Англичане пропустили меня в страну. Мой потрепанный вид не произвел на пограничных чиновников никакого впечатления. Один бог знает, сколько бродяг ежедневно спрыгивает с парома в порту Харвича. Я с удовольствием подумал о своей невольной маскировке. Неумело сыгранная респектабильность могла насторожить их куда больше, чем неглаженная рубашка и кроссовки в дорожной грязи. Место в электричке до Лондона входило в цену переправы. Прогретые утренним солнышком вагоны дожидались тут же, неподалеку. Я плюхнулся на покрытое синтетическим плюшем сидение и через час оказался на Ливерпульском вокзале.
Трудно описать чувства человека прибывающего в Лондон. Если я скажу, что все мое существо трепетало от ожидания, в смысле предвкушения, и бурного восторга, то не скажу ничего. Меня лихорадило от неподконтрольного возбуждения, как девицу накануне первой брачной ночи. В мозгу вспыхивали картины и обрывки фраз. Я представлял себе, как буду изучать город квадрат за квадратом; как встречусь с Дайником и вместе мы пойдем шляться по залитым солнцем улицам, будем разговаривать о том-о-сем, заходить в пабы, смотреть во все глаза... Я представлял, как расскажу о своих похождениях вначале ему, а потом по телефону родителям и Димке Карамельке. Все помрут со смеху. Еще не приехав в Лондон, я уже думал о том, как когда-нибудь расскажу об этой поездке московским друзьям.
Вход в метро находился тут же в здании вокзала. Я купил билет и поехал на Юго-Восток - в направлении, которое у жителей Европы, традиционно ассоциируется с экзотикой и нищетой. Станция Брикстон встретила меня густой и агрессивной, как ударная волна, стеной запахов. Сильно воняло рыбой, мочой и какой-то затхлостью. Перекрывая вонь, в воздухе витали восхитительные ароматы хорошего кофе, свежей выпечки и благовоний. На мгновение все остальные запахи отступили перед мощным напором парфюма. Бок о бок со мной по лестнице поднималась вся напомаженная и будто лакированная негритянка средних лет. Громадные, как елочные игрушки, золотые серьги оттягивали мочки ее ушей. На голове высилась сложная конструкция из выпрямленных и до ломкости залаченных волос. Я ускорил шаг и вырвался из удушливо сладкого облака для того только, чтобы глубоко вдохнуть горьковатый дымок сенсимильи. Я оглянулся по сторонам, но определить, кто курит "косяк" не представлялось возможным.
Кругом бушевало людское море. Деловито или степенно, впрепрыжку и еле волоча ноги люди, двигались вверх и вниз по широкой лестнице. Другие, и среди них экземпляры самого диковинного вида, топтались на месте, загромаждая и так не слишком просторный холл станции. Здесь торговали лотерейными билетами, "левыми" проездными и какими-то африканскими поделками; предлагали пройти тестирование и устроиться на работу в маркетинговую компанию, вроде присловутого Гербалайфа; просто так подпирали стены, видимо, от нечего делать. У одной из стен спал бомж устрашающего вида. Его неповторимое зловоние тяжелым мазком лежало на пестром обонятельном полотне станции. В углу напротив пожилой негр довольно бодро наяривал на саксофоне "Караван"... Чуть поотдаль проповедник какой-то христианской секты хрипло орал в микрофон о необходимости покаяния. Я рванулся за глотком свежего воздуха, будто утопающий. Солнечный квадрат улицы, маячивший прямо по курсу, в тот момент показался мне "светом в конце тунеля".
Спустя минуту я стоял со своим дурацким чемоданом посреди людского водоворота в самом центре Брикстон Роуд - одного из главных "бродов" южного Лондона, этого британского Гарлема. Стоял и щурился от яркого августовского солнца. А еще минут через десять пялился на побитую всеми ветрами вывеску паба "Голова Королевы", на которой действительно смутно угадывались очертания некой коронованной особы.
Мой школьный друг, Дайник, всегда отличался пунктуальностью и большим вниманием к мелочам. Благодаря полученным от него подробнейшим объяснениям найти его лондонскую резиденцию оказалось проще простого. Однако дальше возникла небольшая заминка: глядя на обшарпанный фасад паба, я никак не мог сообразить, где в этом домишке могут обитать квартиранты. Дайник почему-то не рассказал об этом. Наверное, он считал, что ответ достаточно очевиден.
- All right, man?! - окликнули меня с соседнего крылечка. Я обернулся и увидел мечтательно раскурившегося негра с мутными глазами и густой гривой дрэд-локов (прической по которой легко узнать последователей религии растафари, но практически невозможно отличить их от всяких расп...ев).
- Yes, мол, ну да, - ответил я, недоверчиво косясь на этого Боба Марли в последние годы жизни.
- The hostel is right there, - сказав это, незнакомец ткнул корявым пальцем в солнце.
Я малек загрустил: "кажется, мои мысли больше ни для кого не секрет". Сделав пару неуверенных шагов в сторону дневного светила, я оказался около неприметной двери, лишенной обычных дверных причиндалов, всяких там ручек, глазков и замочных скважин. За спиной раздалось одобрительное мычание. Я постучал.
Дверь отворил черный парень с огромной, сияющей благодушием улыбкой на простоватой физиономии. Я попытался представиться, но он довольно безцеремонно перебил меня, обрушив на мою бедную голову настоящий информационный шквал и, одновременно увлекая внутрь. Говорил он так быстро, что я с трудом вылавливал из его трескотни крупицы информации. При этом мы все время спешили вверх по узкой темной лестнице явно не предназначенной для транспортировки багажа крупных габаритов. Когда мы добрались до второго этажа я был вконец измотан двойным, физическим и умственным усилием; усилием, впрочем, не напрасным. Теперь я точно знал, что попал по адресу и был, можно сказать, совсем неплохо знаком с одним из жильцов хостела - Майклом. Мне удалось понять, что сам он живет здесь не очень давно, что его девушка учится в медицинском колледже и что в данный момент он разговаривает с ней по телефону. Еще я понял, что это, наверное, и есть тот самый Майкл, о котором столько рассказывал Дайник. Чуть ли не в каждом телефонном разговоре Дайник проклинал эту "обезьяну".
Одним размашистым прыжком Майкл покрыл расстояние, отделявшее столик с телефоном от лестницы. Я же поспешил опуститься на колченогий диванчик. Хотелось немного передохнуть и осмотреться. Коридор второго этажа расходился в двух направлениях. С моего дивана было видно несколько дверей, комнаты и не то ванна, не то туалет. Все вокруг было очень старое и обшарпанное. В то же время чувствовалось, что здесь иногда убирают.
Майкл весело болтал по телефону, очевидно продолжая прерванный моим приходом разговор. Время от времени он поглядывал в мою сторону, подмигивал хитро и строил рожи, всем своим видом давая понять, что не забыл о моем существовании. Неожиданно он обратился ко мне: "Хочешь поговорить с моей гэлфренд? Давай!", - и в трубку: "...Эмили, мой друг хочет сказать тебе пару слов". Я болтал с Эмили не меньше четверти часа. Подстать своему другу девушка Майкла тоже не была молчуньей, да и я, что греха таить, имею, что сказать, пусть только представиться случай поделиться опытом... Потом снова говорил Майкл, а я тем временем наблюдал за его ужимками, с трудом удерживаясь от смеха. Пожалуй, Дайник был прав. Майкл действительно очень походил на молодого, гиперактивного шимпанзе. Чего я не мог понять, так это злости, с которой он говорил о черном парне. Мне Майкл откровенно нравился.
Для того, чтобы попасть к Дайнику понадобилось подняться еще на один этаж. С криком "home, sweet home" Майкл толкнул ногой дверь. Прямо, напротив, на простой металлической кровати сидел мой друг. "Чего надо, мудак", - заорал он, не отрываясь от газеты. "Оба ны... Генрих?!". Итак, долгожданная встреча состоялась.
Я внимательно посмотрел на Дайника и сразу заметил в нем большие перемены. Глаза его глядели устало и безрадостно. В них будто затаилась какая-то настороженность. Глубокие тени залегли в морщинках у рта. В облике Дайника появилась доселе незнакомая мне жесткость. На мгновение мне даже показалось, что он вовсе не рад моему приезду. Впрочем, это впечатление тут же рассеялось. Поднявшись, он энергичным движением захлопнул дверь перед самым носом Майкла.
- Чертова обезъяна. Генрих, это какой-то дурдом, нет, хуже - зоопарк. Здесь никто не стучиться, просто открывают двери пинком. В любое время суток! Нам обязательно нужно найти комнату.
Мы обменялись рукопожатиями. Дайник показал, где я могу положить свои вещи.
- Будешь жить здесь. Как раз есть одна свободная кровать. Надо будет найти Ромео, менеджера. Пропишешься.
Мы говорили еще с пол часа. А потом еще и еще. Дайник находился в Лондоне уже около года. Из его телефонных донесений и писем я знал, что в первое время ему пришлось очень несладко. Но насколько тяжело ему было я начал понимать только сейчас.
Дайник решился на поездку после развода с женой. Причем на этот шаг его толкнула вовсе не материальная необходимость. Думаю, в первую очередь, он хотел что-то доказать себе и другим. Дайник искал крутых перемен в жизни. В Англии сказали бы "challenge". Теперь, с вашего позволения, я немного пофантазирую: предположим, что напряжение воли привело в движение внешние обстоятельства. Тайные колеса мироздания закрутились в ответ на невысказанную мольбу моего друга, выстраиваясь в определенную комбинацию (здесь я представляю себе нечто наподобие кубика рубика, испещренного кабалистическими знаками, как в фильме "Восставшие из ада"). И вот уже незнающий английского языка и никогда ранее не смотревший в сторону Великобритании Дайник шагает по Оксфорд стрит. Судите сами: Дайник и не помышлял о поездке, все произошло крайне неожиданно и как бы само собой. В начале у него "завелась" подруга с родствениками в Лондоне. Не уверен, что сегодня он вспомнит ее имя, но тогда их отношения казались настолько серьезными, что даже поговаривали о свадьбе. И закрутилось, понеслось. Лондонские родственники, которые напрочь отвернуться от Дайника спустя пару месяцев, в то время энергично искали для него подходящий колледж. Отец помог с финансированием этой затеи. Ведь обучение в колледже нужно оплатить предварительно, а это как-никак порядка пятисот фунтов поверх расходов на саму поездку. Кроме того, свою роль сыграли и другие, менее значимые, обстоятельства, среди которых я сам, давний друг, безумолку расписывающий английские красоты. Конечно, многим подобное стечение обстоятельств покажется простой случайностью...
Когда родственники подруги, проживающие в Великобритании в качестве беженцев, отшили Дайника, он оказался в крайне затруднительном положении. Ни друзей, ни знакомых у него в этой стране не было. Не было и твердых представлений о том, как быть дальше. Дайнику срочно пришлось искать работу и жилье. Любую работу, ведь деньги заканчивались катастрофически быстро. Любое жилье, потому что парень, у которого в Вильнюсе была собственная квартира, не привык спать на улице.
- Работы в Лондоне до фига и больше, - рассказывал Дайник. - Но без языка и знания здешних порядков очень сложно за что-нибудь ухватиться. Спасибо, удалось устроиться посудомойщиком в ночную смену.
Дайник переходил из одной фирмы в другую. Платили гроши. А в одном месте и вовсе обманули. Некоторое время пришлось голодать. Потом Дайник работал с трех до семи утра на разрешенные студенческой визой пол ставки. Чтобы добраться до места работы ему каждый раз приходилось совершать двухчасовую прогулку по ночному городу. С жильем повезло чуть больше - на курсах мой друг познакомился с другим литовцем, Ромео, который работал менеджером в брикстонском бомжовнике. Именно Ромео притащил его сюда.
С поселением в хостеле в жизни Дайника наметился определенный прогресс. Кроме него и Ромео здесь обитало еще несколько литовцев. Одиночество, которое всегда подстерегает затерявшихся в огромном мире путешественников, отступило. Дайник, в обычных условиях деятельный и коммуникабельный, снова обрел почву под ногами. Один из его новых знакомых, Робертас из Клайпеды, помог ему устроиться работать на стройку. На банковский счет потекли пусть небольшие, но регулярные деньги. Начал откладываться "жирок". К моему приезду Дайник в значительной мере оправился от перенесенных невзгод. Он все еще работал на стройке чернорабочим и сильно уставал, но собирался в ближайшее время уйти в "отпуск" и подналечь на учебу в колледже. Дайник ясно осознавал свою ограниченность. Без английского в Лондоне не найти хорошей работы и отдохнуть как следует тоже не получается.
Сегодня, годы спустя, у меня складывается впечатление, что уже тогда Дайник принял решение "пробиваться" в Англии до победного конца.
...итак, Ромео дома не оказалось, поэтому мы решили погулять. Мне не терпелось осмотреть окресности, кроме того, ужасно хотелось есть. Я вдруг вспомнил, что толком не ел уже несколько дней. Мы решили сходить на базар, накупить побольше еды и какого-нибудь пойла. Дайник уверенно вел меня по сонным улочкам в стороне от главного брода. Шли "на косяк", чтобы не толкаться и сэкономить время. Я покорно следовал за другом, не совсем понимая, куда он торопится.
- Вначале позвонить домой, твои наверное волнуются?! Потом к метро. Уже двенадцать, если успеем - возьмем TNT. Это журнал такой, бесплатный. Там много объявлений о работе. Завтра с утра будешь звонить. Я объясню, что говорить. Потом сразу на базар. Это близко. У нас тут все близко. Купим жратвы, отпразднуем твое прибытие. Генрих, здесь можно классно жить, но нужны деньги!
Я слушал друга в пол уха. Путешествие автостопом через всю Европу вымотало меня, гораздо больше, чем я предполагал. Организм жаждал отдыха, обильной пищи и приятственных разговоров ни о чем. В то же время мысли о работе и каких-то там звонках "с утра" воспринимались, мягко говоря, без особого энтузиазма. В то время, как Дайник продолжал "грузить" проблемами, я безмятежно пялился на всякие интересные штуки, странных людей, прикольные домишки; подмечал все необычное и занимательное. В душе я негодовал против Дайникиной сухости, еще не до конца отдавая себе отчет в том, до какой степени мы разные люди. С таким трудом, добравшись до Лондона, я забыл обо всем. Честно говоря, забыл даже про звонок домой. Дайник, напротив, был сама собранность. Получилось так, что с первых минут нашей встречи он взял надо мной шефство. Вот, что нас действительно объединяло, так это желание поскорее набить "брюхи" и загудеть.
Нам удалось завладеть свежим номером TNT. Среди других периодических изданий, предназначенных для бесплатного распространения, этот журнал пользовался особой популярностью. В каждом номере имелось несколько страниц объявлений по трудоустройству, а также обширная секция "досуг". Дайник объяснил, что бесплатные журналы выставляются около многих станций метро и кое-где в городе.
Затем мы зашли в "Call Shop" - пункт международной телефонной связи. Стены Call Shop'а были раскрашены веселыми желтыми и синими красками; повсюду висели большущие циферблаты, указывающие время в различных часовых поясах, и рекламные плакаты с таблицами тарифов международных звонков. В помещении было полно народу, все чернокожие, но и телефонных кабинок тоже было много. Мы сразу получили номерок. У меня наконец-то появилась возможность поведать родителям о своих злоключениях.
Сделав все наши дела и обильно затарившись на базаре, мы вернулись в Куинс Хэд. Настало время столь долгожданной трапезы. Сейчас я ни за что не вспомню, что же мы тогда ели. Помню только десерт. Крепкое - бутылку виски Белая Лошадь, мы решили приберечь на вечер, а к обеду взяли по паре банок пива и громадную вяленую рыбину. Рыба была высушена до костяного стука и все равно тянула килограмма на полтора. Мы долго и с большим увлечением препарировали монстра, потом взяли по куску и начали есть. Проглотив кусочек, Дайник воззрился на меня в полной растерянности. Очевидно, мой друг испытывал состояние своеобразного вкусового шока. Какое-то мгновение мы находились в ступоре не в силах понять что "не так", но озарение пришло: в "африканской вобле" не было соли!
- Мне кажется, что такой вкус должен быть у трухлявого пня, - наконец высказался Дайник, и я с ним вполне согласился. Мне вспомнилось, как однажды, шутки ради, я налил своему другу Шмакову стопку воды вместо водки. Помню, как тот собирался с духом, потом зажмурился и опрокинул... и ничего. Воистину НИЧЕГО так не выбивает из колеи, как обманутые ожидания.
Рыбина не была выброшена. Дайник сунул ее в коробку с продуктами, которые держал под кроватью, но насколько я помню, больше к ней не притрагивался. Постепенно я съел эту сушенную баракуду - не люблю, когда добро пропадает.
Найти работу оказалось не так просто, как предрекал Дайник. Я звонил изо дня в день в течение целого месяца, прежде чем мне улыбнулась удача. Звонил утром, в обед и перед окончанием рабочего дня. "Hello. I'm looking for a job" и так далее - повторял я хорошо заученные фразы, на что мне как правило отвечали, что в данный момент работы нет, но стоит попробовать перезвонить позже. И я звонил снова и снова.
По совету Дайника я искал работу на стройке. Прежде всего, на стройке. "На стройке и платят больше и бумаги не смотрят", - поучал он. Дайник очень подробно описал мне всю схему трудоустройства. Вечером, в день моего приезда, а может быть на следующий день, между нами состоялся разговор, отрывок из которого я привожу здесь:
- Когда звонишь по объявлению, то, скорее всего, попадаешь в агентство, - рассказывал Дайник. - Все крупные строительные компании набирают рабочих через агентства. Они может, и переплачивают чего, зато морок никаких. Агентство несет всю ответственность за работников, осуществляет расчеты, выплачивает налоги и так далее. Теперь смотри: на работу тебя принимают по телефону, значит, когда приходишь на стройку, тебя уже никто ни о чем не спрашивает. Приходишь работать. Никто твоих документов не смотрит.
- А как они узнают, имеешь ты право на работу или нет? Ведь нам кажется нельзя? Мы же типа нелегалы!? - это уже я задал наболевший вопрос.
- Нелегалы и есть. Я, правда, нет. У меня виза студенческая. Могу работать на пол ставки. А вообще у всех нормальных людей обязательно должен быть страховой счет и карточка с номером National Insurance Number. На этот счет идут отчисления с зарплаты, вроде как в пенсионный фонд. Карточку выдают, когда устраиваешься на первую работу после школы или если приезжаешь в страну откуда-нибудь типа Франции. Без страхового номера тебя просто не смогут оформить на работу, разве что будут платить наличными. Нам такую карточку естественно никто не выдаст - не имеем права.
- Ну, и чего делать?
- Да просто все. Спросят тебя по телефону твой страховой номер - ты им и скажи. Страховой номер это две буковки, шесть цифр и еще буковка.
- Неужели они все такие лохи? Говоришь любой номер и порядок?
- А черт его знает. Может лохи, а может им просто начхать. На приличную работу, таким образом, все равно не устроишься. Там уже CV и рекомендации от предыдущих работодателей, личная явка, интервью с нанимателем, документы покажи... А на стройку, да кому, какая разница имеешь ты этот долбанный National Insurance Number на самом деле или нет.
- А куда Хоум Оффис смотрит?
- Хоум Оффис - это другое дело. Ловят. И на стройке взять могут, и на улице, и дома в постельке. Только это отдельная организация. У них тут каждый свою работу делает, в чужие дела не лезет. Строительная компания дома строит, агентство нанимает работников, врач лечит больных, Хоум Оффис ловит нелегалов.
- Подожди, как это на улице и в постельке??
- А вот так. Известны случаи. Поэтому по-русски на улице лучше громко не болтать, не похожи мы с тобой на туристов и шляемся не в тех местах. Тем более не следует говорить про всякие National Insurance Number и Home Office...
Очень скоро я обнаружил, что упомянутые выше словосочетания встречаются в речи моих земляков едва ли не чаще, чем соединительная частица "бля". Поэтому я стал использовать следующие эквиваленты: Nine Inch Nails ("девяти дюймовые гвозди" есть такая группа. Если бы Дайник о ней слышал, то улыбнулся бы вместе со мной) и XO - выдержка коньяка.
Дни шли за днями. Кроме трехразового прозвона, дел у меня не было, но далекие прогулки я решил оставить до лучших времен. Судите сами, какое к черту гуляние, когда улицы полны соблазнов. Из бесчисленных кафе доносятся манящие запахи жариной курицы, всяческих булочек и кофе, широкие скамьи пабов будто приглашают утомленного туриста присесть в теньке с запотевшей пинтой, а "туристу" только и остается, что глотать слюнки, потому что все это ему не по карману. Правда, Дайник открыл для меня "неограниченный" кредит, так что голод мне не грозил. Но о развлечениях до появления какого-то постоянного заработка думать не приходилось. Сам Дайник тоже экономил. Несколько раз мы выбирались на прогулки вдоль Темзы, в Гайд-Парк и к Тауэру, однако по большей части старались не покидать окрестностей. Тем более что и в наших местах было на что поглазеть.
Брикстон - это очень странный район. Особенно странный для человека, который никогда не видел ничего подобного. Представьте себе улицы вполне европейского города, которые почему-то сплошь запружены чернокожими прохожими, с их фантастическими прическами, "неземной" грацией и своеобразной манерой одеваться. Тут и там на небольших площадях разбиты базарчики, где торгуют странными товарами, явно не европейского происхождения и зачастую незнакомого назначения. Самый большой, знаменитый Брикстонский базар, где мы купили нашу "африканскую воблу", вообще показался мне фрагментом другого мира, даром, что он занимает несколько вполне британских по архитектуре улиц. На исследование одного этого рынка у меня ушло не меньше недели.
Чем только не торгуют в Брикстоне! Овощи и фрукты в изобилии громоздятся на широких прилавках. Многочисленные мясные и бакалейные лавки широко распахнуты на улицу и как бы засасывают в себя потоки прохожих. На специально оборудованных прилавках-холодильниках "возлежат" дары моря - рыба, моллюски и всевозможные ракообразные. В бакалейных лавках меня поразило многообразие невиданных круп и приправ. Рис и бобовые представлены десятками сортов! При этом многих привычных для нас продуктов: гречки и манки, обыкновенного черного хлеба, творога и селедки здесь не сыщешь днем с огнем. В эти первые недели моего пребывания в Лондоне все вокруг казалось мне каким-то другим, странным и незнакомым.
Помимо продуктов на Брикстонском рынке продается море одежды и всевозможных предметов быта. На базаре можно выгодно купить всякую мелочь, кое-что из посуды, постельное белье, рабочую одежду и инструменты, и, конечно же, фрукты, овощи, мясо. Чтобы не тащить на склад скоропортящиеся продукты, торговцы нередко "спихивают" их в конце дня гораздо ниже обычной цены.
Изо дня в день я бродил по тесным улочкам Брикстона, рассматривая толпу, впитывая образы прохожих и так сказать местный колорит. Я принюхивался к незнакомым запахам, разглядывал горы экзотических овощей и фруктов, слушал английскую речь во всем многообразии акцентов и диалектов, сравнивал и привыкал.
Однако, наверное, самый большой материал для исследований дал мне мой первый английский дом - хостел. Я довольно скоро перезнакомился со всеми его обитателями. Это были чудные люди. Так вернувшись с прогулки, ближе к вечеру, я встретил нашего соседа по комнате, Роберта, которого Дайник охарактеризовал, как "странный, но безобидный тип". Им оказался маленький человечек трудноопределимого возраста, одетый в черную кожу. Роберт работал в службе курьерской доставки. Каждый день в любую погоду он носился на своем мотоцикле по всему Лондону, наматывая сотни километров. Приходя домой, он первым делом снимал с головы черный мотоциклетный шлем и, не разоблачаясь далее, падал в кровать. Причем на его, только что освобожденной от шлема голове, каким-то непостижимым образом немедленно возникала бейсболка и пара наушников. Отдохнув с пол часа, Роберт доставал из такой же, как у Дайника коробки банку консервированных сосисок, еще одну с фасолью в томатном соусе и консервированный рисовый пудинг по двенадцать пенсов за банку, а также маленькую кастрюльку. Прижав все это к груди двумя руками, он направлялся на общественную кухню, дальше по коридору. Нередко при этом что-нибудь падало, и мы слышали его сдержанное чертыхание. Наш сосед не отличался ловкостью. Потом был ужин, футбол по телевизору и сон в ботинках и бейсболке. К этому, просто для полноты образа, хочется добавить, что у Роберта было мягкое, чуть печальное интеллигентное лицо с восточными чертами (он был иранцем) и приятный, очень чистый английский выговор.
Когда я познакомился с ним ближе, оказалось что он столь же словоохотлив, сколько одинок. У него не было семьи. Уже много лет он жил вот так: без дома, без корней, без привязанностей, периодически меняя работы и временные пристанища. Даже в хостеле он ни с кем не общался. При этом он каким-то образом был прекрасно образован. Интересовался философией и историей. Среди его скарба нашлись книги Сартра, Камю, Шопенгауэра и еще что-то из фантастики. В плэйере записи Стравинского и Шонберга. На мой вопрос, где это он так набрался культуры, Роберт отвечал уклончиво, мол, когда-то работал охранником в музее. Разумеется, это ничего не объясняло.
В сущности, мне больше нечего сказать о нашем странном соседе. Мы довольно часто беседовали на отвлеченные темы, но о себе Роберт говорить не любил. А я не настаивал. Для меня разговоры с ним были отличной практикой в английском, кроме того, уже тогда я начал ощущать ограниченность нашего общения с Дайником.
Кроме нас с Дайником и Роберта в нашей комнате, расчитанной на пятерых постояльцев, жил некий Алекс - американец, наш ровесник. Мы почти не видели его. С утра Алекс уходил на работу, которая была как-то связана с компьютерами, а домой приходил глубокой ночью. Это, как я понимаю, уже не было связано с работой. Несколько раз я слышал от него о вечеринках и каких-то шумных техно-дансингах. Обычно он рассказывал о своих ночных похождениях, буквально захлебываясь от восторга. При этом у него никогда не хватало сил закончить рассказ. В какой-то момент он просто падал на койку и "вырубался" на полуслове. Алекс был симпатичным малым, хотя, как мы подозревали, сидел на колесах.
Были в хостеле и другие - множество весьма своеобразных персонажей. К сожалению, подробный рассказ о каждом из них выходит за рамки этого повествования.
Скоро я обратил внимание, что хотя жители хостела держатся в целом дружелюбно, никто не стремится образовывать какие либо "союзы". Мы проводили много времени вместе ведь большинство постояльцев, как и я, не имели работы, однако чувствовалось, что каждый здесь, как говорится, "сам за себя" или скорее "сам по себе". Исключение составляли выходцы из бывшего СССР. В хостеле проживало несколько литовцев, один латыш и пара ребят с Украины. Все "наши" держались, может быть и не совсем дружно, но сообща. Общие проблемы очень сближают.
Я тоже вроде бы должен был пополнить "нашу мафию". Чувсвовалось, что от меня этого ожидают, но что-то во мне всегда противилось близости основанной на таком ненадежном фундаменте, как землячество. Благодаря неплохому владению английским языком, я сразу поспешил отбиться от коллектива. Честно говоря, ничего особенного для этого делать не пришлось, членство в "литовском клубе" никто не навязывал. Просто я охотнее проводил вечера, болтая с чернокожей и ужасно общительной Розой, ее подругой, Хейди, из Финляндии и уже знакомым вам Майклом; ездил играть в футбол с атлетом-кузнецом Асами из Нигерии; беседовал "за жизнь" с флегматичным южноафриканцем голландских кровей, Виктором; философствовал с Робертом; даже пытался подбивать клинья к австралийке, Сьюзан, которая приехала в Лондон учиться живописи, почти не делая различия между "своими" и "чужими". "Почти", потому что, положа руку на сердце, "чужие" привлекали меня в гораздо большей степени. Что кажется мне вполне естественным, ведь только так я мог удовлетворить любопытство, то самое любопытство, которое по большому счету привело меня в Лондон.
Конечно, без довольно свободного владения английским такое общение было бы затруднительно. Мои земляки, тоже были непрочь завязать какие-то отношения с "несоветскими" обитателями хостела, однако эти попытки, как правило, разбивались о трудности технического характера. Из всех, когда-либо встреченных мной людей, лишь моя мама обладает способностью вести беседу, не владея языком собеседника. Для подавляющего большинства людей это невыполнимая задача.
Помимо языка есть и другие, порой не менее важные, факторы, которые могут служить, как для сближения, так и чертой раздела между людьми. В Великобритании я неоднократно наблюдал, как неспособные понять окружающий мир люди замыкались в себе, озлоблялись, и, в конце концов, полностью блокировали в себе способность к объективному восприятию реальности. Наверное, не будет большим преувеличением сказать, что это всеобщая болезнь иммиграции.
При всем при том я вовсе не чурался "наших". Дайник по-прежнему оставался моим другом, самым близким мне человеком в Лондоне. Были и другие. В комнате по соседству обитал Гинтас из маленького литовского городка Мажейкяй, где расположено чуть ли не главное в республике "стратегическое" предприятие - мажейкяйский нефтеперерабатывающий завод. В дальнейшем мы ни раз поможем друг другу. На втором этаже проживала "мисс русскоязычный хостел", Алёна, с повадками и системой ценностей проститутки. Да, такая вот нехорошая барышня, но зато одесситка и уже потому более близкая и родная, чем все британские леди вместе взятые. Там же обретался ее брат Леха - выпивоха, певец под гитарку, раздолбай. Личность по-своему обаятельная, но совершенно не приспособленная для жизни в Лондоне. Еще были Робертас, Жильвинас и несколько других парней из Литвы, а также менеджер хостела - Ромео.
Среди земляков особенно выделялся некий Вальдас - Владимир из Латвии. Он был на несколько лет старше нас с Дайником, прекрасно говорил по-русски, а возможно и был русским (в этом пункте он зачем-то навел туман); был образованным человеком, знал много интересного о Лондоне. Вальдас работал на кухне какого-то ресторанчика. От большинства "советских" его отличали цели и приоритеты. Он не копил деньги, а просто жил в Лондоне и, кажется, получал от этого определенное удовольствие. Вальдас любил хорошо одеваться. На это он не жалел денег. Для него было естественным отвалить пол сотни фунтов, баснословные по нашим понятиям деньги, за какие-нибудь брюки. Правда, по истечении месяца, в купленной одежде обнаруживался небольшой дефект, и штаны возвращались в родной бутик в то время как огорченный Вальдас забирал назад свои деньги. О себе Вальдас распространяться не любил, но несколько раз намекал на принадлежность к неким богемным тусовкам с голубым уклоном в городе Рига. Да и его подчеркнуто женоненавистнический юмор наводил на мысли определенного толка.
Странное было время. Как будто какая-то волшебная сила ненадолго перенесла меня назад, в студенческие годы. Как же все это походило на наше общежитие на Планерной. То ли сон, то ли бред - все, что угодно, но только не реальность. Ведь в окружающей нас реальности люди вечно спешат куда-то, хотят чего-то, стремятся, оступаются, падают, но потом поднимаются и идут дальше. Все вперед и вперед, не оглядываясь. В непрерывном движении. А в Куинс Хэд времени будто и не существовало вовсе. Жители хостела, если и суетились малек, то только для вида, а по большей части дрейфовали, как медузы в приливной волне.
Оглядываясь назад, я с удовольствием припоминаю каждую деталь первого месяца пребывания в Лондоне. Несмотря на безденежье и растущее беспокойство, связанное с отсутствием работы, жизнь в хостеле казалась отдыхом в каком-то сюрреалистическом санатории или, хм... библейском раю. Дайник предпочитал называть место нашего поселения - "лечебница", что, в некотором роде отражало положение вещей.
А еще Куинс Хэд оказался для меня последним привалом, последней станцией, за которой последовали годы тяжелого труда и, в конце концов, пришла непрошеная зрелость. С благодарностью вспоминаю тебя, станция Куинс Хэд.