Молчание было признаком "сурового настроения". Ритмичный стук клавиатуры говорил о переменах к лучшему.
--
Это ты набираешь?
--
Я, да.
--
Что, если не секрет?
--
В эту субботу, в 20:45 будет прямое включение с концерта Пола Маккартни на Красной площади...
--
Правда, что ли?
--
... мне надо подготовить очень важный и очень сложный репортаж.
--
Тогда не буду отвлекать.
--
Да нет, ничего.
--
Так ты едешь на Маккартни?
--
Нет, у меня нету лишних двести долларов плюс три тысячи на билет туда и обратно.
--
Надо же, а у меня есть как раз двести долларов и три тысячи. Как раз на билет туда и обратно.
--
А могла бы метнуться!
--
Я подумаю.
Шуршание клавиатуры. Средняя скорость - 209 знаков в минуту; процент ошибок - не менее 45; коэффициент неритмичности - 3.4.
--
А кого делегируете?
--
Да гендиректора нашего.
--
Понятно. Ну так как идет работа? Судя по тому, как ты остервенело стучишь по клаве, работа кипит.
--
Скорее, она стоит на месте. Надо собрать очень много материала. И про Битлз, и про Маккартни, и еще кучу всего.
--
Ты прочел Хантера Дэвиса?
--
Нет.
--
Тогда тебе сложно. Если будет нужна консультация - звони.
"Вернуться в СССР" - спели Битлы сорок лет назад. И тот не прав, кто сказал, что мечты не исполняются. Маккартни здесь, на Красной площади, он вернулся. И теперь уж, Москва, не отвертишься.
У меня нет ничего, кроме бумажек, которые принято называть деньгами. Нет билетов, но есть рюкзак, который я собираю. Я уже на перроне.
Вот он, поезд "Металлург". Вот они, купейные вагоны: мест 36, тонн 16. Где-то здесь, в одном из этих вагонов сидит Brom Anin, генеральный директор нашего Радио 7. Он сидит в кожаной куртке и пьет вино или ром. Я его видела только раз, да и то, по телевизору, так что найти этого важнейшего человека не представлялось возможности. Да и что я ему скажу?
Вроде договорились с проводницей, что она меня пристроит без билета. Поезд трогается, я заскакиваю в последний вагон. Пробираюсь по тамбуру к голове состава. Но на пути у меня вырастает нетрезвый моряк. Пытаюсь прошмыгнуть незамеченной. Это мне почти удается, но подводник хватает меня за рюкзак со словами: "Постой! Куда же ты спешишь?". Действо, как назло, происходит в тамбуре: из-за стука коленвала кричать бесполезно. Отбиваться тоже бесполезно, так как моряк уже держит в руке офицерский кортик и повелительным тоном шипит: "Бабки гони!". Я, пытаясь держать себя в руках и поворачиваясь к двери, отвечаю: "Да откуда же у меня деньги? Студентка, домой еду". Амбал с кортиком шипит еще злобнее: "Брешешь, в Москву, на Макара едешь! Полсостава вас таких!". Я молчу и пытаюсь разглядеть в темноте сэра Пола Маккартни, который лежит себе в отеле "Балчуг" на велюровом диване и не знает, что где-то в 500 километрах от него я в хреновом положении. Еще более хреновом, чем Битлз в во время первого выступления в Каверне.
Моряк на время позабыл о деньгах и начал тяжело дышать, двигаясь по направлению ко мне. Я сделала большой шаг в сторону, чем вызвала злобу офицера и он (чему их там в армии учат?) разорвал на мне рубашку, хватая меня попутно за руки. Я умудрилась выбить кортик из его грубых рук, как-то с разворота влетела в открытую кем-то дверь. Вылетала, надо сказать не очень удачно - попала в объятия другого молодого человека, на этот раз пахнущего приятно. Он слегка оттодвинул меня в сторону и с размаху врезал появившемуся в проеме тамбурной двери моряку-подводнику. После того, как мой спаситель отправил в уверенный нокаут этого бандита, он спросил меня, снимая с себя джинсовую куртку: "Ты как, в порядке? На вот, накинь.". И повел меня через коридоры, по пути спросив: "Ты с какого вагона?". Я ответила: "Ни с какого, заяц я.". Он кивнул и вагонов через два мы ввалились в купе, где уже стояла проводница.
--
Это с вами? - удивленно хлопала ресницами она.
--
Со мной, - сказал молодой человек в желтом свитере, из-под которого торчала белая футболка. - Со мной, до Москвы, - сказал молодой человек, протягивая проводнице купюру с изображением, кажется, Архангельска.
Когда девушка ушла, он полез в сумку и извлек оттуда что-то белое, завернутое в пакет.
--
На вот, одень, - протянул мне мой новый знакомый футболку. - Вообще-то это для Пола Маккартни, но тебе она сейчас нужнее. Сам предусмотрительно вышел.
Я стянула с себя тряпки и одела свежую, пахнущую краской, футболку. На ней что-то было написано. Что, разглядеть я не успела. Глянула только на часы. Было около полуночи.
В дверь постучали, потом дверь открылась и появился мой новый друг с подносом и снедью. В такой же белой футболке, как на мне. Я разглядела, что на ней было написано: "Радио 7 на семи холмах - Липецк". Свой потрясающе желтый свитер он повязал на бедра. Это был никто иной, как Brom Alanin, генеральный директор "Л - радио".
--
Меня зовут Brom, а вас как?
--
Mila. Спасибо вам. За все.
--
Да ладно, чего уж там. Вы такая молодая девушка, путешествуете одна. Не страшно?
--
Никто не знает, что ждет нас в начале пути, а уж тем более в конце. Если бы четверка Битлз знала, чем все закончится, они все равно собрались бы в Каверне, не так ли?
Brom поставил передо мной чай с настоящими походными бутербродами. Бутерброд с сыром, овощами и курицей.
--
А вы кушайте, не стесняйтесь. Чай пейте, холодно, наверно?
Генеральный директор снял с себя и легендарный желтый свитер, который накинул мне на плечи.
--
А про Битлз вы правильно сказали. Вам они нравятся, правда?
--
Еще как, - сказала я, прихлебывая из знаменитых железнодорожных стаканов и жуя яблоко вприкуску с бутербродом. - Битлы - величайшая группа века. Всем, что мы имеем сейчас, мы обязаны именно ливерпульской четверке.
--
Так вы едете на концерт.
--
Точно. Как вы догадались?
--
Давай на ты?
--
Давайте... Давай.
--
Я и сам туда еду. Я корреспондент с радио...
--
С радио 7? Я слушаю только его.
--
И как?
--
Нравится что-то, что-то нет. Возможно, просто несколько не хватает профессионализма, хотя есть...
--
Да?
--
Есть то, чего нет ни у кого... Замечания, в основном, в речи дикторов: иногда ударения неправильные. А в остальном, - это лучшее, что есть в Липецке.
--
Здоровая критика.
--
А ты журналист?
--
Ну, вроде того, - заулыбался Bromя.
--
Значит, тоже едешь на концерт.
--
Ага, и на пресс-конференцию.
--
Ту, которая в полдень в "Балчуге"?
--
Да. Вот это информированность!
--
Я хоть и не журналистка, но информацию не пропускаю.
--
А я уж думал, что ты журналистка. Вкусно?
--
Да, спасибо.
--
Поскольку тебе идти некуда, предлагаю остаться.
--
Нет, я не могу...
--
Да брось! Куда ты пойдешь?
--
Я не могу...
--
Чушь! Все нормально. Вот твоя постель. Не могу же я тебя отпустить вот так. Мало ли какие придурки по составу бродят.
Кто бы мог подумать? Я, едва не изнасилованная каким-то подводным офицеришкой, распивая чаи в купе самого Bromа Alaninа. Он пил шампусик на брудершафт с Алсу, пил хмельной эль с Костей Кинчевым и жрал водку с Шевчуком. Он предлагает мне остаться на ночь.
--
Не бойся, я тебя насиловать не буду, - заверил Brom.
--
Да ладно уж, мог и не предупреждать. Два насильника за один вечер - это уж слишком.
--
Не боись, он уже никого не изнасилует. Ты жуй, жуй. Да спать ложись - завтра денек тот еще будет.
--
Может я еще отосплюсь у родственников перед концертом...
--
А они знают, что ты приезжаешь?
--
Не-а...
--
Ну тогда нечего их и беспокоить.
--
В смысле?
--
В смысле... Поехали со мной.
Мы уже лежали по полкам. Я думала, что сплю. Или не сплю?
--
Это как так?
--
А вот так!
--
Ну я же не журналист, у меня и корки-то нету!
--
Ты думаешь, это проблема?
--
А разве нет?!
--
Получить аккредитацию на пресс-конференцию без билета - да. Но не получить билет, а потом - аккредитацию.
--
Ты, наверно, шутишь?
--
Нет. Будешь моей помощницей. Писать быстро умеешь?
--
Ну вот, тем более. Кажется, я о тебе где-то слышал.
--
Спасибо.
--
Ага, тебе тоже спокойной ночи.
Я засыпала под ритмичный стук коленвала. И снился мне, кто бы вы думали? Джон Леннон. Он явился в образе старичка с тростью, он был гуру рок-н-ролла. Он был в цветных хиппарских лохмотьях. Он ничего не говорил, только загадочно мне улыбался. Всю ночь...
Утром светило солнышко. Все также ритмично стучал коленвал. Ритмично позвякивали алюминиевые ложки в стаканах с чаем.
--
Доброе утро! - на Bromке была красная рубашка с фреской ЧеГевары.
--
Привет. Где мы сейчас?
--
В шестидесяти километрах от Москвы, а сделать надо еще много. Топай, умывайся и включай давай комп, поработать надо.
--
Ноу проблем, - говорю я, жуя бутерброд, запивая его чаем и принимая электронную почту.
--
Ну что там у нас, интересного?
--
Ну, приехал Маккартни. Организаторы долго искали ему лимузин с велюровым салоном. Дело в том, что сэр Пол убежденный вегетарианец и гринписовец, агитирует за сохранение жизни телятам и змейкам, вследствие чего ездит на лимузинах только с велюровыми салонами, не садится на кожаные диваны и морщится при виде беснующихся поклонников в кожаных куртках. Прилетел сэр Пол из Путинбурга, там был ему оказан поистине царский прием, тут, кстати и ссылка есть. Так вот, подъезжает Маккартни к гостинице "Балчуг", где на его имя забронирован президентский люкс (из которого, кстати, предусмотрительно вынесли все кожаные кресла и диваны), а там его уже поджидает стайка молодежи в джинсовых (вот это промоушн!) куртках. Сэр Пол вылезает из своего черного лимузина с велюровым салоном, окруженный телохранителями, к нему под ноги кидается паренек из толпы. Не долетев до аристократических ступней несколько метров, юноша попадает в руки секьюрити и его уволакивают в сторону.
Вот она, Москва-сортировочная. Не от слова "сортир", а от слова "сортировка". Подъезжаем. Около десяти утра. Вываливаемся на перрон налегке, благо с нами только по рюкзаку на каждого и кейс с ноутбуком. В таком составе мы и отправляемся "за покупками". Заходим в "Электромир". Начинаем выбирать цифровую камеру. Прохожу короткий курс подготовки. По лицензии я являюсь фотографом при Bromе-журналисте. Интересно. Ладно, с камерой я разобралась, хотя бы потому, что это тот же компьютер, только выполняющий немного другие функции и более компактного размера. Получаем известия, что пресс-конференция будет на Красной площади в четыре часа, всем журналистам подтвердить аккредитацию. В последний момент курьер с московской семерки доставляет мой свежий журналистский билет, еще пахнущий невысохшими чернилами для фоторетуши. Аккредитация подтверждена. Теперь на мне, как и на Brome, как и на всех журналистах, которых в Москве собралось предостаточно, висит картонка со всеми метриками и даже фотографией.
Рабочий полдень. Только для нас он стал обеденным перерывом, хотя работа наша еще и не начиналась. Заползли мы в какой-то крутой ресторан два таких дитя цветов: Brom в драных джинсах и алой тишке с Чегеварой (сзади там еще было почему-то написано СССР), да я со звездой на груди и в брюках с разорванной по всей длине штаниной, так что огромную дыряку пришлось закреплять значками-октябрятскими звездочками. Получилось прикольно. Мы туда заходим, такие все лохматые (особенно я), помятые (в гостинице даже не были), с походными рюкзаками. А швейцар, такой благородных кровей дедуля, нас оттуда вытолкал. Мы возмущаться не стали - времени не было. Молча побрели в гостиницу (ту самую, в которой прописался сэр Пол), залезли наконец-то под душ и напялили свежие, хрустящие майки, подаренные нам beatles.ru - русским фан-клубом битлов в Интернете. В запасе были еще черные, с фотографией королей брит-попа.
Кое-как пообедали, хотя кусок в горло не лез, немного написали о своих ощущениях и отправились на Манежку, где все уже было насмерть заблокировано.
Благодаря аккредитации, пробились к месту всеобщего сбора журналистов - на площади, возле сцены. Приехал Маккрартни на своем лимузине. Самое странное, что нам удалось-таки пробраться к первым рядам, где было все: слезы радости, смех радости радость с перцем, радость с солью, радость с майонезом и просто Великая Радость. Радовались все: фанаты - они и понятно, - которых набралось, помимо тех, кто купил билеты, еще 130 тысяч, 130 тысяч, заполонивших проезды и переулки вокруг Красной; радовались лошади конной полиции, которых, наверно, Вечером Того Трудного Дня накормили отменным овсом; радовались служебные собаки, которым в тот день, слава Богу, не пришлось наркоманить и забивать носовую полость частицами пороха и пластида; радовались журналисты, в жизни которых представилась замечательная возможность сделать лучший репортаж или написать лучшую статью на мирную тему. Повторяю: радовалась вся Москва - ей-таки отдали то, чего она недополучила сорок лет назад. Правда, в несколько урезанном варианте и не один сэр Пол хотел, чтобы "Джон сейчас был с нами, ему бы это очень понравилось". Москва, капризная девчушка императорских кровей 858 лет от роду, хотела видеть ВСЕХ битлов. Но колесо сансары развернулось по-другому. Кому-то достались все, кому-то только Джон, а нам достался Пол. Москва, голодная нищая старушка, рада любому подаянию.
Сэр Пол был в великолепном расположении духа: смеялся, говорил по-русски. Несколькими часами раньше он был принят со своей женой в почти приватной обстановке нашим ненаглядным президентом Путиным (я его про себя называю Фигаро; знаешь, "Фигаро здесь, Фигаро там...") за чашкой чая. К чаю никто так и не притронулся. Зато Путин сказал, что вырос на песнях Битлз, как и многие советские люди (некоторые из них, кстати, до сих пор продолжают расти на этих песнях). Пол рассказал, как Битлы мечтали попасть в эту закрытую и таинственную страну, по Красной площади которой маршируют военные парады. Мы все тоже мечтали. Сначала у нас появились полиэтиленовые пакеты с фотографиями зарубежных идолов, потом один из признаков свободы - джинсы, потом - еще много чего. Но никто не чувствовал себя до конца свободным, так как ему не довелось увидеть и услышать Битлз на Красной площади. Теперь мы все свободны. Мы освободились от пережитков прошлого - от советских паспортов, от застенчивости перед Западом и от комплекса неполноценности, вызванного эфемерностью знаменитейшей песни "Back in the USSR". Величайшее событие состоялось - призрак битлов в лице Маккартни вернулся в призрачные осколки СССР. А нам того и надо было. Как мы все рады, что дожили до этого (ведь так принято говорить в хеппи-ендах "свободных" американских фильмов).
--
Епрст! Я щас сгорю... - носом чувствую, что чем меньше слов, тем больше впечатлений, только надо же что-то сказать...
В обстановке всеобщего криконедержания было бесполезно обмениваться впечатлениями. Этот концерт походил на массовую проверку работоспособности электростанции под названием "Народ на Красной". Люди, тыщи людей были тута только лампочками, подключенными к единому генератору. Один-единственный соединяющий провод начинался где-то в бас-гитаре Маккартни и терялся в клокочущем море неистовой толпы.
Разобрать, кто здесь журналист, кто просто удачливый хиппи, кто охранник ВИП-персоны было не возможно. Мой пропуск, болтавшийся на цепочке был оторван и потерян сразу же после третьего контроля. Журский билет мне посоветовали спрятать куда подальше. Куда подальше - это не в карман, не в сумку... Блин, куда спрятать можно далеко? Правильно, туда, куда вы и подумали. Этим и спаслась.
Bromюсик откуда-то притащил Юрасика. Кем был этот Юрасик, за которым потянулась целая вереница знакомых, которых я больше никогда не встречу, я так и не узнала: Кексеев в очках с оранжевой оправой, Люська с плакатом "Come Back, Paul!!!All is forgiven!!!", цветастый Джокер, толстый американец Бен и учительница Алиса Сергеевна из какой-то там деревни... Они были тут все. Все планеты собралась на тесной площади. Выше всех был только Он один. Наш Битл. Наш Пол.
А его музыканты? Два гитариста: один белый, другой черный и барабашка? Чудесыыыые!!!
В тот момент, когда у нас зазвонил телефон случилось две непредвиденности: во-первых, на другом проводе слона не было, а во-вторых, бесполезно было пытаться рассказать что-то слушателям нашего радио 7, тем обтекающим слюнями несчастным, кто остался в Липецке... Вместо этого я, получив контрольные 25 секунд до прямого эфира, кричала в мобилу, которая от грандиозных масштабов действия съежилась, как мне показалось, еще вчетверо. Я скользкими от пота пальцами сжимала это единственное напоминание о реальности. Только и успела прокричать моему далекому другу: "Волчара!!! Я отрываюсь тут за нас двоих!!! Я не обернусь, зная что ты здесь!!! Это все у нас в голове, дружище!!!". После чего трубку выхватил Bromка, который уже успел от прыг-скоков порвать джинсы в некоторых причинных местах, едва не уронив этот спичечный коробок с интегральными схемами туда, под ноги, в бездну. Он вообще ничего из заготовленных фраз произносить не стал, крикнув только "Москва, Мавзолей, МАКАРТНИ!!!!!" и, подумав, добавил: "Бабууууууля, привет!!!". После чего просто вытянул руку с мобилой повыше и следующие 17 минут вся Липецкая область сотрясалась от грохота усилителей. Сквозь легкое дыхание миллионной (не совру, каждый там отрывался человек за 50) толпы, сквозь победоносные трямы Маккартни и наш осипший вой все, без преувеличения, ВСЕ слышали ЕГО. А он и был ВСЕМ.
Я соврала, я обернулась. Это сила Луны, закон приливов и отливов или чтотамеще развернуло меня на 180 градусов. И я увидела. Джон ничуть не изменился, не постарел и не осыпался. Целехонек, как новенький. В ту секунду, что мы смотрели друг на друга - я и он - как старые друзья, как будто так и быть должно, я провалилась в вечность. Ай, нет, в бесконечность. Он посмотрел, улыбнулся, поднял руку, хочет волосы, сбившуюся битловскую челку, наверно, поправить... нет... он улыбается и показывает туда, на сцену, туда, где бешено вырывается сердце из груди Пола. Пол машет ему - я понимаю это по хриплому на басах и визгливому на фальцете крику, которым озарилась толпа. Они же не видели Джона, они думали, что Пол машет им. Ну и пусть так думают, никто у них этого не отнимет. Они, неспящие ночью, каждый расскажет своим внукам, что сэр Маккартни поднял пятерню именно в его адрес.
И теперь, выбравшись оттуда, я понимаю, как моя життя изменилась. С первого же аккорда, с первого же D7 и вверх на небо, я и все теперь другие. Те, кто прожил этот день. Все те 40 лет, что мы, неродившиеся, находились в состоянии невзболтанной суспензии, за то один-единственный день мы все встряхнулись, воспрянули и идем дальше.
Я никогда не буду смотреть этот концерт в записи. Эту дохлую запись, не способную передать и долю того, что было на самом деле. Телевидение - изобретение не для бессмертных. Мое электрошоковое воспоминание: последний крик, звук последней ноты. Мы с Джоном там были и доказать это невозможно.
