Этот город стар, как развалины на юге страны. Так же стар и так же вытерт подошвами башмаков. Этот город поет по ночам, и дороги его светятся, щедро посыпанные мукой из луны. Где-то здесь, на второй улице, небольшой балкон, вот он - закрытый жасмином и гранатовым деревом. Створки раскрыты, и оттуда льются тихие - чтобы никого не разбудить - звуки гитары. Красивая картина, если не считать удары часов на площади. Скоро они сделают ещё один шаг своими золочеными ногами - и гитара смолкнет. На пороге дома появятся стройные тени офицеров, занавески взмахнут крыльями - и опадут, как-будто ничего и не случилось. Ветер прогуляется по обнаженным клавишам рояля, нож слоновой кости упадет на тарелку. Чеканный быстрый шаг смешается с поскрипом ступеней, дверь неловко пропустит человека.
* * *
На реке поют люди, бесконечно-протяжно и ярко, как цветные погремушки над колыбелью. Женщина в красной юбке полощет белье и поет о чем-то своем, глубоком. Руки её пахнут водой и хмелем, волосы - клевером и ночью. Она стирает и смотрит, как под быстрым потоком перешептываются её ладони. Ночью было жарко и сладко, и до сих пор звенящий комок подходит к горлу, мягко перехватывая дыхание. Прохладная рука ложится на грудь под ключицей. Где-то под деревьями спят дети, соседка, не умолкая, рассказывает о сыне. Маленький, руки - как листики горицвета, ворот его рубашки она вышьет гвоздикой. Говорят, в Альгамбре слышали звон колокола - откуда бы, там ведь одни руины. А вчера, говорят, в дом Гарсиа постучались солдаты.
* * *
Море все так же далеко, хоть и выехали мы на рассвете. Белый-белый песок, темно-красные кисти в лошадиных гривах. Листья оливы - плохое убежище для отдыха, хоть их так и воспели поэты. Вот, хотя бы, этот - ни души в нем, ни тела - белый распахнутый ворот рубашки, сорванная по ходу гроздь винограда. И не кричал вовсе, а что потом скажут люди - как герой он умер, со словами на губах о свободе. И зачем только надо все это? Живой бы был, писал бы свои пьесы, любил бы женщину, пел. А, много таких. Вот выйдет дочь за такого - и пропадай моя служба.
* * *
Река все течет и полнится песней, под деревьями спят дети. Кто-то смеется, застилая колокольчиками дорогу к Пресвятой Деве, чтобы ей было приятнее спуститься на землю, посмотреть на их работу. Женщины, что была утром, не видно - может быть, ушла домой, вышивать гвоздикой ворот рубашки. Два маленьких следа тают на песке - белом, белом, как пальцы любимого, белом-белом, как занавески в их доме.
* * *
Дверь раскрыта, балкон не тронут. Гранат под окном все так же стоит и приносит по два плода каждое лето. Маленьких - только чтобы поместиться на ладони. Нож из слоновой кости лежит на старой тарелке. На пороге сидит женщина. Она хороша, как клевер и ночь, она стара, как город и ночь, её руки поднимаются тяжко-тяжко - и старые часы нехотя делают шаг.