Старенькая мать Хока плакала. Известие принесенное одноглазым Кхайку, будто бы выпустило из нее всю кровь и все дыхание. Мокрых слез не было видно на ее белой морде, а может их не было и она плакала воздушными слезами. Так иногда бывает. Бросив работу, она тяжело опустилась на поваленное дерево у входа в ллхамму (хижина из энергетически уплотненной хвои), и обессиленно склонила голову на усталые лапы. Подросток Хики, младшенький, смотрел как дрожат ее плечи и чувствовал такую боль, словно тринхи длинными когтями пронзил ему грудную клетку и разорвал сердце. Старшего брата он любил, (Хок был добрый и справедливый - приносил еду и не кусался), и гордился им, потому что не каждому охотнику выпадает честь держать на плечах Белую гору. Хок был лучший. Но Хики сейчас не чувствовал его мертвым, хотя Кхайку так сказал. А Кхайку всегда говорит правду. Только правда эта была какая-то кривая - он сказал что Хока сожрали лунные духи-мертвецы. Потому и тела нет. Вот чушь. И сам-то Кхайку вел себя не как обычно, - мялся и кряхтел. А сердце у Хики разрывалось за мать, не мог он смотреть как она плачет... Он хотел уйти, убежать в лес. А вместо этого обнял мать, прижался лбом к ее шее, и стал покачивать маму вперед-назад. Детишек это вроде бы всегда успокаивало, - смутно помнил Хики, ведь она и сама качала его так, вот этими ласковыми, сильными лапами...
- Ма, не плачь, это не правда, не правда все...
Мать оторвала его от себя и жадно посмотрела ему в глаза, отчаянно желая поверить несмышленышу:
- Почему , Хики? Почему ты так сказал?
- Так ведь лунных духов не бывает! Как же они его сожрут? - уверенно проговорил он.
И мать обняла его так что стало трудно дышать, и на него , на шею, закапало что-то горячее. Она заплакала теперь водяными слезами... Кажется, мама ему все-таки не поверила...
Ночью он дождался, пока мать заснет, и выскользнул из хижины -ллхаммы. Крадучись он прошел вдоль ряда темных спящих ллхамм. Синие огни в них уже погасли. Охотники поселения, намаявшись за день, уже спали со своими семьями. Только от Гостевого Дома еще доносился шум, хриплое пение бродячих (в этой глуши своих не было) музыкантов, заунывная мелодия читрангхи и только там еще зазывно помигивало сияние камха-локх - лампады-клетки со светящимися жуками. Хики откинул в сторону круглую дверь таверны, каждую секунду ожидая что сейчас его схватит за хохолок охранник, спросит какой черной тени он делает здесь вообще, и в частности какой черной тени он делает здесь без взрослых, и выкинет его к этой самой черной тени на свежий воздух. Однако охранника Ханкха (Хики был слишком мал чтобы быть завсегдатаем Гостевого Дома, да и денег у них не было какие к тени Гостевые Дома, но... деревня... все друг друга знают) не было на месте. Возможно, он отправился на кухню перекусить, или вышел на задний двор полюбезничать с официанткой, теткой Винхи. Работы у нее сейчас было немного, судя по обилию пустых столиков в зале. Да и вышибала мог позволить себе отдохнуть - те столики что были заняты - были заняты тихими храйдами. На возвышении возле раздачи сидели трое музыкантов и с важным видом дудели в читрангхи - раковины трилобитов и аммонитов. Четвертый из них пел сидя, и, вихляясь всем телом, изображал из себя чуть ли не поющего-оэрадху. Хики прошел по залу, запнулся о чей-то пьяный хвост и грохнулся бы на пол, если бы его не подхватила за плечо чья-то крепкая лапа. Увидев уже у самого носа гладкий пол, залитый твердой хвоей, он завис в воздухе и поднял глаза на своего спасителя. Глаза его встретились с единственным глазом Кхайку (другой глаз старого служаки имперской почты был давно им утерян при героических обстоятельствах , конечно же в схватке с черными). Старик подтянул паренька к себе и усадил рядом обняв за плечи.
- На, держи, сынок, поешь, - он поставил перед Хики свою миску из створки раковины крупного моллюска (сами понимаете откуда дорогая посуда из мутху в такой глуши) с мясом, но миску с грибами оставил при себе. Ну , понятно, грибы... Миска была наполовину пуста. И по состоянию Кхайку это было заметно. В своей жизни Хики повидал таких грибников, в частности, и поэтому его жизнь нельзя было назвать слишком уж хорошей. Хики молчал, исподлобья глядя на курьера. Тот, выставив мальцу угощение, казалось, перестал обращать на него внимание, и самозабвенно ковырялся в поредевших зубах здоровенной зубочисткой.
Хики не заставил себя долго упрашивать, до участия в Общей охоте его еще не допускали, а доля , положенная им с матерью на служащего брата, оказалась невелика. Староста говорил, что Общая охота не задалась, каждый раз когда мать приходила на раздачу, и лапой-хозяйкой отмерял ей огрызки с костями. Ну не голодать же, им приходилось жрать всякую мелочовку и гадость - и змей и крупных лягушек и компсогнатов-падальщиков, да и пузатых серебристых рыбок из реки. Но по хорошему мясцу Хики стосковался. Когда тарелка опустела он вспомнил зачем пришел сюда и поднял глаза на гостеприимного почтаря. Кхайку внимательно, холодно разглядывал его. Это он вид сделал, что по задние зубы ушел в грибы, - понял Хики, - а сам смеялся надо мной, пока я набивал себе брюхо, как жадный тупой дармаху, ну, конечно, у него служба, а я - нищая деревенщина, дикарь... Хики хотел сразу уйти, но, тень ему на три хвоста, нельзя было уходить. Надо терпеть. От унижения он закрыл глаза, и сжал зубы до скрипа.
- Ну-ну, - негромко сказал старик, - что ты, малец, зуб сломаешь, будешь как я, щербатый. Ты что надумал?
- Всем смешно , что я не охотник, - сквозь зубы протянул Хики. - Ты меня тоже за дерьмо держишь, дед.
- Дерьмо я бы за стол к себе не пригласил, - примирительно проговорил Кхайку. - Я знаю, Вам сейчас с матерью трудно. Да что ж тут смеяться? Я и сам был в твоей шкуре, ручеек...
От того, что старик употребил это ласковое семейное слово, каким называли маленьких детей отцы и матери, Хики засмеялся. Дальше разговор склеился сам собой , как икринка с икринкой.
- Я знаю, чего ты тут бродишь, - сказал Кхайку, и помахал Винхи, чтоб несла еще мяса. Хики молчаливо одобрил это: известно, настоящий храйд никогда не обожрется, мясо лишним не бывает. - Правильно бродишь, с твоим братом все не так просто...
При этих словах Хики вскочил и с грохотом врезался головой в низкий потолок, нависавший над столом.
- Да тихо ты! - старик испуганно оглянулся по сторонам, но музыканты продолжали самозабвенно трубить и петь, а нескольких странников происшествие не заинтересовало, на то и странники - видали виды. Один и вовсе дремал. Винхи, которая могла бы обеспокоиться целостью потолка, не было на месте - ушла в кладовую.
- Ничего, не больно, - беззаботно сказал Хики, - моей башкой деревья валить можно. - Старик проигнорировал его похвальбу.
- Послушай, малыш, - озабоченно-ласково сказал он, - возьми себя в лапы, стань незаметной сухой иголкой. Мне хвост вырвут, если кто узнает про наш разговор. Ты слушай и не дергайся. Я бы и не говорил тебе, - но ты же будешь везде ходить и болтать, что брат живой. Тогда тоже пропадешь.
Хики широко раскрыл глаза и рот. Кхайку наоборот сощурился.
- Никаких вопросов. Я скажу то, что скажу и ни слова больше.
Хики покрепче уперся локтями в стол и преданно уставился на почтальона (говори, говори...).
- За мной должок. Глаза у меня нет, а если б не твой братец, не было бы и второго. Я бы тогда не почту разносил, а гнил бы где-нибудь в овраге. Я слабый старик , а жить все равно хочется. Знаешь, я с тех пор, каждое утро радуюсь, что живу. Ну вот, я пришел к начальнику как обычно, за вестями. А у него был другой начальник, чужой. Ясно что начальник - морда большая. Мой сказал, что Хок ушел на Луну. Мне плохо стало. Вышел я от него и прилег отдохнуть, пока темнота не отступит. И слышал как начальники между собой говорили, - всего не услышал, но было слово: воины тумана. Знаешь, что это? Может быть Хок и жив. Может быть, понял?
Хики знал, что такое воины тумана. Это самые ловкие , быстрые и сильные. Они всегда там, откуда враг не ждет. Хок с завистью говорил о них. И вот, значит, Хок среди них. У Хики голова закружилась от таких вестей.
- Ты молчи только, не говори никому, а то знаешь, хвост... - Кхайку посмотрел на свой хвост. - И тебе вырвут, увидишь... Молчи, понял? Ручеек... - старик засмеялся.
Винхи принесла мясо. Это было хорошее мясо. Но Хики есть перехотелось. Он встал.
- Я пойду, ладно? Буду молчать, ага. Тебе спасибо, Кхайку. Ты... - он хотел сказать что-то еще, простой благодарности в этом случае казалось было мало. Но нужных слов он не нашел, и махнув лапой, вышел. На выходе Кхаммх-охранник странно посмотрел на него,( мол, какой тени ты тут хвостом метешь?), но приставать не стал, в конце концов, Хики выходил, а не заходил...
Побродив по спящей деревне, Хики собрался с духом, решительно подошел к плетеной из длинных стеблей молодого папоротника сетке, и заглянул за ее край. Внизу не было видно ни зги. Огромные деревья, к стволам которых, на двадцатиметровой высоте, прилепились плетеные круглые домики и ветхие, истертые лапами многих поколений, дорожки, покачивались под легким ночным ветром, таинственно шептались и поскрипывали. Мать все равно не поверит. Но он и сам хотел знать наверняка, да или нет. Увидеть брата. Живого или мертвого. Мать будет плакать. Но он вернется. И потом все равно , через год он уйдет от нее к наставнику, и вернется потом не скоро. Она должна понять.
Хики перемахнул через плетень и лег на высоту грудью , раскинув руки-крылья. Было темно, но местность он знал как свои три пальца, долетев до ближнего дерева, он оттолкнулся от него всеми четырьмя лапами и перелетел к следующему. Затем повторил маневр. Путь предстоял неблизкий, да и вообще Хики слабо представлял себе , куда он направляется, но он, случайно, конечно же, случайно, знал два слова - Красная скала. Красная скала - там лагерь воинов тумана. Об этом, наглотавшись грибов, болтали два гонца, остановившихся на ночь у них в деревне. Они-то думали - никто не слышит. Забрались на самую верхотуру - на кроны, да только Хики всегда любил забраться повыше, полеты над крышей леса имели для него самостоятельную ценность, а вовсе не были только средством добыть пропитание. Хотя пропитание , конечно, тоже... ценность. Особенно, когда бурчит в брюхе. Мать ругала его за эти походы в небо, так что, услышав снизу приближающиеся голоса, он затаился за стволом дерева. И слышал их разговор. Возможно, никакой Красной скалы вообще нет, возможно эти "грибные" воины вообще бессовестно врали друг другу. Что ж, Хики предстояло проверить это. Он только увидит брата и вернется... Впрочем, если на пути его ждут приключения и слава, он не будет слишком уж избегать их...
***
Полутемное, испятнанное разноцветными бликами фонариков, вытянутое нутро ночного клуба, напоминало гигантский, ратянутый обжорством желудок чудовища, и только ли метафорой было это напоминание? Такой клуб, разумется мог быть только столичным, ни в какой провинции, даже и в Питере, такого замечательного клуба нипочем быть не могло. Мигало освещение и , казалось, что по стенам, дополняя сходство с желудком, пробегают волнообразные перистальтические сокращения. За элегантным маленьким столиком сидел молодой мужчина, не уступающий столику в элегантности. Это был Адвокат, он же Сенатор, он Человек в белом, он же региональный комиссар Корпорации "Палеотексинс" , он же Александер, он же Александр, он же Сашенька, как его ласково называла весьма милая особа, занимавшая место за тем же столиком, виз-а-ви. Особа эта была такова, какие заставляют Ваших друзей, видящих Вас в компании подобной, с невольным уважением думать о Вас - а у паршивца есть вкус, но что она в нем нашла? Это если Вы мужчина. Если же Вы - женщина, и Вы таковы, то я просто молча склоняюсь перед Вами, и Вы, черт возьми, достойны такого поклонения, потому что Вы, черт возьми, милы... Эта милая девушка слушала то, что Сашенька шептал ей на ушко и на лице ее чередовались настолько емкие, богатые обертонами, выражения, что выразить их словами было абсолютно невозможно, так играет луч солнечного света в волнующейся листве. Заинтересованность, удивление, робкая надежда, легкое недоверие, осторожная радость.
- И ты самый главный, Сашенька? Туз? Или король? - спрашивает она чуть ли не с восхищением , но в этом восхищении есть доля иронии и легкого вызова, и не важно, что он ей рассказывает... а он рассказывает ей все что рассказывают мужчины женщинам в таких случаях, и она слушает его, а ее руки сложены на коленях и пальцы переплетены домиком. И это означает уверенность. И это означает что ей нравится этот человек.
...скорее козырный ферзь, - говорит он, ненадолго задумавшись, и продолжает свою речь, - ... перспективы... - говорит он, - глобальные программы... мощнейший инструмент влияния...
- О! Инструмент? - переспрашивает она, и человек, готовый убивать и убивающий время от времени за глобальные программы и перспективы, краснеет... и улыбается... А она озорно смеется и тут же прикрывает губки ладонью и шлепает себя по губам и этот милый жест сглаживает неловкость и они смеются вместе и улыбаются друг другу...Их лица сближаются и когда он теряет фокус и черты ее лица расплываются, тогда в ее глазах появляется акулье выражение... Девушка характерным жестом наклоняет голову, - так акула переворачивается на спину перед тем, как перекусить жертву пополам, смотрите, смотрите, сейчас она его... Но тут, как водится, некстати зазвонил телефон...
Слушая короткое сообщение, Сашенька наструнился, иначе не скажешь, - все его ладное худощавое тело изобразило готовность к действию, к большой интересной работе, нервы и мускулатура радостно взвыли в предвкушении некоего занятия, дела, которое, очевидно, не оставляло молодого человека равнодушным к себе, глаза его горели, и даже маленькая жилка на сухой сильной шее билась в такт какому-то большому деловому ритму. Девушка с ироничной улыбкой наблюдала за ним. (Мужчины!) Уже готовый было рвануться с места, положив на стол несколько крупных купюр, он внезапно был возвращен ею из поля будущих событий в ее персональное поле. Маленькая нежная рука легла на его плечо и под ее малым весом он остался на кресле и никуда не пошел. Это было похоже на то, как космический объект, не набравший первую космическую скорость, не может стать космическим объектом - земля своим тяготением не отпускает его.
- Что случилось , милый? - ласково спросила она.
Он развернулся к ней всем телом, так что она почувствовала сухой жар его тела, жар, в который отливалось сейчас стремление действовать. Но ее власть, женская власть, была велика. С минуту он боролся с собой, пытаясь отделаться формальными извинениями и оставить ее. Потом она победила - мужчина расслабился и улыбнулся, оставшись на месте.
Теперь он испытующе, даже с некоторым страхом, как смотрит парашютист на стремительно, уж через чур стремительно, приближающуюся землю, смотрел на нее.
- Тебе нужно идти? - с пониманием в голосе спросила она, - что-то очень важное, да?
Он с грустной лаской протянул руку к ее лицу, -
- Послушай , это не займет много времени, день-два, и мы снова встретимся. Просто сейчас... то , что сейчас происходит, очень важно для меня... - бросив на нее быстрый взгляд, он поправился, - для нас...
- Разве я не понимаю? - она была по-настоящему, совершенно искренне доброжелательна, - Ты ведь у меня визирь...
- В каком смысле? - Сашенька мигнул, - почему визирь?
- Ах, прости, - она смутилась, - я перепутала, просто слово ферзь это искаженное арабское "визирь", а я представила себе, молодой визирь... - она томительно-сладко поцеловала его в губы, - летит на зов своего султана...
- И что же?.. - он прищурился, глядя на нее, она была хороша, каждая линия ее тела и лица звала и манила, но нетерпеливая дрожь уже колотила его.
- Я просто подумала, что визири иногда и сами становятся султанами...
- Это не обязательно, мне просто нравится моя работа, понимаешь, она значительна сама по себе...
Она закрыла ему рот ладонью, горячо зашептала на ухо, -
- Так иди, делай свою работу... Я жду тебя, всегда жду...
Он обнял ее, вжался в нее всем телом, впился в ее губы, упоительные сладостные, растворяясь в ней , как и раньше, как бывало снова и снова... Ему не надоедало...
С усилием отрываясь, отворачиваясь от нее, разрывая эту могучую связь, он решительно сделал шаг к выходу...
-Подожди, Саша!
Он резко обернулся, уже готовый взорваться раздражением от нестерпимого щекочущего ощущения опоздания где-то в солнечном сплетении.
- Возьми меня с собой!..
- Но...
- А я в машине посижу! Ну, Саш, возьми, а? Заодно расскажешь мне что там у вас приключилось? Я , Саш, знаешь как динозавров люблю!
***
... Это , конечно, смотря чего вы хотите... Если повеселиться это одно дело, а если напиться совсем другое, а если просто забить пустоту в душе бесполезным, но тяжелым шумом и сигаретным дымом, это третье, а если насчет девченок интересуетесь, тогда это четвертое дело. Сейчас так много развелось кафушек, это очень приятно бывает иногда, но когда едешь где-нибудь в провинции и видишь черные и страшные руины заброшенных советских заводов, чувствуешь в животе неприятную пустоту , как при невесомости, когда , например, Ваша машина подскакивает на бугре, и Вы вспоминаете , если Вы любитель русской классики - Салтыкова-Щедрина, - "...ан у Богатыря гадюки туловище вплоть до самой шеи отъели. Спи, Богатырь, спи"! А если вы любитель голливудского проката, то , может быть вспоминаете сцены драк и перестрелок, которые так сочно снимают почему-то именно в пустых зданиях заводов, иногда даже работающих. А если Вы не вспоминаете ни то , ни другое, то , возможно, Вы сохранили детское восприятие мира и тогда у вас возникает видение елочного шара, яркого и блестящего снаружи, но черного, пустого и страшного внутри, если Вы об этом подумаете. Но мы отвлеклись! Так вот кафе!.. Если Вам надо поговорить , душевно пообщаться, то лучше "Ливерпуля", а это на Ленинградском, возле гостиницы Аэрофлота, вам не найти. Помещение Ливерпуля напоминает пещеру. Оно располагается в цоколе, там широкий зал, и слева длиннющая барная стойка, а справа - вдоль стены идут чередком небольшие уютные круглые пещерки-кабинки, с круглым же входом. В этих милых странных кабинетиках, напоминающих то ли жилища хоббитов, то ли жилище еще кого..., очень удобно затвориться от шума, от люда, стекающегося сюда, также затвориться ото всех остальных. Здесь удобно передавать наркоту, заключать сомнительные сделки, с уклонением от налогов, назначать тайные встречи интимного и криминального свойства. Ливерпуль - арт-рок кафе, здесь нет, гремящей , дырявящей голову музыки, нет, это кумирня битлов, здесь в центре зала стоит небольшой бронзовый памятник великой четверке, в натуральный рост, и всегда, всегда звучит старые песни того времени, полного несбывшихся невнятных надежд.
В круглой комнатке сидел Панин и его офицеры. Все они были в штатском, носить которое умели. Офицеров было трое. Панин курил сигареты (одну за другой) в достаточно оригинальной манере - в перерывах между затяжками, он ставил сигарету фильтром на стол, стоймя. Сигарета дымила, пускала волнистые струйки дыма, заставлявшие сослуживцев Панина время от времени поглядывать на нее. Ливерпуль не был их выездной штаб-квартирой, было несколько мест для экстренного сбора , иногда и здесь собирались. Панин, широкоплечий коренастый шатен средних лет, выглядел издерганым и невыспавшимся, его лицо было серым и мятым, но трезвые глаза глядели ясно.
- Где Сидорцов? - спросил он в пространство, ни к кому особо не обращаясь, сосредоточенно разглядывая сигарету, дымящуюся в пальцах.
- Отец или сын? - озабоченно переспросил офицер, имевший основания считать , что вопрос может касаться его.
Панин поставил сигарету фильтром на стол и медленно поднял глаза.
- И мать... - саркастически сказал он. - Хоть одного дай мне сюда... Хотя, мужики, то что их нету обоих, мне кажется особенно паршивым... - он отхлебнул простывшего зеленого чаю, - звякни-ка профессору, Сергей Дмитричу, наверняка ведь адмирал у него, ну ясно, за сына переживает...
Офицер приложил мобильник к уху, послушал гудки и развел руками, - тоже не берет.
- Это уже ни к черту, - Панин помрачнел. - Дежурному позвони! - он раздражился, - ты что сам не знаешь? Я все должен подсказывать что делать?
Офицер бесцветно улыбнулся.
- Товарищ полковник...
Панин махнул рукой, - А , ладно, знаю, не даю рта раскрыть? А ты руками все делай! А не ртом!
Офицер судорожно схватился за телефон, но позвонить не успел, трубка запиликала в кармане у Панина. Вынув аппаратик и держа его двумя пальцами большой руки, он удивленно посмотрел на дисплей. -
Дежурный. - удивился Панин, - долго жить будет! Слушаюполковникпанин... - привычной ленивой скороговоркой пробормотал он в телефон. Трубка сердито и тревожно залаяла в ответ, по крайней мере, так могло бы показаться постороннему наблюдателю. Лицо Панина стало быстро меняться. Сначала от него отлила кровь, затем как цунами, кровь прилила к коже с удвоенной силой, придавая лицу удушливый цвет вареной свеклы.
- Что там? - спокойно, почти равнодушно спросил один из офицеров, одетый в теплую джинсовую куртку, которую он не стал снимать в кафе - там было прохладно. И не дождавшись от Панина , глаза которого становились страшными, ответа, настойчиво спросил:
- Что на базе?
Панин подхватил сигарету , стоящую на торце у края стола, глубоко затянулся и поставил ее на место, оступающее от края стола ровно на два сантиметра.
- Убиты? Что значит убиты? Кем убиты? - он помолчал вдавливая трубку в ухо, - Послушайте , майор, - сказал он затем почти ласково, - я понимаю, столько лет тыхэ життя было, как хохлы говорят, но вы же военный человек, давайте поспокойнее докладывать и поподробнее. Майор на базе, видимо, успокоился, потому что дальше Панин слушал его не перебивая, а только кивая головой. Глаза его при этом смотрели будто бы в какое-то предположительно далекое место, и по взгляду можно было заключить что в этом месте обитает смерть, опасность, и прочие неприятности. По мере разговора, по взгляду Панина становилось понятно самое паршивое: что это место не так далеко, как казалось сначала.
Наконец, наслушавшись от майора гадостей, Панин нажал кнопку отбоя и швырнул трубку на стол, с отвращением и даже некоторым притупленным страхом, как дохлую гадюку.
- Ну что, - сказал он офицерам, - жили - не тужили. Нет адмирала. И профессора нет.
- Что было? - спросил офицер , который и раньше задавал вопросы. Остальные напряженно смотрели на Панина.
- Кто-то застрелил старика... И Володю, который был в это время в лаборатории. Камеры в коридоре ничего не показали. На территорию базы никто не входил , никто не выходил. В лаборатории мы записи не ведем. Инженер сунулся в лабораторию - увидел трупы. Потом в него выстрелили, он убежал и поднял тревогу. Кто стрелял не видел. Вошли внутрь - никого, только Сергеич и Володя. Мертвые. Володю, он видно сразу кончил, гад этот... как более опасного... А Сергееич еще успел схватить "Водопад Лонны", да стрельнуть не успел... Так и лежал с ним. Да и еще... Сейф открыт и пустой... - Панин перекрестился, - Царствие небесное!..
Офицеры склонили головы. Посидели молча. Офицер в джинсовой куртке поднял голову и посмотрел на макушку Панина.
- Нужно звонить Аспиду.
- Да ну его к х... - ответил Панин не подымая головы, - чего ему звонить? Всю он мне душу вымотал, жаба черная. И еще эта кликуха поганая - Кытху, тьфу!..
- Да как же, Пал Григорич, - терпеливо сказал офицер в джинсовой куртке, - ведь что мы имеем? Кто-то знает о базе. Этого мало? Этот кто-то умеет пересекать охраняемый периметр незамеченным. Ну если и этого мало... У нас тяжелые потери, Пал Григорич, я понимаю что Сидорцов ваш друг, но и без этого... И самое главное - они забрали циркуль. Мы не знаем что это такое, и на кой хрен он нужен тем и другим, но для Аспида это приоритет номер один.
- Тебе не приходило в голову , Юра, - сказал Панин, закуривая следующую сигарету, - что этот циркуль только для отвлечения внимания? Ты что, веришь во все эти басни про артефакты? Эти крысоловы только и делают что всем нам глаза отводят. Ну и друг другу тоже... А периметр... Что ж периметр... У нас тоже умельцы есть... Тут скорее крот порылся...
- Не в том дело, Пал Григорич, - ответил Юра, - я вот что думаю, циркуль этот давно ищут... ну, те кто в курсе... но раньше-то никому не приходило в голову заявиться к нам с обыском и стрельбой? А тут нате... Что-то изменилось, а? Может, началось?
- Да что началось? - Панин досадливо поморщился.
- Война началась, Пал Григорич, - тихо сказал Юра. - Я очень боюсь, что не ошибся. Пока не поздно, позвоните Аспиду...
- Маньяк ты Юрка, параноик... Хотя у нас тут и нужны параноики. Он окликнул пробегающую мимо кабинета официантку.
И веско, словно перебрасывая с руки на руку большой кусок олова, бросил офицеру Юре в джинсовой куртке.
- Есть информация. Не ссы, Юрик, войны не будет. Не сейчас. Сейчас это на х... никому не нужно, - и как будто оправдываясь, продолжал, - ты пойми, я бы не против ему сказать, ведь союзники, но ведь придется и про поход Сидорцова -младшего рассказывать. И как это будет? Он же нам жопы пооткусывает. Ты видел какие у него зубы? Да и приказ у меня, пока Сидорцов не вернется, Аспида не трогать. Нельзя, нельзя. Мы так с тобой сделаем: мы сейчас сами попробуем покопать. Ну а уж в крайнем случае...
Принесли водочку и офицеры выпили, не чокаясь, в молчании.
...Юля, так звали девушку Саши-Адвоката, действительно осталась в машине, пока ее суженый (она уже решила, а его мнение по этому поводу ее не интересовало) , легкими стремительными шагами взлетел по лестнице, уводящей в стеклянную глотку здания именуемого отелем "Британия". Перекинув великолепную золотую косу на другое плечо, она тут же выключила приемник, любезно оставленный для нее Сашенькой на популярной волне. Она не нуждалась в развлечении , в отличие от большинства девушек ее возраста, она прекрасно чувствовала себя в одиночестве. Наедине с мыслями. Мысли у нее были хоть и приятные , однако же довольно странные, причем с самого детства: то она воображала себя королевой , властительницей всего мира, причем ее подданные просто плакали от счастья, заполучив такую замечательную правительницу - мудрую, добрую, и самое главное талантливую, прирожденного руководителя. То ей грезилось, что она сделалась вдруг волшебницей, и пределов ее власти не стало вообще, теперь она управляла не только людьми, но и рыбами птицами, зверьми и минералами. И все были счастливы. Все процветали. Самая , однако причудливая греза ее была такая: Юля - начальник штаба, о это было наслаждение, которого не понять никогда и никому из женщин - чистая власть, свободная от самолюбования, профита и почестей, пьянящий, сжигающий мозг напиток стратегии. Многие женщины властолюбивы, но они, как правило любят себя во власти, и всегда ищут пределов своей власти. Но Юля любила власть в себе, чистую и абстрактную, власть ради власти. Естественно, она не делилась своими фантазиями с окружающими, как бы близко к ней они не подбирались. У нее и самой-то ушло немалое времени с момента когда она осознала особенность своего мышления , и до момента, когда научилась не считать себя извращенкой.
Этот мальчик, этот ее молодой визирь, этот Сашенька, которого привела к ней в мягкие пушистые лапки сама судьба , кажется был ее великой удачей, поэтому она не задавала себе вопрос как , собственно, она к нему относится. Он был ее ключом к счастью, ступенькой ее трона, ее дорогой к власти над самим временем. Здесь было и королевство, и волшебство и высота, о какой она и не мечтала, в самых своих космических фантазиях. Поэтому, кой черт тут спрашивать себя? Она будет относиться к нему так , как это будет нужно. Ну а сейчас , пока у нее есть несколько минут, она привычно чувствовала время, как часто бывало с ней в важные моменты, нужно правильно выбрать тактику. Сейчас в начальный момент их отношений, и ее вступления в его мир, столь для нее вожделенный, это очень важно - правильно выбрать тактику. И она выбрала: замереть, затаиться в высокой траве, жить как обычно, смотреть что будет, не пропустить удачу. Она сидела в машине , медленно дыша, и ядерные огни плясали у нее в глазах. Если бы Саша увидел ее глаза в этот момент, эту дикую пляску абсолютно одинокой души за пределами рационального восприятия... Нет , он бы не покинул ее в ту же минуту, но в течении недели нашел бы благовидный предлог для исчезновения с горизонта. Она была безумнее его и знала это. Поэтому он никогда не увидит ее глаз, когда она думает о власти. Так думала Юля.
Саша , тем временем , сидел в зале "Пальмы". Кроме него за длинным столом сидели еще несколько комиссаров. Место Тимофеича за длинным столом было не занято.
- Где этот... - подумал было Саша, - но не смог подобрать старику должный эпитет и оставил мысль умирать от скуки в ноосфере этого пошлого зала. Саша не любил Тимофеича за его борщеватость. Но ему нравилось, как старый ..., - Саша опять затруднился, обращается с директором, этим, как он сам говорил, - шпрехштрах... а , короче, клоуном... И как только этакий петрушка попал на самый почти верх? Ах да, - вспомнил Саша,- его же отправили... он направился... за этим... артефактом... Интересно, - они что, действительно верят в силу этой штуки? Вероятно , это имеет значение для наших зверушек... Ну , как знамена, что ли... Они, вообще, на взгляд Саши, несколько старомодны, эти так называемые храйды... Поющие... Поющие в терновнике... шипящие в шиповнике, - Саша улыбнулся, вполуха слушая рутинное вступление Клоуна(Шпрехшталмейстера), - сидящие в крыжовнике, - последний образ направил его мысли в другую несколько сторону, напомнив ему историю Братца Кролика и Братца Лиса - О, это бессмертное : хоть в огонь , хоть , в воду , только не в колючие кусты...
В это время в голосе Клоуна появились новые , необычные интонации и Саша, отбросив посторонние мысли, собрался: неужели сейчас действительно что-то будет? Что-то , что изменит его положение неумного наемного убийцы по совместительству с мальчиком на побегушках. Во-первых Клоун гнобил его непосредственно, ревниво следя , чтобы никто все успехи записывались за ним, а все неудачи (хотя какие в этой богадельне могли быть неудачи и успехи)оответственно за подчиненными. А во-вторых, о какой карьере, о каком становлении можно говорить в этой , как уже говорилось , богадельне? До недавнего времени, с тех пор , как их, нескольких парней, работавших в спецкомитете, за большие деньги перекупили в частную лавочку - Корпорацию. Так сказать по совместительству. Двойной игрой или коррупцией Саша это не считал. Просто жизнь. Ничего личного - бизнес. Двери Спецкомитета открывались в совершенно другой мир, с другими законами. При чем тут уголовный кодекс. Поймают - грохнут. Да и черт бы с ним. Все равно жить не дают. Зарплата у Саши была хоть и больше среднего, но, так, - на полвдоха. А с деньгами корпорации он мог дышать полной грудью. Вот так, - хочешь лойяльности - плати деньгами, а не байками. Больше года они занимались здесь ерундой - отчитывались о своей работе в спецкомитете, собирали фактики, прослушивали информации, выполняли мелкие поручения директора. Настоящей работы не было. Впрочем в спецкомитете, тоже не было работы - после лихорадочной деятельности начала двухтысячных наступил полный штиль, и Саша, да и многие другие , опасались что их в конце концов вытурят и оттуда и оттуда - по сокращению штатов. И расстреляют - кто кого успеет, два раза-то не расстреливают. Что-то переменилось, и Клоун появился с блестящими сталью глазками, и голос его зазвучал отрывисто и напористо, а раньше он растягивал по-сибаритски. Впрочем , все равно остался ослом как и был. Просто стал ослом , косящим под крокодила. Но кажется начиналось какое-то движение - а значит возможен был шанс сделать карьеру. Выдвинуться. И верно, вскоре он получил это интересное задание - отловить палеонтолога, провести ракетную атаку на его научную песочницу, потом организовывал поиск и ловлю. Это черт возьми было азартно, это было задорно, это был глоток свежего воздуха. И Сашу хвалили, и награждали за грамотные действия. И все понимали, даже Клоун, что не его вина. Спецкомитет влез. Что сделаешь? Военные. Пришлось передать дело Старику. Старик считался специалистом по смежникам, - по Спецкомитету. Теперь у него неприятности. Выкрутится. Старик, по мнению Саши, был скользким как маринованный масленок. Потом Саша попал на ту сторону. Это оказалось совсем не сложно. Это была сказка. Слишком много крови , правда, но... Что же делать? Не его вина. Он не специалист. У него нет знаний , нет навыков, кроме одного - контролировать специалистов. Он только задавал вопросы. Он только следил, чтобы все было правильно. Своих рук он не марал. Он был смотрящим, супервизором, контролером. Коронером при исполнении казни, если хотите. Люди, при смерти которых он присутствовал, должны были понимать на что идут, когда вербовались. Ему и самому было противно, и жалко этого мальчишку-дурака, и американцев, пошедших на бойню, как покорное стадо. А что он должен был сделать? Уйти с работы и сдохнуть с голоду? Никто из этих людей не оценил бы такой благородный проступок , и не дал бы ему хоть доллар. Мир жесток, это аксиома.
Саша вытянул шею, чтобы лучше видеть и слышать обожаемого осла-руководителя, потому что тот начал выдавать нечто совершенно необычное.
- Джентльмены, - разбитной дробью посыпал Клоун, - мы стоим на пороге колоссальных перемен, которые, - он выпил воды из стакашка, - которые выдвинут Корпорацию на самый верх, на верх верхов. Ну-ка, кто здесь читал Волкова?
- Я читал, - сказал Саша. Остальные молчали. При всем своем ослизме, Босс иногда бывал и крокодилом, и чего от него ожидать тогда не знал никто.
- Ну и скажи мне, - босс прищурился, - сколько книг написал Волков?
- Шесть. - невозмутимо ответил Саша. Как бы он ни ценил эту синекуру, показывать это кому-либо, - и в первую очередь Боссу (он же Осел, он же Клоун) не входило в его планы. Саша держался независимо.
- Верно. - Босс приятно заулыбался. - Можешь назвать все?
Саша слабо улыбнулся , - мол что здесь такого для интеллигентного человека?
- Похвально, похвально, - Босс улыбнулся в ответ (Саша знал , что покупаться на улыбки этого человека не стоило - коварен он патологически, до идиотизма). - впрочем , не надо, довольно "Волшебника Изумрудного города", надеюсь все читали? Очень, очень поучительно, джентльмены. Так вот , пользуясь аналогиями этой замечательной книги, мы с вами джентльмены , становимся великими и ужасными. Причем, заметьте, в отличие от Гудвина, нам не нужно для этого прибегать к пиару. - Он сделал паузу, но бывалые комиссары, прошедшие суровую школу жизни, воздержались от вопросов. Не дождавшись их реакции (она могла быть только положительной, по разумению Саши, но зачем же идти на поводу мелочных тактик этого подонка - шпрехшталмейстера?), босс продолжал:
- Во-первых, мы сливаемся с Трити.
- Так мы же и так входим в Трити? - спросил туповатый генерал , всегда обычно конспектировавший любое слово Осла, высунув от усердия кончик языка.
- Да, мы входили в Трити - международную ассоциацию палеонтологов. - Саша улыбнулся. Это невинное слово "палеонтолог" , этот скромный эвфемизм, скрывал за собой такие глубины... За последний год он привык себя чувствовать в нектором смысле палеонтологом. В некотором... В переносном смысле...- мы входили в Трити, а теперь мы и есть Трити.
- И что он паузу тянет, актер мне...- подумал Саша, - Реакции он не дождется. Ну и что нам Трити? Какая разница? Большая международная организация, преследующая в общении с обитателями мезозоя свои непонятные цели, ничем кроме денежности не примечательная.
- И во-вторых, - национальные комитеты упраздняются, мы становимся российским отделением Трити.
Саша почувствовал что встает, встает независимо от своей воли. Неужели, наконец-то, - он ждал, надеялся, но не верил, что такой момент придет. Что можно будет остаться при хороших деньгах, но без топора над головой, и с широчайшими перспективами.
- А кто их упраздняет? - поинтересовался с места тупой (возможно не такой уж тупой) генерал. - Вы не боитесь, что они сами вас упразднят? На счет раз?
Босс снисходительно усмехнулся.
- У нас в России есть проблемы. И дураки и дороги, это все так . но есть еще одна проблема - язык, уж очень он великий и могучий. Сколько веков прошло с момента контакта, а у нас до сих пор нет адекватного термина для обозначения наших друзей - храйды, это их слово, звать их охотниками, если честно нет охоты, а остальные русские слова по этому поводу, скорее ругательства. То ли дело американцы, - мгновенная реакция и появляются словечки, ничего не значащтие но короткие и удобные - черных храйдов они именуют - бонками, бонкиз, от блэк хантер, а белых - уонками, от уайт хантер. Так вот решение об упразднении национальных комитетов принято правлением Трити при поддержке уонков. Наши друзья, я имею в виду руководство ТРити и уонков, - полагают что кризис поставил перед нами слишком масштабные задачи. В рамках национальных проектов их не решить. Поэтому все организации по контакту сливаются с Трити. Международное управление принесет нам оперативный простор - и открываются такие возможности, от которых просто захватывает дух... К примеру, мы сможем инвестировать в...
- Босс, - окликнул его снова генерал, - и Клоун одарил генерала тяжелым взглядом. Сразу как-то стало ясно что генерал не вписывается в рамки того нового, счастливого мира, который возникнет на базе международного управления. - я думаю всем здесь интересно, кто конкретно пойдет в комитет ноль, сказать его работникам, что они уволены?
- Вы и пойдете, джентльмены! - промурлыкал босс, поигрывая золотой заколкой гастука, - Вы и пойдете...
- Но, - не унимался генерал, - я хочу сказать, что они могут очень сильно обидеться на наши слова.
- В таком случае, - терпеливо, как ребенку объяснил Босс, - Вы должны опередить их и обидеться раньше. Вы поняли? Очень сильно обидеться, смертельно...
Босс обвел их орлиным взором. Ясно было, что для него не проблема потерять не то что половину, а даже и весь состав сотрудников. Незаменимых нет, не так ли? Черную зарплату погибших эта сволочь прикарманит с легкой душой и превеликим удовольствием.
- Но... Посылать нас против профессиональных военных... Довольно не рационально... - вступил в разговор хмырь из новеньких, кажется интендант, поддержав генерала. - Вы же знаете, они там в тир ходят два раза в неделю, а мы... - и он горестно уставился на свой живот, за которым ему наверняка не видны были носки туфель. Мы что не можем нанять профессионалов?
- Видите ли, голубцы мои, - босс нервно потер маленькие, ухоженные ручки, - наши друзья считают что мы должны сделать это лично. Отнеситесь к этому как к ритуалу. Оснований для страхов нет, лебеди мои, - дело вот в чем, нам про это спели, надеюсь вам не надо объяснять , что это значит? А если вы не доработаете, не волнуйтесь, важен не результат , важно участие. Потом за вами подчистят.
Босс обвел взглядом ряды своих "воинов", большей частью лысых и обрюзгших домашних волков, давно забывших вкус свежей крови и решил , что все же нелишним будет напомнить своей гвардии "что это значит". Ребенок может одолеть батальон мотострелков, если так споют наши уонки. А вы ведь не дети, да и против вас не батальон. Зажравшиеся свиньи, привычные к безопасности.
- Это так босс, - сказал генерал, - но ведь за них будут петь черные, эти, как их, бонки, да?
- И вот опять неверно, рад вам сообщить джентльмены, что бонки слили национальные комитеты. По крайней мере на время. Они устранились от событий.
- Опять? Но почему? - генерал заметно удивился, отбросив маску тупости.
- Ну уж это не предмет нашей беседы. Политика, голубцы, политика. Биржа. Уолл-стрит, понимаете ли. Сторговалис-с. И вот еще скажу Вам для бодрости, парочка наших конкурентов уже уволена, это небезызвестный вам адмирал Сидорцов и шарлатан, выдающий себя за ученого, так называемый профессор Саговников. И все прошло как по маслу, представьте. А потом наш сотрудник, - Босс кивнул на пустующее место Тимофеича - отправил настоящий взвод морской пехоты в тамошние ...беня, - он мотнул головой обозначивая, очевидно, направление мезозоя. И даже не вспотел.
- И где он сам? - раздались мрачные испуганные голоса.
- В командировке.
- Ну-ну, - недоверчиво подумал Саша, - кто там знает , что они поют? А вот стравить нас всех чтобы зараз от всех избавиться , это даже динозавром быть не надо, это наш клоун и сам бы придумал... Саша не задумался зачем надо динозаврам или тому Клоуну, всех стравливать и избавляться. НЕ успел над этим задуматься.
Клоун указал на него и сказал: А вот Александр ничего не боится и вот вам наглядный пример,
- Вот, смотрите, понимающий человек по доброй воле идет выполнять поставленные задачи. Сядь, Саша, сядь.
Саша с ужасом убедился, что до сих пор стоит, это именно и позволило Клоуну, счесть его добровольцем. Он открыл рот, желая что-то сказать. Закрыл. И сел на место. Все было не так. Как мечталось. Мечталось что отряды компетентных высокооплачиваемых профессионалов сделают грязную работу. И где эти отряды? А его, его и всех их, эффективных, в общем-то менеджеров, во что хотят превратить? В мясников или в мясо?
Дальше все вышло быстро до оторопи. Босс дал каждому задание и велел ехать немедленно и делать дело. И Саша поехал. Он хотел решительно сказать нет, он хотел послать к бую все это дурацкое начинание , вознесшееся мощно , но без имени. Но вместо этого обреченно, загипнотизированно, встал и пошел. В голове его метались странные слова "ойрих матху цахру". Он не знал что это , но странная тягучая мелодия , которая сопровождала слова , не позволяла ему задумываться. Она колыхала его на тяжелых, густых, как сироп, волнах, слова свивались в серые веревки , которые тянулись через мозг и пронизывали собой все пространство и время перед Сашей. В переплетении этих веревок Саша не видел ничего сложного в порученном ему задании. Пойти-ойраху-найти-матху-убить-цахру. Он сел в машину, и улыбнулся Юле.
- Ты долго - сказала она.
- Я долго, - подтвердил он и снова улыбнулся. - Сейчас поедем работать.
- Тебе музыку включить? - спросила она.
Он искренне удивился:
-Зачем? Ты разве не слышишь музыку?
- Какую музыку? - Юля прислушалась, но тщетно.
Саша неопределенно повел рукой в воздухе, -
- Тут все время где-то музыка играет... Такая... хорошая, но... необычная... Ты правда не слышишь?
Юля взяла себя в руки , стараясь не показать беспокойства. Ее внимание привлекли люди, выходящие из подъезда гостиницы и рассаживающиеся в автомобили, - они шли, необычно покачиваясь. Также как только что шел к машине Саша. Она приписала это его усталости. А это они значит здесь вот чем занимаются. Ну-ну. Это было немного не то, на что она рассчитывала, и злоупотребление галлюциногенами прекрасно объясняло все эти россказни Сашеньки про динозавров и мировое господство. Какой же надо быть дурой, как надо увязнуть в своих мечтах, чтобы во все это поверить... Ладно... Она решила все же посмотреть , как он работает. Все же порш Кайен говорил за себя. Всю дорогу Юля молчала и безучастно смотрела в окно (внутренне она рвала и метала), несмотря на все попытки Саши , возбужденного и необыкновенно веселого (волшебный порошок, да?), рассмешить ее, предоставив этому наркоше гадать о причинах резкой смены ее настроения. Похоже было впрочем, что ему это неинтересно. Ну что же еще минус ему(Боже, какая глупость, какие минусы когда все кончено!). Музыку она услышала , когда машина остановилась.
В детсвте ей очень нравилась тахинная халва. Она продавалась в консервных банках и имела вид смятых, перепутанных волокон, веревок, которые во рту были сперва тугими и тянущимися, а потом таяли, распространяя во рту чудную сладость. Нечто в этом роде представляла собой и эта музыка, - она тянулась где-то в душе, и, она покачивала и уносила на своих волнах, и сладко было повиноваться ей. Но сначала музыка звучала слабо и Юля, с радостным предчувствием счастья стала вертеть головой, совершенно не помня , что только что считала музыку галлюцинацией Саши, отыскивая источник, но источника не было, музыка истекала, казалось, из самого пространства. Зато она увидела где они находятся - узнала место. Это был район гастронома Николаевского , вот и подвальчик Ливерпуль был виден.
Саша открыл бардачок и потащил оттуда большой пистолет.
Юля молча наблюдала за ним расширенными глазами, пока он не сунул пистолет за пояс и не открыл дверцу машины. Она схватила его за плечо,
-Эй, ты что? Ты куда?
Он обернулся и она увидела его лицо - улыбающееся, но какое-то отсутствующее.
- Солнышко, посиди еще немного, я скоро...
- Что скоро?! - Юля крепко ухватила его за рукав, и попыталась удержать , ее пальцы соскользнули, - с равным успехом она могла бы попытаться остановить тепловоз. Она вскрикнула и отдернула руку - ах, черт, сломала ноготь!!! Юля с ненавистью посмотрела на ноготь. А этот сукин сын снова улыбнулся как во сне и ровной походкой направился ко входу в кабак. Она заглянула в бардачок - там лежал магазин к пистолету. Идиот! Он что, с незаряженным пошел?.. - промелькнула у нее в голове нелепая мысль...
Юля покусала губу, не зная что делать - то ли бежать за этим незадачливым киллером и отдать ему магазин, то ли звать милицию, то ли выскочить из машины и ехать домой на метро, и постараться забыть и надеяться что не напомнят. Но тут музыка стала громче, словно Юля оказалась сидящей посреди маленького оркестра, и она, заулыбалась и сразу поняла, что надо делать...
Саша вошел в кафе с улыбкой и пистолетом , бестолково болтающимся в правой руке на уровне солнечного сплетения. Сказать точно от чего шарахнулись швейцар с гардеробщиком - от улыбки или от пистолета, было сложно. Охранник встал с места, но Саша почти не глядя сунул ему в нос стволом пистолета и тот сел на место, зажимая ладонями окровавленное лицо. Саша быстро нашел кабинетик в котором заседал Панин с товарищами и встал против него. Все четверо, бывших там людей посмотрели на него. Саша навел на них пистолет и начал впустую клацать спусковой скобой. Пистолет отчего-то стрелять не стал. Крепкий человек встал из-за стола и схватил Сашу за руку. Саша не отличался особой силой, и когда здоровяк сдавил его запястье, пистолет, брякнув, упал на пол. Человек подтолкнул его ногой и пистолет отлетел на несколько метров и исчез из поля зрения Саши. Затем крепкий человек, из тех, кого Саша собирался убить, сильно ударил Сашу в лицо, так что хрустнули шейные позвонки и Саша упал, вернее взлетел (он бы не смог так прыгнуть, если б даже захотел) и грохнулся на плиточный пол, ударившись плечом и лицом. Он перекатился на спину. Здоровяк наступил ему на руку и спросил :
- Ты чей, мальчик?
- Вы уволены , - сказал Саша, и сплюнул кровью, через угол рта, на пол.
-Кем уволены? -спросил здоровяк. -В каком смысле?
Саша засмеялся, и , сам не зная, почему сказал:
-Ваша песенка спета.
Тут засмеялся здоровяк.
- Спета, говоришь? Кем спета наша песенка?
-Вы знаете... - прохрипел Саша, сглатывая слюну и чувствуя во рту вкус крови.
Посышались шаги и остальные трое офицеров подошли поближе. Панин склонился над Сашей. Брови его удивленно поднялись.
-Погоди-ка, а я его кажется знаю!..
Отчетливый цокот женских каблучков по плиточному полу возник где-то вдалеке и приблизился к Сашиной голове. Саша скосил глаза и увидел носки туфель. Эти туфли были ему знакомы. Он посмотрел вверх и увидел Юлю. Юля улыбалась. Все смотрели теперь на нее, она полностью овладела вниманием аудитории. Юле не привыкать было к мужскому вниманию.
- Это ваше? - спросила она, обращаясь к здоровяку. Двумя пальцами за уголок, как дохлую рыбу, она держала пистолет, а в другой (это не бросалось в глаза) - магазин.
- Он же не заряжен? - опасливо спросила она, и, вдруг, перехватив пистолет поудобнее, с лязгом загнала магазин в рукоять, - забыли зарядить, наверное! - и девушка безошибочно дернула затвор. Флажок предохранителя , увлекаемый инерцией движения затворной рамы, после ее остановки, поднялся в положение , позволяющее ведение огня.
- А... - сказал Панин и поднял руку. Здоровяк мгновенно сунул руку за пазуху. Лицо Юли мгновенно изменилось. Солнечная улыбка исчезла. Теперь это была скорее маска личинки стрекозы, преследующей жертву. Саша закрыл глаза и в наступившей темноте слышал выстрелы. Тугой грохот: Бам, бам, бам... И звон гильз, падающих на пол...
Потом он оказался на ногах. Как?.. Он не помнил. Его шатало. Просто кровь текла к нему, густая темная лужа, и он встал, не желая лежать в этой луже. В воздухе пахло кровью и пороховыми газами. Он отобрал у Юли пистолет, который она беспомощно пошатываясь, нянчила в тонких музыкальных пальцах, и , пренебрегая возможно оставшимися отпечатками, швырнул его на пол, откуда пистолет и начал свое кровавое восхождение. Он взял ее под руку, и опираясь друг на друга, они выбрались на свет по бесконечной лестнице. В мозгу пульсировала мысль: все, пи...ц, обратно хода нету. Какого хода, куда обратно, - Саша не знал. Юля истерически подхихикивала. Терпеть это было можно. Музыка не то что исчезла, она звучала, и голоса выводившие причудливые созвучия, подымались и стихали, но где-то на периферии сознания, не привлекая внимания. Они стояли у входа, и отдышавшись, прочистив дыхательные пути свежим воздухом, Саша увидел что, все те несколько человек , прохожих, находившихся в поле его зрения смотрят вверх. Он механически поднял голову: в небе разворачивались, колыхались, зловеще перемигивались тяжелые яркие гобелены северного сияния. Во всяком случае эта штука была похожа на северное сияние, когда-то виденное им. Было что-то отвратительное и угрожающее в том как лениво по-змеиному свивались и развивались эти разноцветные полотнища.
Юля дернула его за полу куртки.
- Поехали отсюда!..
-Да погоди... - он все никак не мог оторваться от созерцания небес, полыхающих... гневом? Отвращением? Смертью? Возмездием? Это было страшно , но и прекрасно тоже...
Другие зрители, стоявшие рядом небольшими группками, переговаривались вполголоса.
- Конец света, - донеслось до Саши. Его передернуло. Тут только он осознал , что давно уже слышит , но не обращал раньше внимания, вкрапленные в городской шум редкие далекие выстрелы , спорадически рассыпающиеся то тут , то там. Невдалеке за домами, послышалась сирена.
- Поехали, - Саша увлек Юлю за собой. Они сели в машину. Он запустил двигатель и только тут задумался: есть ли теперь куда ехать?