Максимилиан в очередной раз посмотрел на себя в зеркало и вдруг вспомнил давнишние слова матери, которые та произносила, поправляя ему, в то время младшему школьнику, или неказистую складку на кофте, или криво надетую шапку: «В человеке всё должно быть прекрасно — и это прекрасное начинается с одежды». Для мальчишки, всеми силами рвущегося на улицу, те слова означали лишь досадную задержку перед выходом в свет озорного дня, но теперь, когда Максимилиану было тридцать два года и он отправлялся на дело, наказ матери звучал как нельзя кстати — одежда была и впрямь важна. В зеркале отражался опрятный мужчина в чёрном костюме, белоснежной сорочке, со строгой причёской и очень пронзительными глазами, в которых горел огонь.
«Чего-то здесь не хватает», — подумал Максимилиан и глянул на экран компьютера, отображавшего фотографии важных персон аристократической Англии. «Конечно!» — произнесли радостно губы, а руки потянулись за белым платком, затем аккуратно сложили его треугольником и засунули в нагрудный карман так, чтобы торчал самый краешек. Остались только часы. Максимилиан долго и скрупулёзно выбирал среди реплик Ulysse Nardin именно ту, которая будет неотличима от вожделенного оригинала. Ремешок даже был заменён на другой, лучше выглядевший. «Каждая мелочь важна», — вспомнились чьи-то слова. А затем ещё эти: «Алиса», «Белый кролик», «нора».
Почему-то применительно к главной вечеринке Лондона одни говорили как о «свидании с Алисой», другие шли «в гости к Белому кролику», а некоторые просто называли её «Страной чудес». Максимилиан логично подумал, что какая-то фраза из знаменитой сказки Льюиса Кэрролла была паролем к проходу на праздник, но на вопрос об этом Джон, старый приятель по колледжу и Максимилианов главный осведомитель о делах потайного Лондона, лишь рассмеялся и сказал: «Тебе предстоит ни много ни мало прыгнуть в кроличью нору, если, конечно, ты действительно отважишься туда пробраться». Максимилиан спросил прямо: «Что это значит?» Но Джон ответил в своей игривой манере: «Сам узнаешь, когда попадёшь. Но чтобы попасть, ты должен правильно подготовиться — будь как они, выгляди как они! Придумай себе хорошую родословную. Иначе никакой кроличьей норы тебе не видать! И если тебя забракуют на входе — то второго шанса уже точно не будет. Вот так!»
И действительно, все последние дни Максимилиан только и делал, что вживался в роль этакого денди: следил за осанкой и старался двигаться лёгкой походкой, представлял себя в интерьерах дворцов и улыбался воображаемым дамам, изучил книги по этикету, просмотрел съёмки с королевских приёмов и особенно вслушивался в выговор принцев Уильяма и Гарри, пытаясь уловить ту эфемерную интонацию, которой их речь отличалась от мерной артикуляции дикторов Би-би-си — и, кажется, он что-то такое уловил и даже научился это воспроизводить собственным голосом.
И вот наконец Максимилиан надел пальто и вышел на улицу. Шапка была не нужна, потому что недавние холода отступили и ночи сделались тёплыми — даже слишком для зимнего месяца февраля. Ах, какая дивная ночь! Максимилиан вдыхал свежий воздух и наслаждался им — но затем натянул на рот синенькую защитную маску. Все тридцать два городских района и лондонский Сити находились в четвёртой зоне опасности — и людям велели сидеть по домам. Плэзанс стрит была совершенно безлюдна: впустую горели фонари и угрюмо мерцал вдалеке светофор.
Максимилиан шёл неторопливо. Ему предстояло прошагать где-то милю по пустым извилистым улочкам. Слава богу, что жил он почти в центре — в Камдене — и потому мог просто пройти до того места, откуда пускали богачей и франтов на заветную вечеринку.
Свернув на улицу Ричмонд, он просеменил мимо аптеки Ллойда, и мимо закрытого ресторана, и мимо заколоченного магазина, но на перекрёстке из темноты возникли два полицейских. Они были в чёрных масках с торчащими фильтрами и выглядели почти как спецназовцы.
— Куда идёте в столь поздний час? — поинтересовался один из них.
— В аптеку, — непринуждённо ответил Максимилиан.
— Но аптека же у вас позади! Развернитесь, пожалуйста.
— Увы, но там нет нужного мне лекарства. Силденафил есть только в аптеке на Драммонд стрит. Я проверял наличие в интернете.
Та лёгкость, с которой Максимилиан выговорил слова, их убедила — и они отстали. «Слава богу, что в Британии не додумались вводить комендантский час», — промелькнуло в мозгу.
Вот и улица Драммонд. Вот и цель путешествия: аптека с зелёной вывеской. Она располагалась на углу по соседству с парикмахерской «March hair», чей логотип напоминал не то стильные ножницы, не то заячьи уши — да и само название звучало двусмысленно: «мартовский зачёс» произносился почти как «мартовский заяц».
Изнутри аптека выглядела обычно, даже приделанный к притолоке колокольчик издал стандартный динь-динь. Но Максимилиан искал странности: он пробежался взглядом по витринам, по полкам с лекарствами, по белым стенам и остановился на женщине-продавщице — она разговаривала со стариком. Старик был одет в замшевый плащ и имел при себе трость с резным набалдашником. Аптекарша говорила тихо, неразличимо. Но вскоре её шептание кончилось, старик крякнул, кивнул и отошёл к выходу — но внешняя дверь не звякнула.
— Теперь вы! — сказала аптекарша.
Максимилиан подошёл. Улыбаться в маске было бессмысленно, но молодой человек понимал, что грозную женщину нужно было как-то задобрить — ведь люди в хорошем расположении духа склонны не замечать недостатки и по этой причине их будет легче убедить в своей правде. «Сначала скажи про Алису, потом — про нору и таблетки», — так объяснил Джон о нужных действиях в волшебной аптеке.
— Я вас слушаю, — сказала женщина.
— Мне надо... Ну это... К Алисе.
Аптекарша пристально посмотрела на него. Он даже успел испугаться, что дело сорвётся к чертям собачьим, но вовремя очухался от депрессивной мысли и твёрдо добавил:
— А ещё в нору.
Женщина снова окинула взором просителя и сказала уже не так громко:
— Полагаю, что вы хотите купить презервативы.
Максимилиан согласился:
— Пусть будут. Не помешают! И ещё — силденафил!
— Вы-то хоть знаете, что это такое, а?
— Знаю. И оно мне реально не нужно, но его необходимо было назвать. Ну, не я придумал эту глупую присказку. Однако диалог у нас получается довольно забавный.
Аптекарша моргнула глазами.
— Что-то я вас, молодой человек, не припомню, — сказала она. — Вы у нас, кажется, никогда не бывали?
Максимилиану снова показалось, что его раскусили, но он всё же проговорил с аристократическим придыханием:
— Отсиживался в дядином поместье в Суссексе. Но там было воистину скучно!.. Пастораль — это всегда так скучно!..
— Телефон-то свой выключили? — спросила аптекарша.
— Разумеется! В нынешние-то времена!..
— Тогда идите к выходу и там дверь направо.
— К «Мартовскому зайцу», что ли?
— Нет. Не выходя на улицу: в холл и направо, — произнесла женщина. Маска надёжно скрывала все чёрточки на её лице, но Максимилиан понял, что всё получилось — ведь тётка была довольна.
В обозначенном месте действительно находилась неказистая дверь. Максимилиан открыл её и вошёл в маленькую подсобную комнатку. Тусклая лампочка освещала сидевшего на лавочке старика. А ещё здесь был парень во фраке. Максимилиану хватило мгновения, чтобы определить, что этот человек не был аристократом, а просто обслугой или охранником — хотя для охранника он выглядел слишком тощим. Парню же потребовалось гораздо больше времени, чтобы оценить вошедшего.
— Часы Юлис Нардин? — спросил наконец парень.
Максимилиан кивнул. Его позабавило кондово английское и к тому же неправильное произнесение имени часовой марки, которую Максимилиан всегда выговаривал по-французски.
— А какой модели? — задал следующий вопрос парень.
— Не знаю, — с придыханием соврал Максимилиан, хотя знал прекрасно не только буквенно-цифровое обозначение, которым китайская фабрика нарекла этот продукт, но и мог вспомнить даже номер заказа на АлиЭкспресс. — Просто они мне понравились в магазине: примерил — купил — ношу.
Но парень не унялся на этом:
— А пиджак от Эрмэнэджилдо Зэгна?..
И тут подал голос сидевший старик:
— Да что ты прицепился с расспросами к человеку? Ведь видно же, что джентльмен! Вон какая социальная дистанция между тобой и им, — и старик развёл руки во всю ширь, — тут бедно, а там богато.
— Социальная дистанция, говорите?! — хихикнул Максимилиан.
— Она самая. И заметьте: в точном определении из учебника социологии. Но то, что у нас сейчас творится в стране — господи, как оно надоело! И как хорошо, что наш герцог даёт нам возможность хоть на один вечер забыть обо всём этом. А свой намордник вы уже можете снять.
Максимилиан стянул маску и спрятал её в карман.
— Кстати, меня зовут Роберт Вулфсон, — сказал старик.
— Максимилиан Пьерпонт.
Озвученная фамилия, конечно, была не настоящая. Всё-таки молодой человек отправлялся на дело, а не за многообещающими знакомствами.
— Чудненько, чудненько! — встал со скамейки старик. — И давайте руки пожмём так, как подобает свободолюбивым джентльменам. А эти цыплячьи касания локтями оставим господам чиновникам и господамам чиновницам из Евросоюза.
Максимилиану пришлось пожать протянутую руку. После чего он сказал:
— Полагаю, что вы в своё время горячо поддерживали брексит?
— Почему поддерживал?! И сейчас поддерживаю! Брексит ещё не закончен, ещё не доведён до конца!
— Здесь нужно говорить тише! — сделал замечание парень.
— Нет, — парировал старик, — не правильно сформулировано! Нужно объявить так: здесь можно говорить проще, легче! Ведь у нас тут, так сказать, элитная спикизи. Точнее даже: она там дальше — короче, открывай нору!
Парень отворил дверцу стенного шкафа. Старик нагнулся, чтобы не стукнуться головой о довольно низкую притолоку. Максимилиан прошагал следом.
«Нора» была узкая и без лампочек. Через несколько шагов стало реально темно. Приходилось ощупывать руками холодные стены. Шарканье ног шедшего впереди старика приободряло. Но вдруг оно сменилось долгим, шуршащим и удаляющимся звуком вжих-х-х-х-х, а затем раздались радостные слова Вулфсона:
— Ей богу, как в детстве!
Максимилиан немного помедлил, потом стал ступать коротенькими и осторожными шажками, но неожиданно соскользнул и проехался задом по большому резиновому жёлобу — вжих-х-х-х-х!
Внизу лежали мягкие маты. Максимилиану какой-то невидимый человек сразу помог встать на ноги. Здесь было чуточку светлее. Максимилиан оглянулся: по смутным очертаниям он опознал что-то наподобие надувного трапа для экстренной высадки из самолёта.
— Мистер Пьерпонт, вы идёте? — окликнул старик.
— Да, да! — пробубнил Максимилиан и направился к прямоугольному проёму, из которого струился свет и в котором чернел силуэт старика. А ещё оттуда исходили звуки оркестровой музыки.
— Вот и наша скромная Страна чудес, — прокомментировал Вулфсон. — Однако я вынужден вас оставить и отправиться на переговоры с одним говорливым господином. Но полагаю, что вы, молодой и красивый, здесь скучать не будете.
Вокруг были голые бетонные стены, по потолку вился провод и свисали светодиодные лампы, пол прикрывали подстилки и коврики, а у обнажённой трубы даже валялась дрель. Максимилиан понял, что он очутился в подвале строящегося многоэтажного здания.
— Ваше пальто, сэр! — произнёс седоволосый швейцар в синей ливрее.
— Конечно! — молодой человек снял пальто и передал в протянутые руки.
— И ещё, — добавил швейцар, — мне велено убедиться, что ваш телефон выключен.
Ему был показан смартфон с безжизненно-чёрным экраном.
— Добро пожаловать, сэр. И простите за беспорядок в фойе.
«Ну что же, пока всё хорошо!» — подумал Максимилиан и вошёл в зал. Это был просторный атриум с колоннами и бельэтажем, дизайн отчасти напоминал современную выставку — всё было светлое, чистое, яркое, но при этом конструкция ощущалась временной. В большой нише расположился оркестр — музыканты играли джаз; в другой нише помещался богатый бар — закуски лежали на столиках; люди постарше сидели в креслах и на диванах, а молодёжь предпочитала клубиться в центре.
Больше всего здесь Максимилиана интересовали люди. Он вглядывался в лица — и очень многих опознавал. Как человек умный и опытный, Максимилиан хорошо подготовился: он проштудировал светскую хронику и составил длинный список знатных фамилий, а ещё вступил в переписку с одним журналистом из разряда истинных папарацци и раздобыл актуальные фотографии многих персон — в результате у Максимилиана в квартире возникла целая картотека наподобие тех, что хранятся в отделе кадров всякого предприятия.
Итак, на нынешнем празднике присутствовали и толстосум Мак-Маллард, и худой мистер Феррет, с очень оживлёнными глазками, как у хорька, и оперная певица Элефантин, и барон Катц с женой Джуди и взрослой дочерью Мэри, и весёлый телеведущий Фрогман в своём излюбленном пиджаке густо-зелёного цвета, и рыжеволосый певец Дориан Фокс, и медиа-магнат Ашиш Раккун с супругой-моделью. Из Вестминстера прибыли Ти Эльмсон, Джозеф Баджер и Фердинанд Аул. Финансисты Виндвиллоус и Уайтгризли о чём-то ожесточённо спорили между собой, а Бартоломью Боартон весело хрюкал, рассказывая анекдоты дамам. Генри Вудпеккер был замечен с бутылкой виски, а рядом сидел Крис Бондрейк — тоже любитель изысканной выпивки. Вдова Элизабет Джейсон-Серпьенти вилась возле мужчин, очевидно, подыскивая себе нового мужа. А от Тимоти Саутскунса и вправду пахло избытком ананасового парфюма — жёлтая пресса отнюдь не врала об этом. Был в зале и знаменитый ресторатор Франсуа Корбо: он с нескрываемым отвращением посматривал на фуршетную еду и морщился, когда кто-то брал с тарелок бутерброды или канапе. Были в серых костюмах браться Карко. И стоял в стороне от шумных толп русский олигарх Берьозкин — такой задумчивый и печальный. Но все эти люди совсем не интересовали Максимилиана.
Записав несколько имён карандашом на салфетку, он занялся разглядыванием дам. Он заметил, что чем знатнее и богаче была женщина, тем меньше привлекательности излучало её лицо, но при этом она была лучше укомплектована драгоценностями. Звонко сияли бриллианты на диадемах, мягко белели жемчужные серьги и ожерелья, золото желтело сравнительно редко — драгоценный металл явно проигрывал в популярности.
Одна девушка очень понравилась Максимилиану. К тому же она стояла у стены в одиночестве и разглядывала висящую там картину — сельский пейзаж с крестьянами.
Максимилиан подошёл и сказал:
— Сударыня, мне кажется, что вы скучаете!..
Девушка улыбнулась.
— Нет, вам это только кажется, — пролепетала она.
— И вправду! — воскликнул он. — Сейчас вы похорошели и улыбаетесь. Хотя, буквально мгновение назад...
— Я просто задумалась.
— О чём же может задуматься такая принцесса? Или... Вы кого-то ждёте? — спросил, догадавшись, Максимилиан.
— Жду подружек Элизу, Джорджиану и тётю Сару. Но они что-то опаздывают — и я волнуюсь.
— Не волнуйтесь — придут. Да если и не придут: велика ли потеря? А меня, между прочим, зовут Максимилиан. Или просто Максим. Или можно ещё проще — Макс.
— А моё имя Дейзи. Дейзи Гордонфлауэр.
— Дейзи, — медленно, словно пробуя слоги на вкус, произнёс Максимилиан. — Странно, но я нигде никогда не слышал ни об одном Гордонфлауэре.
— Потому что у нас скромная семья земледельцев, а не знатных землевладельцев.
— То есть, вы не из этих?..
— Нет, я не из этих, — сказала Дейзи. — Меня сюда привёл один знакомый граф.
— И кто же?
— Ах, какой вы любознательный! Но пусть это будет моим маленьким секретом.
Но секрета не получилось.
— Дейзи, красавица!.. — раздался хрипловатый старушечий голос. Максимилиан повернулся и увидел графиню Ляпэн де Басскур. Она поцеловала Дейзи в щёчку и проговорила что-то многословное, чего Максимилиан не расслышал, потому что в это время громко запела Элефантин.
Когда ария кончилась и публика дружно зааплодировала, графиня сказала:
— Я рада, что ты нашла себе кавалера.
— Это Максимилиан, — объявила Дейзи.
Графиня повернулась к нему и проговорила:
— До чего ж хорошо поёт наша оперная дива! Великолепное сопрано! Не зря её сюда пригласили.
— А вы умеете петь? — вдруг спросил Максимилиан.
— Я?.. — замялась графиня. — Я хорошо пою под фонограмму.
— Но под фонограмму хорошо петь может каждый.
— Не скажите! Нужен как минимум отлично развитый слух, чтобы точно попадать в слова — артисты вам подтвердят это. Вообще, качественно делать любое дело всегда сложнее, чем просто халтурить. Но халтуры, к сожалению, сейчас везде много — все хотят схалтурить. Время халтуры...
Затем она кашлянула и сказала скороговоркой:
— Однако, вы не возражаете, если я заберу у вас Дейзи на каких-нибудь десять минут?
Максимилиан глянул на Дейзи, но на её милом лице не прочитал никакой отрицательной надписи, и потому проговорил:
— Ну что вы, графиня! Как я могу возражать?!
И вот так Дейзи исчезла. Конечно, Максимилиан был немного расстроен.
Пробравшись через толпу танцующих, он очутился у барной стойки. Сбоку возник официант и предложил на выбор шампанское, виски или водку.
— Пусть будет виски, — указал Максимилиан, а про себя подумал: «Дело-то не делается — я халтурю!»
Рядом Генри Вудпеккер проклинал нынешний кризис и сетовал на то, что ограничения начнут снимать только в марте. А в толпе тем временем произошло какое-то оживление — и вдруг в череде серых костюмов и чёрных фраков промелькнуло что-то белёсое — человек в белом костюме.
«Кажется, это он!» — стукнуло Максимилиана, и он напрочь забыл о своём виски.
Человека в белом загораживал то один гость, то другой. И вот, наконец, образовался просвет. За секунду Максимилиан смог разглядеть всё, что нужно: и белизну фланелевого костюма, и оранжевый галстук, и краешек бежевого жилета, и зализанные по-модному волосы, и голубые глаза, и еле различимые морщинки на лбу, и восхитительную улыбку, сияющую огнём и словно бы излучающую тепло, от которого таят даже ледяные сердца самых серьёзных и коварных людей. Несомненно, это был он — тот, кого называли герцогом.
Максимилиан отошёл за колонну, нагнулся и достал из-под правой штанины маленькую рацию, специально спрятанную там на случай, если охранники захотят проверить отсутствие гаджетов. Но рация не ловила сигнал: тонны бетона и арматуры надёжно защищали подвальное логово от коммуникаций с надземным миром. «Нужно подняться выше», — сообразил Максимилиан и стал искать лестницу. Он пробрался в боковой коридор и начал проверять двери. Первая была заперта, а за второй обнаружился этакий салон красоты — истинная отрада для женщин, соскучившихся по маникюрам, массажам и спа-процедурам.
— Мужчина, выйдете вон! — закричали на него хором.
— Извините, ошибся дверью...
Между тем в коридоре возник старик Вулфсон.
— Вы, наверное, ищите курительную комнату? — спросил он.
— Нет, — ответил Максимилиан.
— А зря. Могли бы и заглянуть! Там такой шикарный кальян! Не абы что-то, а настоящий, индийский, сделанный в те достославные времена, когда Индия была наша. Наша! Эх, какую империю развалили!..
Максимилиан тактично молчал. И Вулфсон продолжил:
— А теперь враги хотят развалить и наше славное королевство. Знаете, сколько у Британии врагов?
— Меня вся эта политика никогда особо не интересовала...
— Зря не интересуетесь. Вот, хотя бы, взять нашего принца Гарри: на ком он женился и где сейчас живёт?
— С Меган в Соединённых Штатах.
— Вот именно! Если бы он туда отправился ради воссоединения отъединённых северо-американских наших земель — я бы ему громко аплодировал, и всячески его поддерживал, и, вообще, завидовал бы ему. Но наш царственный отпрыск уехал за океан с совсем другой целью. А точнее даже: без цели. Без государственной цели! И вообще, он увильнул от королевских обязанностей и оставил герцогство суссекское без покровительства — ну что это такое! Меган его надоумила — не иначе! Хитрая и коварная Меган. И кто она такая? Дочь какого-то там осветителя из Голливуда!
— Слушайте, полно вам!..
Но Вулфсон не унимался. Он проговорил ряд нелицеприятных слов об обитателях Белого дома и Капитолия, а затем переключился на Николу Стёрджен и её идею провести повторный референдум о независимости Шотландии. И как только Вулфсон стал вдыхать воздух, готовясь к следующей тираде, Максимилиан выпалил:
— Я бы с радостью вас послушал ещё, но переизбыток жидкости в организме, понимаете ли, не способствует...
— Так бы сразу и сказали, что ищете туалет, — произнёс Вулфсон и объяснил местоположение уборной. А затем исчез так же внезапно и незаметно, как и появился.
Максимилиан двинулся дальше. Дверь, от которой воняло табачным дымом, была благополучно пропущена, а дальше располагался проём со створками, какие бывают у лифта. «Неужели шахта? — обрадовался Максимилиан и почувствовал, как из щёлочки тонкой струйкой сочился прохладный воздух. — Так и есть!» Первой на ум пришла мысль, что нужно раздвинуть створки, но рука потянулась за рацией — и да: пусть с помехой, но связь была!
— Начинаем согласно плану, — произнёс, нажимая кнопку, Максимилиан и, получив ответ с подтверждением, стремглав побежал назад в зал — но герцога там уже не было.
«Чёрт тебя!» — чертыхнулся, словно чихнул, Максимилиан: ведь если не схватить устроителя-герцога, то вся операция попросту потеряет смысл — богачи лишь отделаются лёгкими штрафами. Шеф полиции потом накричит — но то ладно — не впервой; а вот секретарь внутренних дел — тэтчеристка с приятным именем Прити — не приведи господь, чтобы она разгневалась!.. «Да! Герцога надо поймать!» — решительно приказал он себе и зашагал в самую гущу толпы.
— Сударь, поаккуратнее, — сбоку брякнул чей-то гнусавый голос — но Максимилиану теперь было не до галантностей: часы уже тикали, а сердце стучало о-го-го как — штурм-то вот-вот начнётся!
В дальнем краю он заметил большое пятно белого цвета. И точно: это был белый пиджак. Затем показался оранжевый галстук, и блеснули хитрые голубые глаза — не хватало только пронзительной той улыбки!..
Герцог шаловливо болтал с графиней Ляпэн де Басскур, а рядом стояла Дейзи. Она заметила подошедшего человека и даже на короткий миг улыбнулась ему. Но Максимилиан глядел больше на герцога, чем на неё.
— Некоторые люди такие наивные, — говорил герцог, — что диву даёшься! Порой они ведут себя словно малые дети. И верят в сказки. Верят в прекрасное и счастливое будущее, которое их ждёт буквально вон за тем поворотом. Но это так глупо — надеяться на повороты судьбы!..
И когда ребята из спецотряда полиции ворвались в атриум и по гостям мгновенно распространился сигнал тревоги, Максимилиан схватил сиятельную персону за белый рукав и проговорил:
— Ваше высочество, вы теперь имеете право хранить молчание!..
Герцог дёрнулся — сбоку его ждал тайный ход для побега, — но Максимилиан держал крепко. Графиня же закричала, как базарная баба:
— Отпусти его немедленно, ты, сволочь такая!
И даже попыталась ударить. Но подбежали четверо полицейских, блеснули наручники — и дело наконец было сделано.
«Уф, теперь можно забыть обо всех этих аристократах, манерах, богатствах!» — выдохнул Максимилиан. Но стоило ему закрыть глаза, как поверх сомкнутых век проступило прелестное личико Дейзи. И Максимилиан со всей ясностью понял, что уже никогда не забудет этот светлый образ.
Однако девушки рядом уже не было. Отовсюду на него глядели напуганные и разгневанные физиономии, некоторые ему даже казались настоящими звериными мордами.
— Где вы, Дейзи? — крикнул он и ринулся рыскать по залу.
Она нашлась у стены.
— Дейзи, я вас очень прошу, — задыхаясь, проговорил он, — будьте свидетельницей!
Она не поняла этих слов и посмотрела на него так, словно перед ней стоял дикий олень.
— Я предлагаю вам быть свидетельницей, а не обвиняемой, — пояснил Максимилиан.
Она в ответ лишь кивнула, но как-то вяло и нерешительно. Тогда Максимилиан взял её за руку. Она не сопротивлялась и вела себя как послушная кукла.
В гардеробной комнате он спросил:
— Дейзи, где ваше пальто?
Но девушка лишь молчала. Однако на помощь пришёл старый швейцар: он принёс её шубку.
— Возьмите, мисс, — сказал он и затем повернулся к Максимилиану: — Сейчас принесу и ваше коричневое пальто.
— Но как вы можете это делать после всего случившегося?..
— Сэр, вы, должно быть, забыли, что я работаю на его высочество, — сказал швейцар.
На улице было по-прежнему тепло, вот только к зелёным огням аптечной вывески добавились множественные красно-синие мерцания от полицейских машин.
— Куда вас отвезти? — спросил Максимилиан.
— Я живу тут близко. У Риджентс-парка. И сюда шла пешком, — сказала Дейзи.
— Тогда, может, и сейчас прогуляемся?
Она согласилась.
Они шли по улице и большею частью молчали. Пару раз Максимилиан пытался о чём-нибудь заговорить, но Дейзи отвечала совсем без энтузиазма. А ещё Максимилиан заметил, что ночь была не такая свежая, как раньше, да и город не пах своими привычными запахами — всё стало пресное и унылое.
Их путь кончился у двери её дома. Она обернулась, но он сказал ей на прощание такие слова:
— Завтра или послезавтра с вами свяжется инспектор. Будьте готовы дать ему показания. Как свидетель, конечно.
Она кивнула и вошла в дом. «Ты дурак, ты дурак!» — подумал Максимилиан, ведь он хотел попрощаться совсем другими словами.