В час сиесты, лёжа на постели, я читал Книгу Сновидений Франсиско Иссидора Асеведо. Когда я дошёл до главы Сон Колриджа, меня сморила дрёма, как раз около того места, где говорится о том, как Колридж уснул, читая в записках у пилигрима Семюэля Перчеса про дворец Кубла Хана. Мне снился я. Очевидно, мне было лет четырнадцать- пятнадцать, во сне это особо не поймёшь. Дело происходило в школе. Я замыслил и совершил зловещее преступление: собрал на переменке свой портфель и сбежал с урока литературы. Затейливым путём, по лабиринту школьных коридоров, не встретив Минотавра с телом лошади, я выбрался во двор и перелез через каменную Великую Китайскую Стену, отделявшую наш школьный двор от остального мира. Мир встретил меня сиянием апрельского солнца, щебетанием птиц и волшебной пустотой улиц. Я волен был идти, куда заблагорассудится. Лёгкость сладкой свободы проходила сквозь меня как живительное течение океана, что щедро орошает жабры кислородом, наполняет китовые усы планктоном и оплодотворяет кораллы секретом. Томас Дилан простил бы меня за эти строки:
Особенно когда апрельский день
Мне тёплым ветром спутает вихры!
И сквозь огонь иду в лучах кривых,
И крабом по земле крадётся тень...
Свидетельствую: всё было именно так! Из-за домов высились горы. Одинокий орёл парил над ними. Может быть, это был Агамемнон. Не знаю. Мне до него не было никакого дела. Я вышел к фонтану. Изо ртов бородатых дедов-гномов струились кристальные потоки. Рядом стояла прекрасная девушка. Серебряные монетки её монисто звенели как цимбалы. Она поманила меня за собой и ступила в воды фонтана. Я, не раздумывая, шагнул следом. Мы провалились в прозрачную глубину и погрузились на самое дно. Зыбкие тени окружали нас. Это были Ихтиокентавры, Фаститокалоны, Кракены, Пожиратели Теней, Тигровые Рыбы и прочие обитатели подвалов и кунсткамер литературного подсознания. Они не внушали страха потому, что всё внимание переполнилось диким ужасом, который исходил сверху, от странного белого солнца, вибрировавшего, как медуза на зыби, где-то невероятно далеко, за чудовищной толщей воды. Оно светило слишком слабо, чтобы развеять окружавших нас чудищ и слишком сильно, чтобы не опустить от него глаза. Идя по дну вслед за девушкой, я видел у себя под ногами четыре свои тени, расходившиеся крестом. Тени девушки вращались как свастика. Вскоре дно пошло вверх и это было своевременно, ибо я начал задыхаться. Поднявшись над поверхностью воды, я увидел перед собой каменное лицо бородатого деда. Оно заслоняло собой половину неба. Ниагара низвергалась из уст его. Мы вошли в пещеру, зиявшую в горе рядом с каменным гигантом. Я ожидал, помня о тварях, кишащих в воде, что во тьме пещеры на нас бросятся Бальдандерсы и Амфисбены. Но тьма была пустынна и тиха. Девушка, не оглядываясь, шла вперёд. Её волосы светились фосфорически. Впереди забрезжил свет величиной с игольное ушко. Это был другой выход из пещеры. Мы вышли на каменный уступ, и девушка молча указала вниз на долину. Я увидел необыкновенной красы и архитектуры дворец. Казалось, он висел в воздухе, ибо основание холма, на котором он был воздвигнут, укрывал плотный туман. Огромные изумруды на башнях дворца медленно вращались. Окна сверкали горным хрусталём. Непонятные существа с белыми крыльями летали вокруг дворца. Девушка знаком дала понять, что теперь я один должен последовать к дворцу. Уступ отвесно нависал над долиной, и не было никакого пути для того, чтобы идти дальше. Девушка улыбнулась и подтолкнула меня в спину. Я полетел вниз, ощущая, как за спиной разворачиваются огромные белые крылья. Когда я взмыл вверх и готов был уже лететь к дворцу, заиграл мобильный телефон. Я проснулся. Перед самым моим носом горела картинка вызова на дисплее телефона - рассвет над Машуком, сфотографированный Пёмом. Это был звонок от мамы. Надо было идти к ним, помочь по дому. Таким образом, зловещий дворец Кубла Хана остался в вечности сна. Без меня. И, признаться, я как-то не особенно из-за этого расстроился.