Странный мир, пустой мир. Они шли по степи уже два дня, но все еще не встретили никого, кроме зубастых летающих тварей. Твари эти болтались у них над головой с завидным постоянством, но попробовать на зуб, опасались. Судя по книгам и фильмам в прошлом, особенно в мезозое продыхнуть нельзя было от динозавров и прочих чудовищ. Реальность была не такова. Шли по лесу никто не беспокоил. Идем по полю , опять же никого, кроме... Джерри изподлобья покосился на птеродактилей. Факен щит! Факен щитс бесшумно скользили в полуденном воздухе, чистом, прозрачном и пронизанном солнечными лучами. Вот один перепончатый ужас стремительно спикировал и у самой земли (хорошо что это далеко от нас) ухватил крупное насекомое, наверное это была стрекоза. Эти стрекозы тоже пугали Джерри. Уж очень они были большие. Джерри с хлюпаньем вытер пот, отряхнул руку. Потею как свинья, - рассеянно подумал он, - откуда во мне столько воды, я же сухой как... - он не додумал до конца, от жары мутилось в голове, - и этот гребаный пулемет... Страшно было? И как теперь? Не страшно? Гребаный пулемет, словно услыхав мысли Джерри, подпрыгнул на плече. Больно! Весь этот день, второй в этой гребаной пустыне, и третий в этом гребаном прошлом, Джерри провел в полузабытьи не осознавая куда и зачем они идут. Он просто поднимал свои чертовы ноги и ставил на землю, сухую красноватую землю, поросшую редкой травкой. Они достигли разоренной стоянки, откуда начался весь этот кошмар, и пошли дальше. Его достала жара, и.. да, верно, пулемет, но больше всего расквашивала мозги сама ситуация в которой он очутился. Нет, разумеется, он был вполне логичен, насколько может быть логичен человек , который потерял работу и полгода жил на подачки родственников, добро бы еще своих родственников. Никто не сказал ему худого слова, Лесс всегда была ему добрым другом, он сам себе наговорил достаточно этих слов... Достаточно для того , чтобы не вдаваться в подробности , когда ему позвонили и предложили приехать в Солт-Лейк-Сити на собеседование. И как же он был счастлив когда собеседование закончилось положительно, и он был прав: в чем проблема? Был плодожеркой, станет пчелой (Нью-Йорк - Большое яблоко, Юта - штат улей) - это малая цена за то, что в ближайшие два года ему не придется думать о будущем. Наконец-то пригодилось знание русского языка, от которого раньше были только проблемы. И Лесс была рада и не задавала своих обычных въедливых адвокатских вопросиков по поводу контракта. И вот он здесь. И что эти люди скажут его жене? Погиб в бою? И если они выберутся из этого дерьма, то в какое дерьмо он/ именно он, попадет после этого, оказавшись в России? У Джерри было дерьмовое предчувствие, что знание русского языка весьма мало ему поможет в таком случае, вернее поможет, но как кирпич на шее во время купания в реке. Джерри взял себя в руки, поправил на плече гребаный-все время-сползающий пулемет, и отбросил все эти мысли. Сначала надо выбраться. Он выберетс\я отсюда, а потом будет думать обо всем остальном, иначе... ну, с ума он не сойдет, но уставать от этих мыслей будет сильно, а он уже итак устал больше чем это было бы прилично. А пулемет... Когда он вспоминал что в этой пустоте где-то прячутся жуткие белые голодные монстры, и черные, выпрыгивающие как чертик из коробочки, монстры, он вцеплялся в тяжеленную штуку на своем плече так что белели костяшки пальцев. И ему помогало, вы не поверите как это помогало.
Сержант объявил передышку. Как они это называют в армии - привал, да? Джерри рухнул на короткую жесткую травку и выключился, не чувствуя что пулемет рухнул на него сверху.
Его растолкали , казалось в ту же секунду как он закрыл глаза. Со стоном сел , сжимая голову руками. Чужие твердые руки втолкнули в его объятия какие-то предметы, оказавшиеся едой. Запах закружил голову, Джерри только сейчас понял как голоден. Есть, жрать! Слюна наполнила рот, в животе заурчало, ноздри глубоко до головокружения втянули запах пищи. Джерри накинулся на еду, и чувствовал себя в этот момент совершенно диким. То есть если бы кто-нибудь подошел бы к нему слишком близко он зарычал бы, это точно!..
Когда они вошли в лес, Джерри подумал что это по крайней мере конец жаре, и конец пустоте, измучившей его ожиданием сюрприза. Конец ожиданию, да, но, скорее всего. - мрачно подумал он, - это самое начало сюрпризов.
Лес сомкнулся над их головами и встал вокруг стеной, хвоя шуршала под ногами. Заметив , что начинает отставать от сержанта, Джерри прибавил шагу и переложил пулемет на другое плечо. Чертова штуковина точно создавала у него чувство безопасности.
Что ж теперь он был в курсе происходящего: в лагере, где их пленили не оказалось мертвых тел. Сержант неплохо ориентировался по следам, приглядевшись, Джерри нашел что этот кряжистый сорокалетний мужчина, походил на траппера из какого-то старинного фильма о пионерах, этакого Натти Бампо, впечатлению мешали только его славянские (или татарские) скулы и округлость лица. Джерри из страха перед этим местом старался держаться к сержанту поближе. Так и вышло что он стал чем-то вроде младшего партнера, - по крайней мере русский вроде бы обращался теперь к нему, в тех случаях когда обычно он бормотал под нос, обсуждая разные волнительные моменты сам с собой. Сержант сказал что его коммандера и других русских парней черные монстры увели отсюда и он теперь хочет догнать монстров (крейзи рашен!). Джерри достаточно пришел в себя чтобы осведомиться у русского какие у них шансы остаться в живых. Но сержант видимо не пришел в себя, или уэто было его рабочее состояние - он пожал плечами и засмеялся. Они уже собирались уходить когда Джерри неожиданно для себя сослужил русским службу - уговорил заскочить в американский лагерь и посмотреть, что можно взять из продуктов и снаряжения. Джерри сразу увидел, что их второго трайка нет на месте и вежливо привлек к этому факту внимание "сержанта Бампо". Они недолго оставались в недоумении по поводу того , кому в Динолэнде понадобилось чужое транспортное средство, так как от места стоянки трайков тянулись следы проходящие через рыхлую землю, выброшенную при рытье позиций, быстро теряющиеся в короткой степной растительности. Эта же земля сохранила след рубчатой подошвы. Сержант присел над ним, тщательно изучая. Подняв голову недоуменно посмотрел на Джерри , словно тот мог развеять его недоумение.
- Наш ботинок! Это кто же здесь ходил?..
Сердце Джерри сбилось с ритма раньше чем он осознал на что смотрят его глаза.
- Мистер сержант, сэр! Взгляните!
- Да... Это ясно кто ходил... - протянул сержант разглядывая V-образный след зверя. - Но видишь в чем закавыка, дружище, рупь за сто, они пришли вместе и ушли вместе. Уехали. Так кто это здесь ходил? Джерри не знал кто это.
Вот то-то, - сказал сержант, - пойдем за ними, там и узнаем.
Между прочим , они не были единственными существами в этом мире, кого приводили в удивление и даже страх, его необычная пустота. Мишка, измотанный длительным кроссом, без слов рухнул на землю, не затрудняясь даже поиском подходящего места, когда Пхыт объявил привал.
***
Старый волшебник давно, еще с детства, привык к своим межвременным командировкам. И каково, вы думаете, ему было делать серьезное, благоговейное лицо, глядя на забавы Саговникова и восторги его военной братии? Десткая игра, песочница. Он, конечно , отдавал должное тому, что эти демоны-щепотники дорвались до того, что он сам считал чудом Господним, явленным и вверенным ему одному, ради его миссии, ради того, чтобы он стал мечом в деснице Всевышнего. Нужно уважать врагов, иначе легко впасть в ничтожество легкомыслия и беспечности. Хотя что же теперь, теперь щепотники могут надолго, а может и навсегда забыть о путешествиях во времени. Он разорвал связующую нить, уничтожив змеиных выползней по эту сторону времени, ну а дьявольское охвостье по ту сторону сдохнет само собой... Вернее, сдохло бы, если бы у Тимофеича не было к ним разговора. Стало быть именно его руке суждено оборвать течение их смрадных греховных жизней. Что ж , это будет даже милосердно.
Тимофеич вывалился из серой тьмы небытия в мрачном, отгородившемся от солнца зелеными горбами хвои, лесу. Переждал секундное головокружение, прикрыв глаза и целеустремленно зашагал, ничуть не стесняясь треска веток под ногами. Услышат? Не беда. Тем кто нападет, будет хуже. А те кто попытается удрать - не успеют. Он хищно, неприятно улыбнулся. Улыбка его (если б кто ее видел) была ужасна как надрез патологоанатома на свежем трупе. Удивительно было что эта улыбка не кровоточила...
Старик шел не спеша, но быстро, на манер верблюдов, которые двигаются по пустыне как будто бы неспешно, но их не догнать пешком, если путник отстал от каравана. Такой отставший от каравана обречен как и пресловутый человек за бортом, если корабли пустыни не сыграют шлюпочной тревоги или хотя бы не сорвут стоп-кран. Тимофеич шел, на взгляд, как обычный пешеход, но если бы в мезозое водились гаишники и один из них направил бы на Тимофеича радар, то удивился бы обнаружив на экране значение по меньшей мере 30 км/ч.
Тимофеич чувствовал как настроение, испорченное этим хлыщом начинает распрямляться , прямо как ветка дерева весной, с которой свалился намерзший за зиму снег. Еще бы встретить крупного зверя и провести экспресс-сафари. Охоту Тимофеич любил и динозавров не боялся. Здесь, в отличие от "Там", ему не нужны были крупные калибры. Это место... Или время... Не важно. Оно было источником и основой его могущества. Здесь он был по-настоящему силен , по-настоящему одарен силой Господней, и лишь крохи этой силы ему удавалось пронести с собой обратно... Если бы это было не так, он не стал бы кланяться этим индюкам, полагающим себя пупами всленной и погрязшими в гордыне. Он был вынужден терпеть их, пока был слаб, и пока его интересы совпадали с их интересами, но придет час... Он размышлял над этим - как сохранить силу, возвращаясь из прошлого, но пока ни к чему не пришел... Пока...
Пока он шел, сильный, дьявольски сильный человек, полагающий себя избранником светлых сил и одержимый жаждой... жаждой чего? Ему и самому трудно было понять это, но сейчас, сейчас его бы очень развлекло умерщвление чего-нибудь... чего-нибудь живого...Тимофеич никогда не придавал значения визуализации , и возможно, всего лишь возможно, в этом было его слабое место. Иначе он бы обратил внимание на багрово-черно-красную ауру смерти, летящую впереди него, подобно шотландским слогам, сопровождающим войско на битву, которую мог бы увидеть и значение которой мог понять даже слабый, начинающий эспер. Звери, в радиусе пятидесяти километров от Тимофеича, не видели этого ужасного зловещего цвета, мажущего небо словно бы пятнами крови, но их нутро, наделенное способностью инстинктивно улавливать приближение землетрясения, наводнения и лесного пожара, чуяло опасность издалека. По всей округе травоядные оторвались от сочных листьев и травы. Хищники, не заботясь о маскировке подняли головы, чтобы яснее уловить опасное направление и направление спасения. С минуту они прислушивались. Затем все живое обратилось в бегство. Кроме птеродактилей, самонадеянно полагающих себя в безопасности, да старого тираннозавра, мощного и злобного, чей мозг был поражен червями, в следствие чего он частично утратил слух, частично зрение, и полностью чувство страха, и без того свойственного этим динозаврам лишь в малой степени. Тираннозавр уже больше полугода питался падалью, подъедая за более удачливыми и здоровыми собратьями, и в настоящий момент имел ту же проблему , что и Тимофеич: настроение. Ему ужасно хотелось стравить пар. Ну и конечно, свежатинки...
Они встретились на небольшой полянке. Пятнадцатиметровый, семитонный зверь, возвышающийся над землей на шесть метров, заметив ничтожную маленькую фигурку (на один укус) отвалил нижнюю челюсть и угрожающе пригнувшись издал ужасающий, парализующий рев, от которого казалось, у жертвы мог лопнуть череп и вскипеть мозги.
- А вот тебе , жаба! - насмешливо, надтреснутым голосом сказал Тимофеич и характерным жестом показал тираннозавру болт.
Врядли этот жест мог показаться гипотетическому владыке мезозоя оскорбительным , скорее всего, он не мог, не хотел, не видел смысла больше тратить время на устрашение. Следовало переходить к следующему акту обычной трагедии дикой природы: акту питания. Скажите: приятного аппетита, или скажите: покойся с миром. Тираннозавр рванулся вперед, силы и скорости в этом гиганте было довольно чтобы с места набрать огромную инерцию, по сути это был рывок или прыжок, и...
Зверь с маху ударился словно бы о невидимую стену и с глухим утробным рыком отскочил от нее под действием импульса. Тот же импульс повалил его, мощные задние лапы подогнулись и он тяжело осел на хвост. Некоторое время он пытался поймать равновесие и удержаться от падения, цепляясь за воздух будто бы неживыми, тоненькими передними лапами, особенно вызывающими ужас и отторжение своим болезненным видом. Не удержался и рухнул навзничь с костяным хрустом. Жалобно заскулил. Если этот скрежещущий скребущий высокий звук можно было назвать скулением.
- Господь захочет - вода появится... - удовлетворенно сказал Тимофеич, опуская руки, выставленные ладонями вперед, словно он собирался протереть стекло... По-хозяйски уверенно ступая он обошел зверя, приближаясь к голове. Тимофеич не мало знал об этих богопротивных существах, самим видом своим оскорбляющих Господа, и понимал что теперь эта огромная ощипанная курица не встанет на свои уродливые окорока. Раз завалившись тираннозавр как средневековый рыцарь без посторонней помощи, был обречен стать мясом.
Тираннозавр злобно уставился на него маленькими (относительно) налитыми кровью и мутящимися от боли глазами. Зубастая пасть его раскрылась, как банка тушенки, и язык беспомощно лежал на земле дополняя впечатление.
- Туше! - сказал старик и приблизился, словно бы для того чтобы лучше разглядеть противника, но дело было не в этом. Это было рискованно, но Тимофеич знал, что делает. Подобная рискованная игра тоже грела его кровь. Он хотел дать умирающему зверю хотя бы крохотный2 шанс, иначе было не интересно. И он угадал: тварь выстрелила в него своей уродливой башкой, размером с небольшой автомобиль, резко выпрямив шею, и хлопнув зубищами, наибольшие из которых достигали 35 см. Тимофеич успел отпрыгнуть, и ощутил некоторую приятность от того что сердце, уже немолодое и видавшее всякие виды, забилось чаще хоть на несколько ударов в минуту. А все-таки в этом наверное самом привычном человеку, привычном до такой степени, что мы его не замечаем, звуке биения сердца, есть что-то до такой степени необычное что его нельзя отнести ни к чему из того что окружает наш в тех недолгих днях жизни, что нам отведены. Этот звук можно было бы назвать магическим, волшебным, но он вне магии и волшбы, ибо сердце бьется и у посвященного и у простеца, отмеряя его время. Тимофеич был сильнее и ловчее любого молодого атлета, но вот сердце... в этом стуке сердца он в последнее время стал слышать некие примеси - эхо старости и смерти. И это было досадно, но всего досаднее была прощальная отстраненная холодность, отчетливо слышимая в звуках производимых его сердцем. Нет он не собирался умирать, эта холодность выражалась в том, что он некоторым образом утратил вкус к жизни.