Чужа ненька та її чужинцi - Панацея
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Панацея (русск. язык) / Чужа ненька та її чужинцi (укр. мова).
Двуязычный литературно-художественный и публицистически-философский актуализм.
Двомовний лiтературно-художнiй та публiцистично-фiлософський актуалiзм.
Dr. Mikola Mark (Mihajlowski)
Д-р Микола Марк (Михайловский)
- То є так... скажу усiм вам по секрету... Був Янгол Бiлий... Прийшли волхви до Марiї... Рiвно через двi тисячi рокiв вже Янгол Чорний стурбовано мовив слово... Де вiн? Хто вiн? За цим наклали здоровенну купу на нього особисто та на все його?.. Вiн на вас теж накладе купу... Тому й постає чорним...
Микольця (Миколка), внук ротмiстра Елiзорка.
--
Закономiрнiсть завжди наявна в усьому. Вона гармонiйна.
.............................................................................................
Он:
- Бог мой! Какие все ничтожества. Любвеобильные фазаны. Бахвалы... а самомнения сколько... Спеси... Хвост распускают, петушатся, и талдычат... талдычат... без умолку. Друг перед дружкой хвалятся. Дамам желаемое втирают. Пали так низко, что самостоятельно не способны хотя бы одну брошюрку сочинить. С горем пополам.
Совсем разошелся. Занервничал. И ножкой так - знаете? - камушек придорожный - коп, коп... аж отскочил (и он, и камушек).
- Конкретизировать не буду, - брезгливо подытожил и при этом почесал правую мочку своего уха. - Без надобности. Тыкнёшь наугад пальцем и тут-таки попадёшь в точку... Прямо в яблочко. Посерёдке... Политики - это вруны, хапуги, подхалимы... Перед ними молодящиеся бабушки-президентши. В сопровождении теневой свиты зарвавшихся барыг-бизнесменов... Народ - "навоз истории" (точно кто-то подметил). Не умнеет он совсем.
Приумолк. По паузе:
- Вокруг да около посмотрите (глаза пошире раскройте, снимите массовые очки иллюзий) и сразу же узрите войны, голодомор, убийства, разборки, дебоши...
- Ну и? - Спросить бы его. Поинтересоваться (раз кажется таким умным). - Где же выход из всех земных бед? Куда деться простому смертному? Чем жить?
Она:
- Все поголовно объедаются. Пьянствуют. Прелюбодействуют. Ленятся заниматься спортом. Вышла утром размяться на центральный стадион, а он - большой, красивый, отремонтированный - практически пустой. На беговых дорожках не больше десятка народа: не влезающие в старый купальник дамы, два или три пердуна-постинсультника-постинфартника ("группа здоровья"), остальные из категории "подснежников"-однодневок... Вот и вы говорите. Какой-то там выход предлагаете...
Панацея (Двуязычный литературно-художественный и публицистически-философский актуализм) / Чужа ненька та її чужинцi (Двомовний лiтературно-художнiй та публiцистично-фiлософський актуалiзм).
Знойным летом того незабываемого и великолепного года встретился с ней у моря. Между Тиватом и Котором, на Тиватской Ривьере, аккурат возле паромной переправы в Лепетанье.
Там еще имелась небольшая площадка. То ли спортивная. Раз с брусьями и одним турником. То ли для отдыха. Раз с качелями ("гойдалками"), тремя лавочками и массивными урнами для курящих.
- Добр дан! - Пришлось мне проявить инициативу.
Смерила меня в упор. Оценивала. Отвернулась. Негодуя. После, видимо что-то сугубо женское прикинув в мыслях, развернулась:
- Добр дан! - сказала и чуть-чуть, лишь краешком рта, якобы улыбнулась.
Акцент был у меня. Как и у неё.
- Ду ю спик инглыш?
- Ес!
Смешно, но мы после с ней сошлись на польском.
Смеялись. Даже хохотали. Чуть с кровати не упали.
Но это позже, а сейчас, казалось, тема знакомства двух спортивного вида скептиков себя исчерпала.
Не любила русских. Так и сказала:
- За что их сегодня любить?
Поэтому была не в Сербии, а в Черногории.
Взял ее чуть выше локтя (дружелюбно):
- Но я же с фамилией на " - ский".
- Можешь быть поляком.., - замялась, - евреем или, например, словенцем.
До уровня внешенгенского украинца меня не обескуражила.
Это в Москве:
- Водка!
В Акапулько:
- Текила!
И обязательно с долькой лимончика и сольцой по тонким краям стаканчика (сначала - "хлоп!", а опосля - лимончик).
Это в Праге:
- Пиво!
В Париже:
- Вино!
Здесь же, как и везде на территории Югославии:
- Ракия!
Традиционно в стаканчиках-колбочках. Неспешно. Солидно. Как бы ведя беседу с самым главным "ракиеводом" - премьер-министром Сербии (самогоноварение в государстве узаконено и даже поощряется).
Не знали?
А кроссовки, лёгкие и летние, у вас для утреннего многокилометрового полумарафона заготовлены?
Стартуем!
Бежать-то еще ого-го сколько! И не только от всех этих бед и осточертелых проблем. Не только самостоятельно в себе, но и для себя. Умолчу о пользе для здоровья и вреде курения (сами знаете).
Сообща:
- Дай нам Бог лёгкого, освежающего, ободряющего ветерка в лицо!
Методика омоложения не моя, она - её и соотносима к мужчинам и женщинам любого возраста.
Инициативу проявила она. Посему заделалась нашим идеалом да всеми любимой героиней. Даже Путин... да, да... именно Владимир Путин! Также спортсмен, интеллектуал и долгожитель. Он ведь сродни...
- Улыбка! Ч - и - и - из!
Вот вам и фотка на память. Отель "Ловчен". Пятизвездочный.
Место в нашей среде уже зарезервировать?
20 января 2042 года. Нью-Йорк. "Метрополитен-опера".
Все как у всех.
Завсегда.
Чики-пики.
Вот и опера, но...
- Мой папа в оперу не ходил!
Это я.
Она же:
- Лох он! Поэтому и жил в лоховне!
Кричала. Радовалась. Готовилась унизить всю мою родню.
Пришлось напомнить:
- В отличие от твоих, мой папа был секретарём обкома и руководил целыми районами...
Против правды не попрёшь.
Умолкла.
Дальше одевались молча и каждый в своей комнате съёмной квартиры.
Какая-такая опера в Нью-Йорке? Ведь дальше "Порги и Бесс" и интерпретаций с европейского продвинуться не дано.
Конечно же, конечно...
Надо вечернее платье и бриллианты - для неё, белую рубашку на золотые запонки и бабочку - для меня. Вот и одевались. Она - целый час, я - десять минут.
Ждал и начинал нервничать.
Выпил кофе. Прослушал "Блеск твоего сумасшедшего алмаза". Первую и вторую части.
Когда она вышла - уже прибранная и блестящая - то, сознаюсь, онемел.
Так... так... так... Общество ведь как-никак. Мировое. Центровое. А то - папа, а то - обком. Смешно. Когда это было!
- Ну что, милый, оцепенел?
Издевалась. Ехидничала.
Набивала себе цену. Вертихвостка.
Я же лишь носом втянул воздух - "фи - и - и - и!". Зашипело. Благо, не испустил (пошляк).
По прибытии в Метрополитен-оперу:
- Нет Мадонны!
- Но...
Еще бы старушку Сюзи Кватро вспомнила!
- Нет Леди... А где Докси?
Смог обрадовать её лишь одним:
- Вон та тёмненькая - это внучка Обамы!
- Кого?
- Того самого, что был президентом.
Ну и дурак! Сглупил. Мало того, что приврал, так еще... Она же не должна казаться такой старой, чтобы жить за Обамы.
Увертюра - это сначала. Как положено. Во всех операх. Либретто. Дальше - труляля - ляля - ляля... (пошло-поехало)... Скачут пампушки... разные пастушки... девы-потаскушки... пай-мальчики.
Главный герой... не форштейн... Изгой. Нервный. Антисоциальный.
Вспомнилось: "Солдаты - это кирпичики в стене", в контексте - "Эй, учитель!".
Шедевр. Однозначно.
Сцены не было.
Всё визуально перед нами. Между. Как всёпоглощающий фильм.
Втянуло нас в действие. Бросило между актеров. Сделало соучастниками.
Она как бы бегала в потёртых джинсах и на платформе. Я - бил телевизор, крушил мебель... И... молотки, молотки... по головах... в голове!
"Эй, учитель!"
Раз, два, три...
"Айн, цвайн, драй...",- у меня в мозгу.
Как она? Как у неё?
Футы-нуты...
При чём здесь мой рано усопший папа-секретарь?
Хотя...
Это же его эпоха! Его жизнь!
Он не такой! А вот я... а вот она...
Это же мы!
Наша молодость. Наша суть.
Вышли расслабленные.
Измозжённые. Уставшие и ... очень довольные. Ещё бы - это же "Стена", это же "Пинк Флойд". Шедевр!
11 серпня 2016 року. Порубiжжя Камянець-Подiльської губернiї.
Се - я, а се - село. Голенищеве. Голе та нище. Для втаємничених - Голениськи воно (ще кумеднiше).
--
Вйо! Гаття! - до коней.
Потiм:
--
Тпр! - i за вiжки. До себе. Бо схарапудились.
--
Куди йдете, цьотко? - кажу старiй Янтошцi. Щоб щось сказати, а то нагнiвається через мою
неувагу, iншим скаже, а тi й собi. З ким тодi говорити? Стара розправилась. Зрадiла.
--
Взяла верету... Бачиш? - передi мною нею помахала. - Йду по хопту.
--
А ти? - питає.
--
У Сатанiв, - подивився на неї - мiд з пасiки везу продавати.
Вже не "тпрукав" i не "вйокав". Сидiв сумирно. Конi йшли повагом. Бо сам господар i конi господарськi.
--
Пiдвезти? - Посунувся на передку фiри.
Бабця порухом руки вiдмовилась.
Всi будуть знати, що мед вiз. Що маючий. При грошах. Будуть заздрити та поважати.
Там - курортний Сатанiв. Попереду, кiлометрiв так за п'ятнадцять. Через Лисогiрку. Якщо асфальтом.
Через нашу рiчку Збруч (навпростець, деревяною кладкою) - районний центр Гусятин. Ближче за Сатанiв. Проте вiн гальонський.
"Гальони-деркачi...
Ловлять жаби з-пiд корчiв!".
Себто - галицький. Западенський.
Наш - губернський Камянець. Iхнiй - обласний Тернопiль.
--
Щасливо! - попрощалась бабуля.
"Дурень!", - подумала. Всi ж бо так про мене.
--
Справка у нього, - колись привселюдно їх в iнтернетi просвiтлили. Ще й уточнили:
--
Про неадекватну поведiнку.
Тобто - довiдка. Нiбито вiд лiкарiв-ескулапiв.
Вони й повiрили. Через мою спадковiсть.
--
Ротмiстр Елiзорко! - насмiхались з мого дiда Миколи.
Що оте "ротмiстр", то самi не знали. Елiзарович - було в нього по-батьковi.
"Вiн - Микола,
Ти - Микола. Обидва Миколи.
Його били коло церкви,
Тебе - коло школи!"
Раз ми обидвоє - Миколи, ще й дiд та внук, до того ж - роду незрозумiлих бiльшостi Елiзоркiв, то - придурки. Дарма, що дiд Микола був тут головою колгоспу, його старший син, а мiй дядько - професор у Львiвськiй полiтехнiцi. Мiй батько - Михайло Миколайович, серед iншого сiм рокiв керував велелюдним Дубровицьким районом, а двоюрiдний брат - Iван Iванович (старший син професора), так той взагалi десяток рокiв на посадi заступника голови облвиконкому очолював всю Львiвську радянську торгiвлю. Їм (односельчанам) - раз невтямки, то - не важливо!
Стереотипно:
--
Дурнi!
Вони ж бо - мудрi (бiльшiсть). Ми - протилежнi (меншiсть).
Такi ось ми. Такий ось у нас невтiшний розклад.
При конях, з медом, навiть родове обiйстя маємо, однак - дурнi.
--
Кiнський професор! - ще до вiйни насмiхались з мого дядька. От вiн i став професором.
Доктором наук та завiдуючим кафедрою.
--
Ванька-нiс! - про нього.
За нiс-шнобель, чорне-пречорне волося та очi витрiшкатi.
Я - нє. Я - пiсатєль.
Для вас. Коли захочете. По-iншому - графоман.
Нiс у мене український. I волосся. I очi. Сiльський старець Софрон мене стоодновiдсотковим українцем титулував. Повчав: "не утюг належить грамотно мовити, а - праска; не шляпа, а - капелюх; не стiрати, а - прати; не баня, а - лазня". Забембав вiн мене i всiх нас. Фiлолог-недоук. До того ж давнiше навiть бацнув мене в нiс: "Не - кiнець-кiнцем, а - врештi-решт!". Аж заболiло. Мало кров не пiшла.
Вкотре:
--
Придурок! Внук родимчатий ротмiстра Елiзорка! - Се про мене для них.
Повагом їду добротним асфальтом на гумовано-колiснiй фiрi.
Свищу. Смiюсь. Лагiдний подiльський вiтерець прямо в обличчя повiває. Розслабляє.
--
Тпр! - зазвичай став коло цвинтара. За потребою.
Могилки майже всiх наших тут. Пiд здоровенним православним хрестом - Миколи Елiзаровича. Пiд червоною зiркою - дядька Вiктора. Забили його в Западнiй бандеровцi ("ой, ви - хлопцi-бандеровцi, хлопцi ви лихiї... (кому добрi, а кому - лихiї").
На сiльському майданi, коло центральної церкви, є памятник загиблим героям. Там два мої дядьки - Вiктор та Василь. Третiй - Iван (той, що професор та доктор наук) вiйну пройшов сержантом-артилеристом. З орденами Слави.
Проте:
--
Придурок!
Як i я. Як i всi нашi. Ротмiстр Елiзорко довiку нас зробив такими.
--
Пиши! - чомусь саме менi одному велiли. Попiд руки натхнено спiрвали. Посадили за стiл. Впхали ручку в праву руку.
--
Для нас - українською, - уточнили. - Для тих наших, що у довколишнiх мiстах - росiйською.
Подумали. Почухались. Порадились.
--
Всiм iншим, - вже по паузi велiли, - втокмачуй польською, сербською та бiлоруською (коли якосьточки їм iз мiнським акцентом бовкнув: "сцяражiся цягнiка", то вони мене надовго випроторили з сiльради).
Що менi? Придуркам легко живеться. Все їм сходить з рук.
Помер у пятдесят девятому роцi ротмiстр Елiзорко у Львовi. Я саме тодi у Здолбуновi народився. Запамятати легко, бо у пятдесят девятому у Мюнхенi забили совiти Степана Бандеру.
Син у мене поки що один в офiцiйнiй наявностi - Марк. Той, що зi мною здуру нiбито "Дневник рядового Марека" придуркувато напуцькав.
Мiй "Ешафот" та мої "Мертвi душi" нiзащо не вiдшукаєте. Їх з усiх вiтчизняних бiблiотек та крамниць вилучили. Начебто бiля нашого памятника Ленiну спалили. Тодi й мене з енциклопедiй та навiть з самої "Вiкiпедiї" витурили. Росiяни - за неприйнятне для них, українцi - за щось там образливе, євроатлантисти - за своє, мiсцевi євреї - за компанiю (щоб серед iнших не видiлятись).
Причина проста:
--
Придурок!
Син батька такого, дiда такого, ще й у самого син саме такий.
Як на мене, то всi вони такi мудрi, що дальше нiкуди - хочуть правди, сподiваються на щасливе майбутнє, а коли прочитають слово вiще, то плюють межи очi. Ще й один поперед iншого хором кричать:
--
Дурень!
Довiдкою перед носом махають, щось завчено про "голубу кров та бiлу кiстку" варнякають, всує мого упокоєнного з миром предка згадують. Нiбито є якась рiзниця - вахмiстром чи ротмiстром був дiд Микола Елiзарович. Очевидно, що осавулом або козачим отаманом було б для нас всiх статечнiше (упокой Господи його душу!).
Iз правої руки - українське село Голенищеве, по лiву - росiйська Романовка, прямо - польська Германувка. На горбачцi один для всiх вiковiчний цвинтар, спiльнi землi та лiси, одна вода тихоплинного Збруча. Глинистий та камянистий грунт. Довго тут стоїть дощова вода та ростуть великi буковi лiси.
У Романовцi, мiж невеличкими садибами Лисициних i Харламових, по завершенi громадянського лихолiття вимушено купив молодий царський ротмiстр будинок. Продав бойового коня, поголив свої чорнi вуса i з часом вдало женився на мiсцевiй селянцi.
10 сентября 2015 года. Киев. "Старый полковник основательно за всех решает...".
Сказать-то особенно нечего.
Обычный кругленький касатик. Таким полковник Иван Парпуров не уродился. Стал.
Болгарин?
Ведь фамилия и национальность в советском паспорте как тавро - болгарин. Хоть и советский.
- Я - болгарин! - Когда стал передо мной, то внёс ясность.
Глаза навыкате. Нос - орлиный и сам весь такой - домашний. Коммуникабельный. Положительный.
- Очень приятно, я тоже еврей.
Вызнанное мной недопонял. Будь он евреем, то не то, что до генерала, как болгарин, не дослужился бы, а даже полковником генерального штаба Советского Союза, кем был, не смог бы стать.
Сказать-то особенное нужно. У него ведь сегодня день рождения.
Возраст для болгарских долгожителей из Габрово чуть ли не юношеский - семьдесят три года.
- Вы за какой Интернационал? - когда-то спрашивали.
Что значило - с нами или с врагами. Помнится, было три или четыре коммунистических Интернационала, а какой из них наш - ленинский, правильный, а какой - оппортунистический, попробуй тут припомни да разберись.
Полковник Иван Парпуров знал.
После учёбы в центральной Академии в Москве преподавал военно-коммунистическую философию другим офицерам в нижележащих Академиях.
Учил. Поучал. Защитился на доктора философии.
- Вы, товарищ полковник, за какой интернационал?
Глаза выкатил - он (вопрошаемый), а не я - вопрошающий.
Тут как тут (нашёлся):
- Обычно на прямые вопросы не отвечаю.
Полковник как-никак. Заслуженный. Советский. Хоть и в отставке. Глава ветеранов чуть ли не всего Оболонского района Киева. Поэтому прямо и конкретно:
- Вы за кого?
Советских уже нет. Вместо них ("натомест") первые, якобы интернационал - это россияне, уже с Крымом и во главе всё того же Путина, вторые - украинцы, с Евросоюзом и США. Но без Китая и Сербии. Соответственно - якобы интернационал.
Служить полковнику довелось и в Молдавии, и в Прибалтике (Калининградская область), и в Забайкалье, и в Средней Азии. За границей не был.
Хоть и болгарин, но сродни советской, а не современной - евросоюзной, Болгарии (Не был и не знает. Только от папы с мамой, родственников, книг и кино).
Квартиру в столице Украины ему дала советская власть.
- Новая власть всегда хуже предыдущей, - кредо.
Была еще литература и философия. Также советские. Разрешённые. Их - плохие, наши - лучше.
- Вы с кем?
Защищал бы родной Киев. Потому, что там живёт. Но не от россиян.
Господь велел:
- Определись!
Задумался семидесятитрёхлетний советский ветеран Иван Парпуров.
Всё - там.
Всё - здесь (с ним).
Забрать бы всё с собой и убежать. Вперёд - трусцой (возраст, что ни говорите, ощущается) по ставшей милой сердцу Оболонской набережной.
Родной язык - русский.
Комфортно ему в Киеве (пресса, телеканалы, радио, общение на улице), но новая власть, суть сущая, велит:
- Иди!
Готов лишь на словах, а так стоит и ждёт.
Работа ведь сейчас от власти.
Сначала - большим начальником по кадрам (двенадцать лет), позже - солидным агентом по снабжению. Плюс пенсия.
Не пыльно и доходно.
Тем более, что кадры - это всё. "Выше кадров только солнце!"
- Что делаешь?
- Закрываю и открываю ящичек стола ("шухляду").
Открыл - положили конверт со взяткой, закрыл - упала денежка в карман.
Сотрудники отдела кадров - это стукачи от власти.
Не все хапуги, но все лояльны к власть дающим.
- Определился? - Господь спросил.
Молчит касатик.
Увиливает.
Очередные именины на исходе, а он в неведенье и в нерешительности.
Язык украинский недопонимаемый, чужой, витиеватый. Культура - угловатая, сельская. Националисты - страшные.
Сказать особенное? Пожалуйста:
- Сейчас Иван Парпуров не один такой... Ещё их дети, внуки, свояки...
А сверху (как обухом его по голове):
- Твой день сегодня. Как скажешь, как решишь, так всё и разрешится.
Жалко тех.
Жалко этих.