Аннотация: Вот уж не точно не знаешь, где найдешь, где - потеряешь
- Скобелева, ты куда? У нас сейчас комсомольское собрание курса.- Людка Фокина, ярая активистка и староста группы встала перед ней.
- Я зачет должна сдавать Жмурику, а то он меня к сессии не допустит. - Сонька, получив в гардеробе свою куртку, отошла к зеркалу.
- Стало быть, ставишь личные интересы выше общественных. Несознательный ты элемент, Скобелева.
Сонька спокойно свернула ветровку и запихнула в пакет, перебросила сумку с учебниками через плечо.
- Знаешь, мне моя кофта как-то ближе к телу, чем скажем твои брюки. Чао какао!- бросила она Людке и направилась к выходу.
Но не тут- то было. Фокина забежала вперёд, размахивая руками, и, сверкая глазами, выпалила:
- Я буду поднимать вопрос о твоём моральном облике. Что ты себе позволяешь? Это, ни в какие рамки не лезет.
- Чего ты будешь поднимать, Людочка? - Сонька впилась в неё прищуренными глазами.- Вопросик о моём моральном облике? А не надорвёшься? Я бы тебе не советовала, дорогая. У меня, между прочим, тоже к тебе уже давно вопросик имеется. А чем это вы периодически занимаетесь с Мосиным в лаборантской, а?
Лицо старосты стало пунцовым, то ли от смущения, то ли от возмущения. Выпучив свои рыбьи глаза, она лишь беззвучно открывала рот, чем стала окончательно походить на водоплавающую, эдакую жирную камбалу.
Удовлетворённая полученным результатом, Сонька обошла её и направилась было
к двери, но потом повернула назад к стоящей столбом Людке.
- Советую тебе работы Ленина на досуге перечитать, ты же у нас высокосознательная комсомолка, активистка, красавица. Он по поводу твоего нынешнего состояния сказал примерно следующее: "С точки зрения марксизма, мы не можем игнорировать тенденций парадоксальных эмоций". Так что с эмоциями, особенно с парадоксальными ты это, поосторожней. И ещё, напоминаю для особо забывчивых: у нас контрольная по ТММ* грядёт. И, если не хочешь, чтобы она действительно стала твоей могилой, тебе о моем моральном облике лучше позабыть. И моли Бога, чтобы я о нём вдруг не вспомнила в самый неподходящий момент. Всего хорошего.
Сонька встряхнула своей непокорной шевелюрой, развернулась и с гордым видом удалилась. Шантаж - конечно, не хорошо, но ведь если не отбиваться, то и с потрохами сожрут, не подавятся. А Соньке не улыбалось становиться деликатесом на чьём-то жизненном пиршестве.
На улице ей пришлось включить третью космическую, чтобы не опоздать на назначенную пересдачу.
- Сонь, подожди! - у главного учебного корпуса её догнали Володька Юрков и Оксанка Наумушкина и Маринка Обыночная.
- Ну, ты и припустилась, фиг догонишь, - немного отдышавшись, проговорила Окса, поправляя съехавшие на нос очки в тонкой золотистой оправе.
- О, а вы что, тоже к Жмурнику что ли?
- А то к кому же.
________________
* ТММ - Теория машин и механизмов. Студенты расшифровывают: "Тут моя могила".
Они отыскали нужную аудиторию, около которой уже толпился народ с двух факультетов. Отошли в сторонку, достали конспекты и бросили шмотки на подоконник.
- Как это вы слиняли с собрания?
- Ха, да Фока после разговора с тобой наверно до сих пор стоит, как жена Лота. Мы её просто тихо - мирно обошли.
- Вот уж не знал, Сонь, что ты у нас такая подкованная в марксизме. Чешешь, прям как по написанному.
- Я что, кобыла что ли, по-твоему, чтобы быть подкованной? Всё очень просто, я на днях к родственникам заезжала. Ну, меня четырехлетний двоюродный братик и огорошил в
прихожей: "Знаешь, говорит, Сонь, что мы не можем игнолиловать тенденци паладоксальных эмоцки". Я признаться ничего не поняла. Вадь, говорю, ты, о чем это? Ну, он мне эту ахинею второй раз выдаёт без запинки. Я его голову потрогала, потом свою - температура вроде в норме. А он мне третий раз уже со слезами талдычит: "Ну, мы же не можем игнолиловать тенденци паладоксальных эмоцки". Чувствую, не въезжаю, а у ребенка эти самые парадоксальные эмоции уже из глаз льются, я естественно согласилась с ним, чтобы своей тупостью его не нервировать больше. Он, успокоенный, играть умчался, а я за разъяснениями к сестре пошла. Ну, Ленка мне все популярно объяснила. Они, оказывается, готовились с подругой к экзамену то ли по философии, то ли по психологии, то ли еще там по чему-то, ну та вслух прочла откуда-то эту заумную хрень: "С точки зрения там чего-то, мы не можем игнорировать тенденций парадоксальных эмоций", Вадька её и зацепил, а я выдала Фоке на закуску с соответствующей добавкой, пусть полакомится.
По коридору с дипломатом в руках важно шествовал сам Петр Алексеевич Жмурник, который в студентчестких кругах был известен под прозвищем "Жмурик". Культурный, невозмутимый, уверенный в себе и знающий свой предмет преподаватель. На его лекциях складывалось впечатление, что он весь курс ОТЦ* выучил наизусть. Для всех нормальных людей это вообще рассказать было нереально, а он подробно всё объяснял, чертил схемы, не заглядывая в свои конспекты или в учебник.
Мало того! Он знал фамилию, имя, отчество, номер группы и узнавал в лицо каждого студента на потоке, и как оказалось не только. Короче, уникум ходячий. Перед лекцией у него была привычка зорким глазом осмотреть всю аудиторию, а на семинаре он вел строгий учет посещаемости.
Вообще, многие студенты склонялись к мнению, что он бывший работник КГБ, а может быть и действующий сотрудник, потому что такая память просто обязана служить государству во благо! Необычный, неординарный человек.
Про него по институту ходило много разных историй, где в основном говорилось, что его предмет сдать с первого захода нельзя вообще. Принимает экзамены или зачеты он "с кровью и с мясом". Получить "автомат" могли только те, кто посещал все лекции, решал задачи на семинарах и вовремя сдавал курсовой проект. А так как задачи, естественно, решали человек пять - семь особо талантливых на потоке, остальные сдували у них, то практически всем приходилось усиленно готовиться и надеяться сдать с первого раза хотя бы на вшивую троечку. Получить "отл"** или "хор"*** было для большинства не реально. У студентов-"радистов" даже по прошествии года после сдачи его имя вызывало непроизвольную судорогу тела и бурный трепет душевный. Поэтому второе прозвище, которое к нему намертво приклеилось, было "Железный Феликс".
Прежде чем войти в аудиторию, он, по привычке обвел столпившихся в коридоре студентов своим всевидящим оком, чтобы убедиться, что все "хвостатые" на лицо.
_____________
* ОТЦ - Основы теории цепей. Студенты расшифровывают "Осторожно, тихой цапой".
- Софья Алексеевна, а что это вы здесь делаете? - пророкотал вдруг профессор своим раскатистым басом и решительно двинулся, в сторону их компании, рассекая толпу, как атомный ледокол "Ленин" паковые льды Арктики.
Сонька в этот момент усиленно искала зачетку в своей необъятной сумке и настолько углубилась в этот процесс, что просто не слышала обращённой к ней реплики, пока Володька не поддел её локтём в бок и выразительно не повёл глазами в сторону Жмурика.
- Простите, Петр Алексеевич, вы мне?!
- Вам, Вам, голубушка, Вам. Насколько я помню, здесь второй Софьи Алексеевны нет. - Профессор с лукавой усмешкой смотрел на неё сверху вниз.
Такого усиленного внимания к своей скромной персоне она никак не ожидала.
"Интересно, - подумала девушка, - какой ответ он хочет от меня услышать? Можно подумать он забыл, что я пропустила последние его семинары и лекции! Издевается, блин!...", - решила она и это её завело. - "Кто это ему дал право такое, интересно?" Сонька задрала подбородок и с вызовом посмотрела прямо в прищуренные глаза препода.
- А я вот с ребятами, - она махнула рукой в сторону своих одногруппников. - Мы зачет пришли получить. И Сонька протянула ему зачетку, при этом она ни на мгновение не отвела взгляда от лица Жмурика и даже не моргнула.
Все вокруг замолчали, и кто с интересом, а кто и с испугом ждали продолжения неожиданного спектакля. В тишине было слышно только назойливое жужжание жирной мухи, которая безрезультатно штурмовала оконное стекло.
Профессор взял Сонькину книжку, перелистал её и удовлетворенно хмыкнул. Он с неприкрытым интересом посмотрел на невысокую девушку, в черных, как смоль глазах которой полыхал вызов.
"Надо же получить! Смело, хм, интересно, а что другие скажут?" Он повернулся к основной массе студентов:
- А вы, товарищи, зачем здесь? Анатолий Борисович, может быть, вы поясните?
Его взгляд остановился на долговязом парне, который возвышался над всей студенческой братией на целую голову. Толпа дружно, как по команде, перевела на него взгляд, вытянув при этом шеи. Тот оторопело уставился на Жмурника, про себя проклиная свой рост, и растерянно заморгал:
- Мы это самое, как его, - парень запустил пятерню в свою кучерявую шевелюру, - вообщем, то есть,..мм...эээ...это мы зачет сдать хотим, Петр Алексеевич, - выдал он, наконец, затейливую фразу к облегчению всех собравшихся.
Жмурник кивнул и, проговорил, мило улыбаясь:
- Так-с, значит, всех, кто жаждет сдавать зачет, - он с нажимом произнес глагол "сдавать" и выдержал паузу, - прошу в аудиторию. А вы, - он обернулся к Соньке со товарищами, - которые пришли получить оный, давайте-ка сюда ваши зачетки и можете быть свободны. Вопросы есть? - Профессор оглядел обескураженных студентов, и сам же себе ответил:
- Вопросов - нет.
Такого фортеля от Железного Феликса явно никто не ожидал. Немая сцена, последовавшая за этим заявлением, трудно поддается описанию, и явно могла соперничать с финальной сценой "Ревизора". Глядя на долговязого патлатого Анатолия Борисовича, как на врага народа, вышедшие из ступора студенты стали постепенно просачиваться в аудиторию. Многие из них с завистью поглядывали на четверку счастливцев, которым непробиваемый Железный Феликс прямо на широком подоконнике в коридоре за просто так ставил свой автограф в зачетках.
2.
В стране полным ходом шла Перестройка. Уже давно появились и стали привычными кооперативы и новые русские, "челноки" и шоп-туры, чизбургеры и гамбургеры. Именно в последний она с удовольствием вонзала свои острые зубки, сидя в наполняющейся электричке на Ленинградском вокзале. Довольная жизнью Сонька временами доставала из сумки свою зачетку, чтобы лишний раз полюбоваться на роспись Жмурика и убедиться, что всё происходящее не было сном.
Машинист тусклым, уставшим голосом объявил публике о том, что поезд следует до станции Крюково со всеми остановками. Двери со свистящим вздохом закрылись и состав, наконец-то, тронулся в путь.
На Рижской в вагон ввалился молодой человек в изрядном подпитии. Безалкогольная государственная программа явно трещала по всем швам и терпела полный крах. Парень, шатаясь из стороны в сторону, медленно перемещался вдоль прохода. Он приземлился рядом с Сонькой, причем так, что свободных мест около неё не осталось вовсе, хотя до его пришествия их было целых два. Алкаш зажал свою взлохмаченную голову руками и слегка раскачивался из сторону в сторону. Видимо, она у него болела настолько сильно, что он каждого проходящего по проходу человека просто страшно материл: "Ходят и ходят тут ммм....". Наверное, шаги пассажиров отдавались в его больной голове, как топот бегущего стада бизонов. А потом он просто-напросто уснул. Конечно, спать сидя очень неудобно. Голова то и дело падала, чуть ли не на пол, вот он и решил свою проблему достаточно просто: поудобнее улегся на сиденье, а вместо подушки выбрал костлявые Сонькины коленки. Устраиваясь, он даже попробовал взбить свою "подушку", чтобы она была попышнее и не такая жесткая. Сонька начала было возмущаться, и даже взяла его за макушку, чтобы отодвинуть от себя, но не тут-то было. Он, как ни в чем не бывало, продолжал спокойно лежать и сладко спать, издавая при этом довольное посапывание и урчание.
Через некоторое время на противоположной стороне освободилось место и Сонька, ворча на гадкого алкаша, быстренько перебралась туда. Правда, долго наслаждаться покоем ей не пришлось. Молодой человек, видимо отлежав свой бок, приступил к выполнению упражнения - потягушеньки: сначала он повернулся на спину, а потом его ноги начали вытягиваться в Сонькину сторону. Грязные ботинки медленно, но верно приближались к её новым светлым джинсам, отчего у бедной Соньки глаза стали, как у австралийского животного коалы. Она не стала ожидать "счастливой" момента их стыковки, а, подцепив свои сумки, выскочила в тамбур, ругая про себя на все лады пьяного идиота.
Изрядно пропахнув сигаретным дымом, раздраженная Сонька вышла на родной Сходне. Былое хорошее настроение безвозвратно унеслось в область воспоминаний. По ходу она зашла в магазин на станции и, купив себе на вечер пару бутылок кефира и столько же молока, порулила к родным пенатам. Но без приключений до дому в этот вечер ей дойти было не суждено.
Как только она повернула на свою улицу, сразу же оказалась свидетелем яростной собачьей разборки. Несколько разнокалиберных и разномастных собак атаковали необычайно крупного черного пса, который вертелся волчком, пытаясь отбиться от нападавших четвероногих собратьев.
Все нормальные люди в таких случаях обходят сцепившихся животных стороной, боясь быть покусанными, а разъяренная Сонька, повинуясь какому-то непонятному зову, размахивая своей сумкой и пакетом с бутылками, бросилась в самую середину свары. Собаки, явно не ожидавшие такого активного вмешательства в их дела с её стороны, впали в ступор. Пакет же, не выдержав подобного бесцеремонного обращения с собой, от возмущения порвался. Сонькины бутылки посыпались из него, как дары из рога изобилия, перепугав до смерти попавших на их пути псин, и со звоном разбились. Молочно-кефирные брызги и стеклянные осколки разлетались в разные стороны, поранив несколько собак, которые, поджав хвосты, трусливо бежали с места побоища. Черный пёс тоже не стоял все это время без дела, воспользовавшись замешательством в рядах нападавших, он сам кинулся вперёд и перекусал нескольких нерасторопных собратьев. Заскулив, те тоже бросились наутёк.
Победа осталась за Сонькой и псом. С одной стороны это ее, конечно, порадовало, а с другой огорчило: об ужине пришлось забыть, так как он белыми лужицами растекся по асфальту. Да и на новые брючки тоже без слёз не взглянешь.
"Во, блин, дела!" - пронеслось в её голове.
Волкодав подошел к Соньке лизнул её руку шершавым языком и посмотрел своими блестящими карими глазами, как бы благодаря и утешая одновременно.
Она погладила его по массивной голове и усмехнулась:
- Ладно, уж не стоит благодарности, "дело ведь житейское", как говорил Малыш. Хотя ты, конечно, не знаешь кто такой Малыш, но это, в сущности, и не важно. Счастливо оставаться.
Девушка перекинула сумку через плечо, покрепче затянула узлом куртку на талии и пошагала к своему дому. Пес, подняв хвост, потрусил следом.
- Эй, а ты куда?
Он вскинул голову, посмотрел на неё и пару раз басовито гавкнул.
- Хочешь сказать, что ко мне собрался?
Пес проскулил что-то в ответ и усиленно завилял хвостом.
- Замечательно, только учти, кормежки у меня нет, так что, если решишь бежать, куда глаза глядят, я не обижусь.
Псина ткнулась мокрым носом в её ладошку, а потом опять тявкнула.
- Ну, ну-у.
И они теперь уже вдвоем пошагали дальше.
- Ха! Дама с собачкой, - воскликнул Сонькин сосед Тимка, когда увидел их. Он вышел из своей калитки на улицу. - Где ты подцепила такого кадра?
- Отбила, можно сказать, в честном бою.
- Ну, ни фига себе горилла!
Собака ощерилась, продемонстрировав крепкие зубы с острыми клыками, и предупреждающе зарычала.
- Ты, Тим, того поосторожней с выражениями, а то, ни равён час, пёсик обидится и сожрет тебя с потрохами. Он, мне кажется, голодный.
- Да ладно! - Хохотнул парень. - Хочешь сказать, что он человеческую речь понимает?
- Ага.
- Слушай, а что это за порода такая - ньюфаундленд что ли или неаполитанский мастив?
- Не имею ни малейшего представления.
- А как его звать-то?
- Он мне не представился. Слушай, Тим, кончай задавать свои дурацкие вопросы. Лучше принеси что-нибудь съестное для собачки, можешь и для меня еды прихватить заодно.
- Ха, собачка! А это не она, случайно, охраняла золото в сказке Андерсена, а? Монстр в натуре.
Пес выслушивать сомнительные комплементы в свой адрес был явно не расположен. С громким лаем, он бросился на Тимоху, который с удивительным для его конституции проворством скрылся за родной калиткой.
- Эй, он у тебя, что шуток не понимает!
- Наоборот, он-то как раз все понимает, а вот до кое-кого явно не доходит. Я же предупреждала.
Девушка поглаживала собаку и приговаривала:
- Тихо, мой хороший, успокойся. Он не хотел тебя обидеть. Это у нашего Тима шуточки такие плоские. А вообще он человек хороший и мой друг. Ну, вот умница.
- Сонь, ты уверена, что он на меня не бросится?
- Уверена. Выходи.
- Не, уж лучше вы ко мне заходите.
Тима пошел к дому, а Сонька и собака двинули следом.
- Ну, я смотрю, вы уже подружились? - глядя, на лежащую у ног Тима собаку, проговорила Сонька. Она переоделась в свои любимые черные джинсы, футболку, накинула на плечи ветровку и присела рядом с Тимкой на ступеньки крыльца.
- Не уверен. Я думаю, он просто меня терпит за то, что я его накормил.
- Мои предки сейчас в море купаются, а я тут загораю,- с тоской проговорила Сонька, присаживаясь на ступеньку рядом с Тимофеем.
- А мои сегодня на дачу мотнули.
- А ты чего не поехал?
- Не могу. Бизнес - сама понимаешь.
Это было всего лишь отговоркой. Дело, которое он начал три года назад, уже приносило свои диведенты и, во всяком случае, на данный момент не требовало его обязательного присутствия. Он мог позволить себе отдохнуть недельку другую, но Соньке это знать было вовсе не обязательно. Всё дело было как раз в ней. Тимофею не хотелось оставлять её здесь одну без присмотра.
Вот, пожалуйста, утром уехала в институт все честь честью, а вечером явилась в замызганных незнамо, чем брюках в паре с волкодавом, от одного вида на которого кровь стынет в жилах. Тима бросил взгляд на псину, которая разлеглась сытая и довольная около крыльца.
"Еще бы ему быть не довольным, умял в один присест кастрюлю щей, которую мать наварила мне на неделю"! - подумал он.
- А как ты этого товарища назовешь?
Сонька передернула плечами:
- Не знаю.
- Может быть Бетховиным, как в американском фильме?
- Ты ещё скажи, Пушкиным, потому что у него волос черный и курчавый или Моцарт и Сальери - два в одном флаконе, как в рекламе на "Дважды два". Нет уж, такие клички нам не нужны. Хватит уже этих идиотизмов вроде: Рафаэль и Донателло, - черепашки ниндзя. Жуть! Никак не пойму что это: оскудение ума или неуважение к великим предкам?
- И то, и другое плюс обычная зависть человеческая. Ничтожество и посредственность всегда завидуют талантам и пытаются их как-то уязвить.
- Да, наверно... Пёсик, а как ты хочешь, чтобы мы тебя назвали?
Тимофей с сомнением посмотрел на Соньку. Кажется у девушки серьёзные проблемы. Неужели она всерьез хочет услышать ответ бездомного пса?! Хотя, чему собственно он удивляется, она с детства была своенравной чудачкой и дамой со странностями.
Собака повернула голову и уставилась своими бархатными карими глазами в бездонно черные без зрачков глаза Соньки. Несколько секунд они смотрели друг на друга.
- Альвер? - тихо проговорила Сонька. Собака встала, встряхнулась, вильнула хвостом, а потом вновь улеглась у их ног, положив при этом свою крупную голову на девичьи коленки. Сонькина рука стала медленно поглаживать пса. Тот прикрыл глаза и явно ловил кайф.
- Красивое имя. Пусть будет Альвер.
- Да, ничего.
"Везёт же мохнорылам, - про себя подумал Тимка, глядя на эту идиллию. - Черт я, кажется, начинаю ревновать её к этому чудовищу. Чушь собачья! Во, блин, прям достали сегодня кабели".
Земля как-то тихо и незаметно погрузилась в теплую майскую ночь. Они все еще сидели вдвоём на ступеньках крыльца и тихо, мирно беседовали ни о чем и обо всем. У их ног дремал большой лохматый пёс. В вышине, над их головой засветились мириады серебристых звезд, а потом чинно выплыла полная луна, осветив все кругом бледным, призрачным светом.