всякой ерунде. Они смотрели на звезды и на всплывающую над лесом луну.
Как-то раз Герда рассказала разбойнице о Кае, и с тех пор их дружба испортилась. Можно было подумать, что маленькая бандитка ревнует свою подругу-пленницу, но я-то знаю, что дело было вовсе не в этом. Кха-кха... Я-то знаю, что разбойница ревновала Кая, о котором знала лишь понаслышке и которого ни разу не видела.
В лагере размолвку заметили, и снова над Гердой нависла угроза превратиться в "любимую игрушку настоящих мужчин". Тогда она решила бежать. Ночью прокралась к лошадям и... столкнулась со своей бывшей подругой, караулившей ее там. Оказалось, что та уже собрала вещи ("ведь Герда вечно забывает самое необходимое!"). И рукавички, те самые, меховые - глупая Герда просто оставила их в траве, когда подружки заливались слезами, прощаясь.
Так Герда уехала на север, в неизвестность, ведомая лишь своим горячим сердцем, а маленькая дикарка осталась одна. Старые забавы больше ее не тешили. Она распустила свой любимый зверинец и целыми днями бродила по лесу, почти не появляясь в лагере.
Однажды вечером, сидя на берегу речушки (на том же месте, где они любили бывать с подругой), она вдруг представила себе снег - бескрайнюю равнину, покрытую чем-то белым и холодным (она никогда не видела зимы и знала об этом явлении только по рассказам Герды). Девочка увидела Кая - тот все так же сидел на холодном полу со льдинками в руках. Ему нужно было собрать какое-то слово, но он не знал, какое именно, а в другое льдинки не складывались.
И Герда была где-то там, в этой зеркальной пустоте между клетками пола, и, одновременно, брела по белой поверхности, продуваемая ветром, пряча от него синие, замерзшие руки... Ах, как пригодились бы ей сейчас забытые рукавички! И где ее конь? Герда не бросила бы его, она слишком любит лошадей - значит конь пал.
"Ну почему я не поехала с ней?! Нет. Хватит уже сидеть на берегу и ронять воду слез в воду реки!" И разбойница отправилась следом за Гердой, взяв трех лошадей (одну с поклажей и одну запасную). Она была предусмотрительна, эта курчавая бесовка, и ничего не делала, не подготовившись основательно.
На четвертый день пути разбойнице встретилась старая рыбачка, которая всего лишь позавчера показала Герде короткую дорогу к Северному сиянию. Там же нашелся и конь, встретивший свою знакомую радостным ржанием - что-то случилось с ним по дороге, и Герда оставила коня у старухи, строго наказав той выпустить его на волю по выздоровлению (подозреваю я, что это была вовсе не рыбачка, а местная ведьма, которая нашла бы конине куда лучшее применение, чем скакать по травке...).
Думая, что Герда ушла недалеко, разбойница бросилась в погоню... но ветер замел все следы, пурга не давала разглядеть что-либо даже в нескольких шагах. Два дня пробивалась девочка сквозь снежное месиво, и уже думала повернуть назад, как вдруг все закончилось. Впереди, на ровной, как замерзшее озеро, поверхности, возвышался ледяной дворец. Вечно-черное небо немигающих звезд над ним, барханы снега - вокруг. Тишина.
Маленькая и замерзшая, но смелая и любопытная, зашла она в открытые и никем не охраняемые ворота (и здесь сказочник соврал). Зал за залом обходила она, пока не достигла самого большого, с высокими сводчатыми потолками из голубого льда и с полом из льда черного. Там, посередине стоял огромный трон, похожий на кусок молочного кварца, а перед ним на полу сидел темноволосый юноша.
Именно таким она и представляла себе Кая - не могли волосы его быть желтыми, как спелая пшеница ("вечно эта Герда все напутает!"). И лицо совсем не загорелое - бледное, даже чуть синеватое.
Девочка подошла и молча села рядом, не зная, что делать. Герда не дошла. Ее здесь не было - это ясно.
Глаза Кая были закрыты. Время от времени он брал одну из льдинок, лежащих на полу, и приставлял к другим, образующим уже угадывающийся узор. Льдинки звенели, сталкиваясь, он прислушивался, едва заметно покачивал головой и брал другую, вернув предыдущую обратно в кучу.
Сама не заметив, как это получилось, разбойница начала подавать ему льдинки - те, которые ей больше нравились, и дело пошло быстрее. Кай улыбнулся, будто бы сквозь сон, и девочка поняла, что любит его, как пересохшая земля - воду, как вслушиваются в тишину, как после тяжелого жаркого дня пьют из колодца...
И в ту же секунду до ее слуха донеслось эхо шагов. "Герда!" - радостно вскрикнула она и бросилась навстречу... но вовсе не Герда предстала перед ней. Лицо холодное, надменное и печальное, тени под глазами - женщина без возраста, мир без света, тень...
"Снежная королева" - дурак ты, сказочник. Кар-р! Королева без подданных, императрица без императора, пленница полутемных коридоров и спутница северного ветра... Она была сильной, эта высокая женщина (хотя, была ли она тогда женщиной?). На ее руках, как маленький ребенок, спала Герда.
"Согрей ее" - едва слышное дыхание, и вот уже разбойница растирает лицо и руки своей замерзшей подруге. Минута, другая - и Герда открывает глаза...
"Кай!" - шепчет она, и бросается к своему единственному, разметав по дороге почти законченный узор из льдинок. Она бросается к нему на шею и плачет... да, тут ты, старик, не ошибся - ее слезы были столь горячи, что растопили сердце Кая, и оно вместило их всех - Герду с мокрым лицом и хлюпающим носом, храбрую разбойницу с испуганными глазами, бледную женщину, замершую на пороге собственного тронного зала...
Все они оказались там, в его сердце, но узор был нарушен. Льдинки начали таять, одна за другой, и вместе с ними начал разрушаться тот мир - пусть не настоящий, пусть сказочный, но такой красивый...
Подружка моя, прекрасная Каркорулла, так и не простила меня за то, что я привел туда Герду... ну и Черный ей судья. Не так-то уж и плохо одному.
А эти четверо... они тоже исчезли, как будто их и не было. Куда они подевались, я не знаю. Да, кар-р, даже ворон не знает всего.
Почему так случилось? Я думаю, что все дело в ней, бледной и холодной. Она все-таки заметила Кая в тот вечер, когда пролетала мимо его окна пургой. Нет, не только люди больны любовью, не только! Ворон тоже знает, что это такое... кар-р... кхе-кхе... и тот глупый сказочник - знал.
Но она не могла стать живой. То ли виной тому древнее заклятье, то ли природа пошутила... кхе... кхе... узнаю Великую Птицу по шуткам ее... кхе... кар-р... но лишь сложив из волшебных льдинок ее имя можно было воплотить ее, сделать теплой, живой, способной отдаваться и брать... Только имя, выложенное любящей рукой.
Когда Герда бросилась к Каю, чтобы растопить его замерзшее сердце, в рисунке на полу не хватало лишь одной льдинки - той, которая была в нем. Он сам был этой льдинкой, и всем узором сразу, и именем Королевы, и теплым ветром Герды, и влажной землей девочки из леса. Они, а не льдинки, были частями ключа, который вошел в тюремный замок мира - и рухнул мир, растворился в пустоте, из которой и был соткан. А прелестная Каркорулла напрасно клянет меня - ничего лучшего в этой жизни мне уже не сделать.
Почему я вспомнил эту историю? Пузыри на лужах, осень... нет, что-то еще... а, "вечность". Именно это слово было написано льдинками на зеркальном полу ледяного дворца. Слово, разрушившее целый мир... мир прекрасный, но - лживый.
И еще... Совсем недавно, весной, я грелся на солнце возле длинного бетонного забора и увидел его - да, это был Кай. Ничего общего во внешности, но, кха.. кха... разве ворона может обмануть такая ерунда, как внешность человека?
Он торопился куда-то и не заметил меня. Потом пробежал обратно... и вернулся, идя за руку с той самой разбойницей... вот так сюрприз! А отец-то мой думал, что ничего в этой вечности не способно удивить ворона...
Они заметили меня и долго рассматривали, но не узнали и ушли в сторону города. Конечно, я последовал за ними и даже опередил электричку (ворон может летать очень быстро, если захочет).
Та, которую сказочник так жестоко называл "Снежной королевой", тоже была здесь - я чувствовал ее след. Из любопытства выследил на другом конце города... да, она, несомненно она, но - живая!
Тогда я уселся на плечо Кая и стал везде следовать за ним (ворон умеет быть незаметным, если ему это очень надо). Ворон терпелив. Вскоре появилась и Герда. Сначала почувствовала (Кая, разумеется, не меня же!), потом узнала...
Нет, не все повторяется, что-то рождается на глазах. Пусть старые герои, но зато - новые сказки. Я не знаю продолжения этой, и я рад этому. Кар-р... (расправляю крылья, творя ночь, и улетаю, оставив вас - вам).