Аннотация: Возможен ли межэтнический мир на Украине? Опубликовано в журнале "Политический класс" в октябре 2006
Сегодняшняя Украина представляет собой характерный пример государства с несформировавшейся политической нацией. Можно, конечно, выразиться и более оптимистически - государства с формирующейся политической нацией. Важно, однако, другое. На данный момент процесс формирования политической нации на Украине не завершен. Да и итоги этого процесса не предопределены. Поэтому факторы, от которых они зависят, заслуживают отдельного рассмотрения.
Основные понятия
Чтобы приступить к такому анализу, следует хотя бы кратко остановиться на основных понятиях, то есть понятиях 'политическая нация' и 'процесс ее формирования'. Ну и, разумеется, здесь никак не обойтись без понятия 'народ', или, что то же самое, 'этнос'.
Должен сразу оговориться - слово 'понятие' я использую в достаточно пиквикианском смысле. Никаких общепринятых понятий упомянутых выше сущностей в нынешнем гуманитарном знании не существует.
Наиболее сложным является выражение в понятийной форме представлений о 'народе'. С одной стороны, народ - феномен, непосредственно данный нам в социальной реальности. Более того, эта данность имеет довольно жесткий характер, и никаким гарфинкелингом1 его в индивидуальном сознании не размоешь. С другой стороны, подобный феномен как бы ускользает от любой категоризации - тем более от категоризации понятийной. Возможно, по той причине, что принадлежность к определенному народу является одним из первичных феноменов социальной реальности.
В связи с этим феномен народа при имеющихся сегодня концептуальных средствах можно описывать только феноменологически. Слово 'феноменологически' в данном контексте обозначает не просто изображение социальных очевидностей, но изображение неизбежно субъективное и неполное.
Думаю, что для предполагаемого анализа будет достаточным описание феномена народа как феномена наибольшей группы, участники которой считают друг друга своими, а лиц, не входящих в эту группу, - чужими. Внутри народа, выражаясь поршневским2 языком, происходят групповые процессы взаимного уподобления.
Причины, из-за которых границы народов проводятся тем или иным способом, нам неизвестны. Неизвестно нам и то, почему одни народы выживают, а другие вымирают или ассимилируются. Неизвестно, наконец, вследствие чего одни народы легко уживаются вместе, а другие - нет.
Для теистического сознания феномен народов является очевидным примером проявления Промысла Божьего в истории. Более того, для авраамических религий разделение человечества на народы является прямым следствием того, что на религиозном языке именуется 'разрушением вавилонской башни'.
Разумеется, для научного сознания такие объяснения неприемлемы. Однако феномен народов является для него - независимо от любых возможных объяснений - достаточно твердым эмпирическим фактом.
Несколько проще обстоит дело с представлением о политической нации. Общепринятого понятия политической нации в сегодняшних гуманитарных науках нет. Однако существует явное согласие при описании контекста, в котором возможен разговор о политической нации. Ее обычно допустимо рассматривать, когда наличествует ситуация долгосрочного и относительно добровольного согласия на совместное проживание народов в рамках одного государства. Точнее, когда такое согласие присутствует, говорят о том, что в данном государстве сформировалась политическая нация. Это - локальный контекст данной языковой игры.
Расширенный же контекст подразумевает вообще все возможные разговоры о попытках организовать подобное совместное проживание. Именно к расширенному контексту относятся дискуссии о несформированных или формирующихся политических нациях. Сюда же, конечно, относится и знаменитая формулировка Бенедикта Андерсона о 'воображаемых сообществах'.
В описанном контексте наличествует еще один консенсус. Каких бы представлений ни придерживались разные исследователи и эксперты по вопросу о причинах удачных или неудачных исходов формирования политических наций, обычно они согласны в том, что общество, в котором процесс складывания политической нации происходит относительно успешно, обладает свойством, которое обычно называют консолидированностью.
При этом следует понимать, что 'консолидированность' общества есть представление интуитивное и неоднозначное. Но при этом существуют, как говорят лингвисты, некоторый общий узус, некие согласованные способы употребления, позволяющие понимать его более-менее согласованно.
Недавно в понимании данных сюжетов был совершен своего рода прорыв. Я имею в виду систему представлений, которую развивает Ярослав Слинин в своей книге 'Феноменология интерсубъективности'.
Рассматривая феноменологию этических дискурсов, Слинин предпринял дерзкую попытку подвергнуть феноменологическому анализу этический дискурс Нового Завета. В результате исследователь пришел к не столь уж неожиданному выводу о том, что евангельские заповеди конституируют, как он выражается, 'хорошо интегрированное общество'. Запомним этот вывод - он еще понадобится.
Типология этнонациональных ситуаций
Сверх того потребуется и некоторая простая квазиэмпирическая типология исходных ситуаций формирования политических наций. Проще говоря, речь идет о выделении типовых случаев различных соотношений народов внутри одного государства по их количеству, сопоставлению относительных численностей и по компактности расселения.
Наиболее типичные ситуации - моноэтнические и полиэтнические государства.
Когда я говорю о моноэтническом государстве, то не имею в виду такие редкие явления, как нынешняя Армения, в которой, помимо армян, почти никто не живет. Я рассматриваю гораздо более распространенный пример государств, в которых численность одного из народов сильно превосходит 70% общего количества населения. Это, к примеру, Франция, Италия, Германия и, конечно же, Россия.
В таких ситуациях успешное формирование политической нации означает согласие малых народов на государствообразующий статус народа большого. А также согласие этих малых народов либо на добровольную ассимиляцию, либо на статус национального меньшинства с гарантированными правами при условии признания того, что данное государство есть государство национального большинства.
В случае если какой-либо из малых народов на это не соглашается, его, как правило, принуждают к согласию при помощи насилия. Мы это видим по поведению, например, испанских властей в отношении баскских сепаратистов.
Разумеется, в некоторых случаях при неудаче силовой консолидации возможны и шаги навстречу сепаратистам, вплоть до согласия на отделение. Однако для этого необходимо очень уж компактное и относительно отделенное проживание малого народа.
То есть с некоторым трудом, но я все же могу себе представить независимость Корсики по образцу независимости Алжира. Но представить себе независимость от Испании Страны Басков, в которой кастильцев уж никак не меньше половины общей численности населения, без большой крови и этнических чисток я просто не в состоянии.
И уж даже в страшном сне я не могу себе представить независимость Татарстана. При том что в самом Татарстане русских почти половина населения, а большая часть татар проживает за пределами республики, такая независимость могла бы осуществиться только через чудовищные взаимные этнические чистки и переселения, подобные тем, которые были произведены Грецией и Турцией после войны 1920 года.
Примерами полиэтнических государств являются Индия и большинство стран Черной Африки. Большинство существующих на сегодняшний день полиэтнических государств - бывшие европейские колонии. Возможно, именно благодаря этому обстоятельству в таких государствах был нащупан типовой способ формирования политической нации.
Этот способ - использование в качестве государственного языка, или, выражаясь по-советски, 'языка межнационального общения', языка бывшей метрополии. Не могу сказать, что данные общества так уж консолидированы, но, безусловно, 'равноудаленность' государства от составляющих его народов позволяет этим странам худо-бедно продолжать свое существование.
Другое дело, что полиэтнические государства гораздо более уязвимы по сравнению с государствами моноэтническими. Поэтому сепаратизм в них отличается особой жестокостью. Данный факт наглядно прослеживается на примерах Биафры в Нигерии, а также кашмирского и сикхского сепаратизма в Индии.
Любые попытки сделать один из народов в полиэтническом государстве господствующим с неизбежностью ставят под угрозу целостность такого государства. Думаю, что последовавший после Первой мировой войны распад таких полиэтнических государств, как Австро-Венгрия и Османская империя, имел те же причины.
Примеры чисто двуэтнических государств встречаются очень редко. Не могу припомнить никакого иного примера, кроме Бельгии. Целостность этого государства по итогам холодной межэтнической войны 1960-х годов удалось сохранить через преобразование Бельгии в федерацию из трех субъектов: Большой Фландрии, Большой Волонии и двуязычного федерального округа Брюссель.
Не знаю, можно ли считать двуэтническими Руанду и Бурунди. Скорее, тутси и хуту не этносы, а уцелевшие архаические касты. Может быть, примером двуэтнической нации является Парагвай с его двумя государственными языками - испанским и гуарани.
Гораздо более распространена ситуация, которую можно назвать полутораэтничностью - когда в государстве сосуществуют классический большой народ и одно или несколько крупных национальных меньшинств, насчитывающих не менее 10 - 20% общей численности населения.
Типичные примеры полутораэтничных государств - Канада, Великобритания, Испания. В конце концов все эти страны приходят или уже пришли к территориальной автономии для своих национальных меньшинств, а то и к государственному двуязычию. Здесь же - перуанская ситуация (признание помимо испанского государственными языками кечуа и аймара при отсутствии территориальных автономий) и многоязычие в Малайзии.
Еще двумя важнейшими типами являются этническая консолидация и, наоборот, этническое разделение.
Пример государства с этнической консолидацией - Индонезия. Впрочем, возможность превращения искусственного 'бахаса индонесия' в общегосударственный и консолидирующий нацию язык имеет свои основания. Во-первых, народы Индонезии говорят на близкородственных языках, а во-вторых, общеиндонезийский язык не является изначально родным языком ни одного из этих народов. Сильно подозреваю, что именно на примере Индонезии Андерсон и пришел к мысли о воображаемых сообществах.
Противоположным примером является формирование политической нации частью большого народа, получившего свою суверенную государственность, - отделившаяся от большого народа часть постепенно становится самостоятельным народом. Характерные примеры подобной ситуации подают нам австрийцы и англоканадцы, потомки американских лоялистов, переселившихся в Канаду после победы Американской революции.
И наконец, самый тяжелый случай - полиэтническое или полутораэтническое общество с элементами неопределенной этнической идентификации.
Наиболее характерный пример - Босния и Герцеговина времен большой Югославии. При том, что все жители Боснии говорили на одинаково родном им сербохорватском языке, часть их считала себя хорватами, часть - сербами, часть - 'мусульманами', часть - босняками, а многие - и вовсе 'югославами неопределенными'. К чему это привело, показали трагические события конца минувшего века. Сходная ситуация существует сегодня в Северной Ирландии. Мне бы хотелось ошибиться, но боюсь, что этнонациональная ситуация на Украине относится именно к этому типу.
Этнонациональная ситуация на Украине
Перед тем как перейти к анализу этнонациональной ситуации на Украине, я считаю необходимым дистанцироваться от тех русских националистов и русских имперцев, которые отказываются признавать суверенитет Украины и утверждают, что нет никакой украинской нации, существует лишь малороссийская часть русского народа, а украинский язык является искусственным русофобским изобретением австрийских спецслужб начала ХХ века.
Эти утверждения не соответствуют действительности. Конечно, никакого украинского языка в эпоху Киевской Руси не было. Соответствующие утверждения украинских националистов являются типичным аргументом 'для бедных' в духе 'Россия - родина слонов'.
Однако и процитированное выше противоположное утверждение националистов русских также не соответствует исторической действительности. Украинский язык отчетливо прослеживается начиная с XV - XVI веков. Тогда же возникают и первоначальные формы самосознания украинского народа.
Те, кто сегодня именует себя украинцами, тогда называли себя русскими, а своих восточных соседей именовали московитами. С тех времен, видимо, и пошла кличка 'москаль'. Эти старинные именования и самоименования видны в современном украинском языке, упорно именующем русских не 'русскими', а 'россиянами'.
Впрочем, этнонимы 'великороссы' и 'малороссы' тоже имеют вполне почтенную историю. В обиход российской внутренней политики они прочно вошли в веке XVIII, но их корни гораздо старше. Еще в XVI веке на польских географических картах возникают латинские названия Rossia Magna или Rossia Maior и соответственно Rossia Minor.
Но, собственно, это даже и не столь важно. Пусть бы и впрямь украинский язык и украинская народность были 'изобретением австрийских спецслужб'. Принципиально здесь совершенно другое.
На сегодняшний день украинский народ существует абсолютно реально вместе со своим родным украинским языком. И существует не только в социальной реальности, но и в реальности политической, имея собственную национальную гордость и государственный патриотизм.
Поэтому не признавать суверенитет Украины - прежде всего контрпродуктивно. В сегодняшних социально-политических условиях бороться с ним - значит плевать против ветра, неизбежно маргинализуя себя и обращая на себя презрение и ненависть значительной части украинцев.
Основной вопрос украинской этнонациональной ситуации заключается, однако, совершенно в другом. У Украины сегодня, по сути, две проблемы. Первая заключается в том, что украинский народ в собственном смысле этого слова составляет не более половины населения данного государства. Вторая проблема - еще более сложная: подавляющее большинство населения Украины, не входящего в состав украинского народа, имеет неопределенную этническую идентификацию.
И здесь дело вовсе не в том, справедливо или несправедливо большевики провели административно-территориальные границы Украины.
Не имеют принципиального значения и противоборствующие историографические интерпретации языковой политики советской власти на Украине. Важно не то, была ли политика насильственной русификации и борьбы с украинским языком, как считают украинские националисты, или же, наоборот, политика насильственной украинизации и борьбы с русским языком, как считают националисты русские. Важно другое. За годы советской власти жители Центральной Украины привыкли считать себя этническими украинцами, а украинский язык - родным. А жители Юга и Востока Украинской ССР привыкли считать себя, скорее, украинцами, чем русскими. Привыкли они и к преподаванию в школе украинского языка. Но при этом они считали и считают своим родным языком русский и совершенно не готовы к массированному использованию украинского языка как в публичной сфере, так и в обыденной жизни.
Таким образом, к моменту объявления независимости Украина подошла типичной двуобщинной страной, в которой у одной из общин отсутствует твердая этническая идентификация. И просто чудо, что на Украине до сих пор не рвануло, как в Боснии или в Ольстере, что между обеими общинами до сих пор сохраняется хрупкий гражданский мир.
Этнонациональная ситуация на Украине осложняется проводимой украинскими властями практически с момента объявления независимости политикой языковой украинизации.
На сегодняшний день на Украине почти не осталось вузов, в которых учебный процесс велся бы на русском языке. Так же обстоит дело и с большей частью школ. Люди, родным языком которых является русский, вынуждены учиться и преподавать на не родном для них украинском.
Дополнительной трудностью является то, что украинский язык близок к русскому: а это сильно препятствует концентрации мысли при внутреннем процессе перевода.
Русскоязычные студенты и аспиранты вынуждены писать дипломные и диссертационные работы на украинском языке, русскоязычные следователи обязаны писать на украинском языке следственные протоколы и т.д. и т.п. На большей части украинских телеканалов русскоязычные фильмы и передачи сопровождаются украинскими субтитрами.
Попытки городских и областных советов русскоязычных регионов сделать русский язык официальным на своих территориях или хотя бы разрешить русские таблички с названиями улиц немедленно опротестовываются органами прокуратуры.
Конечно, многое из того, что я описал, существует, скорее, де-юре, чем де-факто. Многие законодательные запреты по вполне русскому обычаю на практике обходятся. Но факт остается фактом. Благодаря политике языковой украинизации жизнь очень многих русскоязычных граждан Украины приобретает навязчивый привкус специфического дискомфорта.
Мягкий языковой геноцид
С точки зрения европейских правозащитных стандартов, политика языковой украинизации является массированным нарушением прав человека. По количеству лиц, чьи права ущемляются, языковая украинизация является на сегодняшний день, возможно, самым массовым нарушением прав человека в мире и уж по крайней мере самым массовым в Европе.
То, что об этом не бьют в барабаны влиятельные международные правозащитные организации, объясняется целым рядом причин.
Во-первых, при всей массовости нарушения прав человека на Украине эти нарушения являются относительно мягкими, если сравнивать их, например, с откровенным геноцидом косовских сербов косовскими албанцами.
Во-вторых, украинский 'мягкий языковой геноцид' не привлекает внимания международных правозащитных организаций, поскольку не отвечает сегодняшней моде и конъюнктуре. Это ведь не какой-то там 'русский фашизм'.
В-третьих, в отличие от украиноязычных украинцев русскоязычные украинцы гораздо меньше сплочены и консолидированы. В их среде господствуют робость и упаднические настроения. Не могу забыть, как на одном из форумов в ответ на мою вполне невинную фразу о том, что 'неудобно преподавать историю средневековой Бургундии или высшую алгебру на иностранном языке', я получил чрезвычайно неожиданный для меня ответ: 'Что я - за право преподавать на родном языке жизнью рисковать буду? Все, кто готов был жизнью рисковать, давно уже или в Москве, или в Нью-Йорке. Так что не гоните волну, Милитарев!'
В-четвертых, у русскоязычных украинцев в отличие от украинцев украиноязычных отсутствует политизированная интеллектуальная элита, способная выражать их интересы.
В-пятых, попытке русскоязычных украинцев защищать свои права очень мешает ориентация части их активистов на Россию. К тому же и в самой России нет сегодня влиятельных сил, заинтересованных в защите прав русскоязычных украинцев. Да и поиск (пусть и тщетный) русскоязычными украинцами таких сил в России дискредитирует ищущих в глазах украинской общественности.
Наконец, в-шестых. Пробуждению 'Русской Украины' мешает одно обстоятельство, которое в перспективе может послужить консолидации разделенного на две общины украинского народа. Это обстоятельство - существенная общность менталитета обеих этих общин.
Помню, я как-то летел на самолете из Севастополя в Москву с одной работающей в Москве уроженкой Севастополя. Почти всю дорогу она довольно экспрессивно ругала 'проклятых хохлов', 'бандеровцев' и 'оранжевую сволочь'. Когда мы приблизились к Москве и нам разрешили включить мобильные телефоны, моя попутчица стала звонить своему сыну с тем, чтобы он ее встретил. Звучало это приблизительно так: 'Лялечка, солнышко мое! Приезжай скорее в аэропорт встречать свою мамулю'. Ну и т.д. и т.п.
Понятно, что сколь бы моя случайная знакомая ни считала себя русской, но по ментальности она гораздо ближе к украиноязычным украинцам, чем к великороссам.
Стратегии немоты
Впрочем, пока последнее из названных выше обстоятельств вряд ли сможет заработать. Ему мешает не только сама политика языковой украинизации, но и в первую очередь отношение акторов и сторонников этой политики к ней самой. Можно сказать, что за годы украинской независимости выработана целая система стратегий самооправдания политики украинизации.
Первое. Отрицается сам факт языковой проблемы на Украине. Вам говорят: 'Да вы что? У нас никто никому не мешает говорить по-русски. У нас проблема не с русским языком, а, наоборот, с украинским. У нас не хватает украинских школ. Вот вы попробуйте в Киеве потребовать от даишника, который к вам на дороге пристал, чтобы он говорил на государственном языке. И вы увидите, он от вас сразу отвяжется'.
Второе. Когда вы не соглашаетесь с этими аргументами, ваш собеседник начинает апеллировать к правам государства. Вам говорят: 'Разве в Великобритании потерпели бы школы, в которых языком преподавания был бы не государственный английский, а какой-то другой?' Когда вы, сославшись на опыт той же, предположим, Великобритании, легко отвергаете и этот 'аргумент', ваш собеседник переходит к следующим стратегиям.
Третье. Стратегия цинизма. 'А ничего с ними не будет. Захотят иметь успех в бизнесе, политике или в чиновничестве, так и выучат украинский язык'. Здесь украинизаторы практически открыто сознаются в том, что рассматривают своих сограждан не как партнеров по национальному диалогу, а как подопытных кроликов или морских свинок, у которых надо выработать нужные условные рефлексы.
Четвертое. Одним из важнейших аргументов украинизаторов является утверждение о том, что, за исключением нескольких миллионов 'этнических русских', все русскоговорящие украинцы являются 'этническими украинцами', а посему должны 'вернуться к родному языку'. Как я уже говорил, это утверждение неверно фактически. В императивной же части оно содержит то же самое отношение к своим согражданам, как к котятам, которых нужно приучить к горшку, отличаясь от предыдущей стратегии только тем, что здесь цинизм маскируется псевдоморалистическим и псевдопатриотическим пафосом.
Пятое. Ну и коронным аргументом, так сказать, 'последним доводом королей', является то самое утверждение, при помощи которого в свое время КГБ парировал требования западных правозащитников о защите прав человека в СССР: 'Это наши внутренние дела, и мы не потерпим в них постороннего вмешательства'.
Эти 'стратегии немоты', стратегии 'ухода от диалога' являются для будущего Украины еще более опасными, чем сама политика языковой украинизации.
Вероятные исходы ситуации
Вся эта грустная ситуация имеет несколько вероятных исходов.
Сценарий первый. Маловероятный. Победа украинизаторов. Воспользовавшись низким уровнем консолидации и моральной слабостью русскоязычной общины, украинизаторы добьются того, что все граждане Украины выучат украинский язык так, чтобы владеть им как родным, и вся проблема будет таким образом ликвидирована. Я в это не очень верю. Уж слишком сильно недовольство в большей части центров проживания русскоговорящих на Украине.
Сценарий второй. Желательный, но пока все еще также маловероятный. Украинские власти пользуются 'тезисом Слинина' и пытаются консолидировать украинскую политическую нацию 'христианскими средствами'.
То есть Украина становится государством с официально разрешенным двуязычием. В этой ситуации может сложиться даже единый двуязычный украинский народ. Ведь, как я уже говорил, ментальность у обеих украинских общин очень близкая.
Другим вариантом этого же сценария является консолидация единой украинской политической нации, состоящей из двух народов, один из которых собственно украинцы, а другой - новый народ, сложившийся на базе нынешних русскоязычных, подобно тому как в свое время сложился отдельный австрийский народ.
Увы. Этот сценарий, на мой взгляд, также маловероятен, ибо пока я не вижу ни сил, способных его отстаивать со стороны русскоязычных, ни сил, способных убедить лидеров украиноязычных в пагубности для будущего Украины проводимой ими политики.
Третий и четвертый сценарии можно было бы назвать чехословацкими. При первом из них русскоязычные украинцы, осознав себя отдельным народом, например 'новороссами', требуют раздела Украины на два независимых государства - по примеру Чехословакии, разделившейся на Чехию и Словакию.
При втором - русскоязычные украинцы, подобно судетским немцам, обозленным 'богемизаторской' политикой Масарика, осознают себя частью разделенного русского народа.
И эти сценарии, по крайней мере пока, также чрезвычайно маловероятны. И потому, что будущим 'новороссам' явно недостает сплоченности и твердости, и потому, что в России, как я уже говорил, нет (по крайней мере пока) сил, способных их поддержать.
Выводы
Что же я имею в виду, говоря о том, что у украинской этнонациональной ситуации есть всего четыре исхода, и при этом называю все четыре равно маловероятными?
Это значит, что я рассматриваю эту ситуацию как ситуацию крайне неустойчивого равновесия. Когда одно малое воздействие может лавинообразно изменить всю систему, приведя ее к катастрофическим перестройкам. Говоря религиозным языком, все зависит буквально от того, 'умягчит ли' Господь 'сердце фараона' или, наоборот, 'ужесточит'. Хватит ли у тех или иных деятелей украинской политики мудрости и твердости или не хватит.
С христианской точки зрения, сегодня на Украине такая ситуация, исход которой буквально зависит от наших общих молитв. Прошу прощения за пафос, но я хочу закончить этот текст религиозным призывом.
Братья и сестры, будем же молиться за мир на Украине!
Примечания.
1 Гарфинкелинг - метод социологического эксперимента. Назван по имени своего автора, калифорнийского социолога феноменологического направления Гаральда Гарфинкеля. Суть метода - при помощи ведения экспериментатором с респондентом диалога 'как бы невпопад' последний 'выталкивается' из привычных социальных стереотипов. Метод, надо сказать, довольно жестокий. Эксперимент, естественно, - скрытый. Респондент не знает, что на нем экспериментируют.
2 Борис Поршнев - выдающийся русский ученый: философ, историк, социальный психолог, палеоантрополог. Полагал, что важнейшую роль в жизни человечества имеет феномен групповой солидарности, задающийся отношением 'свои-чужие'.