Аннотация: Апокалипсис пришел под руку с солнцем. Остатки человечества вынужденны вести ночной образ жизни, делая редкие вылазки из своих укрытий. Но припасы кончаются и добытчикам приходиться совершить поход под враждебным солнцем, ради выживания их общины.
Аризонская Мечта
Пришедший от света и от богов, вот я в изгнании, отделенный от них.
Фрагмент Турфа'н
Молодой чтец мелодично читал священную книгу. Внимали благолепные люди в строгих одеждах. Дети в педантично чистых костюмах. Женщины в тёмных платьях. Мужчины в почти одинаковых пиджаках.
Писклявый мотив сотового перебил чтеца, и люди тут же начали искать глазами виновника. Маленькая женщина под шиканье и грозные взгляды выбежала из храма. Люди успокоились и вновь вняли молитве. Сквозь высокие окна пробивалось летнее солнце.
Зазвонил сотовый. Шиканье повторилось, храм быстро покинул мужчина. Какая-то старушка благоговейно подняла глаза к небу.
Чтец продолжил.
Зазвонил сотовый, секунда, и еще четыре телефона присоединились к нестройному верещанию. Люди начали удивленно переглядываться.
Потом зазвонил сразу десяток. Люди покидали храм толпами. Казалось, что телефоны звонят у каждого: даже из кармана молодого чтеца играла непонятная мелодия.
Он перестал читать.
Каждый, не произнеся ни слова, понял, что произошло что-то страшное.
Через многие десятки лет худой, беззубый, умирающий старик проснулся в ужасе от собственных задушенных воспоминаний, которые приходили к нему только во снах.
- И не вздумай туда переться. - Мужчина выглядел на шестьдесят. Молочно-белая борода, горела под лунным светом. На голове у него была потёртая кожаная кепка с эмблемой "Чикаго Буллз", а на плече ухоженный карабин M4.
- Но почему? Сейчас же ночь. - Рядом со старым мужчиной стоял парнишка лет двадцати. Длинноволосый, без головного убора, в косухе и чёрных джинсах. За спиной висел большой рюкзак.
Они стояли перед чащей разросшегося, и, казалось, бесконечного леса. Огромные деревья, в которых с трудом узнавались неестественно искривленные дубы и гикори, были, облеплены уродливыми наростами, а их толстенные стволы переплетались друг с другом, образуя почти непроходимую стену. На всех деревьях отсутствовали листья.
- Не надо. Кто его знает, что сохранилось в их тени. Тем более - Мужчина оценивающе посмотрел на небо - Мы сегодня обошли Ельвилль, а через пару часов начнёт светать. Нам нужно добраться до Нецаха. Пошли.
Парень подчинился.
Тёмная земля неприятно хрустела под подошвами. Если бы не безлистные кустарники, и чернеющая справа стена леса, то местность походила бы на пустыню. Чистый небосвод покрывали россыпи ярких звёзд.
Мужчина то и дело поглядывал ввысь. Словно о чем-то беспокоясь.
- Я стал забывать созвездия. - Вдруг произнёс он спокойным скрипучим голосом. - Когда-то, ещё на флоте, я помнил их все. А теперь помню лишь некоторые.
Парень посмотрел на небо и досадливо сплюнул.
- Не люблю небо. Если каждая звезда что-то вроде нашего солнца, то я просто не представляю, сколько миллионов бед они принесли другим.
- Альдебаран - Продолжил мужчина, не обращая внимания на слова юноши. - В созвездии тельца. Горит. Когда-то на небе почти не было видно звезд. Я выходил на лужайку перед своим домом и глядел в совершенно чёрное небо.
- Это ещё почему? - Парень с интересом посмотрел на мужчину.
- Земля источала столько света, что он затмевал даже звезды.
- Но не солнце, да?
- Но не солнце.
Стальные, чуть кривые ворота, не были оборудованы даже замком. Мужчина шел впереди, а парень за ним. Постройка за воротами напоминала рукотворный шалаш, исполненный почему-то в бетоне. Сам кривой, просевший, закопченный бетон обрамлял мятую дверь лифта. Мужчина нажал на кнопку. Из чрева постройки, послышались скрежеты жизнеспособных механизмов.
- Сонадо, после карантина, сразу в светлые ростры. Потом витамины. Ужин. И только после всего этого к своей бабе. Хабарит, я тебе об этом говорил, делает то, что должен, а уж потом идет к женщине.
- Хабарит, делает то, что хочет. Я слышал так. - Парень заносчиво посмотрел на мужчину, который медленно перевёл на него взгляд.
- То, что ты относишься к высшему сословию, не лишает тебя обязанностей. Ослушаешься, брошу тебя к неприкасаемым. И тогда вовек не отмоешься. - Мужчина шагнул, в открывшуюся дверь лифта. Парень шмыгнул за ним.
За дверьми лифта их встретил всё тот же бетон, красные лампы и коллекция дорожных знаков, развешанная на стенах длинного коридора. Под знаком "стоп" они остановились.
Сетчатые, хлипкие двери перед ними, словно призывали сломать себя. Но и мужчина, и юноша знали, что слабая преграда находится под чудовищным напряжением. На стене, рядом с проволочными вратами, шипел микрофон переговорного устройства. Потом из него послышались стуки. Мужчина глянул на наручные часы и снова на устройство. Юноша беспокойно переносил вес с одной ноги на другую.
Наконец из микрофона послышался писклявый голос:
- Вечность?
- Нецах. - Ответил мужчина.
- Впускаю. - Прописклявило устройство.
Сетчатая дверь почти бесшумно открылась.
- Сонадо, входи. Ага. Одевай эти очки. Заходи внутрь. Устроился? Отлично. Включаю. Очки не снимай. - Толстенький, невысокий и престарелый доктор нажал на кнопку.
Зашумели вентиляторы.
- Зачем это всё? - Даже сквозь почти непрозрачные очки, глаза парня жгло чрезмерно ярким электрическим светом, окружающим его со всех сторон.
- Светлые ростры? Человеку необходимо облучение ультрафиолетом. - Прокаркал доктор.
- А как человек жил до изобретения всех этих устройств? Я ещё припоминаю историю, док. - Сонадо, покрутился вокруг своей оси, пересчитывая количество вертикальных ламп.
- Солнце делилось своими благами с человечеством. Ты припоминаешь историю? - Доктор посмотрел на часы.
Сонадо хмыкнул.
- Солнце... Я никогда его не видел, какое оно?
- Ослепительное. Большое. Горячее. Важнее не то, как выглядит солнце, важнее то, как выглядел под ним мир. - Доктор посмотрел на часы и нетерпеливо шлёпнул по кнопке.
Вентилятор затих.
- Выходи.
Сонадо, вышел и снял очки. Принял халат. Доктор принес какие-то баночки и коробочки. Достал множество разнообразных таблеток, начал по очереди давать их юноше.
- Хотел бы я его увидеть... Док, вы скучаете по былым временам? - Сонадо вгляделся в старое лицо, пытаясь прочитать в нём реакцию на вопрос.
- На всё воля божья. Когда былые времена кончались, а это началось в воскресение, я не пошёл на свою работу в переполненную, захлебывающуюся больницу, где была необходима каждая пара рук. Я истово верил, что наступил конец света, конец времен. Поэтому пил и смотрел телевизор, чувствуя себя причастным к великим событиям. Как видишь, я ошибся. - Доктор вздохнул - Иди, ужинай. Уже рассвело, а тебя ещё жена ждёт.
Безжизненные коридоры, технические помещения, маленькие комнаты и огромные залы, устланные изношенными матрацами. На стенах: отполированные, сверкающие дорожные знаки, показывающие кастовую принадлежность проживающих на том или ином участке. Сонадо прошёл через тихий и маленький район докторов, а потом через тёмный район технарей. Прошёл мимо запертых ворот, закрывающих лестницу на этаж неприкасаемых. Поздоровался с улыбчивыми охранниками. Потрепал по голове печального юношу, ученика одного их старших летописцев и, наконец, вошёл в залу верхней столовой. Столовая оказалась пуста. Сонадо не удивился этому, час стоял поздний. Парень проворно перекусил и отправился к себе. Район Хабаритов состоял всего из восьми комнат. Каждая на одну семью.
Сонадо открыл ключом дверь и зашел внутрь. В комнате тускло горел ночник.
- Илана? - Он аккуратно подошёл к спящей жене и прикоснулся к её щеке сухими губами. Тихонько лег рядом, нашел её губы, поцеловал. Поймал тёплое, приятное и спокойное дыхание. Вздохнул, выключил ночник и окунулся в объятия сна.
- Светлая ночь. - Белобородый мужчина оторвался от карты и посмотрел на почти полный лунный диск. - Ладно. Сегодня мы с тобой должны обследовать пригород Ельвилля. Мы были там не раз, знаю, но, может быть, что-то пропустили. - Мужчина сложил карту и засунул в карман. Юноша угрюмо смотрел в сторону леса.
- Почему не пройти сквозь лес? За ним есть города. Я знаю карту.
- Потому, что я видел тех, которые пытались. - Мужчина обернулся и проницательно посмотрел на парня. - Деменция, апатия, депрессия. Но это ещё пустяки. Половина из них разваливалась и безучастно смотрела на куски собственного мяса, сползающего с костей.
- А вторая половина?
- Вторая половина не вернулась вообще. Пошли.
- Ну, а чем всё это закончится?
- Что?
- Мы уже ничего не находим. Алкоголя нет. Консервов почти нет. Витамины кончаются. Сигареты? Сладости? Топливо? Будем жить на тех слабых кустиках, которые выращивают ботаники? Чем всё это закончится? На севере сухие озера и горы, через которые придётся переходить под чистым солнцем, без укрытий. Запад и восток обшарены вдоль и поперёк. - Парень сплюнул и вновь уставился в громаду невообразимых деревьев. - И ты прекрасно знаешь, что Ельвилль пуст. Там нет ничего.
Мужчина долго молчал, смотрел на звезды, потом на упрямого парня, пожирающего глазами лес.
- Хочешь в лес? - Старые глаза нехотя заглянули во тьму, видимую в редких прорехах меж стволов. - Там есть что-то живое. Знаешь? И знаешь, что он может оказаться бесконечным? Всё равно хочешь? - Мужчина смотрел в бездонную тьму, а вопрос всё ещё висел в жарком воздухе.
Он не ждал ответа, ибо помнил безрассудство юности.
- Тогда возвращаемся. Завтра после заката, в полном снаряжении, без твоей дурацкой куртки. Не забудь палатку. Попрощайся с женой.
- Это моя мечта. Как когда-то испанцы открыли новый свет, так и я стану первооткрывателем. Я уверен, что за лесом богатства. Нетронутые города. Илана, прости. Я... - Сонадо замолк, проводив взглядом скользнувшую по смуглой щеке слезу. Он сел перед девушкой на колени.
Она была старше его. Черноволосая, темноглазая, по-своему красивая. Выше его ростом. Сонадо гордился своей женой.
Юноша поймал очередную её слезу на подбородке, поцелуем. И мягко уложил девушку на кровать. Илана грустно улыбнулась, он жадно прильнул к ней и удовлетворенно почувствовал её страстный ответ. Он почти грубо раздел её, разделся сам и жадно вошел в её раскалённое тело.
Они лежали уставшие, блестящие от пота и влюблённые.
- Сонадо. Я не могу тебя остановить, но перед тем как ты уйдешь... Ты выполнишь мою просьбу?
- Конечно. - Юноша перевернулся на бок и посмотрел в её тёмные, почти чёрные глаза, которые вдруг напомнили ему пугающую и манящую тьму леса.
- Я хочу сына. Мы пойдём... Что? - Илана поймала тяжелый вздох мужа.
- Ты же знаешь, что я не переношу Орфанаж.
- Но, ты выполнишь мою просьбу?
Сонадо, печально улыбнулся.
- Конечно.
- Почему дети неприкасаемых здесь же? - Юноша с жалостью и отвращением смотрел на детей с искривлёнными, дугообразными ногами, неприятно округлёнными животами и потухшими глазами. Беззубые поголовно, несмотря на возраст. Сонадо отвернулся, поежившись от их взглядов.
- Не смотри на них. Квота на количество новорожденных, распространяется на все касты. Даже за детьми неприкасаемых нужен уход. - Илана взяла мужа за руку и провела сквозь проход в матовой, непрозрачной пластмассовой стенке. - Гершон говорит, что сразу же увидел свою дочь.
- Да, ну? Гершон единственный голубоглазый на весь Нецах. Тут не надо быть мудрым, чтобы выбрать, неизвестно откуда взявшуюся, голубоглазую девочку. Если бы кто-то одел кепку с красным быком даже на одного из этих кривоногих уродцев, то Гершон выбрал бы его.
- Не говори так. Ты уходишь с ним.
- Илана, я его люблю по-своему. Но не ставь его мне в пример. Мне хватает этого из первых уст.
- Хорошо. Вот и пришли.
Комнатка оказалась небольшой. Дети здоровые, счастливые и немногочисленные играли в какие-то непонятные игры. Худая и длинная воспитательница встрепенулась, приметив вошедших гостей, и тут же рассыпалась в подобострастных приветствиях.
- А мне говорили, что вы скоро придёте - Похвасталась она. - Выбирайте.
Сонадо не поверил, но сразу же увидел своего сына.
- Так. Всё взял? Противогаз? Хорошо. Палатка? Хорошо. Нож? Оружие? Почему ты не взял оружие?
- Я хожу с тобой больше трёх лет. Твой карабин не пригодился тебе ни разу.
- Возьми пистолет. Иначе мы никуда не пойдём. - Мужчина протянул юноше девяносто вторую беретту. Тот нехотя взял её, проверил патрон в патроннике и засунул за пояс.
- Доволен?
- Пару обойм возьми. Ну, всё. С богом. - Они вошли в лифт вместе, вместе взглянули на пустынный коридор, обвешанный знаками и, одновременно, мысленно простились со своим убежищем. А потом двери закрылись. Лифт заскрежетал.
До кромки леса они дошли, как показалось, слишком быстро. Переглянулись. Мужчина улыбнулся, по-отечески.
- Ну, что ты испытываешь? Тебе же всегда хотелось в этот лес.
- Страх. - Нехотя признался Сонадо. - А что испытываешь ты, Гершон?
- Страх.
Уродливый лес, словно стал ещё выше, а тьма меж стволов гуще. Или юноше просто так показалось. В конце концов, он никогда не подходил так близко к этим переплетённым деревьям. Гершон шёл по опушке, выискивая более-менее удобную для входа расщелину. Юноша семенил за ним.
Около широкого черного зева они вновь остановились. Мужчина включил фонарик, темнота разошлась, явив выползшие из земли клубки корней. Он немного подышал, набрал в легкие воздух, будто собираясь нырять, и впрыгнул в чащу. Сонадо включил свой фонарик и, чуть повременив, зашёл в лес следом.
Корни мешали идти. Вся земля на узких тропах была вспучена и пронизана бесчисленными верёвками корней.
Юноша то и дело спотыкался, ругаясь себе под нос и шепча проклятия. Мужчина шёл увереннее, но на его лице читалось грустное безразличие. Он постоянно поглядывал на компас и часы. Сонадо не знал сколько они шли и даже не знал куда. Сквозь крепко-сплетенные ветви не было видно ни единой звезды.
Гершон остановился на небольшой полянке, усеянной тонкими волосистыми корешками, которая втиснулась между пятью толстыми дубами. Привалил свой рюкзак к дереву и осмотрелся. Вспотевший юноша последовал его примеру.
- Через час будет светать. Устроимся здесь. - Мужчина поднял голову к сплошному ветвистому пологу. - Не знаю, проникают ли сюда солнечные лучи, поэтому сделаем стандартную аварийную стоянку.
Над поляной они растянули зеркальный тент, а под ним поставили небольшую палатку. Вещи затащили внутрь. Юноша удовлетворённо улегся на походный матрац.
- Поешь. - Гершон протянул парню хлебец.
Оба молча ели, наконец, юноша сделал завершающее могучее глотательное движение и снова лёг. Стояла непроницаемая тишина: ни шороха, ни ветерка. Тишина давила, давил и страх: Сонадо ещё ни разу не дневовал вне Нецаха. Но усталость расслабляла и вскоре он поддался сну.
Юноша не знал, сколько времени он спал, но проснувшись, почувствовал, как на лбу выступает пот. А внутренности скручивает от ужаса.
Мужчина пошевелился, потрогал рукой бороду и вопросительно посмотрел на лицо парня, освещенное фонариком. Юноша судорожно продолжил:
- Ты слышишь? Деревья! Они шепчутся!
Мужчина прислушался и улыбнулся.
- Это шелест листьев. Ничего необычного. - Он зевнул, а потом его пробрала дрожь пополам со страхом.
- На этих деревьях нет листьев. - Сонадо озвучил мысли мужчины и поежился.
- Но это шелест листьев. - Гершон посмотрел на часы, взял карабин и фонарик, расстегнул вход в палатку и исчез в густой тьме. Парень остался один. Всеми силами стараясь перебороть страх, он достал свою беретту.
Через несколько минут мужчина вернулся.
- Не знаю, что это. Иллюзия, галлюцинация, мираж, остатки какой-то духовной памяти. Может отравляющие испарения, газы. Листья шелестят, но их нет. В любом случае тебе надо поспать. Единственная хорошая новость, что, несмотря на полдень, полог не пропускает ни лучика.
Гершон не лёг спать, только посмотрел на вновь ложащегося юношу, сжимающего беретту, улыбнулся и пробормотал:
- А говорил, что оружие ему не нужно.
Потом стало душно. Пахло какими-то травами и дымом. Сонадо находился в чутком полусне, вздрагивая от новых и новых ощущений. Пахло цветами и снова дымом. Удушающе. Шелестели несуществующие листья, даже подвывал горячий ветер.
Юноша проснулся от толчков. Вокруг стояла тишина и тьма, расползающаяся от луча фонарика.
- Солнце уже за горизонтом. Пора вставать. - Гершон зевнул.
Собрались быстро.
Шли опять молча. Деревья то расступались, то снова сходились в почти непроходимую чащу. Стало меньше корней, но больше переломанных веток.
Тишина давила, заставляла бояться. Сонадо решил разбавить её разговором.
- Расскажи мне о катастрофе.
- Ты учил историю, должен знать.
- Но история из первых уст совсем другая. Док рассказывал про переполненные больницы и что он не пошёл на работу, когда всё произошло.
Сонадо сбил дыхание и теперь всеми силами пытался его восстановить.
- Когда мы узнали о Сапире - вздохнул Гершон - мы ждали благословения. Люди говорили разное. Только представь, мы жили в мире, где был известен каждый астероид хоть сколько-нибудь близкий к земле. Каждая более-менее крупная звезда имела название. И тут на орбите земли появляется Это. - Гершон сделал паузу - Заговорили об инопланетянах, о Боге и, конечно, о конце света. На моём веку о конце света говорили больше, чем о сотворении мира. Говорили, что когда протрубит седьмой ангел, то видео первых шести, под пиво, уже можно будет посмотреть на ютью...
- Седьмой ангел?
- Ах. Ты не читал "Апокалипсис". Проехали.
- Ну, и? - Сонадо перевёл дыхание.
- Все подумали, что ошиблись. Учёные кричали о великих открытиях, снова о контакте с неземными цивилизациями. Оно всегда висело в земной тени. А мы продолжили жить, как жили. Эта штука состояла из чего-то прозрачного: её даже не было видно в небе. Но разговаривали только о ней. - Гершон опять сделал паузу и вынул мелкую веточку, попавшую в ботинок. - Наступило памятное воскресение. Из синаноги меня выгнал телефон, звонила сестра, а через день её не стало. Телевизор разрывался от репортажей, оказалось, что эта штука каким-то образом изменила своё движение. Ты видел лупу, да? - Сонадо утвердительно кашлянул - Эта прозрачная хрень была чем-то подобным, пропуская сквозь себя солнечный свет, она уродовала планету. Строились немыслимые теории, появились пророки. Но мы жили. Учёные выяснили, что эта хреновина, проходит по нашему региону, раз в 7 дней. Составили график "посещений". К тому времени начался голод. Строили теплицы. Кучковались. Появились сектанты, на которых пропущенный сквозь эту линзу свет действовал не настолько разрушительно, как на остальных. Появился мессия, который назвал их избранными, "купающимися в Божьем свете", увел их на север. Жизнь более-менее наладилась. Мы помнили расписание и отсиживались в подземельях, когда наступал запретный день. Население поредело, но мы жили. Смотрели на изуродованный мир и пытались к нему привыкнуть. А потом вернулись купальщики.
- Война за место под солнцем? - Проявил осведомлённость юноша.
- Это сейчас её называют войной. Тогда это напоминало средневековый крестовый поход. Мы оказались не готовы к встрече с озлобленными, почти потерявшими человеческий облик, лысыми, полупрозрачными альбиносами. Вооруженные до зубов, они пришли в запретный день. Вошли в наши дома и начали выбрасывать всех на солнце, разыскивая избранных и, соответственно, уничтожая всех остальных. Мы, конечно, отбивались, отступали и снова отбивались. Когда надежда почти покинула нас, их пророк, в очередной запретный день, глядя на очередной выпотрошенный бункер, не стал продолжать резню, а увёл свои армии на север. Почему? Никто тебе об этом не скажет. Жизнь опять наладилась. Прошло несколько месяцев, и человечеству был нанесён последний удар. График поменялся. Запретные дни стали хаотичными, остатки учёных кричали о разумности этой прозрачной штуки, Сапира. Оно семь дней провисело над Стамбулом и три дня над Москвой, добив там остатки людей, растений и животных. А это были одни из самых многочисленных общин. Потерялись все линии и так непрочной связи. Мы спрятались в подземелье, зареклись выходить на солнце.
- Ты носишь оружие, на случай встречи с купальщиками?
- Не только. Потом ходило много легенд о существах порождённых днём. Да и я сам находил необычные свежие следы. Купальщики спят по ночам, как когда-то спали и мы. И уже столько лет прошло, кто знает, что с ними сейчас. И кто знает, вдруг они были правы, насчёт своей избранности? Может они, например, вознеслись?
- Ты не думал, что тоже можешь быть избранным?
- Я? - Гершон хохотнул. - Знаешь, мне не хочется проверять.
- А вдруг Сапир действительно божья ипостась?
- Кабы, да если бы. Пятикнижие ничего не говорит о линзах в небе.
К утру зашелестели листья. Сонадо проснулся в поту и слушал, пытаясь представить пышные кроны, которых он никогда не видел. Стояла духота. Гершон храпел.
К закату они проснулись. Перекусили и в абсолютной тишине продолжили путь. Через несколько часов Гершон остановился, и стал вглядываться во тьму. Выключил фонарик, его примеру последовал и юноша. Вдалеке виднелся слабый ночной свет.
- Мы прошли сквозь лес! - Сонадо не сдержал радости.
- Да. - Бесстрастно ответил мужчина. - Пошли.
Они вылезли на возвышенность и вдохнули ночной воздух полной грудью. Под ними раскинулся небольшой городок.
- До рассвета четыре часа. Обследуем город и вернёмся под лесной полог.
В юноше билась радостная счастливая жилка, он чувствовал себя первооткрывателем, Магелланом, Колумбом. Войдя в город, он обратился в Санта-Марию, которая только-только вторглась в карибский бассейн.
- Что это за город? - Ему хотелось войти в каждый дом, а каждый дом казался ему сокровищницей.
- Клинтон, наверное. Где-то должно быть название. - Гершон внимательно огляделся.
Они зашли в какой-то почти пустой супермаркет. На полочке с консервами лежали до боли знакомые сардины в масле.
- Везде одно и то же. - Пробурчал Сонадо, засовывая продукты в рюкзак и глядя на Гершона, который открыл найденную банку кока-колы. Они не стали опустошать магазин, решив, что важнее, для начала, осмотреть городок.
Чем дольше они шли по главной улице, тем больше беспокоились. Городок не оказался Эльдорадо, но закрадывалось ощущение, что они с ним знакомы. И юноша, и мужчина молчали, не говоря о своих опасениях.
Подвывал ночной ветер.
Сонадо упал на колени, когда смог разобрать название городка, написанное на выезде. Крупные черные буквы на истертом, ржавом знаке возвещали, что городок именуется Ельвилль.
Рядом глухо застонал Гершон.
- Невозможно! Ты сделал это специально, старик? Отвечай! - В юноше закипал гнев, пополам с ужасом. Он понимал, что это не проделки Гершона, но мозг отказывался принимать другие теории.
- Я не мог подложить консервы в супермаркет. - Тихо ответил мужчина. - Мы оставили Ельвилль пустым.
- Это невозможно! Что нам делать? Пошли найдем Нецах!
- Зачем?
- Чтобы знать правду! - Сонадо ринулся по знакомой дороге, выдергивая на ходу беретту. Он бежал не чувствуя усталости и не чувствуя ног. Он бежал, угрожая воздуху и Богу расправой. Грозя самому небу хромированным стволом.
Он вбежал во дворик с покосившимся бетонным зданием, обрамляющим дверь лифта, и нетерпеливо ударил по кнопке.
Двери открылись мгновенно. Сонадо удивленно заглянул в кабинку: их лифт всегда приходилось ждать. Он шагнул внутрь, нажал на кнопку, кабинка поползла вглубь недр земли.
Это оказался не Нецах. Не висело дорожных знаков. Хлипкие сетчатые двери кто-то сорвал со своего законного места. Переговорное устройство висело, вырванное из стены.
Он шёл вглубь, с трудом различая дорогу в тусклом свете аварийного освещения.
Убежище оказалось пустым. Лишь изредка встречались обрывки одежды, какие-то бумажки.
Потом на стенах появились рисунки, все как один, изображающие звезды и солнце, деревья, какие-то галки в небе. Сонадо сел на пол и уперся взглядом в огромную надпись "Величие - Ход".
Юноша вышел из лифта и увидел сгорбленную фигуру Гершона, который сжимал в руках карабин.
- Там никого нет. Называется убежище Ход. - Юноша сел рядом и удивился, какими глубокими стали морщины Гершона.
- Восьмые.
- Да.
- Я знаю, куда они ушли. - Мужчина вздохнул. - Там залежи скелетов. Видать мечтали жить под солнцем. В Нецахе тоже вспыхивали подобные настроения, но мы их подавили. В частности, именно так появились Неприкасаемые... Но я не понимаю. Я думал, что поддерживаю жизнь, а оказывается, что отдаляю неизбежную смерть в своём маленьком, идентичном, абсолютно иллюзорном мирке. - Гершон скинул рюкзак. - Компас и карта... - Он рассмеялся нелепости собственных слов - В рюкзаке. Не иди за мной. - Мужчина вскинул на плечо карабин и растворился в ночной темени.
Сонадо бросил свой рюкзак, засунул за пояс беретту и банку сардин в карман, вышел в поле и сел на хрустящую, лысую землю. Посмотрел в сторону стены высокого леса, потом на небо. Увидел Альдебаран. Посидел ещё немного. Подумал о новоприобретенном сыне, о любимой жене. Стоило ли лишать их надежды?
Юноше ясно представился этот гигантский полигон, на который, словно скот, пригнали остатки американской нации. И он понял, что эти убежища - десять ячеек гигантской соты, разделенные лесом, каждая из которых носила имя каббалистического сфирота, являлись извращенными инкубаторами. Одинаковые убежища, возле размноженного захудалого городка, в которых появлялось новое поколение, рожденное лишь для того, чтобы, в конце концов, испытывая нестерпимый голод, выйти под солнце. И там обрести свою "избранность" или умереть.
Сонадо вздрогнул от одного-единственного выстрела, звук которого донесло эхо и почувствовал, как глаза наполняются слезами.
Он вспомнил про братскую могилу бывших обитателей Хода. Такой судьбы он хочет для своей жены и сына, друзей и знакомых? Хочет, чтобы они потеряли последнюю надежду? Юноша ответил себе твердым "нет". И ему стало чуточку легче.
Легче, потому что теперь ему никак нельзя возвращаться домой.
Сонадо достал из кармана банку сардин и съел. Он всегда любил сардины. Их вкус напомнил ему о детстве. И о почти счастливой жизни в уютном Нецахе.
Небо начало окрашиваться в предрассветные тона. Юноша никогда не видел таких нежных, прекрасных цветов. Он обомлел, глядя на эту невообразимую красоту теплого пурпура, наливающегося нежной краснотой. Он наслаждался каждым оттенком, а глаза его слезились от яркости этого нового, желанного каждой клеткой тела, света. Он положил беретту на землю и встал, желая впитать каждое мгновение этого невообразимого чуда.
А потом, медленно и театрально начало появляться оно.