Аннотация: Фома был уверен, что его ждёт счастье, он попал на чудесный остров, и там узнал всю свою судьбу, узнал, что будет счастлив, и стал счастлив. Глупо правда?
Был одинокий остров, и там жил одинокий гуаранец без имени, он только знал, что он гуаранец, не зная, что это значит, никто не знал, потому что там, на острове, никого и не было ...никогда.
Он стоял перед тьмой океана, вглядываясь в волны, которые, как ему казалось, рисовали ему картины других миров, а иногда лиц, вспоминаемых словно дежавю. Уже смеркалось. Остров наполнялся стрекотом насекомых и шелестом листьев, волнуемых вечерним ветром. Но гуаранец продолжал смотреть в океан, чувствуя в нём некую надежду, ответ. Тьма сгущалась, и океана уже почти не было видно, ветер стал холодным, и одиночество укололо со всей силы сердце островитянина. Он сам не знал, что это, не знал, как это называется, и что ему нужно - этому бестолковому, неугомонному сердцу, что нужно съесть или выпить, чтобы полегчало, он не мог этого знать...не было никого, кто бы мог ему сказать, там не было и слов.
Холод одолевал, надо было идти домой и развести костер. Но островитянин не успел отвернуться от океана, океан открыл свою бездонную пасть и поглотил остров. Наступила тьма и тишь...ночью под водой тихо, как в утробе матери, это была именно такая тишь.
Родился человек, и его назвали Фома. Фома Петров родился в обычной совковой семье, у него были папа и мама, дедушка и две бабушки, другой дедушка погиб в Великой Отечественной, из-за чего стал легендой семьи, в отличие от живого, но пьющего деда по матери. Вся родня души не чаяла в Фоме, его баловали и надеялись на него, как на единственного отпрыска от семейного древа. Сам же Фома был человеком весьма ответственным и любящим порядок, и потому не давал своим родным слишком уж распускать сопли над ним, отчего с годами воспитал в себе довольно черствый характер и вместе с тем холодный, расчётливый ум. Что касается внешности нашего героя, так она была весьма обыкновенна, если не сказать штампована как всё, что было советского производства, то есть - внешность с конвейера. Фома был уверен в своём будущем, чётко знал, что он хочет от настоящего, и вовсе не ностальгировал по утерянному прошлому и его возможностям. Об этом человеке, конечно далеко не полностью описанном в этом коротком наброске, и пойдёт речь, но может быть и не о нём вовсе, решать читателю. Итак...
- Фома, не стой на краю! - прокричала его мать, когда тот подошёл к самому краю пропасти, внизу которой текла речка, - ты свалишься!
Фома послушно отошёл, не успев даже взглянуть на речку. Мать схватила его под руку и они пошли вдоль обрыва, чуть сторонясь его края. Это была семейная вылазка на природу, и так уж вышло по обычаю, что мать и бабушка шли с ребёнком, а отец шёл далеко впереди с кучей поклажи и бормочущим что-то дедом.
- Всё! Привал! Больше не могу! - сказал отец и сбросил рюкзак. Вслед за ним и дед снял свой мешок, оставшийся у него ещё с войны, и женщины поняли это, как знак к времени накрытия стола, и хотя это было не так, и до нужной точки было ещё километра три, мужчины даже не показали вида, что что-то не так, молчаливо согласившись с действиями женщин (что обычно для мужчин ещё с библейских времён).
- ну, Фома, рассказывай, - начал приставать к внуку с вопросами, хоть и пьющий, но любящий дед (одно другому ведь не мешает!), - когда вырастешь, кем будешь?
- я буду судьёй! - громко и отчётливо, как настоящий пионер, ответил внук.
- судьёй...?, - в некотором смущении повторил дед, - судья ведь..., - было начал он, но его прервала бабка:
- да ты чего знаешь, молчи уже, пьянь!
И дед замолчал, понурившись, и уйдя в свои думы. Тут перед глазами Фомы из бездны обрыва вылетел огненный вихрь и поглотил всех вокруг, оставив его с одним лишь только взглядом деда, потом огромные огненные воины в красном с чёрным взмахнули мечами, и кровь потоками хлынула на Фому.
- ааааааааааа! - Орал мальчишка, а бабки с мамкой его кинулись успокаивать.
- а ведь судьёй-то будет..., - ещё раз сказал дед, теперь уж ухмыльнувшись, и вновь замолчал.
Это был девятый класс обычной средней школы (странное сочетание слов). Фома сидел за партой и рисовал птицу, это не было его творческим порывом, подобно как обычно рисуют школьники на партах, в конце тетради, или просто от делать нечего, точнее от нежелания делать то, что нужно делать на уроке, нет, Фома рисовал птицу потому, что он был на уроке рисования, и должен был нарисовать птицу для плаката. Зазвенел звонок, все понесли свои работы на сдачу, в том числе и Фома. Рисунок оказался неудачным по мнению учительницы, и это стало потрясением для столь самоуверенного Фомы, которого всегда и везде хвалили, особенно дома, особенно родные. Но, посчитав, что учительница просто недооценила его талант, он пошёл к директору и выбил себе не четверку, а пятерку, и довольный собой принёс её домой. Отец спросил сына:
- а может ты будешь художником?
- нет, - ответил Фома, - я буду судьёй!
- хорошо, - молчаливо ответил отец.
Однажды за обедом, уже собирающийся помирать дед, спросил:
- Фома, внучек, что дальше думаешь делать после школы-то?
- пойду в институт на юридический, там выучусь на судью, после этого меня отправят на работу юристом, где, проработав некоторое время меня станут повышать, и, в конце концов, я стану судьей, у меня будет свой дом, машина, я женюсь и заведу детей и овчарку.
- а если вдруг тебя не повысят?
- мы живём в советском союзе, товарищ Брежнев дал каждому возможность быть тем, кем гражданин СССР быть хочет, и потому я буду судьёй, и получу вдобавок ко всему свою квартиру, которая обещана товарищем Брежневым каждому комсомольцу.
'Всё, что не анархия, то фашизм, но каждый хочет быть фюрером', - сказал Егор Летов, и вряд ли с этим можно поспорить, анархия, как свобода от всякого подчинения единственная настоящая свобода, идеальная свобода, даже идеалистическая, но из-за склонности людей к порабощению ближних, она лишь мечта, жизнь всех обламывает, когда с ней сталкиваешься лицом к лицу, а не читая о ней в сказках, так и здесь в истории Фомы Петрова, случился, самый обыкновенный облом, - наш герой не поступил в институт.
За Русь-матушку много молятся, да видно мало русичей осталось, всё больше басурмане на земле нашей, да и те, кто русский по крови-то своей, всё больше к басурманам метит попасть, да на их лад жить мечтает. Потерял русский человек свою волюшку, растерял и душу свою, и от того молитва наша слабая, и человек русский уж нерусь поганая, а Русь-то мать наша так и горюет, так и плачет, и никому нет дела, и герою нашему также, потому что он в печали великой из-за своего облома. Ну а что он хотел-то? А хотел ведь он, чтоб всё по плану было, по расписанию его на всю жизнь, да не вышло, и от того ум его смешан, да тут весёлая стрела проткнула его жизнь, и воины из бездны вновь восстали, чтобы покарать его, как злобного и самодовольного мальчишку, и покарали не за зря.
Сидел Фома и думал сам с собою:
- странно однако, ведь я планировал быть судьёй, а не вышло, следовательно, теперь всё будет только хуже. Если следовать плану, то теперь мне надо или идти в армию, или ...в любом случае надо идти в армию. Вот отстой! - впервые выказал свои эмоции Фома, и сам этому удивился.
- так, только спокойно. Во первых, армия - это служба моей родине - Советскому Союзу, армия меня сделает твёрдым и решительным, армия поможет мне после двух лет поступить в институт, и тогда я добьюсь своего!
Как вы уже наверно поняли, Фома действительно пошёл в армию, так как это был его новый план, и вроде бы теперь-то его точно должны были взять в институт, ан нет! Не вышло опять да снова вновь. И вот облом покрыл его, как небо Аустерлица, и он не знал где сон, где явь, глядел в пустые лица, искал ответ, зачем всё так, но он не понял ничего, он просто выжрал пару пузырей, и бросился молиться...
Молился наш Фома систематично, как он привык и мыслить и желать, да только что-то нелогично тут выходило в его прошеньях к Богу об институте и земных делах просить.
Ну, впрочем, я оставлю стих, и перейду на прозу. А проза жизни такова была, наш герой настолько запутался в будущем, что ему захотелось разобраться хотя бы в прошлом. И вот что он понял:
- куда бы я не стремился, и чтоб не делал везде был план, как завещал нам Ленин, как то исполнил Сталин, а у меня не вышло следовать плану, но никто мне не сказал, а что делать, если план не сработал, если план ни дня, ни недели, а всей жизни, не сработал. Теперь я вот докатился, что молюсь, даже не знаю кому, и совсем не знаю как, но уверен, что я делаю именно это - молюсь. А что мне остаётся? Я прекрасно осознаю, что всё теперь будет только хуже и хуже. А с чего бы оно было лучше? Человека без образования нигде не примут, разве что дворником пойти работать? Очень романтично конечно.
На этом мы оставим Фому с его мыслями в этом дне и перенесёмся немного назад, в прошедшие годы.
Вы уже перенеслись? Я не полностью, застрял немного - еще одна деталь - Фому избивали в армии за доносы, он пытался выслужиться, но ни начальство, ни солдаты - не любят стукачков.
В прошлых годах было сумрачно, как в любом воспоминании, но вот одно запало Фоме в его сознание так глубоко, что он никак не мог избавиться от этого. Однажды он шёл в школу, поскользнулся, упал, и увидел небо..., вдруг из его головы вылетела душа, и посмотрела на него со стороны, при чем, что странно - ему казалось, что он смотрит на себя и сверху и снизу - и из глаз души, и из глаз тела также. Вдруг душа что-то услышала, затревожилась и убежала, Фома в глубине себя, своего тела, заорал - 'а как же я? У меня глаза сейчас разорвутся так видеть!' ...ему было очень сложно привыкнуть смотреть как бы из двух мест. А душа побежала оттого, что увидела огненных воинов с секирами и в будёновках. Фома увидел остров, где сидел кто-то одинокий и смешной, смешной потому что был нелеп в своих перьях и грязи. Орда красно-черных, огненных воинов приближалась с гулом, и тогда Фома бросился на остров, как бы забравшись в картину, перелез через раму своего зрения, и его виденье мира наконец стало как и прежде одинарным. Воины исчезли за рамой зрения.
Фома подошёл к сидевшему на песке человеку.
- привет, я - Фома, а как тебя зовут?
Человек посмотрел на него в удивлении, и разинул рот.
- какое у тебя имя? - повторил Фома.
- оммммауммма, - раздалось в ответ мычание.
Тогда Фома понял, что это немой. Он сел рядом, и стал смотреть на океан, а островитянин, стал смотреть на Фому. А Фома стал рассуждать сам с собою в слух:
- странное место..., но вообще здесь неплохо, даже забавно, только если это не навсегда...ой, на-все-гда..., жуть, ...интересно этот что-нибудь хоть понимает..., а он тут один вообще?... .
Тут Фома увидел, что островитянин стал рисовать на песке, но ничего не было понятно, будто он просто водил пальцем по песку. Фома спросил его, что он делает, и тот будто поняв, указал на океан. Оказалось, что океан отражал в сине-белых красках воды и пены некий рисунок, который подчинялся движениям этого странного человека.
Фома вгляделся в картину, и понял, что там изображен он, и он говорит, непонятно правда что именно, ...рядом с ним появилась тумба, картина изменилась, и он уже был за тумбой с молотком в руках, он был...судьёй.
- что ж, это неплохо, быть судьей мне нравится. Так это моё будущее? Интересно... , а где тогда я сейчас?
Человек стал рисовать, и океан отразил картину с мертвым человеком, и из человека вышла душа, и прилетела на остров.
- так я умер! Ой, а как же судья?
Океан захлестнул остров, и Фома оказался лежащим в грязной луже, с больной головой. Он встал, не сразу поняв, что произошло, потом вдруг вспомнил всё, что ему привиделось, и испугался, но потом, поразмыслив, он обрадовался, что в жизни он будет судьей, а после смерти попадет на прекрасный остров!
Но...почему-то Фома не мог никак стать судьей, и это его очень сильно злило, как будто кто-то ему должен был дать эту профессию, а именно тот человек с острова.
Так прошла жизнь Фомы. Он не стал судьёй, он спился из-за неоправданных надежд, он не верил теперь ни во что, и в прекрасный остров также, он не верил. У него не было семьи, не было дома, не было работы, он бомжевал и собирал бутылки, Брежнев как оказалось, не мог предвидеть развала Советского Союза, и потому Фома был разочарован и в коммунизме. Однажды, когда он подобрал бутылку, он не смог разогнуть спину и упал. Фома умер, но, умирая, у него всё же в последний миг зажглась последняя надежда - после смерти он окажется на прекрасном острове, с тем странным человеком....и выскажет ему всё! Он умер, но не увидел острова, он вообще ничего не увидел, его съели черви.
Как-то вот не полюбился мне Фома, поэтому я его, возможно, описал в слишком насмешливых тонах, возможно, он был хорошим человеком, возможно, но по-моему, он им не был - человеком он не был. Ведь строить всю жизнь по плану способны только машины, которые не имеют воли к свободному плаванью по реке жизни. И с чего он решил, что этот островитянин-гуаранец не игра его больного воображения? И что он ему еще и должен? Да может он просто так ему картинки показывал, чтоб не так скучно было на острове сидеть! Но нет же, Фома навыдумывал себе надежд, и они его сожрали как черви... .
Но может быть, всё было и не так. Фома не спился, а стал судьёй, женился, завёл овчарку и детей, и умер в глубокой старости, а после смерти попал на чудо-остров, где остался - на-все-гда....что?! НАВСЕГДА!!!!
П.С. Вы сами как думаете? К какому варианту судьбы Фомы склоняетесь Вы? А может это всё было о Вас?...